Когда зацветает сирень

Даже издалека вижу, как она строит глазки и, о чём-то воркуя, протягивает Марку бутылку с водой. А этот… Громов… благодарит блондинку улыбкой Чеширского Кота, снова откидывая тёмные пряди со лба назад одним движением ладони.

Куда-то в солнечное сплетение мне бьёт что-то очень острое и горячее. И так ощутимо, что мои щёки мигом вспыхивают. Тряхнув головой, отворачиваюсь и продолжаю делать плавные наклоны. Только глаза уже не отвожу от шнуровки на своих кроссовках.

– Мы бежим через три человека, – пыхтит возле меня Настя, активно делая растяжку.

– Угу, – мычу ей в ответ и выпрямляюсь.

«Не смотри на поле! Не смотри!» – стучит в моей голове.

Вняв разумной просьбе внутреннего голоса, я вообще отворачиваюсь от бегающих футболистов. И, чтобы не мешать Насте, собираюсь отойти назад. Но успеваю сделать лишь один шаг…

В меня врезается что-то огромное и в прямом смысле валит с ног. Я лечу к земле так быстро, что даже не подстраховываю себя руками. Тело за секунду пронзает боль, заставляя глаза зажмуриться, а лёгкие сжаться и путать вдох с выдохом.

Преодолевая жгучее покалывание в левой руке, я распахиваю глаза, когда слышу отборный мат. Рядом со мной, уже встав на ноги, отряхивается незнакомый мне лысый парень в яркой форме какого-то футбольного клуба. Смахнув пыльный след с шорт, он бросает на меня испепеляющий взгляд:

– Ты чё, овца? Куда зад свой двигаешь?

И, пока подбежавшие к нам Настя и ещё парочка одногруппниц помогают мне подняться, я молчу, ошалело хлопая глазами. Вернувшись в вертикальное положение, несколько секунд нахожусь в шоковом ступоре, не зная, что ответить. Пока до меня не доплывает: видимо, мы столкнулись с этим лысым на одной беговой дорожке.

– Извини, видимо, я тебя не заметила, – тихо лепечу, а боль в левой руке всё нарастает

Бросив на неё взгляд, я морщусь от вида множества кровоточащих ссадин, рассыпавшихся от тыльной стороны ладони и до предплечья. На глаза уже неосознанно наворачиваются слёзы. Чёрт! Больно-то как!

– Не заметила, – мерзко передразнивает парень. – Глаза разуть забыла?

Крепко приобняв меня за талию, Настя смело и громко выпаливает:

– А ты сам куда смотрел, когда бежал?

Но у меня нет сил и желания устраивать какие-либо разборки на виду у всех, поэтому, прижав расцарапанную руку к телу, просто спокойно говорю:

– Послушай, я ведь извинилась. Я правда тебя не видела.

– Мне сказать, куда засунуть эти извинения? Или показать? – лицо лысого искажает нездоровый оскал.

– Мне покажи, – знакомый до мурашек стальной бас врывается в наш разговор.

Я вздрагиваю, на секунду снова забыв, как дышать, а ладонь Насти сильнее вдавливается в мою поясницу. Да и вообще все наблюдающие за нами выжидающе замирают. Только не это лысое хамло, из-за спины которого скалой выплывает Марк. Он лишь ещё сильнее кривит лицо и оборачивается.

– Тебя забыли спросить.

Громов смеряет его ответным взглядом, достойным пустого места, а потом встречается глазами и со мной. В тёмных радужках тут же вспыхивает тревога, стоит ему заметить мои ссадины на руке.

– Лика, что случилось? – натянуто интересуется он, сводя широкие брови к переносице.

Проглотив волну нервного трепета, я несмело подаю голос:

– Марк, всё нормально. Просто…

– Просто конопатая корова по сторонам не смотрит, – выплёвывает мой лысый знакомый.

– Эй! За языком следи, – Марк хватает его за ворот футболки, а свой низкий голос переводит на угрожающий рык.

– Охренел? – Дёрнувшись от рук Громова, парень приосанивается и становится практически вплотную к нему.

И Марк делает то же самое: расправляет плечи и вскидывает подбородок, пугающе сверкая глазами.

Вид двух расхорохорившихся парней примерно одной физической формы и комплекции, застывших в весьма ощутимом напряжении друг напротив друга, быстро приводит меня в чувство. О нет. Только бы без драк! Мигом забыв о ноющих ссадинах, освобождаюсь от рук Насти и делаю уверенный шаг вперёд:

– Ма-арк… – осторожно начинаю я.

Но меня никто и не думает слушать. По лицам обоих уже пляшут желваки.

– Эта рыжая овца – твоя тёлка, что ли, что ты впрягаешься?

– Её зовут Лика. Так что будь добр, извинись за оскорбления.

– Да мне глубоко фиолетово, – шипит лысый. – Я вас обоих могу послать по трём буквам.

– Ну давай. Рискни, – с вызывающей усмешкой цедит Марк.

– Пошёл на…

Но парень договорить не успевает.

И в эту секунду мне кажется, что весь стадион задержал дыхание и замер, наблюдая, как кулак Марка с размаху впечатывается в челюсть его лысого собеседника.

Глава 8

Лика

– Громов, ты издеваешься надо мной? – кулак ректора с размаху приземляется на стол, а стоящие на нём какие-то железные кубки и статуэтки подпрыгивают с жалобным звоном.

И я подпрыгиваю одновременно с ними. Да. Мы опять в кабинете у Павла Петровича. Стоим перед его столом по стойке смирно. И да… опять вдвоём.

Я как непосредственный свидетель драки, а Марк – как активный участник. Третьего экземпляра потасовки привлечь сюда не удалось. Парень оказался вообще не из нашего университета. Но это никак не помешало Марку хорошенько отрихтовать его лицо. Правда, Громову тоже досталось. Тот лысый придурок оказался не робкого десятка.

Украдкой бросаю взгляд на своего защитника, который, сунув руки в карманы спортивных шорт, стоит, монументально расправив плечи, и смотрит куда-то поверх головы ректора. Выразительная линия скул на лице Марка подчёркнута не только внутренним напряжением, но и парочкой ссадин. Да и без того чувственно крупные губы теперь немного оттюнингованы лёгкой припухлостью.

От одного вида такого серьёзного и хмурого Марка с боевыми ранениями у меня тянет под рёбрами. Я не ожидала… Он возник там как чёрт из табакерки. Я искренне думала: Громову всё, что связано со мной, уже неинтересно.

Но слишком много энтузиазма было в чётких ударах Марка по лицу противника. И настолько много, что его и того придурка с трудом разняли два накачанных физрука.

– Громов, да когда же ты уже выпустишься отсюда, а? – продолжает ректор, с отчаянием повышая голос. – Ты можешь не быть главным героем всех криминальных новостей нашего универа? Ты – корень всех проблем! То цветочный рынок разводишь, то пожарная сигнализация срабатывает, потому что кое-кто курит в мужском туалете…

– Я не курю. И не пью. ЗОЖ, Павел Петрович. Слышали о таком? – хмыкает Марк, с раздражением закатывая глаза.

Я вовсю маякую взглядом Громову, чтобы он был как-то повежливее и без намёка на дерзость. Неизвестно, чем теперь закончится его выходка на стадионе. Но Марк лишь расслабленно подмигивает мне, типа: «Ваще не парься, детка».

Ага, ну конечно. Не волнуйся. На лбу у ректора уже проступает испарина, а щёки пугающе краснеют.

– А кулаками размахивать где ни попадя – это тоже ЗОЖ?

– Вообще-то, Марк заступился за меня, – осторожно встреваю я в разговор.

Делаю небольшой шаг вправо и слегка прикрываю Громова от гневного взора ректора. И это получается как-то само собой… бессознательно.

– Лика, не лезь, – шепчет за моей спиной Марк. И мы стоим так близко, что его строгий выдох расстилается мурашками в моих волосах. – Молчи.

А меня уже распирает от переполняющих эмоций. И от этого даже стирается ощущение боли в расцарапанной руке. Смело смотрю на ректора, вскинув подбородок:

– Тот придурок был готов и на меня броситься, хотя я извинилась за свою невнимательность. А в ответ посыпались оскорбления и…

Но Павел Петрович заставляет замолчать одним взмахом руки, возмущённо уставившись на Марка позади меня.

– Нет, ты посмотри, Громов, какой у тебя здесь адвокат нарисовался. Ну чудо просто!

– Ещё какое чудо, – легко подтверждает Марк. – Рыжее чудо, – добавляет он так тихо, что мне едва удаётся расслышать это.

И по тёплой интонации его голоса даже затылком ощущаю, что в этот момент он улыбается. А через секунду кровь в моих венах заполняет жар. Пальцы Марка касаются моего запястья и выводят незамысловатый узор на внутренней стороне ладони. Так бережно и мягко… Всего лишь мимолётное прикосновение тёплых мужских пальцев, а меня уже здесь нет. Я падаю куда-то в жерло вулкана.

Хочется обернуться, но делаю лишь осторожный, едва заметный поворот головы к плечу. Но и этого достаточно, чтобы краем зрения заметить, что Марк гипнотизирует меня взглядом, приподняв уголки своих губ.

Мамочки, мне бы дополнительный глоток кислорода сейчас, потому что я где-то на грани обморока.

– Громов! – возглас ректора быстро возвращает в реальность.

Мы с Марком одновременно отшатываемся друг от друга, и я больше не чувствую горячих узоров на своей ладони.

– Совесть имей! – продолжает Павел Петрович, сотрясая воздух. – В гляделки он играет, Рэмбо. В общем, выговора в личное дело тебе не избежать. И отца оповестим. А ты, Соболевская, – он стреляет взглядом в меня, заставляя виновато опустить голову. Хотя я-то тут при чём? – Ещё раз будешь поймана с Громовым на какой-нибудь его выходке, и тебе выговор накатаем.

Я согласно и очень активно киваю, лишь бы поскорее покинуть этот кабинет. Одарив ещё парочкой угроз по поводу вызова на воспитательные комиссии и минусовки баллов из общего рейтинга, нас наконец-таки отпускают.

Выйдя из кабинета ректора, я и Марк почему-то застываем у его дверей. Сейчас самый разгар пары, и длинный коридор погружён в тишину. И мы оба зависаем в ней, стоя друг напротив друга.

Несколько секунд просто молчим, а между нами вьётся весьма ощутимое напряжение. Облизав губы, я робко поднимаю взгляд на Марка, встречаясь с той самой бездонной темнотой в его глазах. Во мне эмоций через край.

Даже не успев подумать, позволяю себе поддаться какому-то внутреннему, стихийному порыву. Сделав шаг к Марку, я осторожно обхватываю ладонями его лицо. И, поднявшись на носочки, просто мягко касаюсь губами его щеки, украшенной мелкими ссадинами, прошептав:

– Спасибо.

Аромат дорогого парфюма, смешанный с терпким запахом мужского тела бьёт в самый низ моего живота, рассыпаясь там электрическими разрядами. И только тогда до меня доходит: я, кажется, перегнула с эмоциональностью. Потому что чётко чувствую, как Марк ошарашенно выдыхает у моего лица:

– Да не за что.

Испугавшись своего же прорыва, отшатываюсь от Громова, подумывая, что неплохо бы сейчас провалиться куда-нибудь на этаж ниже. Моё сердце брыкается в груди, пока внутренний голос вопит, что я немного «ку-ку».

Нервно прочищаю горло и заправляю за уши распустившиеся пряди. Боже, как неловко.

– Вообще, конечно, ты не должен был… – начинаю мямлить я, чтобы не затягивать молчаливую паузу между нами.

– Должен. Это даже не обсуждается, – не задумавшись, чеканит Громов.

– Но у тебя теперь могут быть проблемы.

– У меня есть только одна проблема, – вздохнув, Марк проводит длинными пальцами по растрёпанным волосам, укладывая их ото лба назад. – Девушка, что не выходит из моей головы, устроила мне отворот-поворот.

Я едва не нарушаю тишину коридора предательским возгласом, что такого не было! Но вовремя прикусываю язык. И так уже отличилась со своими необдуманными порывами.

Не выхожу из его головы, значит? Отвожу взгляд от чёрных глаз, сделав вид, что схема пожарного выхода на противоположной стене за плечом Марка невероятно интересна.

– Так может, ты неправильно всё понял? – равнодушно бросаю я.

– То есть если я наберусь наглости и напишу сообщение, что заеду за ней завтра вечером и тем самым приглашу на свидание, то не буду послан?

– Попробуй, – пожимаю плечами, когда на языке вертится: «Уверена».

И я всё ещё «рассматриваю» план эвакуации с сердцем-юлой в груди, потому что готовлюсь к усмешке Громова на этот разыгранный мини-спектакль.

– Тогда я буду ждать от неё ответа, – но голос Марка непривычно серьёзен. – А ты, Лика, постарайся не нарваться больше на всяких уродов. Меня может не оказаться рядом в нужный момент. Договорились?

Всё-таки, опять повернувшись к Громову, вижу, что эта просьба не издёвка или шутка. Он смотрит на меня с открытым беспокойством. Что я могу ему ответить? Что я внезапно стала не против, чтобы Громов маячил где-то рядом? Да это уже и так сияет на моём лбу.

Я согласно киваю, растерянно хлопая ресницами. Не говоря больше и слова, Марк, испытывающе смотря на меня упор, прячет разбитые костяшки пальцев в карманах шорт. Сделав пару шагов спиной назад, он разворачивается и уже через несколько секунд исчезает за ближайшим поворотом коридора.

Стоит ли говорить, что, когда я спустилась к Насте, ждущей в холле с моими вещами, я первым делом ринулась искать в сумке телефон, пока на меня сыпался миллион вопросов о произошедшем? И глупая предательская улыбка прилипла к моим губам, когда я увидела на экране значок непрочитанного сообщения.

Номер с пятью восьмёрками: «Ничего не знаю. Завтра в шесть вечера заеду за тобой в общагу».

Глава 9

Марк

– Твою же…

Я шумно втягиваю воздух через зубы, когда прохладная вода касается ран на лице. Приходится терпеть противное жжение на коже, стиснув челюсть. Проведя мокрыми пальцами по волосам и зачесав их назад, выпрямляюсь над раковиной, встречаясь с собственным отражением в зеркале.

Да уж. Некритично, но уже прям красавчик с боевыми шрамами: небольшое рассечение над бровью, парочка ссадин на лице и немного ноет нижняя губа.

И пока под краном шумит вода, криво усмехаюсь самому себе. Интересно, мне найти со своими пацанами того конченого и добить где-нибудь в лесу или сказать ему спасибо?

Откуда эта тварь взялась на стадионе в тот момент, понятия не имею. Но тварь он однозначно. Девчонка была жутко напугана, а вот я получился крут. Хоть и не планировал красить себе лицо. На хрен оно мне надо было? Ради секса? Я и без этого имел отличный план. Лика всю пару глаз с меня не сводила, но тот тип… Смешал мне все карты, но в очень удачный расклад.

Я вообще не ввязываюсь в подобные потасовки, но эта рыжая… Чёрт! Что-то толкнуло. Грёбаная жалость? А как её не жалеть? Лика даже пахнет беззащитностью и невинностью.

Потерев щёку, одаренную её милейшим поцелуем, давлю улыбку своему отражению. А в груди теплеет. То-то же! Награда нашла своего героя. Только мало мне… Ма-ло. Хочу ещё. Хочу, чтобы она так жадно и смотрела на меня дальше, распахнув свои глаза-аквамарины, но уже подо мной.

Лику хочу. Торкает меня от неё, а сегодня прям до какого-то нетерпимого животного чувства в животе, когда увидел её беспомощно стоящую перед тем уродом.

И чего Поляк фыркает на рыжую? Не ему же разворачивать фантик у этой конфеты.

– И что ты в ней нашёл, Марк? – знакомый елейный голосок за спиной заставляет вздрогнуть.

Но поворачиваться не приходится. В отражении позади себя и так вижу знакомые черты. Тяжёлая россыпь смоляных волос, обрамляющих кукольное личико: идеальные чёрные брови, подведённые стрелками глаза и изумительно прокачанные алые губы. И, конечно, неизменно тяжёлый аромат дорогих «Гуччи».

Карина. Мы когда-то часто и долго любили друг друга голыми.

– И тебе привет, – хмыкаю я. Выключив воду, тянусь к автомату с бумажными полотенцами у зеркала. – Какими судьбами? Ты же вроде выпустилась в прошлом году?

– Предки заставили магистратуру покорять, – сдув невидимые пылинки с вызывающе красной футболки, Карина кривится и подпирает плечом белоснежный кафель. – Поляк сегодня тоже здесь. Пытаемся тебе дозвониться, и не алё. А потом узнаём вот новости… – она прожигает взглядом моё лицо.

Продолжая смотреть на Кару в зеркале, осторожно вытираю свой фейс салфетками:

– Собираешь информацию по сплетням?

– Да весь универ гудит, что сам Громов полез в драку. И за кого? – в глазах Карины мелькает что-то похожее на отвращение.

– За кого? – ехидно передразниваю её и, скомкав бумажное полотенце, бросаю в урну под раковиной.

Тишину маленькой мужской уборной для преподавателей оглушает цокот шпилек, а через секунду меня резко разворачивают, дёргая за плечо.

– Зачем тебе она? – напряжённое лицо Карины оказывается прямо перед моим.

Я невольно отмечаю, что с ней не надо наклонять голову и смотреть сверху вниз, как с Ликой, макушка которой едва достаёт мне до подбородка. А Кара плюс шпильки – и мы почти одного роста. И как-то это уже неприкольно…

– Кто? – решаю косить под дурачка, «удивлённо» приподняв брови.

– Рыжая. Марик, я видела тебя с ней сейчас в коридоре, – резко выплёвывает Кара.

И по её ядовитому тону понимаю: оу, кого-то ведёт от ревности. Но я просто пожимаю плечами, спокойно выдав:

– Хочу.

Тонкий длинный носик Карины недовольно дёргается, а дыхание открыто демонстрирует её нервозность. Всё, сейчас будет сцена, достойная Оскара! Карина это умеет, особенно когда забывает, что я никогда ей ничего не обещал.

Но неожиданно она затухает. Просто не отрываясь смотрит мне в глаза, а её ладонь с длинными ноготками осторожно ложится мне на грудь.

– Марк, я скучаю по тебе. Очень, – сдавленно шепчет Карина.

Я напрягаюсь. А вот это что-то новенькое. Где крики и вопли-то?

Изумлённо пялюсь на Кару, которая делает ещё один крохотный шажок ко мне. Видимо, заметив моё замешательство, она решает идти ва-банк.

– Я с ума весь год сходила. Ждала тебя, – её губы касаются моего подбородка и плавно опускаются к шее, оставляя на ней горячие следы поцелуев. – Ну что мне ещё сделать? Почему ты не можешь хотеть меня?

Чёрт… Сдержанно перевожу дыхание, потому что тело сдавливают тёплые спазмы, направляя всю кровь в самый низ моего живота.

Руки Карины плавно скользят по моим плечам, груди и медленно, но верно опускаются туда, где моё либидо кричит, что оно уже неделю без женских ласк. А это овердофига.

– Что? Прям в преподавательском туалете? – усмехаюсь я и провожу ладонью по изгибу бедра Кары, обтянутому плотной джинсой.

– А когда это тебя смущало? Ты же знаешь и, надеюсь, помнишь, что я могу? И дверь закрыта на щеколду.

Я не сдерживаю стон, когда её зубки слегка впиваются мне в шею с одновременным сжатием ловких пальчиков на моём самом чувствительно-впечатлительном месте. В крови бунтует одно-единственное желание. Затащить Карину в кабинку и опустить перед собой на колени. Потому что я знаю, чем хочу занять её накачанный гиалуронкой рот.

Но вот на щеке всё ещё горит поцелуй Лики… Чёрт! Нельзя! Самый лучший хищник – это голодный хищник. Через силу отстраняюсь от Карины, убирая её руки от себя. Да и своими стараюсь больше ни к чему не прикасаться. От греха подальше.

– Карина, стопэ, – грублю и делаю это намеренно.

– Марик… – в голосе Кары чуть ли не мольба, а в растерянном взгляде сквозит отчаяние.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Стоит ли сейчас отвлекаться на кого-то ещё, кроме Соболевской? И неожиданно понимаю, что тяжёлая вуаль духов Карины как-то… душит. Морщусь и выдыхаю её, распахнув глаза.

– Не Марик, Кара. Тебе я больше не Марик.

Натянуто улыбнувшись, оставляю Карину в гордом одиночестве посреди мужского туалета. А потом улыбаюсь уже победно и по-настоящему, когда достаю из кармана шорт телефон с ещё непрочитанным сообщением.

Рыжик: «Завтра в семь. Мне в шесть неудобно».

Глава 10

Лика

«Я тебя жду»

Прочитав сообщение, печатаю равнодушное: «Ок». А сама нервно поправляю поясок на своём платье. Быть порядочно опаздывающей на свидание девушкой у меня не вышло. Лёгкие локоны как-то без проблем собрались в небрежный хвост на одну сторону, а тёмно-зелёное платье миди очень быстро отгладилось и наделось. Готова я была ещё минут двадцать назад, поэтому всё это время топчусь в холле общежития под подозрительным взором консьержки бабы Нюры.

Кусая губы, бросаю взгляд на экран телефона.

19:03

Рано. Мне нужно ещё несколько минут для того, чтобы опоздать, хотя уже с трудом удаётся удерживать себя на месте.

Но в 19:06 моё нервное томление всё-таки подталкивает переступить порог общаги. Этот лёгкий трепет перерастает в нечто, что перебивает дыхание, когда на парковке замечаю чёрный внедорожник.

И Марка, вальяжно подпирающего его капот, широко расставив ноги и спрятав ладони в карманах чёрных джинсов. И эта серая футболка поло… Боже… Зачем она так идеально обтягивает крепкий торс и подчёркивает смуглую кожу с татуировками на руках?

Мне теперь куда деть этот скручивающийся тёплый узел в животе? Я и так весь прошлый вечер и сегодняшний день слишком часто ловила себя на этом ощущении. А после нашей очередной ночной переписки оно вообще отказывается покидать моё тело.

Заметив меня, Марк отрывается от машины и делает шаг навстречу. Мы останавливаемся друг напротив друга и замираем в какой-то неловкости. Словно оба мешкаем, решая, будет ли достаточно простого «привет»? Или можно позволить себе что-то ещё? Вежливое рукопожатие или даже невинный поцелуй в щёку, например?

Но Марк решает всё одной расслабленной улыбкой и горящим взглядом, пуская ими поток жарких мурашек:

– Привет. Ты шикарна.

– Спасибо, – с маковыми щеками улыбаюсь в ответ и сжимаю пальцами маленькую сумочку, болтающуюся у меня на плече. – Я не сильно опоздала?

– Нет, но времени до полных сумерек у нас не так много.

– Сумерек? – я озадаченно прищуриваюсь.

Марк, загадочно сверкнув глазами, уже галантно открывает мне пассажирскую дверь:

– Садись в машину, скоро всё узнаешь.

Не сводя взгляда с таинственного выражения лица Громова, я послушно усаживаюсь на переднее сиденье. Запах натуральной кожи и аромат парфюма Марка, витающие в салоне авто, – и моё сознание летит по виражам.

– Всё нормально? – сев в машину, Марк бросает на меня настороженный взгляд.

Уверенно киваю болванчиком, не забыв похлопать ресницами. Конечно, не нормально… Последние несколько дней я вообще не чувствую себя нормальной. Рассеянная и со странным пульсирующим чувством в груди.

– Отлично, тогда поехали. – Громов заводит машину и переключается на происходящее перед её капотом.

Но, как только его руки ложатся на руль, я напрягаюсь. Замечаю на его широких ладонях множество свежих ссадин. Костяшки длинных пальцев, сжимающих руль, просто усыпаны ими. Вчера этого не было. Я точно помню. Да и отметины на лице Громова уже практически не видны, но вот руки…

– Марк, а что это?

– Где? – отвлёкшись от дороги, он удивленно осматривается по сторонам, а потом поворачивается и ко мне.

Молча впиваюсь взглядом в его разбитые костяшки правой ладони.

– А. Это? – хмыкает Громов, перебрав пальцами по рулю. – Это торжество справедливости.

– В смысле? – Взволнованно выпрямляюсь на сиденье. – Ты опять с кем-то подрался?

– Да всё с тем же, – легко отмахивается этим ответом Марк.

Пару секунд задумчиво туплю, вникая в смысл сказанной фразы. А потом догадка бьёт меня по голове:

– Зачем, Марк?! – не сдерживаю негодование и испуг. – Тебе мало выговора и проблем?

– Лика, не кипишуй так.

– А если бы с тобой что-то случилось?! А если бы он…

Я причитаю без остановки, потому что в моей голове уже развернулся целый боевик. И это жутко.

– Ничего бы не случилось. Мы с пацанами нашли его и просто поговорили, – расслабленно смеётся Марк, откидываясь спиной на сиденье и продолжая следить за дорогой. – Но мне приятно, что ты переживаешь за меня.

Осуждающе смотрю на выточенный грубоватыми линиями профиль Громова.

– Ну и зачем ты это сделал?

– Затем, что никому не позволю тебя обидеть. Ясно, Рыжик? – заявляет он.

И это звучит так твёрдо и непоколебимо, что я мгновенно тушуюсь и прячу свой взгляд в колени. Рыжик. Вообще, я не люблю это прозвище, но тёплая хрипотца его голоса… Рыжик…

– Он хоть живой? – бурчу Марку, монотонно царапая ноготком ткань платья.

– Конечно, – фыркает Громов. – Просто пару раз придётся сходить к стоматологу.

– Не делай так больше. Всё можно решить словами.

– Лика, какая же ты у меня маленькая и наивная, – слышу в интонации Марка неприкрытую иронию.

Я тут же теряю интерес к своим коленям. Повернувшись к водителю, возмущенно восклицаю, ещё и инстинктивно притопнув ногой:

– Я не маленькая!

И ещё хочется добавить, что «и не у тебя», но почему-то легко проглатываю эту ремарку.

От моего возгласа улыбка, играющая на лице Марка, становится ещё шире.

– Не маленькая, – без ехидства передразнивает он и, повернув голову всего на секунду, игриво ведёт широкими бровями. – Посмотрим, насколько не маленькая окажется не трусихой. Мы почти приехали.

И только сейчас я наконец замечаю, что мы успели выехать куда-то в район промзоны. В сгущающихся сумерках за окнами машины с одной стороны виднеются огромные здания, очень смахивающие на какие-то склады, с другой – длинная ровная заасфальтированная полоса дороги.