Идеальное алиби

– Разберём вещи и пойдём, – решает он.

– Тебя ещё на работу нужно устроить, – добавляет миссис Элфорд.

– Не беспокойся, с этим я уж как-то сам, – заверяет Виктор без особого оптимизма.

– Не слышу в твоём голосе уверенности, – проницательно замечает женщина. – Что так?

– Тебе кажется, – врёт он. – Давай не тянуть, будем действовать оперативно.

– К чему спешка? – интересуется женщина, вопросительно глянув на сына. Она взбивает испорченные слишком агрессивной краской волосы и чешет скулу. – Мы как будто на самолёт, Господи, опаздываем. Но, к счастью, это не так. К счастью, конечно, к счастью, Господи… – бормочет она вдруг, отрешённо заметавшись взглядом по всем предметам в комнате.

– Иногда на тебя находит… – начинает Виктор, но тут же осекается, потому что толком понятия не имеет, что «находит» на его маму.

Он подходит ближе к ней и осторожно кладёт руку на худое плечо. Женщина выглядит зависшей, словно её поставили на паузу.

– Иногда на тебя находит что-то, – повторяет он. – Не хочешь сходить к врачу? Тебе пропишут таблетки, будешь их принимать. Тогда ты почувствуешь себя лучше, – вкрадчиво говорит Виктор, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более убедительно.

– Ты считаешь меня больной? – громко и гневно спрашивает женщина, резко подскочив и встав на ноги так быстро, насколько ей позволяли больные колени. – Как невежливо, Виктор, – отчитывает она сына. – Со своей родной матерью так разговариваешь, совести нет совсем, видит Бог.

– Я ничего такого и не сказал.

Он нервно пожимает плечами и засовывает руки в глубокие карманы джинсов, потёртых и немного дырявых на коленях. Джинсы испортились, когда Виктор упал со скейта. Об этом знал только он, так что все думали, что джинсы так и продавались в магазине – с потёртостями и дырками. Выглядели они до сих пор неплохо, так что Виктора всё устраивало. Ну, почти.

И если сначала идея прогуляться по родному городу после нервной поездки показалась ему ещё более-менее приемлемой, то ближе к моменту, когда нужно было выходить из дома, он бы отдал всё за то, чтобы никуда сегодня не идти.

Виктор подошёл ближе к своему преподавателю. Тот сидел в сквере на скамье, читал пыльную газету и курил. Когда он заметил Виктора, то выкинул окурок и впечатал его подошвой в землю.

Немолодой мужчина складывает газету вчетверо и убирает в сторону. Краешки тонкой бумаги дрожат из-за слабого ветра.

– Ну, здравствуй, Виктор, – тепло улыбается преподаватель, выдыхая сизый дым. – Какая приятная встреча. Не ожидал тебя здесь увидеть.

– Здравствуйте, мистер Хамфри, – приветливо отзывается Виктор, чуть склоняя голову в знак приветствия. Мужчина в ответ приподнимает свою шляпу. – Я тоже рад Вас видеть. Нечасто можно случайно встретить знакомые лица.

– Да ну, – фыркает мистер Хамфри. – Городок-то не такой уж большой, – произносит он, покашливая. – А ты присаживайся, родной мой, чего стоишь?

Мужчина похлопывает по месту рядом с собой на почти блестящей скамье. Казалось, что её только сегодня покрасили, настолько по-новому она выглядела. Виктор сначала даже побоялся садиться, но, приглядевшись, понял, что краска давно уж высохла.

Он садится возле бывшего преподавателя и застёгивает на себе худую куртку, больше смахивающую на ветровку.

– И нужно было нам тащиться в этот сырой сквер? – ворчит Виктор, пиная попадающиеся на дороге камушки.

Сквер отчего-то больше не радовал глаз. Откровенно говоря, не было желания гулять по нему и любоваться зеленью природы вокруг. Виктор не знал причины этому.

– Не ной, – почти приказывает ему мама. – Погуляем, потом пойдём. Мне нужна разгрузка.

– Ты говорила, что Лондон – твоя разгрузка.

– Пытаешься упрекнуть меня в этом? Я отдохну, а затем приступлю к работе. Ты словно желаешь выжить меня из дома – хочешь побольше проводить времени в своей комнате, но чтобы я тебя не отвлекала, да? Не получится.

– Я не об этом, – почти цедит Виктор. Он боковым зрением видит самого себя неподалёку, потом скашивает глаза, окончательно убедившись в том, что это правда он разговаривает сейчас на той скамье со своим собственным преподавателем. Парень берёт маму под локоть и ненавязчиво увлекает за собой. – Здесь машины рядом, предлагаю сменить локацию, – говорит уже тогда, когда сквер остаётся далеко позади.

– Как вообще жизнь после университета? Чувствуешь себя взрослым? – любопытствует мистер Хамфри, закидывая одну ногу на другую.

– Жизнь… – задумывается Виктор. – Ну, жизнь как жизнь. Ничего особенного. Чувствуется всё по-прежнему, ощущается практически как раньше. Скоро работу себе найду. А взрослым я чувствовал себя всегда. Никогда не считал себя ребёнком.

Мужчина приподнимает одну бровь.

– Никогда не считал себя ребёнком? – переспрашивает он. – Да ну!

– Сколько себя помню, у меня ни разу не было ощущения, что я малое дитя. Это почти во всём проявлялось.

– Весьма занимательно, – озвучивает свои мысли мистер Хамфри. – А с ребятами у тебя как? Поддерживаешь с ними отношения?

– У меня ни с кем не было особых отношений, – качает головой Виктор, откидываясь на спинку скамьи.

– А мне казалось, что у вас с Ханной что-то есть. Разве она не нравилась тебе? – скрипуче удивляется преподаватель.

– Нравилась, но, после того как обучение в университете закончилось, и мы с Ханной перестали видеться каждый день, я понял, что всё это было лишь мимолётной симпатией, – объяснил Виктор безо всякого смущения или стеснения. Элфорд просто знал, что он – последний человек, с которым разговаривает мистер Хамфри.

– И когда ты уже найдёшь себе девушку? – пробурчала миссис Элфорд. – Я хочу увидеть твою свадьбу, я хочу внуков. Лучше не внуков, а внучек. Вот, точно, внучек, – мечтательно произнесла она, шагая с сыном вдоль площади, уже далеко-далеко от сквера.

– Мама, ещё рано. Мне только двадцать три, – уклончиво ответил он.

– Целых двадцать три, Виктор, целых, а не «только»! – воскликнула она так, что все прохожие обернулись и смерили женщину неодобрительным взглядом.

– Всё ещё впереди.

– Ты хоть себе девочку присматриваешь? – интересуется она снова достаточно громким голосом, и Виктор из-за этого уже начинает чувствовать себя немного неудобно. Он ощущает на себе колкие взгляды окружающих людей, но старается делать вид, что ему всё равно.

– Мама, ты можешь говорить потише? Немножко потише, пожалуйста, – просит Виктор хриплым голосом. Он не знал, была ли хрипотца последствием намоченных в луже кроссовок… Или это просто курточка на нём была не по сезону.

– Ты мне указываешь? – возмущается миссис Элфорд, слегка отталкивая от себя сына. Голос, кстати, тише не стал. – Как ты смеешь указывать своей родной матери, женщине, которая тебя вырастила? Знала бы, что всё так будет, отправила бы тебя прямо из роддома в дом малютки.

Виктор понятия не имел, шутка это или нет, поскольку знал, что иногда его мама может говорить подобное всерьёз.

– Я не указываю, а прошу! – нелепо оправдывается он, чувствуя подступающее волнение, но голос не повышает.

– Жаль, что тебя нельзя поставить в угол, как это было раньше, – сетует она.

– Пройдёмся? – предлагает Виктор, поднимаясь со скамьи. Он подаёт руку своему бывшему преподавателю, ожидая согласия.

– Я не против размять затёкшие ноги, – кивает мистер Хамфри перед тем, как встать с насиженного места. По забывчивости он оставляет газету, которая через несколько минут после их ухода улетает в неизвестном направлении, гонимая ветром.

– Я уже попросту в угол не вмещусь, – шутит Виктор, попинывая встречающиеся ему на пути камушки.

– О том и речь, – вздыхает его мать. – Скажи, а что ты вообще делаешь в своей комнате постоянно? Ты с шестнадцати лет перестал меня туда запускать, проводишь там очень много времени. Ко мне только сейчас пришло осознание, что я ничего-то не знаю о твоём времяпрепровождении там. Мне любопытно теперь.

Виктор замялся.

– Не совсем удобный вопрос, мам, – признаётся он. – Даже не знаю, как тебе сказать.

У миссис Элфорд поднимаются брови до предела.

– Что такого ты делаешь, что даже сказать мне не можешь? – обижается она. – Как невежливо с твоей стороны. Я столько лет тебя растила, а ты даже с родной мамой делиться не хочешь.

– Я не могу сказать. Это секрет, – понуро отвечает он, не желая расстраивать маму, но и не в силах сказать правду.

– Какой ты ужасный сын, Виктор, – прищёлкивает языком женщина.

– Прости, пожалуйста. Возможно, когда-то ты узнаешь. Но не сегодня.

Мистер Хамфри чешет совершенно седую бороду и надвигает на нос очки.

– Прекрасная погода, не так ли? – улыбается Виктор, заводя преподавателя всё ближе к переулкам; туда, где невероятно мало людей, где никто не сможет их заметить и стать свидетелем кровопролития.

– Прекрасная, родной мой, – соглашается мистер Хамфри. – Немного жаль, что ты не куришь. У меня закончились сигареты.

– Ну, мистер Хамфри, – Виктор не может перестать улыбаться, хоть и понимает, что сейчас выглядит крайне странно. – Курить вредно.

– Знаю, – скрипит преподаватель. – А отец твой курит? Сигареты, трубку, может?

– У меня нет отца, – сухо отвечает Виктор. Он почти вздрагивает при упоминании Вернона.

– А, да, – вспоминает мужчина, хлопая себя по лбу. – Я, старый дурак, забыл, что у тебя его нет. Прости, пожалуйста, не хотел тебя задеть.

– Ага, – хмыкает Элфорд. – Сейчас у Ваших детей тоже его не будет, – спокойно говорит он.

Виктор злобно ухмыляется, наблюдая, как стремительно меняется выражение лица у собеседника.

– Всё же я не понимаю, что там может быть такого особенного, что ты даже мне рассказать не можешь, своему самому близкому человеку, – разочарованно тянет миссис Элфорд.

– Есть такие вещи, которые никому не можешь рассказать, – отвечает Виктор непринуждённо. Его кроссовки в грязи и почти мокрые, но он не обращает на это внимания. Сейчас промокнувшая обувь отчего-то не доставляет сильного дискомфорта, хоть на улице и прохладно. Он вспомнил о мистере Хамфри и улыбнулся.

– Я также не понимаю природы этих вещей. Не может быть в мире чего-то такого, что ну совсем никому нельзя было бы рассказать, – не отстаёт миссис Элфорд. В такие моменты Виктору казалось, будто его маме не пятьдесят два, а максимум восемнадцать, настолько проскальзывала в её фразах «детскость». – Про убийство человека разве что нельзя рассказать, – чуть помедлив, добавила она.

Виктор сделал вид, что разглядывает прохожих, при этом отвернувшись от мамы лицом, и тогда он позволил улыбке стать шире.

Парень рывком вытаскивает балисонг из кармана и одним движением раскрывает его. С лица пропадает мерзковатая усмешка, сменяясь серьёзностью и даже некоторой строгостью; сейчас он выглядит как хищник, готовый вот-вот наброситься на свою добычу, медлящий лишь потому, что выгадывает момент поудобнее, когда жертва будет наиболее уязвима. Или ему нравилось тянуть время, наслаждаясь шоком и непониманием ненавистного ему преподавателя.

Виктор делает шаг к мужчине, тот, напротив, отступает.

– Виктор, – осторожно окликнул его мистер Хамфри. – Что ты имеешь в виду? – он пытается заставить себя дружелюбно улыбнуться, но губы непроизвольно дрожат и кривятся в страхе, нет и намёка на улыбку.

– То и имею, – дерзит парень, сокращая между ними расстояние.

Мужчина не пытается сделать ничего, он словно впал в ступор, не имея возможности что-либо предпринять.

Он бы потянул время ещё, поупивался чувством власти и полюбовался напуганным видком и изумлённой рожей старикана, но опасается, что тот, придя в себя, начнёт звать на помощь, и тогда план кровавой мести накроется медным тазом. А Виктору этого бы крайне не хотелось.

Спустя ничтожные две-три секунды Виктор стоит почти вплотную к мистеру Хамфри, а потом, не дожидаясь того, когда ему помешают завершить начатое, безжалостно наносит мужчине удар в выпуклый живот.

«Мне казалось, что если ему проткнуть живот, то он лопнет. Ну, как лопаются воздушные шарики, так и этот должен был лопнуть. Странно, что он этого не сделал», – саркастично думает Элфорд, когда лезвие ножа легко выходит из плоти.

Мистер Хамфри широко раскрывает глаза, пытается звать на помощь, но из-за состояния шока получается не очень громко и убедительно. Виктор так самозабвенно «делает то, что должен», что не слышит слов. Он, может, даже хочет их слышать, но разобрать кряхтения мистера Хамфри не получается, так что парень злится только больше и снова бьёт бывшего преподавателя ножом в живот, нанося ещё четыре удара.

Когда оружие пятый раз бывает в животе у стремительно умирающего мужчины, Виктор прокручивает нож, размалывая желудок.

Вскоре он вытаскивает балисонг, наконец удовлетворившись как физически, выпустив пар, так и эстетически, видя, как страх, нежелание умирать и осознание своего бессилия в данной ситуации одновременно поражают разум мужчины. Элфорд наблюдает, как живой блеск покидает взгляд будущего трупа.

Честно говоря, на пятом ударе Виктору уже нужно было придерживать тело, чтобы то не упало. Едва он вытащил нож, мистер Хамфри не упал, а именно свалился на землю, ещё и лицом вниз.

Виктор цинично хохотнул.

– Что ж, дорогой и уважаемый мистер Хамфри, теперь и у Ваших детей нет отца, как я Вам и обещал. Такова жизнь, мистер Хамфри, такова жизнь. Не всем семьям суждено быть полными, увы и ах, – вздохнул он не без сарказма, ещё минуту полюбовался собственным деянием, а потом просто ушёл, словно сейчас и не совершил убийство; будто он обычный парень, а тут так, просто мимо проходил.

Остаток прогулки мать с сыном проводят молчании, никто больше не говорит ни слова. Только когда рядом проносятся полицейские машины и много автомобилей скорой помощи, они обмениваются встревоженными взглядами, после пожимая друг другу плечами в качестве ответа.

Только у миссис Элфорд был по-настоящему встревоженный вид, а у её сына было лишь притворство, но невероятно искусное.

Он не помнил, когда научился врать даже взглядом. Это умение вроде как было с ним всегда. Даже на словах он мог не столь хорошо лгать, сколько умел лгать глазами. У подавляющего большинства людей наоборот, а он – особенный. Ну, во всяком случае, он так себе в шутку говорил, потому что его забавляла подобная мысль. Хоть факт и остаётся фактом, как и умение Виктора никуда не исчезло с годами, только крепло.

По приходе домой миссис Элфорд стала готовить ужин из того, что было, – а были у них только старые макароны и какие-то полуфабрикаты, которые даже непонятно из чего были сделаны. Виктор не ушёл в свою комнату, а нарочито включил телевизор. Выглядело всё так, будто ему нечем заняться, но он-то знал, что просто хочет похвастаться, хоть и странным образом. Да и нельзя было это по-настоящему назвать хвастовством, ведь Виктор не признавался в том, что убийца – он.

«…Обнаружено тело убитого мужчины, личность которого ещё не была установлена. По результатам судмедэкспертизы выяснилось, что мужчине было нанесено пять ударов ножом. Расследование убийства и поимка убийцы будут вестись в обязательном порядке…» – донеслось из телевизора. Ведущая, кстати, была та же, что и в прошлый раз.

На кухне загремели тарелки, и послышались громкие шаги, стремительно приближающиеся к Виктору. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что его мама стоит прямо позади.

Иногда Виктор был счастлив, что диван находится в середине комнаты, а не у стены, как у большинства.

Он сделал взволнованное выражение лица и продолжил сидеть, не говоря ни слова.

– Я не верю, – поражённо пролепетала миссис Элфорд, опуская ещё мокрые и сморщенные после мытья посуды руки на плечи Виктора. – Уже второе убийство за эту неделю. Как так?

– Похоже, у нас в городе завёлся маньяк, – максимально небезразлично ответил Виктор в тон матери.

– Маньяк! – повторила она, заметно повышая голос. – Господи, маньяк?! Серийный убийца? Серийный убийца у нас в городе? В Брайтоне? – женщина буквально засыпала вопросами сына; её возгласы становились всё громче и громче с каждым произнесённым словом, и вскоре сопрано стало почти невыносимым, настолько, что хотелось зажать уши. Виктор едва сдержался, чтобы этого не сделать.

– Видимо, убийца, да, – задумчиво произнёс Виктор, немного поморщившись. – Но на серийного не тянет. Серия – это три человека и больше, а два убийства – это ещё не серия, – пояснил он и сделал звук на телевизоре потише, зажав кнопку на пульте.

– Без разницы, – отмахнулась женщина. – Но теперь выходить на улицу страшно. Вдруг, того… – она боязливо поёжилась.

– Походу, он только мужиков убивает, – предположил Виктор. – Женщин и девушек он ещё не трогал. Может, и вовсе не станет.

– Почему ты так думаешь? – насторожилась женщина. – Может, станет. Ты же не знаешь наверняка. А может, убийца – это она, а не он.

– А ты почему так думаешь? – колко спросил её сын. – Ты тоже не знаешь наверняка.

– Не знаю, – вздохнув, согласилась миссис Элфорд. – Но по логике мужчины убивают женщин, женщины – мужчин.

– Логика хорошая, – хмыкнул Виктор. – Вполне логичная логика, почему бы и нет. Женоненавистники убивают женщин, мужененавистницы мочат мужчин. Кто тогда расправляется с детьми? – поинтересовался он.

– Старики и взрослые? – пожала плечами женщина. – Это если по только что упомянутой логике судить.

– А старикам это, думаешь, надо? – фыркнул Виктор, вообще выключая уже начавший раздражать телевизор. Смазливая мордашка ведущей почти опротивела за те несколько минут, что ему пришлось вынужденно любоваться ею.

– А почему бы и нет?

– Старики на то и старики, что они старики. Старики нуждаются в уходе, внуках, порядочных детях и неплохой пенсии, на которую живёшь и ни в чём себе не отказываешь. Старики по своей природе любят детей, им не нужно убивать их.

– А взрослым зачем убивать?

– Зачем-то. Всё делается зачем-то. У каждого убийцы своя цель, свой план мести, свой конкретный замысел; только если этот убийца не абсолютный псих, съехавший с катушек настолько, что не понимает, что творит.

– Ясно, – почти пропела женщина, но очень нервно. – В таком случае, если всё делается зачем-то, зачем убивает этот? Тоже ведь зачем-то.

– Если он целенаправленно это делает, если он убивает не случайных людей, естественно, у него есть причина, – чуть помедлив, отвечает Виктор.

– А если это она?

– То же самое.

– Если она убивает только представителей мужского пола, то ты в зоне риска, – заметила миссис Элфорд. – Будь осторожен, – просит она с явным беспокойством во взгляде.

Виктор не оборачивается, но и так чувствует – мама с волнением смотрит на него. Он не смотрит в ответ, потому что не уверен сейчас в своём искусстве лгать глазами. Каждый раз он рискует в таких случаях, сейчас рисковать не хотелось.

«Хотя, она же не знает ни о чём. Я был с ней в это время. Можно и посмотреть на неё», – думает Виктор и поворачивает голову к матери. Он сияет своей самой утешительной улыбкой и произносит:

– Не беспокойся, мама, всё хорошо. Кстати, если убийца – полный псих, то пол не важен, потому что, как ты сказала, в «зоне риска» оказываются все.

Миссис Элфорд мрачнеет.

– Очень позитивно, спасибо. А ты почему такой спокойный? Иногда мне кажется, что убийца – ты, – съязвила она, скрестив руки на груди.

– Может, и я, – подмигивает Виктор. – Ты же не знаешь наверняка.

– Тоже мне, шутник нашёлся, – закатывает глаза женщина. – Ты постоянно со мной, дурень, – грубит она. Ей страшно, но она пытается сделать вид, что это не так. В ход идёт любая маскировка.

– Да знаю я, что плохой из меня клоун, и шутки у меня дурацкие, согласен, – нелепо оправдывается он, разводя руки в стороны.

Только знала бы миссис Элфорд, что сейчас её сын не шутил.

Глава III

В дверь постучали. Сначала немного нерешительно и тихо, потом громче и настойчивее.

– Да кого там принесло, – ворчит миссис Элфорд, отрываясь от стирки. Она наскоро вытирает руки о дырявое полотенце и, поправив на себе халат, идёт в коридор. Женщина не удосуживается заглянуть в глазок и сразу открывает дверь, в которую до сих пор продолжали стучать, да ещё с каждым ударом всё тяжелее и чаще, будто молотком.

Дверь распахивается, и перед миссис Элфорд предстаёт молодой человек в форме. Он кажется немногим старше Виктора, всё равно что сравнить первокурсника с выпускником университета.

– Здравствуйте, – громко приветствует он, быстро поклонившись.

– Здрав… – опешив, мямлит миссис Элфорд. – …ствуйте. Здравствуйте, – повторяет она более уверенно, стараясь заглушить в себе волнение. У женщины начинает дёргаться глаз, но она не пропускает человека внутрь, так и застывает на пороге.

– Национальный отдел по борьбе с преступностью, – отчеканивает он достаточно резко, но в голосе нет негативных ноток.

Мужчина протягивает своё удостоверение хозяйке дома, дабы она могла убедиться в подлинности сказанного им.

Миссис Элфорд читает всю информацию, написанную на удостоверении, кивая головой в такт своим мыслям. Закончив, она хмыкает и отстраняется, её взор затуманен.

– Это дом Виолы Элфорд, я пришёл по адресу? – спрашивает он больше для порядка, нежели с целью получить ответ.

– Да, – сухо отвечает она, не проявляя никаких эмоций.

– Хорошо, очень хорошо, – он улыбается краешком губ, но тут же улыбка пропадает, к нему возвращается прежнее выражение лица. – Вы знаете, для чего я здесь?

– Как раз это я и хотела у Вас спросить, но, кажется, Вы прочитали мои мысли, – саркастично откликается она, оперевшись о косяк, который чуть скрипит от внезапной нагрузки.

– Ваш сын Виктор сейчас дома?

– Он дома, в своей комнате, – дрогнувшим голосом отвечает Виола.

– Можете позвать его? – просит сотрудник полиции.

– Конечно, – не без раздражения отзывается она, явно не понимая, в чём тут дело. – Виктор! – сразу кричит, не размениваясь на долгие уговоры и просьбы выйти из комнаты. – Виктор! – снова зовёт, не дожидаясь ответа, потому что происходящее ужасно нервирует, а женщина только оправилась от неудачной поездки в Лондон, сразу после которой последовали кошмарнейшие новости по телевизору. – Виктор, чёрт возьми, иди сюда, да поживее! – не выдерживает она, сжимая руки в кулаки.

Человек в форме почти с жалостью наблюдает за её попытками позвать сына из комнаты. Он отводит глаза и делает вид, что ему интересен значок на груди, пытаясь заставить Виолу не нервничать или хотя бы переживать не так сильно.

– Сейчас он придёт, подождите, пожалуйста, – просит Виола. – Он просто так много времени проводит в своей комнате, даже не знаю, что он там делает, – вздыхает она, пожимая плечами.

– Не волнуйтесь, миссис Элфорд, я никуда не тороплюсь, – заверяет полицейский совершенно искренне.

Виола понимающе кивает головой, в её глазах сияет благодарность, но волнение никуда не исчезает, только усиливается.

– Виктор! – вопит она, срываясь на истеричный визг, но даже не успевает полностью произнести его имя, как Виктор, растрёпанный, выбегает из комнаты, не забыв закрыть за собой дверь.

– Да, мама, – мгновенно откликается он, в два прыжка оказываясь рядом с матерью. Его почти не удивило и не смутило присутствие ещё одного человека, а даже если смутило, он этого не показал. – Ты звала? – невинно спрашивает ровным голосом. Его дыхание не участилось, а лоб не покрылся испариной при виде человека в полицейской форме.

Виола молчит, исподлобья посмотрев на возвышающегося над ней сына.

Виктор мельком смотрит на полицейского, а потом вновь переводит взгляд на мать.

– Здравствуйте, – вежливо говорит их гость. Он неторопливо показывает удостоверение, уже для Виктора, и Элфорд быстро пробегается взглядом по документу.

– Добрый день, сэр Клоуз, – приветственно кивает головой Виктор, дружелюбно уставившись на полицейского. Снова эта маска безразличия, прячущая за собой совершенно другие эмоции; снова этот полный спокойствия взгляд, фальшь в котором распознать невозможно.

Клоуз кивает, чуть касаясь своего головного убора.

– А ты хоть бы расчесался и привёл себя в порядок! Совсем совести у тебя нет, – гневно шипит Виола, обращаясь к сыну.

Полицейский пропускает замечание мимо ушей, а Виктор отмахивается, мол, не до этого сейчас.

– Вы к нам по какому делу? – любопытствует Элфорд, приглаживая взлохмаченные волосы и отряхивая на себе одежду. – Всё же полицейские просто так не приходят к людям домой, – шутит он, стараясь разрядить обстановку: всеобщее напряжение, в том числе и его собственное, на руку не сыграют.

Клоуз улыбается не совсем потому, что ему смешно, а больше потому, что так надо.

– Да, конечно, – не отрицает он, и уже одно это подтверждение заставляет Виктора похолодеть и покрыться мурашками, но виду он не подаёт.