Дмитрий

– О, Дмитрий, Дмитрий! зачем ты приехал сюда? Что ты сделал со мной? Почему бы мне не положить всему этому конец? Ему до меня и дела нет. А если представить, что он уедет в Россию, будет сражаться и больше никогда не вернется. Это ужасно. Вот бы медведь напал на меня, а не на графа Иваницкого! Тогда Дмитрий мог бы меня спасти. Она сквозь слезы улыбнулась собственной непоследовательности. О, отчего я не мужчина?

Неужели это гордая и беззаботная Марина Мнишек, Барбара Аллен28 из польского общества, о которой напрасно вздыхали молодые польские дворяне?

Дмитрий мгновение наблюдал за ней из укрытия, он отметил ее гибкую фигуру в широкой парчовой юбке, тонкую талию, белоснежную шею, окруженную огромным воротником, над которым неотразимо возвышалась ее прекрасная белокурая головка. Затем он вышел из тени.

– По крайней мере, один человек рад, что вы не мужчина, – просто сказал он.

Марина негромко вскрикнула:

– Царевич Дмитрий!

– Простите, что прерываю ваши размышления, – сказал Дмитрий. – Я заметил вас с террасы и спустился. Звезды нынче особенно яркие, вы не находите?

Марина постепенно справилась со своим замешательством.

– В прошлом году я познакомился с одним чудаком, – продолжал с улыбкой Дмитрий. – Вроде меня – изгнанный королевич. Кажется, его звали Густав. Он был бы королем Швеции, имей он больше прав. Он много рассказывал мне о звездах.

– О да! Принц Густав Эриксон29, – откликнулась Марина. – Я знаю, кто это. Я видела его в Вильно. Однажды он был при дворе.

– Он великий астролог, составил мой гороскоп. Странный.

Пока он говорил, падающая звезда мелькнула на небе, оставляя за собой светлый след, и исчезла.

– Вон там! – сказал Дмитрий. – Вы видели это? Этим все сказано, это именно то, что он сказал.

– О, царевич!

Дмитрий посмотрел на ее взволнованное лицо, белое в лунном свете, и безошибочно прочел на нем выражение робости пополам с очарованием, которое всегда появляется у без памяти влюбленной, но не уверенной в ответном чувстве девушки, когда она смотрит на своего кумира. Обладая тонкой гениальной интуицией, он уловил всю ситуацию, угадал ее характер и сделал верный ход.

– Мари! – вдруг сказал он. Я странствующий беглец. Возможно, я никогда не вернусь на престол моих предков. Ха! престол предков, какая чушь! Послушайте! Я доверю вам свой секрет. Я вовсе не царевич Дмитрий – я всего лишь авантюрист, но я родился под счастливой звездой и чувствую, что выиграю свою игру. Я люблю вас, Мари. Согласитесь ли вы связать со мной свою судьбу?

Мгновение она смотрела на него, потеряв дар речи от удивления. Образно говоря, она была сражена ударом. Затем она бросилась в его сильные объятия, издав звук, похожий не то на смех, не то на рыдание, и заплакала, как ребенок, у него на груди.

Через пять минут Лиза, вернувшись с флакончиком соли, пришла к выводу, что он не нужен, и тихонько вернулась обратно.

XII

За дубовым столом в конце длинной обшитой панелями комнаты сидел Сигизмунд, король Польши и Швеции. Вдоль стен высились длинные ряды огромных богословских кварто и фолио30, пребывающие теперь в декоративном покое. Между тем их венценосный владелец нередко обращался к ним в поисках ответов на спорные вопросы. Тонкая свеча горела в углу комнаты перед огромным изображением Богородицы – единственным украшением библиотеки, за исключением внушительного портрета Катерины Ягеллонки31 в полный рост, которая, казалось, взирала сверху на своего любимого сына с бесконечным сочувствием и одобрением.

Король внимательно изучал записку, недавно полученную от его святейшества Папы Климента VIII, решая сложный вопрос о том, как вернуть утраченное влияние католической церкви в Швеции. Часы пробили одиннадцать, он поднял голову и заметил камердинера, который появился из-за занавеси в другом конце комнаты и ждал, когда король его обратит на него внимание.

– Что такое, Шардон?

– Ваше величество, папский легат желает знать, когда ваше величество сможет встретиться с ним по очень важному делу.

– Немедленно проводите его.

Из всех иностранных послов лишь папский легат имел право беседовать с королем наедине, и это, как и большинство событий, более или менее обойденных историей, имело решающее и роковое влияние на судьбу Польши.

Через минуту смуглый, гладко выбритый мужчина среднего роста, с проницательным и спокойным взглядом вошел в комнату неслышным шагом, который считался характерным для иезуитов той эпохи – пальмового дня32 их ордена.

– День добрый, Рангони, – сказал король. – Догадываюсь, что привело вас: эта странная история с русским царевичем.

Легат поклонился.

– Не знаю, что об этом думать, – сказал Сигизмунд. – Я с нетерпением ждал вашего прибытия. Этот претендент уже вскружил голову половине Польши своей историей, но правда в ней или ложь, признаюсь, я не могу сказать.

– Ваше величество правильно делает, что пока не высказывает свое суждение по этому поводу. Это следует обдумать вместе с людьми умудренными, а не с ветреными и вспыльчивыми юнцами. Ваше величество, несомненно, помнит, что о поляках говорят, что им бы только драться да охотиться. Истории, подобные этой, их очаровывают.

– Однако ж, Рангони, не только молодые люди, но даже старые и опытные советники заявили о своей вере в него. Замойский, конечно, смеется над всем этим делом, но он, как вы знаете, склонен оспаривать общепринятую точку зрения и в других вопросах.

– Ваше величество, – сказал иезуит, глядя себе под ноги, – я не стану отрицать, что многое говорит в пользу самозванца – назовем его так. Я получил от него множество писем. Мои люди в Сандомире и в других местах пристально наблюдали за ним в неожиданные моменты, когда он ничуть не подозревал об этом. Все они сообщают, что его искреннее и благородное поведение полностью соответствует его предполагаемому характеру, за исключением того, что он проявляет большую готовность обходиться без камердинера, чем обычно бывает с польскими дворянами, что можно извинить, – добавил иезуит с улыбкой, – в силу привычек, приобретенных им во время долгого изгнания. Но, позвольте пояснить мою позицию: мы государственные деятели, и этого недостаточно, чтобы исследовать абстрактную законность его притязаний. Я бы не советовал вашему величеству способствовать осуществлению его планов, даже если бы правда была на его стороне, меньше всего именно в этом случае, однако я не рекомендовал бы вашему величеству полностью отвергать его, и в том случае, если он явный самозванец. Для нас вопрос: что выгоднее политически? Скажу откровенно вашему величеству, что с учетом всех обстоятельств появление молодого человека в настоящий критический момент кажется мне едва ли не явной милостью Провидения.

– Продолжайте, Рангони, – сказал король, когда иезуит остановился. – Скажите мне, что вы об этом думаете.

– Ваше величество осознает, что недавние события имели тенденцию в немалой степени дискредитировать дело Церкви во многих отношениях. Речь не только о том, что во Франции священное имя католика используется хитрыми политиками как предлог для их собственных мирских выгод, и принцип терпимости к еретикам является не чем иным, как открыто провозглашенным признанием заблуждений. Я также не имею в виду неудачный ход событий в Швеции (Сигизмунд поморщился), хотя недавние донесения сообщают мне, что мятежные еретики предлагают вскоре возвести на престол герцога Судермании33 Карла34. Это, безусловно, серьезные вопросы, но гораздо хуже дух внутреннего раздора, проявившийся в Испании, особенно в нашем собственном Ордене Иисуса. Нет нужды напоминать вашему величеству хорошо известные и вызывающие глубокое сожаление факты. Но, кроме того, несмотря на все усилия, которые мы приложили и продолжаем прилагать для дальнейшего религиозного единства и согласия в этих польских провинциях, верных Святому Престолу, ваше величество не может не осознавать, что до сих пор – мы говорим конфиденциально – Союз католических и греческих общин в Литве и других странах существовал лишь на словах – более того, даже способствовал возникновению новых разногласий.

– Совершенно верно! – вздохнул король.

– Кроме того, вашему величеству хорошо известно, – продолжал Рангони, – что попытки его святейшества, когда он был легатом в Польше35, и даже попытки Поссевина36 и Комулео37 продвинуть дело среди московитов, были примечательны лишь своей неудачей. Итак, подведем итоги. Если мы сумеем добиться от этого молодого человека твердого обещания считать себя орудием в руках Святой Церкви, нам стоит потратить время на поддержку его притязаний всеми доступными нам средствами.

– Полностью разделяю ваше мнение, Рангони, – сказал король. – Вы правы. Словно читаете мои собственные мысли.

Иезуит поклонился.

– Ваше величество увидит, что для нас неважно, является ли он тем, кем себя называет. Небеса посылают нам инструмент, который мы не должны отвергать, но должны использовать во имя и во славу Господа. Осмелюсь предположить, что это может быть даже на пользу как Польше, так и Церкви, что успех юноши будет полностью зависеть от польской помощи. Поскольку, вероятно, это вызовет неприязнь к нему со стороны подданных, я не вижу причин, по которым Польша при удаче и умении не могла бы получить больше, чем голос в московских делах, ибо их царский род вымер, и созданную нами марионетку мы с легкостью сможем убрать.

– Верно, Рангони, – задумчиво сказал король.

– Но мы должны быть очень осторожны, – продолжал легат, – и, прежде всего, не допускать оскорбления предрассудков московитов. Молодой человек должен тайно отречься от своих греческих заблуждений в моем доме. Если поначалу действовать слишком открыто, то это настроит московитов против него и испортит нашу игру. Разумеется, мы возьмем с него письменные гарантии его будущих действий.

– Сандомирский воевода, – сказал король, – просит у меня разрешения выдать свою дочь замуж за будущего царя.

Легат на мгновение задумался.

– Особого вреда в этом нет. Возможно, даже, если мы постараемся, это может быть еще одним рычагом воздействия не него. Ваше величество знает итальянскую пословицу «che a compagno a padrone»38? Мы должны будем оговорить, что он позволит своей жене и ее свите свободно исповедовать свою религию в Московии. Да, мне кажется, нам это будет выгодно, с небольшим риском для частной репутации Мнишека и его дочери.

Наступила пауза.

– Так вы полагаете, – сказал король, – что, если молодой человек будет тщательно следить за своим поведением, мы сможем осуществить его планы? Но у нас договор с Борисом Годуновым.

– Это поправимо, – ответил Рангони. – Не сомневаюсь, что его святейшество отпустил бы грехи за несоблюдение договора с еретиком, когда интересы Церкви так живо затронуты. Но для вашего величества будет лучше дозволить добровольцам предлагать себя для служения юноше, не санкционируя публично его предприятие. Не лишним будет избавиться на время от некоторых горячих голов, вашему величеству известно, что эта знать становится очень беспокойной и, если не найти применения их бурной энергии, они могут причинить много хлопот дома.

– Очень хорошо, Рангони, – сказал Сигизмунд. – Если у вас появятся какие-то еще соображения на этот счет, дайте мне знать. А я пока все обдумаю, и, если не услышу от вас ничего, чтобы заставило бы нас изменить наши планы, через несколько дней я приму меры, следуя вашим советам.

Легат поклонился и вышел.

XIII

– Глядите-ка, сударь! Да это Огиньский!

– Сапега!

– Он самый! Куда направляешься?

– Да особо никуда. А ты?

– К Салтыкову. Идем со мной. Видел царевича Дмитрия?

– Нет еще.

– А к Иваницкому собираешься сегодня?

– Да, конечно. Он там будет?

– О да! и все остальные тоже. Знаешь, некоторые думают, что все это мошенничество.

– Кто именно?

– Замойский и вся его братия.

– Замойский – старый дурак! Он ужасно злится, что не он нашел Дмитрия! Он с Вишневецкими на ножах и считает, что все пойдет не так без его участия. Но, дружище, весь мир верит в этого русского, кроме старого дурака Замойского, – даже евреи и иезуиты!

– Ну коли даже евреи и иезуиты, – сказал Огиньский. – Тогда с ним все будет в порядке. Он, похоже, не так-то прост!

– Говорю тебе, он малый что надо. Кроме того, черт побери, какое имеет значение, кто он, если мы уверены, что дадим под зад московитам? А знаешь, что мне рассказали?

– Что же?

– Что он сын нашего старого Стефана Батория39, bar sinister40, знаешь ли.

– Господь Всемогущий! – воскликнул Огиньский, – еще лучше. Да я на него поставлю кругленькую сумму, если в нем течет кровь этого старого погонщика медведей41!

– Ставь, да побольше, он того стоит. Взгляни на Иваницкого, не отходит от него ни на шаг! И не угонишься нынче за этим Иваницким! Вот мы и пришли. Не зайдешь? Ну, до скорого, увидимся сегодня вечером.

– Au revoir42!

XIV

Большой зал в доме графа Болеслава Иваницкого горел разноцветными огнями. Ужин только что завершился, и двести представителей лучших польских фамилий вносили свою лепту в Вавилон голосов, предшествующий тостам после застолья. Лакеи и слуги в роскошных ливреях суетились, разнося вина всех известных сортов. Флаги развевались над их головами, и предки Иваницкого взирали со стен на празднества, в которых они сами давно уже участвовали лишь в качестве беспристрастных зрителей.

В торце зала, в огромном резном кресле на возвышении, сидел веселый и хорошо всем знакомый молодой хозяин, по правую руку от него расположился гость, в честь которого был собран цвет польской знати.

Звон бокалов внезапно прервал разговор, и с одной стороны главного стола поднялся князь Константин Вишневецкий, чтобы предложить тост за здоровье хозяина. Его речь открылась бурными и продолжительными аплодисментами.

– Дворяне Польши [громкие возгласы], я рад предложить выпить за здоровье нашего гостеприимного хозяина – графа Болеслава Иваницкого [громкие аплодисменты]. Начну с того, что им по праву гордятся его потомки… я хотел сказать, его предки [смех и аплодисменты]. Уверен, что все мы чувствуем себя очень обязанными ему за его гостеприимство, и все завидовали ему сегодняшней чести – принимать в своем доме будущего царя России [бурные аплодисменты].

– Господа, я не буду распространяться на тему, которую сейчас разовьют ораторы, гораздо более талантливые, чем я [Нет! Нет!]. Однако, как человек, с первой минуты желавший представить царевича Дмитрия Польше, я скажу лишь одно. После всего, что мы слышали и видели, я уверен, что никому не потребуются дальнейшие доказательства того, что перед нами подлинный царевич Дмитрий. [Нет!] Но только что произошло кое-что, о чем вам стоит знать, господа. Убедительное подтверждение тому, что мы уже слышали [глубокое молчание]. Узурпатор, Борис Годунов, [стон] узурпатор, Борис, только что предложил мне и моему брату большие взятки – крупные суммы денег и имущество – чтобы мы выдали ему человека, именующего себя царевичем Дмитрием Ивановичем. Господа, мне кажется, Борису не по себе, раз он хочет таким способом избавиться от такого неудобного явления как царевич [рев аплодисментов, во время которых Вишневецкий вернулся на свое место].

После небольшой паузы шум снова прервал возобновившийся гул разговоров. Когда Иваницкий собирался встать, слуга коснулся его руки.

– Посланец с границы, ваша светлость, к царевичу Дмитрию.

– Тотчас ведите его сюда! – воскликнул Иваницкий.

По комнате разнесся шепот.

– Что такое? Что случилось?

В тишине вошел гонец и, пройдя через весь зал, передал Дмитрию депеши. Тот открыл их, пробежал взглядом и протянул Иваницкому, что-то шепнув ему. Почти сразу Иваницкий поднялся.

– Господа, мне крайне лестны комплименты князя Константина в мой адрес. Сердечно благодарю вас как от своего имени, так и от имени моих предков и моих потомков, если они у меня будут. Я также признателен вам всем за честь, которую вы оказали мне, посетив это скромное застолье. Однако вы можете убить двух зайцев одним выстрелом, господа! Я совершенно уверен, что каждый, кто присутствует здесь сегодня вечером, готов сделать все возможное ради справедливого дела царевича Дмитрия [неистовые возгласы]. С вашего позволения я зачитаю вам отрывки из депеш, только что переданных мне царевичем [тишина]. Господа, это послание от царя Бориса: «Царю доложили, что в Литве некий проходимец назвался царевичем Дмитрием Ивановичем Угличским. Сей мошенник – не кто иной, как беглый монах по имени Григорий Отрепьев, сын Богдана, стрелецкого сотника». Далее, господа, Борис продолжает описывать воображаемые странствия этого беглого монаха, говорит о его дьявольской изощренности и так далее. Не стану утомлять вас всем этим цветистым псевдо-имперским красноречием. В конце он пишет: «Скинув рясу, расстрига явился в Сандомир и выдал себя за царевича, и множество людей, поддались его обману». Множество людей! Полагаю, господа, их чересчур много для спокойствия Бориса Годунова [гром аплодисментов]. Но, если уж говорить о цифрах, есть один человек, чью жизнь спас расстрига. [Рев аплодисментов.] Итак, господа, встречал ли кто-либо из вас когда-либо монаха или иезуита, который в одиночку убил бы медведя и спас вашу жизнь, рискуя собственной? [неистовые аплодисменты] Господа, здоровья монаху-расстриге и успеха его делу! [Оглушительные аплодисменты, и Иваницкий торжествующе садится.]

Все голоса смолкли, все взгляды были обращены на Дмитрия, когда он встал, чтобы ответить. Несколько мгновений он медленно скользил взглядом по нетерпеливой аудитории, после чего заговорил твердым голосом.

– Дворяне Польши, я даже не стану пытаться описывать бесчисленные эмоции, которые едва позволяют мне говорить. Скажу только, что перед всеми вами и перед каждым в отдельности Дмитрий в неоплатном долгу, вернуть который в полной мере он вряд ли сможет.

– Господа, если здесь есть хоть один из вас, кто все еще сомневается или мучается угрызениями совести [нет! нет!] относительно моей личности или желает прояснить что-либо, я буду только счастлив предоставить любую имеющуюся у меня информацию всякому, кто придет ко мне и попросит об этом. Меня всегда можно найти в доме того, кого я с гордостью называю своим другом, – графа Болеслава Иваницкого. Но сейчас я скажу только одно. Все вы слышали, как Борис Годунов стремится схватить монаха Отрепьева. Господа, я обязан монаху Отрепьеву своей жизнью. Именно он вывез меня по Волге из Углича в роковую ночь, когда все думали, что я убит, это он оберегал меня до сего дня. Кем бы я ни был и кем бы ни буду, я в долгу перед ним. По способностям и верности ему нет равных в этом мире. Последние десять лет он был занозой в боку узурпатора Бориса, который безуспешно прилагал все усилия, чтобы подчинить его своей власти. В этот самый момент он ездит из дома в дом, из провинции в провинцию, воодушевляя моих верных подданных именем наследного царевича.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

В книге известного современного историка Р.Г. Скрынникова «Три Лжедмитрия» (гл. 12, «Мятеж под Кромами») упоминаются польские советники Лжедмитрия Бучинский, Дворжецкий, Иваницкий, но это, пожалуй, единственное подобное упоминание.

2

Перевод выполнен по изданию: Bain F.W. Dmitri: A Tragi Comedy. – Percival & Co. – King Street, Covent Garden. London, 1890.

3

Цитата из финала трагедии Еврипида «Медея» (пер. И. Анненского). В оригинале отрывок дан на греческом языке. – Здесь и далее, если не оговорено особо, – примечания переводчика.

4

4 ноября 1889 г.

5

Достоевский Ф.М. Бесы. Часть II, глава VIII. «Иван-царевич».

6

В оригинальном тексте на первых двух страницах героиня именуется Настасьей. Возможно, имя навеяно творчеством Достоевского, у которого автор заимствовал эпиграф к первой части романа.

7

Историческая область в бассейнах южных притоков Припяти и верховьев Западного Буга. Ныне разделена между государственными территориями Польши и Украины. Наиболее крупные города на Волыни: Луцк и Ровно. Житомир до конца XVIII в. не относился к Волыни.

8

Князь Александр Невский (1221–1263).

9

Воевода Пелгусий (позднее крещеный в Православие под именем Филипп) – старейшина небольшого племени ижоры, соратник Александра Невского.

10

Ермак Тимофеевич (1532–1585) – казачий атаман, исторический завоеватель Сибири для Русского государства.

11

Московский князь Дмитрий Иванович (1350–1389), прозванный Донским за победу на Куликовом поле у истоков Дона.

12

Пелым – одно из первых поселений в Западной Сибири в конце XVI в. Сюда были сосланы 60 семей из Углича в наказание за бунт и убийство приказных людей 15 мая 1591 г. Набатный колокол, созывавший угличан на двор погибшего царевича Димитрия, был тоже наказан. Ему вырвали язык, отрезали одно ухо и сослали в сибирский город Тобольск, откуда по настоятельным просьбам жителей Углича он был возвращен в этот город лишь через триста лет – 20 мая 1892 г. Подробнее об этом см.: Пыляев М.И. Исторические колокола // Исторический вестник. 1890, т. XLII. № 10. Ссыльный Углицкий колокол. С. 195-197.

13

В пещерах Киево-Печерского монастыря, по преданию основанного в XI в. святым Антонием.

14

Поселок в Винницкой области Украины.

15

Городской поселок в Гомельской области Белоруссии.

16

Вассальное герцогство, существовавшее в западной части современной Латвии с 1561 по 1795 г.

17

Ягеллоны – княжеская и королевская династия, правившая в государствах Центральной и Восточной Европы в XIV–XVI вв.

18

Белый орел на красном фоне – официальный государственный символ Польши с 1295 г., один из старейших в мире.

19

Вишневецкие не состояли в прямом родстве с Ягеллонами.

20

Город в Польше, в 180 км. к юго-востоку от Варшавы.

21

Краков являлся столицей Польши с 1038 по 1596 гг. После пожара в Вавельском замке в Кракове король Сигизмунд III перенес свою резиденцию в Варшаву. При этом столичный статус Варшавы был официально закреплен только в 1791 г.

22

Карточная игра со взятками для двух игроков. Одна из старейших карточных игр.

23

Французский король Генрих IV Наваррский (1553–1610), родившийся в виконтстве Беарн в Гаскони, первый из династии Бурбонов король Франции с 1589 г., но формально с 1594 г., не раз менявший свою религиозную принадлежность и заколотый 14 мая 1610 г. католическим фанатиком.

24

Село в Ровненской обрасти Украины.

25

Вероятно, имеется в виду осада Пскова польским войском в 1581–1582 гг. Плененный под Псковом и оставшийся в Польше русский воин не мог видеть царевича Дмитрия, родившегося в конце 1582 г.

26

Граф Клаудио Рангони (1559–1621) – папский нунций при дворе короля Сигизмунда III.

27

Намек на персонажа одноименной рыцарской поэмы XV в. итальянского поэта эпохи Возрождения Маттео М. Баярдо.

28

Героиня одноименной шотландской народной баллады о неразделенной любви юноши к гордой и высокомерной девушке.

29

Принц Густав Эриксон Ваза (1568–1607) – сын шведского короля Эрика XIV, несостоявшийся жених Ксении Годуновой. С 1599 г. жил в России, похоронен в г. Кашине Тверской области. Густав действительно учился некоторое время в Вильно, но Марина вряд ли могла помнить встречу с ним, будучи в тот период младенцем.

30

Форматы в книгопечатании: ин-кварто – книга равна ¼ типографского листа, фолио – книга равна половине листа.

31

Катерина Ягеллонка (1526–1583) – герцогиня Финляндская, королева Швеции, мать короля Сигизмунда III.

32

Пальмовое воскресенье или Вербное воскресенье – христианский праздник, знаменующий Вход Господень в Иерусалим.

33