Путешествие дилетантки

Мы сидели на нижнем этаже двухуровневой квартиры и вели светскую беседу. Под потолком пролетали искры и периодически попахивало сгоревшей проводкой.

Мы поговорили с Таней о наших выросших детях. Ее дочь была уже замужем и ждала ребенка, моя – закончила лицей с золотой медалью и поступила в какой-то навороченный институт, не дожидаясь участия беспечных родителей в сложном процессе перехода из школьницы в студентку.

– Бывают же такие талантливые дети! – с раздражением заметила Таня.

Я была на нее не в обиде, поскольку прекрасно понимала, что раздражение направлено не на моего ребенка, а персонально на меня. Посему предложила Леше выпить за его замечательную жену. Он хотел напоить нас какой-то неопознанной настойкой, на этикетке которой красовалась его физиономия с усами в натуральную величину. Но предпочитая коньяк, я все-таки выпросила у гостеприимного хозяина янтарную рюмочку французского мартеля, чем привела его в необъяснимую ярость. Выхлестав полбутылки усатой настойки, Лаврентий Палыч поволок меня на верхний этаж. Там, на скорую руку оборудовав новую пыточную камеру, он долго муссировал свою излюбленную тему: об отсутствии прав у меня и отсутствии обязательств у него. При этом все время удивлялся, чем я опять недовольна.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил он с задушевной интонацией инквизитора.

– Душу! – взвыла я с высоты сооруженного им распятия.

– Душу? Окстись, Александрин, я не Фауст!

И красивым жестом забив последний гвоздь, он вызвал такси. Таксер взнуздал своего коня, и на скорости, превышающей 100 км в час, мы продолжили наше общение. Оказалось, что распятому человеку уже ничего не страшно. Ему остается только вознестись, если получится. Так что в ответ на очередную пыточную реплику я молча распахнула дверь машины. Но вознестись мне так и не удалось. Пришла в себя я от того, что кто-то крепко держал меня за горло и втаскивал в автомобиль. Впереди сидел таксист, его руки ходили ходуном и он плаксиво повторял, что за 30 лет работы такого в его практике еще не случалось. А Лаврентий Палыч, отпустив на время горло, заламывал мне за спину руки и орал:

– Ты чуть не угробила человека! Его бы посадили на долгий срок, если бы тебя раздавила встречная машина! Скажи спасибо, что у меня молниеносная реакция!

– А тот факт, что я чуть не оказалась под колесами, тебя не волнует?

– Ты сама этого захотела! Но какое ты имеешь право подставлять других людей? Что бы я сказал твоей дочери, держа твой труп на руках, ты подумала об этом?!

– Так бы и сказал: не выдержав пыток, вознеслась.

Чтобы не продолжать эту бессмысленную дискуссию, он остановил машину у первой же попавшейся по пути станции метро и выпустил меня на волю. Присутствовать при следующих попытках вознесения ему категорически не хотелось. В гостиницу я заявилась, на последнем издыхании неся на себе свое распятие. Швейцар меня в таком растерзанном виде не узнал и решил, что к ним по ошибке заявилась внештатная сотрудница садомазохистского притона. Только после тщательной проверки документов мне удалось вползти в свой номер. Как я потом сутки добиралась домой, не помню. Как через пару дней переместилась из Киева в Крым, тоже не помню.

Помню только, что рядом был муж, которому я методично каждый день задавала один и тот же вопрос: почему, выпрыгнув на большой скорости из машины, я осталась живой и невредимой, и неужели меня спас не кто иной как Лаврентий Палыч? Муж в ответ молча пил водку. Тогда в одну варфоломеевскую ночь я перебила всю посуду в нашем номере, оборвала проводку, повредила мебель и в ночной рубашке пыталась перелезть через забор. Но повисла на нем, как необычайной красоты огородное пугало. Муж стоял под забором и задумчиво глядел на эту шедевральную картину. Проходящий мимо ночной путник воспринял представшее перед его глазами зрелище несколько по-иному и истошно завопил:

– Да сними ты ее оттуда!!!

Приехав домой, я узнала от дочери, что в эту самую ночь звонили из Питера и трагическим голосом звали меня к телефону. Диалог был приблизительно такой:

– Стася, где мама?

– Уехала.

– Что значит уехала? Это Волков говорит.

– Я слышу, кто говорит. Но ее все равно в городе нет.

– Как только вернется, передай ей, пусть немедленно перезвонит мне.

Ну я и перезвонила. Он сказал, что у него именно в эту ночь разболелось сердце и что-то там еще, и он решил, что к его нездоровью руку приложила именно я. Потому и позвонил проверить.

– И вообще, Сашка, я не собирался с тобой ссориться. У тебя все нормально?

– Уже все нормально, Леш, остались только следы от гвоздей. Но, я думаю, со временем они будут заметны разве что тем, кто принимал участие в этом постбиблейском перфомансе. Так что не волнуйся, Палыч, я не подмочу твою репутацию…

Ты приходишь ко мне —я свечусь, как березовый лист.Здесь мой зал ожиданья —и что бы в судьбе ни случилось,Ты играешь все ту же мелодию, мой пианист.Что ж мне слышится сладостно-сладкая санта-лючия?Жажда не утоляетсяв самом хмельном из мировЛитром лютой тоскис чайной ложкой крепчайшего счастья.Ты приходишь ко мне —и приносишь поленницу дров.И я снова горюна костре при твоем соучастьи.Белый пламень любвизаливается оловом слов,Тех изношенных слов,от которых не ждешь облегченья.Вкус твоих отрезвляющих губ —вот и весь мой улов.Душ скрещенных ожог —и кинжальная сталь отлученья.

Эпизод 3

С середины 90-х я вынуждена была, как и ты, постоянно контактировать с продажной девкой дикого капитализма, то есть журналистикой. Газеты и журналы меняла, как перчатки, поскольку не могла долго выносить ни их желтой внешности, ни серого нутра. Один из гламурных журналов, в котором я ненадолго приземлилась, назывался «Имидж и жилье». Издавал его бывший суворовец, «латышский стрелок», ставший впоследствии сначала рэкетиром, а потом, что характерно для нашего времени, издателем глянца. Он был однофамильцем одного из сталинских братков, как известно, плохо кончивших. Звали хозяина «Имиджа и жилья» Василий Каменев. Отличительной чертой Васи оказалась полная девственность в области гуманитарных познаний и неодолимое пристрастие в свои 40 с гаком к малолетним киевским моделям. За рекламу в журнале ему удавалось жить, как при коммунизме, не имея в наличии дензнаков и прочих обременяющих вещей. Даже в рестораны и фитнес-клубы он приглашал нужных людей и очередных «миссок» не за свой счет, а исключительно по бартеру. Разговаривал Вася на языке, по сравнению с которым смесь украинского с нижегородским кажется образцом изысканного вкуса. Когда одна из его моделек ушла в погоне за длинным евро к богатому немцу, безутешный Каменев полгода проливал на пол офиса скупые рэкетирские слезы и приговаривал:

– Если он ее бросит и она вернется ко мне, я ее не выгоню. Но музой, моей музой, она не будет больше никогда!

В поисках следующей музы Вася посещал различные модельные агентства далеко не первого ранга. В один из дней он наконец явился на кинопремьеру с недозрелой девицей, у которой кроме ценника 90-60-90 не было, что называется, ни кожи ни рожи. Свой выбор Вася объяснил очень просто:

– Я не опустил планку. Илоне было уже 19, а эта на два года моложе.

Вот с таким кладезем ума и мужественности в одном лице, не обезображенном излишками интеллекта, приходилось общаться и работать. Но самым удивительным было то, что Вася оказался давним приятелем Эллы Мартыновой, антрепренерши моего именитого бойдруга. Каменев регулярно снабжал Эллу новыми номерами журнала, она даже говорила ему в лицо, что ей очень нравится «Имидж и жилье» и обещала помочь с продвижением издания в Москве и Питере. Все Васины надежды рухнули в один прекрасный день. В очередном номере журнала вышло мое интервью с Алексеем Палычем Волковым. Вася был очень доволен интервью и в зубах принес его Мартыновой. Прочитав содержимое, разъяренная Элла рвала и метала, попросила корешей-охранников не пущать меня за кулисы на концерте Палыча в Киеве, а Васю обязала передать мне, чтобы я оставила Палыча в покое и никогда больше ему не звонила, не мешала жить и работать. Вася не стал возражать и воспроизвел все пожелания Мартыновой с точностью попугая. «Пришло время разбрасывать камни, то есть искать другую работу», – подумала я и позвонила Палычу.

– Леша, мне не нравится, как Вася реагирует на буйное словотворчество Мартыновой в мой адрес.

Я решила уйти из журнала, хотя уходить мне некуда. Опять в моей жизни происходит катастрофа, и опять это связано с тобой.

– Я сейчас в пути, приближаюсь к Виннице. Потом у меня Хмельницкий, Львов и Краков. Приезжай, если сможешь, в Краков. Там обо всем и поговорим.

И вот я в Кракове, в самой лучшей гостинице, где по моим расчетам Палыч уже должен был переночевать и проснуться. Но оказалось, что по техническим причинам он еще не выехал из Львова.

– Леша, я уже три часа жду тебя в Кракове.

– Мне что, от радости выпрыгнуть из машины?

– Выпрыгивать не надо, это по моей части.

– В общем, я буду в гостинице часов через пять. Смотри телевизор, гуляй по городу, сходи в кафедральный собор… Когда приеду, я сам тебя найду.

Он нашел меня, заключенной в одиночном номере, в пограничном состоянии. Я уже готова была бежать в неизвестном направлении, но, к сожалению, не успела.

– Так о чем ты хотела поговорить?

– Забыла.

– Ну, вспоминай, а я пока сбегаю отработаю концерт, посещу банкет и вернусь.

– Значит, на концерт ты меня не приглашаешь?

– Ну, в общем, если ты хочешь. Только надо это устроить так, чтобы тебя никто из моих музыкантов не видел. Да тут еще туроператорша – подруга мадам.

– Я все поняла. Не надо меня проносить в концертный зал в чемодане. Я лучше здесь побуду. Сяду на пенек, съем пирожок. Иди, Леша, работай! Сейчас у нас пять часов вечера, авось сегодня еще встретимся.

В час ночи поступило сообщение, что маэстро вернулся с банкета. По чистой случайности наши номера располагались на одном этаже. Администратор Гоша зашел за мной и осторожно, как по канату, переправил в номер Палыча. В белом махровом халате (с кровавым подбоем) господин Волкофф полулежал на диване и смотрел телевизор. По спутнику показывали дивный фильм «Любовь с привилегиями», где в главных ролях блистали отставной партийный босс Тихонов, он же Штирлиц, и скромная таксистка Любовь Полищук.

– Леш, тебе что, нравится такое кино?

– Там есть некоторые моменты…

Пока Тихонов с Полищук тихо общались в постели, мы втроем сосредоточенно молчали. Потом Гоша откланялся, на прощание поведав мне, что он сейчас пишет диссертацию о шоу-бизнесе, поэтому ему нужно срочно удалиться, чтобы на сон грядущий поработать. Возражений не последовало, и мы уже вдвоем продолжили просмотр «Любви с привилегиями». В тот момент, когда сын цекиста Тихонова стал грубо приставать к таксистке, Палыч перевел глаза от экрана в направлении меня и мрачно спросил:

– Будем прощаться или ложиться спать?

К этому часу мне стало уже абсолютно все равно, быть или не быть. И я предложила досмотреть кино. В ответ щелкнул выключатель, отдаленно напоминая пистолетный выстрел. А дальше, как говорил классик русского шансона, пантомима, ее не спеть никак.

Под утро интонация нашего прерванного разговора приобрела относительную мягкость. Палыч настолько подобрел, что даже достал гитару и исполнил блюз.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.