Тактический уровень

Макс Глебов

Тактический уровень

Глава 1

Днепр к северу и к югу от Киева изобилует островами, а его ширина даже в самых узких местах составляет около километра. Именно с этой рекой в августе сорок первого руководство Красной Армии связывало надежды на создание прочной обороны, опираясь на которую оно рассчитывало удержать Киев.

С орбиты ситуация выглядела для русских войск весьма печально, хотя на местах командующим фронтами она могла казаться не столь угрожающей. Немецкая шестая армия начала штурм Киевского укрепрайона и основательно вклинилась в советскую оборону, но ввод в бой свежих дивизий позволил Красной Армии к середине августа восстановить положение, оттеснив противника и деблокировав бетонные укрепления, гарнизоны которых почти неделю сражались в окружении. Этот успех, похоже, заставил товарища Сталина и его генералов поверить в способность войск Юго-Западного фронта удержать столицу Советской Украины, однако ситуация на фронте вновь резко изменилась.

Убедившись в том, что, несмотря на взятие Смоленска, сломить упорное сопротивление советских войск не удается, командование вермахта сочло невозможным дальнейшее наступление на Москву без ликвидации угрозы с фланга, со стороны армий Юго-Западного фронта, которые все еще упорно обороняли киевский выступ. Двадцать четвертого августа танковая группа1 Гейнца Гудериана, и пехотная армия Максимилиана фон Вейхса развернулись на юг и начали наступление с целью окружения русских войск, защищавших Киев. Ослабленные предыдущими боями советские дивизии не смогли остановить танковый кулак вермахта, но с востока во фланг моторизованным соединениям Гудериана все же наносились энергичные контрудары, отвлекавшие его силы и замедлявшие продвижение на юг. Возможно, с одним Гудерианом, даже поддержанным пехотой Вейхса, Юго-Западный фронт смог бы справиться, и, если и не победить, то хотя бы не дать себя окружить. Судя по всему, командование Красной Армии искренне верило в то, что этим ударом немцы и ограничатся, поскольку на южном фланге обороны Киева столь же мощной танковой группы у противника не имелось. На самом же деле советские генералы вновь недооценили способность вермахта к быстрым и неожиданным маневрам подвижными соединениями.

Положение советских и немецких войск на начало сентября 1941 года. Синяя заштрихованная стрела – удар танковой группы Гейнца Гудериана, нанесенный в первых числах сентября. Синяя пунктирная стрела – планируемый удар с Кременчугского плацдарма танковой группы Эвальда фон Клейста (в реальной истории он состоялся 12 сентября и привел к замыканию Киевского котла).

Одновременно с ударом Гудериана пришли в движение огромные массы танков, артиллерии и автомашин в немецкой группе армий Юг. Спутники во всей красе демонстрировали мне растянувшиеся на десятки километров колонны техники танковой группы генерала Эвальда фон Клейста, форсированным маршем стягивавшиеся к южному фасу киевского выступа. Да, пока они еще находились на западном берегу Днепра, и для того, чтобы нанести удар с юга навстречу танкам Гудериана, им требовалось переправиться на один из захваченных ранее плацдармов. Однако, судя по количеству инженерной техники, стягиваемой к реке, задача эта была немцам вполне по силам, хоть и требовала использования почти всех имевшихся в их распоряжении переправочных средств. Для такой массы техники был необходим километровый понтонный мост, способный выдержать танки.

Я видел, как вокруг русских армий затягивается смертельная петля, но что может сделать в такой ситуации младший лейтенант, ожидающий в неглубоком тылу направления в новую часть?

* * *

Наш прорыв из окружения был встречен командованием весьма неоднозначно. За генералом Музыченко и комдивом Соколовым практически сразу прибыли сотрудники НКВД из особого отдела Южного фронта, а всех остальных, вырвавшихся из котла, отвели в тыл на переформирование. Но это не значит, что нас оставили в покое. Через неделю к особистам вызвали и меня.

– Присаживайтесь, товарищ Нагулин, – кивнул батальонный комиссар, выслушав мой доклад, – беседа нам предстоит долгая.

Я молча опустился на табурет напротив стола особиста и изобразил на лице сосредоточенное внимание. Обращение «товарищ Нагулин» меня несколько напрягло, но спасибо хоть не просто «Нагулин». Если все-таки «товарищ», то немедленного обвинения в чем-то несовместимом с жизнью и свободой можно пока не ждать.

– Вы ведь совсем недавно были рядовым красноармейцем, товарищ Нагулин, ведь так?

Я хотел ответить, но комиссар остановил меня, приподняв ладонь.

– И в младшие лейтенанты были произведены уже в окружении личным приказом командующего шестой армией. Несколько необычно, не находите?

– Обсуждение решений командующего армией выходит за рамки моих полномочий и компетенции, товарищ батальонный комиссар, – включил я дурака, сохраняя на лице нейтральное выражение.

– В этом вы, несомненно, правы, товарищ Нагулин, но все же. Есть мнение, что командарм поторопился, и принял это решение под давлением обстоятельств, не имея возможности тщательно взвесить все «за» и «против».

Я молчал, а комиссар внимательно наблюдал за моей реакцией.

– Сейчас особым отделом фронта проводится расследование, – доверительным тоном сообщил мне особист. – Шестая и двенадцатая армии, фактически, перестали существовать. Я не могу сообщить вам точные цифры – информация секретна – но последствия таковы, что вероятность измены в высшем руководстве армий весьма велика.

– Товарищ… – тут уж отмалчиваться было нельзя, но особист опять меня остановил жестом руки.

– Я знаю, что вы хотите сказать, товарищ Нагулин. Но, поверьте мне, с позиции рядового бойца и даже командира взвода ситуация выглядит совсем не такой, какой она видится на уровне армии и, тем более, фронта. Так что не торопитесь с высказываниями, а лучше пока послушайте меня.

Я послушно умолк.

– Собственно, к действиям вашего взвода и к вам лично ни у кого претензий нет, хотя вопросы имеются, но это тема отдельного разговора, – продолжил комиссар. – Более того, скорее всего, по результатам расследования ваше новое звание будет утверждено приказом командующего фронтом. Но это решение будет зависеть от ваших ответов на мои вопросы – правильных ответов, товарищ Нагулин. Вы меня понимаете?

– Да, товарищ батальонный комиссар. Не сомневайтесь, я понимаю всю важность проводимого расследования, и мои ответы будут правдивыми, даже если эта правда представит меня и моих людей в невыгодном свете, – я продолжал изображать не слишком умного, но зато предельно честного бойца, искренне стремящегося помочь следствию, но не знающего, как это сделать.

– Очень хорошо, – слегка поморщился особист. Он явно хотел услышать несколько иной ответ, но комментировать мои слова не стал, – тогда приступим. Какую задачу поставил перед вами генерал-лейтенант Музыченко?

– Сформировать взвод противовоздушной обороны для прикрытия «колонны особого назначения», в составе которой должен был выходить из окружения штаб шестой армии.

– И вы эту задачу выполнили, – утвердительно кивнул особист. – А теперь скажите мне, товарищ Нагулин, кто дал вам указание привлечь в свой взвод в качестве средств усиления технику и людей, превративших его, фактически, в сводную роту?

Вот оно как. Товарищ батальонный комиссар изволит копать под генерала Музыченко, и явно делает это не по собственной инициативе, а по приказу сверху. А сдавать генерала очень не хочется…

– Инициатива исходила от меня, товарищ батальонный комиссар. Я стремился выполнить приказ наилучшим образом. Заявки на получение усиления я подавал своему непосредственному начальнику майору Свирскому. Как по ним принимались решения дальше, я не знаю, но людей и технику я в большинстве случаев получал.

– К сожалению, майора Свирского мы спросить уже ни о чем не сможем, – покачал головой особист, – он погиб при прорыве немецкого заслона у села Емиловка. Но не думаю, что без санкции командующего армией майор мог изымать из не подчиненных ему подразделений и частей средства усиления для вашего взвода, ведь так?

– Я не располагаю этой информацией, товарищ батальонный комиссар.

– А вы подумайте, товарищ Нагулин, – усмехнулся особист, – уставы этого не запрещают. Попробуйте взглянуть на ситуацию шире, выйдя за рамки поставленной перед вами задачи. Вот вы – младший командир, и ваши действия мне вполне понятны. У вас есть приказ, и, как вы сами сказали, вы стремитесь выполнить его наилучшим образом, для чего просите себе во взвод зенитки, бронеавтомобиль, грузовики и пулемет ДШК. Если смотреть с позиции командира взвода – это разумно и правильно. А теперь давайте посмотрим на эти действия с иной точки зрения. Армия готовится к прорыву из окружения. Исправной техники, боеприпасов и горючего осталось мало, но при этом для формирования штабной колонны из подразделений и частей изымается все лучшее. В результате мы получаем механизированный батальон, укомплектованный техникой сверх всякой меры, щедро снабженный горючим и боеприпасами. А на другой чаше весов – огромная масса войск, оставленных без самого необходимого для ведения боевых действий. Даже группы прорыва снабжаются хуже, хотя штабная колонна следует за их спинами. И каков результат? А результат таков, товарищ Нагулин, что из всей армии, доверенной Родиной генерал-лейтенанту Музыченко, из котла вырывается только один батальон с командармом во главе, а вся шестая армия остается в котле без средств для продолжения эффективного сопротивления, и к своим выходят только разрозненные группы и одиночные красноармейцы и командиры. Вы знаете, сколько людей, кроме вашего батальона, смогли выйти из котла?

– Не могу знать, товарищ батальонный комиссар.

– А я знаю! И знание это меня очень не радует, товарищ Нагулин, и заставляет задуматься о том, кто виноват в произошедшем.

Отказать особисту в логике я не мог. Дело другое, что однозначно валить всю вину на Музыченко было тоже неправильно. Начать с того, что вместо удержания всеми силами Первомайска восемнадцатая армия отошла на юг, а руководство Южного фронта даже не предупредило об этом окруженных. Я уж молчу о том, что в самые критические моменты армии в котле не только не имели поддержки авиации, но даже не получали от командующего фронтом никаких приказов.

Комиссар истолковал мое молчание по-своему.

– Вижу, вы начинаете понимать ситуацию, товарищ Нагулин, – удовлетворенно констатировал он, – Итак, вы подтверждаете, что получили от генерал-лейтенанта Музыченко приказ сформировать усиленный взвод ПВО, не считаясь с потерей боеспособности частей, из которых будут изъяты техника и боеприпасы для вашего подразделения?

– Я не получал приказа оценивать боеспособность подразделений, из которых изымалась техника, – играть дальше в молчанку было уже невозможно, – Я даже не знал, откуда она ко мне поступала. Этими вопросами занимался майор Свирский.

– Но вы ведь неглупый человек, Нагулин, – покачал головой особист, сдерживая раздражение, – и должны были понимать, что забрать технику у подразделений без снижения их боеспособности невозможно.

Особист активно подталкивал меня к даче обвинительных показаний против Музыченко. Конечно, слова младшего лейтенанта сами по себе не могли сыграть решающей роли, но в совокупности с другими «фактами» были вполне способны утопить командарма. Что ж, простите меня, погибший в бою товарищ Свирский, придется мне использовать ваше имя, чтобы защитить генерала Музыченко. Иначе никак не объяснить, откуда у меня информация, полученная со спутников в результате радиоперехвата переговоров между Музыченко и Понеделиным.

– Это вопрос не лейтенантского уровня, товарищ батальонный комиссар, – ответил я после небольшой паузы, – Тем не менее, майор Свирский счел возможным вкратце объяснить мне причину сбора уцелевшей техники в штабной колонне.

– Очень любопытно, товарищ Нагулин, – особист даже подался вперед на своем стуле, – и что же сказал вам ваш непосредственный начальник?

– Он сообщил, что командующим всеми окруженными силами назначен командарм-12 генерал-майор Понеделин, и что генерал Музыченко фактически отстранен от планирования и организации операции по выходу из котла. Однако, по его словам, генералу Музыченко была поставлена задача обеспечить прорыв штабной колонны шестой армии к войскам Южного фронта и наладить с ними координацию усилий по удержанию пробитого коридора и последующему выводу из котла оставшихся войск окруженных армий. У меня не возникло никаких сомнений в том, что ради этой цели в «колонне особого назначения» должна быть сконцентрирована лучшая часть оставшейся в строю техники.

Особист поскучнел. Некоторое время он молча обдумывал мои слова, а потом произнес:

– На сегодня достаточно, товарищ Нагулин. Сейчас вы изложите свои показания в письменной форме и можете быть свободны. Наш разговор еще не окончен, но продолжим мы его несколько позже.

* * *

Особый отдел НКВД Южного фронта располагался в Днепропетровске. Доверять собранные сведения телефонной связи батальонный комиссар Кириллов не рискнул, и отправился к начальству лично. Кабинет товарища Сазыкина находился на третьем этаже здания дореволюционной постройки на Октябрьской площади, куда Кириллов и прибыл ближе к полудню.

– Ну что, батальонный комиссар, есть результаты? – начальник особого отдела вышел из-за стола и протянул руку подчиненному.

– Есть, товарищ комиссар государственной безопасности третьего ранга, – кивнул Кириллов, пожимая руку Сазыкина, – но не совсем те, на которые мы рассчитывали.

– Что накопал?

– Подтверждаются показания Музыченко и Соколова. Ефрейтор Нагулин, произведенный в младшие лейтенанты приказом командарма-6, утверждает, что при постановке задачи его непосредственный начальник майор Свирский сообщил ему также задачу всей «колонны особого назначения». Зачем он это сделал, и откуда сам узнал эту информацию, остается неясным, а самого его уже не спросишь, но слова Нагулина совпадают с показаниями генерал-лейтенанта и комдива.

– Бумаги у тебя с собой?

– Да, все, что собрал – здесь, – Кириллов слегка хлопнул ладонью по кожаному портфелю.

– Оставишь мне. Пришел приказ из Москвы. Музыченко и Соколова у нас забирают. В шестнадцать часов за ними прилетит самолет, так что это дело теперь уйдет на самый верх, в Управление, а наша задача – передать руководству все имеющиеся наработки.

– Есть! – Кириллов открыл портфель и начал извлекать из него картонные папки. – А что с остальными окруженцами?

– Все, как обычно, – пожал плечами Сазыкин, – Допросим, и если не выявим предательства, передадим в службу кадров. У нас дивизии по три тысячи человек, так что им быстро место найдется.

– Нагулина тоже на переформирование? Его Музыченко в своих показаниях выделял особо, и даже написал на него и его людей представления к государственным наградам.

– Какие награды, батальонный комиссар? Две армии и мехкорпус сгинули в котле! Забудь. Пусть радуются, что в живых остались.

– Товарищ комиссар государственной безопасности третьего Ранга, разрешите мне поработать с Нагулиным более тщательно. Очень необычный боец. Лично сбить несколько самолетов противника не каждый может. Немецким владеет без акцента. Люди, которые с ним из окружения выходили, вообще, сказки какие-то рассказывают про его слух и зрение…

– Это не наше дело, товарищ Кириллов. У вас есть основания подозревать Нагулина в измене, преступной трусости или сотрудничестве с врагом?

– Прямых улик нет, но…

– Я знакомился с его делом, батальонный комиссар – меня этот случай тоже заинтересовал, но боец, лично уничтоживший столько фашистов, не может работать на противника. Железные подтверждения этих фактов присутствуют не всегда, но и того, что видели десятки красноармейцев и командиров, более чем достаточно.

– А если он работает не на немцев? Есть ведь еще союзники и нейтральные страны. В этом случае немецкие потери могут быть ему только на руку. Он очень хорошо подготовлен. Это отмечают капитан Щеглов и сержант Игнатов. Это же утверждает снайпер Серова и сержант Плужников, а он, напомню, из нашего ведомства. Я уж молчу о красноармейцах Чежине и Шаркове, чье мнение можно было бы и не учитывать, если бы оно не совпадало с остальными. А где он мог пройти такую подготовку? В тайге, стреляя по белкам? Не верю!

– Я думал об этом, – кивнул начальник особого отдела, – Не сходится. Никто и никогда не стал бы внедрять агента с такой подготовкой настолько топорным способом – слишком велик риск потерять ценного специалиста. Да и нужен ли американцам или англичанам агент на передовой советско-германского фронта? Затраты ресурсов на подготовку операции такого уровня несопоставимы с возможными выгодами. В общем, так! Отправь его к кадровикам, но наблюдения не снимай. Пусть пока им занимаются те, на кого командованием возложены соответствующие обязанности, а там посмотрим. Дадим ему возможность себя проявить не в условиях котла, когда живых свидетелей его художеств почти не осталось, а в более контролируемой ситуации. Единственное что… шепни им там, чтобы Нагулина определили в одну часть с людьми из его взвода. Мы с ними уже работали, да и расширять круг лиц, знающих о нашем к нему интересе, пока не стоит.

– А его звание?

– А что звание? У нас есть приказ командующего шестой армией. Комфронта Тюленев его не отменял. Сам Музыченко тоже пока ни в чем официально не обвинен, а с этими показаниями, – Сазыкин кивнул на папки на своем столе, – скорее всего, обвинен и не будет, задачу-то он честно выполнил, так что все обвинения достанутся сдавшемуся в плен генералу Понеделину. Вот пусть и командует Нагулин, раз уж заслужил, тем более что при прорыве его взвод проявил себя с наилучшей стороны. Наградить не можем, так хоть кубик в петлице сохраним. Все, батальонный комиссар, свободен. Мне еще дела Музыченко и Соколова к передаче в Москву готовить.

* * *

Возникшая передышка позволила мне подвести некоторые итоги и оценить свои действия. Нельзя сказать, что я остался ими доволен. Да, вырваться из котла удалось, и это несомненный плюс, но, как показала практика, я имел все шансы там и остаться, словив случайную пулю или осколок, а то и просто попав в плен. В финальной части прорыва я окончательно утратил контроль над ситуацией, и если бы не Музыченко, оперативно организовавший ракетно-артиллерийский удар по зажавшему нас моторизованному батальону, ничем хорошим бы эта история для меня и моих людей не закончилась.

Пока я действую на тактическом уровне, ничего толкового добиться не получится. Сколь угодно точный стрелок, исключительно эффективный разведчик или диверсант – все это замечательно, но не тянет больше чем на капитана, ну, в самом благоприятном варианте, на майора. Это не значит, что пользоваться этими преимуществами нет смысла, но не на них мне нужно делать акцент. В моем распоряжении есть сеть сателлитов, потенциал которой гораздо шире тех возможностей, которые я уже использовал. В силу обстоятельств я не мог внятно распорядиться обширными данными о ходе боевых действий на всем фронте, и был вынужден ограничиться пределами Уманского котла, а чаще несколькими километрами вокруг места, где в текущий момент находился. Теперь же, вырвавшись из окружения, я получил некоторый простор для выбора. Естественно, никто не спросит младшего лейтенанта, и хорошо, если не ефрейтора, о том, где он желает применить свои полководческие таланты, но, по крайней мере, сейчас вопрос элементарного выживания не отбирает у меня все имеющееся время и силы, так что можно спокойно обдумать ситуацию.

Для начала о самой спутниковой сети. Я использую ее, как водитель местного автомобиля, совсем недавно севший за руль. Более-менее знаю, какие ручки дергать, что крутить и куда жать, но понятия не имею, как все это работает и как отрегулировать двигатель и подвеску, чтобы работало лучше. Оно и понятно – я пилот космического истребителя, а не ученый. Да, чего-то нахватался от Летры, но это слезы по сравнению с тем, что знали специалисты, занимавшиеся исследованием земной цивилизации. Я раньше даже не задумывался о том, откуда берется информация, сопровождающая картинку со спутников.

Я видел с орбиты, скажем, танковую колонну, ползущую по шоссе. Ну, колонна и колонна, дальше-то что? Но вычислитель сразу же подсказывал мне, что это, к примеру, машины танковой дивизии «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», а иногда и указывал конечную точку их маршрута. А фамилии командиров частей? Их я тоже видел в комментариях, но откуда их брал вычислитель? На технике не написаны номера частей и фамилии командующих. Я, конечно, понимал, что до того, как я оказался на планете, исследования шли уже много лет, и в базах данных скопилась обширная информация, которую мог обрабатывать вычислитель для дополнения данных с орбиты, но некоторые детали просто невозможно выяснить одним лишь наблюдением сверху. Несомненно, есть еще радиоперехват, который сеть сателлитов ведет в непрерывном режиме. Взлом местных шифров труда не составляет, но даже это объясняет не все, хоть и многое.

Откуда, например, подробная информация о конструкции оружия и техники? Тот же финский пистолет… Я ведь, когда разбирал это оружие, имел перед глазами трехмерную модель со всеми подробностями его устройства и функционирования. Откуда? Ответ напрашивается сам – кроме спутников есть что-то еще. Полковник Нивен ничего мне об этом не сообщил, просто не успел, наверное, но Летра говорила о том, что для сбора данных на других планетах используются дроны, оснащенные генераторами маскировочных полей. О том, что эти беспилотные аппараты применяются и на Земле, она не упоминала, но если ученые с других исследовательских баз использовали их для получения информации, то почему не предположить, что и здесь они тоже есть, причем продолжают функционировать и сейчас, пересылая собранные данные на орбиту? Вполне вероятно. Дело другое, что я не знаю, как ими управлять, а, возможно, и не имею нужных кодов доступа.

Документация по сети сателлитов в памяти вычислителя имелась, но разобраться с ней в полном объеме я не успел, что и неудивительно. Летра, например, прежде чем занять свою должность, четыре года училась в Метрополии, причем, по ее рассказам, закончить обучение смогли далеко не все из тех, кто его начал. Самые необходимые настройки я делать умею, но дальше… В общем, похоже, что наиболее полное освоение попавшего мне в руки высокотехнологичного инструмента должно стать одной из главных задач на ближайшее время, если, конечно, моих знаний и подготовки на это хватит.

Глава 2

Из окна палаты военного госпиталя в Дрездене был виден уютный дворик с аккуратными скамеечками, окруженными зеленью тщательно подстриженных кустов. Эриху фон Шлиману этот вид уже успел изрядно надоесть, и когда массивные ворота открылись, впуская во двор черный «мерседес», он даже немного обрадовался этому новому штриху в скуке последних дней. Через несколько минут за дверью послышались шаги, и вслед за врачом в палату вошел полковник Генрих Рихтенгден в наброшенном поверх мундира белом халате.

Майор поднялся ему навстречу. Последние дни это давалось ему относительно легко.

– Рад видеть тебя Эрих, – без улыбки произнес полковник, – Я боялся, что все гораздо хуже.

– Герр оберст, – обратился к гостю доктор, – Майор Шлиман перенес серьезную контузию. Очень вас прошу, постарайтесь не заставлять его нервничать.

– Я учту, – кивнул полковник, и доктор тихо вышел, прикрыв за собой дверь.

– Как себя чувствуешь, Эрих?

– Ты совершенно прав, могло быть хуже, – пожал плечами майор, – Знаешь, Генрих, я не предполагал, что коммунисты могут действовать так оперативно. Этот шквал огня… Мой батальон просто смели.

– Русская реактивная артиллерия, – поморщился полковник, – Пока у них ее мало, но, похоже, командование противника делает ставку на это оружие. Наши «небельверферы» бьют точнее, но у большевиков выше дальность стрельбы и больше снарядов в залпе. Неприятная штука.

– Я имел возможность убедиться в этом на собственной шкуре, – кивнул Шлиман.

– Что там случилось, Эрих? Показания выживших не слишком проясняют картину. Русский стрелок ушел?

– Скорее всего, да, герр оберст. Если, конечно, его не зацепило случайным осколком. Я приказал своим людям в него не стрелять – хотел взять живым, но русские ударили с такой силой, что могло произойти все, что угодно.