Бухарские миражи

А потому, далеко не каждый рядовой местный житель может позволить себе ежедневно вкушать плов или кабоб. Жизнь заставляет прибегать ко всякого рода уловкам (изобретать различные дешёвые заменители, применять подозрительные консервы и суррогаты, а то и вовсе переходить на вегетарианскую диету), дабы разнообразить домашнее меню. В итоге, все это сказывается на качестве пищи и, как следствие, на продолжительности жизни нации в целом.

В погоне за недееспособным клиентом, продавцы соревнуются друг с другом за удешевление конечного продукта, что, в свою очередь, естественно, не может не сказаться на качестве предоставляемого товара.

И в заключение – ещё одна бухарская притча.

Надежда умирает последней

Всё-таки, местный восточный фольклор неистощим и не иссякаем: сколько б я ни жил, никогда не устаю изумляться своеобразному бухарскому юмору, который даже в таких – казалось бы суровых – условиях, как нынешнее время, не прекращает проявлять себя, вселяя в сердца оптимизм и заставляя нас лишний раз улыбнуться и чуть-чуть расслабиться.

Есть у меня давнишний друг и приятель, с которым мы общаемся аж с юношеских времён. В виду того, что мы давно разделены и разобщены географически, то периодически нам приходится уточнять или согласовывать отдельные узловые и спорные моменты нашего будущего произведения, прибегая к интернету или телефону. Как и принято в подобных случаях, не обходится и без шуток, курьёзов и анекдотов, коими напичканы наши головы, ибо оба любим смех и здоровый юмор.

– Ты знаешь, я тут недавно общался по телефону с твоим дядей… – сообщает мне товарищ, подразумевая мужа моей старшей сестры, который кстати, приходится также и родственником ему самому. – Пообщались с ним о том, о сём… естественно, не могли обойти стороной и такую актуальную тему наших дней, как корона вирус.

– Ну-ну? – с интересом справляюсь я, прекрасно осознавая тот факт, что всё моё поколение находится в известной повышенной зоне риска. И тут же, незаметно для себя, соскакиваю «автоматом» на родной язык – Тинчими? («Всё ли нормально?»)

– Вот-вот, и я ему о том же… – озабоченно продолжает мой друг и тоже, перейдя на таджикский, пересказывает мне их диалог – Ки медонад ин балоя? На сараша, на охираша… ҳеч кас намедонад. («Кто может знать про эту напасть? Ни начала, ни конца… никому не дано предугадать?»)

– Э-э, хай, майлаш… («Ну, да ладно…») – соглашается на том конце провода мой старший зять и, заканчивая беседу, как бы подводит черту, вселяя надежду – Илоҳо ина охираш бахайр шавад! («Лишь бы в конце всё сложилось нормально!»)

На что его собеседник неожиданно выдаёт:

– О! Кстати: а Вы знаете, откуда появилось это выражение у бухарцев?

Вообще-то, ошеломить или озадачить подобными вопросами моего зятя довольно сложно, поскольку он является не только весьма уважаемым человеком в почётном кругу узких интеллектуалов и краеведов города, но к тому же, известен своими глубокими познаниями в области таджико-персидской филологии, истории и всего того, что касается этимологии, происхождения отдельных поговорок и фольклорных выражений в частности. Однако тут ему с сожалением приходится чистосердечно сознаться в своей неосведомлённости относительно конкретного выражения. И Амон с радостью повествует ему следующую историю.

Было это давно, аж во времена эпохи правления Саманидов, когда люди были набожными, а правители не утратили таких понятий, как честь, совесть и справедливость. Когда порядки в стране блюлись строго, а закон исполнялся неукоснительно. Когда, на рынках существовала специальная должность, которая исправно следила за точностью мер и весов, ибо в мусульманском мире это считалось величайшим грехом, требующем сурового наказания…

И вот, на одном из бухарских базаров был выявлен нечистый на руку продавец овощей, обвешивающий честных граждан. Когда его изобличили и он был вынужден предстать перед всенародным судилищем, главный раис, исполняющий роль праведного вершителя правосудия, обратился к гражданам:

– Какого наказания заслуживает этот нечестивец и богоотступник? Ваше решение – закон к исполнению!

– Пусть палач затолкает ему в ж@пу всю его морковь! – выкрикнул из толпы какой-то остряк, вызвав тем самым хохот у толпы и громкие возгласы одобрения.

– Что ж, да будет так! – вынес вердикт справедливый и неподкупный блюститель закона шариата.

И вот, когда палач, нагнув свою жертву, стал поочерёдно вбивать ему в зад по морковке (приговаривая: Ин як… ин – ду, ин – се! /«Это раз… это два… это три!»/), площадь огласилась неожиданными восклицаниями несчастного к Всевышнему:

– Илоҳо ина охираш бахайр шавад! («Лишь бы в конце всё сложилось удачно!»)

Что – естественно – не могло не удивить палача, который, не выдержав столь неординарной реакции своей жертвы, с изумлением поинтересовался:

– С какой стати, тебе вдруг приспичило с такой довольной рожей, молиться о каком-то благополучном «исходе»?!

– Дело в том… – ответил ему незадачливый торговец – что когда закончится морковь, то на дне мешка у меня сохранилось ещё с полпуда свеклы…

Караван-сараи

Один из многочисленных караван-сараев Бухары. Фото 2017 г.

Собственно, эту тему мы давно собирались осветить. Сейчас же, благодаря нашему другу-бухарцу Зоиршо Клычеву, попробуем это сделать.

Итак, что же такое караван-сарай? По сути, это постоялый двор для путешественников или – говоря современным языком – гостиница. На всём протяжении Великого Шелкового Пути, в любых городах Востока имелись подобные заведения, без которых немыслима была жизнь путешественника, а следовательно и сама торговля. А потому, вся инфраструктура восточных городов была «заточена» под этот важный вид деятельности, благодаря которому и был возможен культурный и прочие обмены между людьми. Скажем, где странствующим купцам разместить свои товары? Куда пристроить верблюдов, лошадей, обыкновенного осла? Наконец, где найти уютный и теплый уголок для себя?

Ведь караваны двигались с Востока на Запад и обратно постоянно, на протяжении ряда столетий. Пока… в 1498 году, один арабский лоцман – ибн Масҷид – не показал флотилии Васко да Гамы кратчайший путь от восточной Африки до вожделенных берегов Индии, родины специй и пряностей. Именно с этого времени значение Шелкового Пути начинает ослабевать и спадать на «нет», а спустя ещё два-три столетия и вовсе окончательно уйдёт в забвение, оставив своим потомкам лишь яркие фантастические картинки из сказок «Тысячу и одной ночи».

– Обратите внимание на эту маленькую дверку («дарича»)! – подсказывает нам Зоиршо – А теперь, представьте себе, что один из купцов стучится в неё и ему на стук откликается саройбон…

– Кто-кто? – перебиваю я.

– Саройбон! Ну, или по-другому «дарвозабон». – удивленно поднимает на меня глаза товарищ и поясняет азбучные истины – От слова «дарвоза» («ворота», «двери»). То есть, сторож или охранник данного караван-сарая.

Мне становится стыдно, что я уже начинаю забывать такие элементарные вещи из своего недавнего прошлого.

– А, ну да, конечно…

– А теперь, смотри сюда! – оживляется мой друг – Вот, видишь: это настоящие следы от обода колес арбы («ғалтак»), повозок и прочего гужевого транспорта. Так вот: саройбон из-за своей дверки справляется о купце, о его товаре, о договоре-контракте и только после этого впускает гостя вовнутрь.

Тут, пожалуй, стоит отметить про ещё одну важную особенность, касающуюся торговли в древние времена и денег в частности. Как известно, в каждом восточном городе имелись, выражаясь современным языком, пункты обмена, где менялы обменивали приезжим купцам их деньги на любую валюту. В Бухаре таким центром являлся купол-пассаж, который так и назывался «Купол менял» («Ток-и саррофон»). Там сидели «финансисты» и «банкиры». Как правило, заправляли всем этим евреи или индусы, поскольку – как известно – согласно шариату и Корану, мусульманам запрещено было заниматься ростовщичеством, дабы не оказаться в Судный день в аду.

Так вот, оказывается, уже во времена Великого Шёлкового Пути, были известны такие термины как «чек», «банковская карта» и т. п. потому как, редкие купцы, торгующие как правило оптом, рисковали носить наличные с собой. И это понятно: даже в наше время никто не застрахован от грабежа, что уж тут говорить о прошлых столетиях, кишащих разбойниками и прочими нехорошими товарищами. А потому, оказавшись в незнакомом городе, купцы стремились первым делом навестить менял, где за свой товар они получали на руку небольшую бумажку, заверенную местным оператором, а по-приезду домой они могли предъявить этот «чек» агенту и спокойно получить в полном объёме свои наличные.

Бухара издревле славилась огромным количеством караван-сараев, где ни на минуту не прекращались довольно крупные сделки между продавцами и покупателями. К примеру, в сарае Убайдуллаходжи совершались ежедневно сделки на сумму до 15 тысяч рублей. Маклеры объявляли о поступавших товарах, на какую сумму, какие отпускались в кредит или под векселя и на какой срок.

В казенном (эмирском) сарае Сайфиддин обосновались баи, торговавшие шелком, золотошвейными материалами, жемчугом, бриллиантами, алмазами, золотом. Это было гнездо аферистов, известных более по кличкам. Так, «Абрам-Юнус» (иранец) имел несколько паспортов и состоял то в одном, то в другом подданстве. Кўри-Изро был известен больше как «Айнаки» («очкастый»), торговал драгоценностями. Иные были известны как «Кура-Малахим» (одноглазый), «Абои-Қоқ» (сухой). Маклером этого сарая был Дауд («Давид» – еврей). Оборот сарая в день достигал 50 тысяч рублей.

В эмирском сарае Ногай обосновался ростовщик Қори Исмат-калля (его оборот достигал в день 1000 рублей). Другой бай, Қори Силькои, снабжал мануфактурой всю восточную часть Бухарского ханства. В том же сарае помещались до 30 других торговцев (савдогаров). На втором этаже сарая Ногай шили халаты. Каждая худжра имела своего хозяина. Оборот сарая в день составлял, примерно, 5000 рублей…

В сопровождении бывшего главного архитектора города я с трепетом и волнением вхожу на территорию одного из восстановленных караван-сараев и… словно перенесясь в мгновение ока, попадаю в совершенно иной мир. И в то же самое время – до боли знакомый. Настолько, что аж защемит где-то там, в груди.

– Вот, мы только что вошли в караван-сарай. – останавливается перед широким внутренним двором Зоиршо и поясняет. – Что такое караван-сарай? Это тип торгового сооружения, служащее гостиницей для купцов-торговцев, и – одновременно – являющееся складом для их продукции и всяких товаров.

– А что это за ниши? – обращаю я внимание своего спутника на ряд углублений.

– Это не ниши, а стойла, которые называются «охур». – смеётся Зоиршо. – В данном случае, это охуры для ослов, судя по их высоте. Чуть далее, я тебе покажу и охуры для лошадей. Кстати, вот и ещё одна функция караван-сарая: «гараж» для гужевого транспорта! Скажу более: тут даже предусматривалось специальное помещение для хранения сена, овса и прочего корма. Кроме того, был предусмотрен навес от дождя («ним-айвон»). Обрати своё внимание вот ещё на что: видишь – тут мы спускаемся вниз по пандусу, а там поднимаемся по ступенькам наверх, к кельям, где проживали сами торговцы. А почему? Потому что должна существовать так называемая «санитарная граница», отделяющая грязь, нечистоты и испражнения животных от места проживания людей.

Внутренний двор караван-сарая. Фото 2017 г.

Мы спускаемся по главному пандусу во двор, проходим немного, а затем мой собеседник обращает моё внимание на узкий пандус справа. И, подмигнув заговорщически, шепчет:

– Пойдём, я тебе ещё кое-что покажу.

– Ах! – воскликнул я, последовав за своим гидом и вскоре очутившись ещё в одном волшебном помещении. – Так вот как, оказывается, выглядят охуры для лошадей!

– А ты я вижу очень догадливый! – улыбнулся Зоиршо – Совершенно верно – это «саис-хона» («конюшня»).

После чего, он отходит немного в сторону, предоставляя мне возможность, сделать несколько снимков.

– Боже мой! – вырывается из моей груди – Как хорошо, что удалось сохранить кусочек той Бухары. Но – КАК?!

– А вот это хороший вопрос! – похвалит меня друг и пригласит пройтись с ним на противоположную сторону двора, где в одной из келий был расположен импровизированный музей. – Здесь представлены фотографии прошлого, недавнего и настоящего! Видишь, с чего всё начиналось и в каком состоянии всё тут находилось? Ты возможно не поверишь, но я отсюда вывез (есть официальные даты, подписи…) четыре с половиной тысячи машин мусора!

– Это просто, невероятно! – я с изумлением и восхищением уставился на одного из самоотверженных и скромных тружеников и истинных патриотов родного края.

– Ты даже себе не представляешь, как выглядело это место до реставрации. – живо откликнулся на мою реакцию мой спутник и гид. – В советские времена здесь всё было буквально засыпано под грудами развалин. Песок, грязь и мусор – всё, больше ничего не было видно! Они ведь, собирались тут всё снести к чертям собачьим и возвести на этом месте какой-то торгово-развлекательный комплекс. Нет, ты себе это представляешь?! Однако, французская фирма, которая спонсировала данный проект и дала деньги…

– Подожди! – прервал я собеседника. – Как это «французская фирма»? А наши? Разве они не были заинтересованы в восстановлении?

– Какой ты наивный и простой. – не удержался приятель. – Кто «наши»? Кому из «наших» это было надо?!

Дабы сохранить подлинность нашего разговора, я вновь включаю свой диктофон.

– Повторюсь: здесь были руины и «ахлот» (бух. «мусор»). – продолжает мой гид. – И тогда, внимательно изучив со всех сторон, я сказал, что берусь восстановить это дело «с нуля». В то время, как другие в ужасе говорили, что такое невозможно восстановить, что это пустая трата времени и сил. Но – меценат в меня поверил. И ты знаешь, как на открытии он меня тискал, обнимал и всё приговаривал: «Иманс травО! Иманс травО…» («immense travail»). Откровенно говоря, хоть я и неплохо владею французским, но не сразу сообразил – о чём это он. И только придя домой и открыв словарь, узнал, что это означает «Огромная работа!».

– Какой колоссальный труд… – только и сумел я вымолвить вслед за французом, бегло пройдясь по многочисленным фотографиям. – Да тебе следует за это дать орден!

– Спасибо, но для меня главное не орден, а чтобы не мешали…

– А что – есть и такие? – удивился я.

Зоиршо только улыбнулся моей наивности.

– Ты знаешь: сейчас у кого есть деньги, тот и старается «рулить» всем. Или у Вас там, в России, по-другому?

– Да-да, ты прав. – вынужден согласиться я со своим собеседником. – К сожалению, наука, культура и история сегодня оказались никому не нужны. Но и это время пройдёт.

– Конечно, пройдёт. Но в наши дни, главная задача – это отстоять и сохранить для потомков хотя бы то немногое, что осталось. Будет обидно и горько, если какой-нибудь «шустряк от бизнеса» и далёкий от истории, подомнёт этот объект под себя, руководствуясь узко меркантильными интересами. Понимаешь?! А мы как были нищими философами, так и останемся ими. Вот, что обидно. А как было бы хорошо, скажем, если б ты тут открыл свою кулинарную школу; кто-то другой из энтузиастов, неровно дышащий к наследию своих предков, открыл бы свою этнографическую экспозицию для туристов; я бы, к примеру, с удовольствием читал бы для слушателей и специалистов свои лекции на тему истории и т.д., и т. п. То есть, сочетать приятное с полезным – вот ведь я о чём всё время пекусь!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Ушшок (от  араб. – влюбленные) – название широко распространенного в средние века макома из макомной системы «Двенадцать макомов» («Дувоздах маком») и популярного шуъбе (произведения) из цикла «Шашмаком». Первоначально, этот маком выражал лирическое настроение.

2

из трактата  «Чаҳор мақола» («Четыре беседы») Низами Арузи Самарканди

3

A Genetic Landscape Reshaped by Recent Events: Y-Chromosomal Insights into Central Asia (англ.) // The American Journal of Human Genetics

4

Сатира  А. Фирдоуси на султана Махмуда в виде приложения к «Шахнаме».

5

Довольно странный, на первый взгляд, симбиоз русского и таджикского языков. «Даромадан» (тадж.) – «войти» – неопределенная форма глагола. «Медаром» означает – «войду», «влезу». В данном случае, пролетарское сознание продемонстрировало уникальный подход к грамматике: первый слог и окончание изъято из родного языка, а середина заимствована из русской речи. Но самое удивительное и парадоксальное заключается в общем контексте высказывания: мол, теперь я, всё равно, по-всякому влезу, и буду прав, поскольку это моя страна и я тут являюсь хозяином.

6

Интересно провести параллели с произведением Платона «Федон», в которой рассказывается о смерти Сократа. По аналогии, последними словами этого мудрого философа были: – Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте.

Асклепий (у римлян – Эскулап) – Бог врачевания греческой мифологии, воскрешал даже мёртвых. Петуха обычно приносили в жертву богу медицины за выздоровление. Возможно, великий философ хотел отблагодарить Асклепия за исцеление бессмертной души, которая наконец освободилась от оков тленного тела?

7

Статья была написана в начале ХХI в.

8

Таков расклад лиц сложился при правлении последних эмиров. Ранее же, в обязательном порядке, на церемонии присутствовали все главы тюркских родов, благодаря которым мангыты пришли к власти. В старом мраморном троне можно даже обнаружить небольшие ямки-отверстия (по диаметру монет), куда новоиспечённый эмир вкладывал стопкой известное количество золотых монет (по числу родовых племён), которые затем вынимались и передавались представителям этих родов.

9

Между прочим, по поводу названия этой мечети, у авторов данной книги существует своя версия, отличная от общепринятой. «При чём тут продавцы пряностей и благовоний („аттор“)?» – резонно может задаться вопросом обычный бухарец, знающий историю этого храма огнепоклонников, ибо существующая мечеть, как известно, была построена на фундаменте ещё более древнего святилища поклонников зороастризма. А вот ежели вспомнить про авестийский «атар», означающий «огонь», тогда название «Магоки Атар-и» («В глубине огня /святилища/») становится вполне естественным и логичным. Три главных храмовых огня в зороастрийской традиции имели сакральное значение и вместе с тем символизировали три сословия иранского общества – воинов, жрецов и общинников – скотоводов и земледельцев. Огонь, по преданию зажженный самим Кави Виштаспой, Атар-Виштасп (позднее, Адур-Гушнасп) находился в Мидии, в иранском Азербайджане в районе Шиза и был посвящен царю и воинскому сословию. Огонь Хварны – божественной благодати Атар-Фарнбаг был посвящен жреческому сословию и находился в персидском городе Истахр. Огонь Митры Атар-Бурзин-Михр – третий сакральный огонь зороастрийской религии был местом паломничества простого люда и находился в Хорасане (Парфия). По мусульманской легенде, этот огонь погас в ночь рождения пророка Мухаммеда. Погасший огонь на алтаре Весты возвестил скорое падение Рима. Погасший огонь на алтаре Атар-Бурзин-Михр стал предвестником разрушения империи Сасанидов и вытеснения зороастризма исламом.

10

Есть и другое мнение: «Мир» – сокращенное от «Амир» – «Арабский эмир».

11

В отличие от солнечного года, в лунном (по Хиджре) календаре насчитывается не 365 дней, а 354 дня. То есть, на 11 дней меньше. Таким образом, за 33 года «набегает» ещё один «дополнительный» лунный год. Следовательно, 35 солнечных лет равны 36 лунным годам.

12

В.А.Шишкин, «Города Узбекистана», Ташкент, 1943, стр.26

13

Между прочим, более раннее название данного пассажа значилось как «Ток-и Китоб Фурўшон», ибо любовь к Книге (как и вообще, к чтению и любознательности) являлось неотъемлемой чертой подавляющего числа местного населения.

14

В настоящее время (2020 г), вместо этого рынка в скором будущем намереваются построить большой торговый комплекс.