Второй

Учитель сделал пометку в своих бумажках.

– Садитесь.

Ве наконец-то как будто оттаял – опустил руки, расслабил плечи, но смотрел как-то странно, в никуда, словно не было никого вокруг.

– Ха-ха! – развеселился Бренги. – Бедняга, тебя опять облапошила женщина! Смирись уже, это твоя доля!

Облапошенный несколько раз хлопнул глазами, и только тогда его лицо приняло человеческое, хоть и не совсем осмысленное, выражение.

– Она что, применила на мне магию разума? – наконец заговорил он.

– Да, дурачина! – продолжал радоваться Бренги.

– Но это нечестно! – Ве повернулся к учителю с негодующим видом. – Ментальные блоки – это совсем другое, мы их ещё не изучали!

– Это и есть «использовать свои преимущества».

– Но у меня тогда вообще не было шанса!

– Так бывает. Сядь на место. Айдер, – окликнул он Марту, которая тоже направилась к своей парте. – Ещё раз так сделаешь без моего разрешения – вылетишь из школы.

Марта только кивнула, сев на место и низко опустив голову. Неуместно строгое замечание проморозило атмосферу в классе, и Альберт, на время отвлечённый поединком однокурсников, снова начал тонуть в тяжёлых мыслях.

– Дьюри, Хостин.

Он вздрогнул, услышав свою фамилию, резко отодвинул стул и поднялся. Отвратительная слабость в коленях дала понять, что он слишком себя накрутил. Надо успокоиться и решать проблемы последовательно. Сейчас ему предстоит поединок с Томаром – это же хорошо, он этого давно ждал, а то сколько можно пассивно соперничать в преобразованиях и рефератах. Драка – вот это способ выяснить наконец, кто сильнее. А Дженкинс, значит, приврал, что не в курсе их способностей, потому что уж точно не случайно поставил в пару двух лидеров.

Вступив в пределы заветной площадки, Альберт невольно одёрнул длинный свитер и едва удержался, чтобы не поправить волосы. У него была собственная теория, согласно которой магическая энергия отражалась во внешности её обладателя. Если точнее, более мощная энергия требовала более совершенной физической оболочки. И хотя Томар выглядел, возможно, привлекательнее Альберта, но не потому что был сильнее, а потому что его магия имела размеренный и аккуратный характер, вот и сам он был весь такой опрятный и ладный, высокий, но не слишком, в тонком джемпере по фигуре, с ровно подстриженными волосами песочного оттенка. Альберт был одного с ним роста, но, пока жил в приюте, привык, что его зовут оглоблей. Одежда на нём вечно висела мешком, а собранные в хвост волосы настойчиво из него выбивались, и их несколько раз на дню приходилось перевязывать заново. И его всё в себе устраивало: когда ты – ветер, какая уж там аккуратная причёска.

– Ну что, я первый? – предложил Томар.

Альберт согласно кивнул, не сводя с него взгляда, светлая голова ярко выделялась на фоне тёмно-коричневой доски. А левее… Дыхание перехватило. За спиной однокурсника стояла чёрная фигура из снов. Неподвижно, выжидая, наслаждаясь его ужасом. Разум робко лепетал, что это всего лишь стоит за кафедрой одетый в чёрное учитель, но Альберт не слушал, он пытался удержаться на подкашивающихся ногах, глотнуть воздуха горлом, на которое будто накинули невидимую удавку, и не провалиться в слепую черноту, где он окажется полностью во власти чёрного человека, на его территории, без единого шанса спастись. Тупой удар в грудь, земля уходит из-под ног – значит, вот так это произойдёт?..

Пронзительная боль в копчике и левом локте развеяла наваждение. Он полулежал посреди класса боевой магии, а стоящий над ним Томар смущённо протягивал ему руку. Альберт тряхнул головой, показывая, что встанет сам. Пришлось сначала неуклюже перевернуться на четвереньки, а потом пытаться выпрямиться, опираясь на не ушибленную руку и преодолевая боль в груди и нижней части спины. Зато это давало повод подольше не поднимать пылающее лицо и ни с кем не встречаться взглядом. Такого позора с ним никогда в жизни не случалось. Теперь бы только не расплакаться от обиды. Эта мысль отрезвила: хуже есть куда, значит, есть стимул держаться. Отчаянно хромая, он поплёлся к своему месту, только бегло посмотрев на учителя. Тот с бесстрастным видом что-то царапал в своих бумажках. Что он там пишет, «ни на что не годен»? Козёл.

За остальными поединками Альберт не следил, поглощённый задачей справиться с унижением, не умереть со стыда и придумать, как реабилитировать себя в глазах одноклассников. В конце концов, впереди целый год. Если их поставили биться друг с другом на первом же занятии, то явно не в последний раз. Он ещё покажет себя – а ему есть что показать. Если только не будет проваливаться в кошмар наяву каждый раз при виде учителя! Чёрт возьми, это же был пройденный этап, ну почему опять! Хотя как раз можно предположить почему: связь Дженкинса с боевой магией – всё ещё, кстати, неясная – пошатнула выстроенную за предыдущие годы систему аргументов, объяснявшую, почему он никак не может быть тем-самым-человеком.

А хоть бы даже и был!

Урок закончился, и Альберт со злостью сгрёб с парты тетрадь и учебник.

Какая, на самом-то деле, разница? Он же его не узнал – вот и всё! Вопрос закрыт!

Он вытолкался из класса вместе с толпой студентов.

Теперь-то что?!

– Да какая разница! – почти крикнул он в лицо Леофу, на ходу соображая, что одноклассник только что задал ему вопрос, а он вместо ответа выпалил то, что вертелось в голове.

Леоф ошарашенно заморгал и пробормотал:

– Да – в общем – никакой… Просто подумал – вдруг ты захочешь с нами. Нет так нет…

И скрылся в коридоре быстрее, чем Альберт смог придумать оправдание своей невольной грубости.

Глава 2. Забытое старое

Ночью выпал снег. Ровным, не истоптанным ещё белым слоем он покрывал двор, лежал на скамейках, на низких бортиках круглого пруда, не успевших до конца пожелтеть рябинах, манекене для отработки заклинаний – студенты прозвали его Рикардо… А ведь ещё даже не ноябрь. В Каэлиде, конечно, тоже иногда выпадал снег, но обычно только после солнцестояния. Офелия и не подумала взять с собой тёплой одежды. Впрочем, согреваться можно и эфиром. Куда хуже то, что выданная ей по прибытии «Памятка преподавателю» гласила: «…форма одежды свободная, однако предпочтение отдаётся традиционному стилю». И Офелия успела заметить, что предпочтение ему ещё как отдаётся! А дома она работала в основном с низшими и не хотела своим видом сразу устанавливать дистанцию, потому носила что попроще и именно это в спешке прихватила с собой в изгнание. И теперь вышло наоборот: привычная одежда отрезала её от нового коллектива. О нет, нашлось среди её вещей одно платье, которое она не надевала ни разу. «Традиционное», как деликатно называлась в памятке мода высших, длиной до пола, из мерцающего мелкими блёстками серого шифона. Как, ну как она умудрилась сунуть в чемодан именно это? Оно было бы слишком нарядным даже для официальных мероприятий, если бы ей таковые предстояли. Платье Офелия затолкала на полку поглубже и каждый раз безуспешно пыталась придумать, как бы по-новому сочетать брюки или юбку с туникой и вязаным кардиганом.

Ситуацию здорово облегчало то, что наряжаться, кроме как на занятия, было решительно некуда. Она узнала, что учеников в школу набирали не каждую осень, а раз в два года, поэтому сейчас в Шаннтоге училось всего двадцать человек – второй и четвёртый курс. Магию разума начинали изучать на четвёртом, так что старшекурсникам она преподавала два урока в неделю, а по субботам вела стихийную тренировку.

В остальное время приходилось непросто.

Она пробовала не выходить из комнаты, на удивление приличной, учитывая общую аскетичность замка. Жгла камин, лежала в постели, смотрела в окно, перебирала свои жалкие пожитки. Без эфира казалось, что уши набиты ватой, и она касалась кончиками пальцев гладкого дерева стола, колючей шерсти покрывала, пыльного камня камина, чтобы ощутить присутствие материального мира. Наверное, в одной небольшой комнате можно было и дать свободу эфиру – едва ли эти предметы рассказали бы слишком много. Но она боялась, что не сможет остановиться, не сможет вынести глухоту, когда выйдет за дверь.

Она пробовала выходить – потому что к вечеру становилось невыносимо, но в коридорах к этому времени уже гасили свет и замок казался необитаемым. Она поднималась на верхнюю площадку – «крышу», – окружëнную массивными квадратными зубцами, и смотрела в чернильную пустоту. Дома она жила довольно далеко от побережья – насколько это возможно на острове, пусть даже таком большом, – и любила иногда бывать на море с друзьями или с парнем, купать босые ноги в прибое, слизывать соль с губ, внутренне вздрагивать от грохота стихии, замирать в восхищении перед огромным и бескрайним.

Оказалось, что два месяца жить лицом в пустой горизонт ни капли не романтично. Набегающие волны будто стачивали что-то в душе, хватали и утаскивали в прожорливую глубину, снова хватали и снова утаскивали, с каждым разом оставляя всё меньше…

Она пробовала думать о доме. Вспоминала Ойса – бархатный голос, тëплые карие глаза, сдержанную улыбку, зачёсанные набок волосы, широкие плечи, крупные мягкие кисти рук… Ничего больше узнать о нëм она не успела. И злилась – на Каэлид, на короля и королеву, на заговор – за то, что вторглись в еë жизнь, которая как раз начинала налаживаться. Что будет, когда она вернëтся? Ждëт ли еë Ойс? Вряд ли: они даже не успели ничего друг другу пообещать. Значит, придëтся ещë раз начинать всë заново. И это ладно, но лучше бы поскорее: отсутствие личной жизни совсем не помогало переносить ссылку.

Она вспоминала Таваса Вальдероя – дело давнее, она знать не хотела, где он сейчас, но в памяти навсегда остались его иллюзии, и теперь они согревали знанием, что порой всё бывает хорошо. Одна из любимых: нагретый солнцем прилавок с фруктами на оживлённом базаре, гул голосов, резкие крики зазывал и ругань, тяжёлый запах благовоний, пряностей и тёмно-розовой малины перед самым лицом. В левую грудь упиралась дыня, под бёдрами перекатывались мандарины. «Груши-то побитые какие», – сетовал кто-то над головой, а она сжимала случайно попавшую в руку сливу, и липкая мякоть текла между пальцев. Или эта: они только вдвоём качались на волнах посреди океана, прямо на воде, она лежала на спине и откуда-то знала, что под ней невообразимая тёмная бездна. Вода плескалась у самого лица, грозясь в любую секунду захлестнуть, залить солью ноздри, утянуть во тьму, куда не достаёт солнце. Грудь леденил настоящий страх, она боялась лишний раз шевельнуться, но когда, не удержавшись, всё-таки запрокидывала голову в холодную зыбь, бездна не нападала, не бросалась в лицо, а растекалась тёплой невесомостью.

В замке тоже был иллюзионист – господин Кайтель, не такой старый, как другие, приятной и ухоженной наружности, но очень уж пресный и равнодушный с виду. Любит ли он выделывать что-то подобное? Фантазировать можно сколько угодно – без эфира её отделяет от людей невидимая толстая стена. О чём они думают, чего хотят? Как здесь оказались и почему не бегут отсюда? Можно ли их об этом спросить? Да и как они, вообще-то, относятся к ментальным магам из недружественной страны?

Одна надежда – весьма хлипенькая – оставалась на Джейсона. Господин Макдуф – милый и заботливый, но очень занятой – сказал: «Он весь в твоём распоряжении, не стесняйся обращаться с любыми вопросами». О, она не стеснялась. Ещё бы он отвечал как следует! Дома она старалась избегать таких – «проблемных», как она их называла: закрытых, больше заинтересованных в своих тёмных тайнах, чем в окружающих людях… Спору нет, есть в них что-то притягательное, но стоит ли ломать голову над загадкой, если разгадка может тебе не понравиться? Ну а сейчас ей в любом случае не хватило бы времени – не будет же она сто лет тут торчать.

– …На второе свидание он пригласил меня посмотреть Пещеру Флейт, слышал про неё? Её стены состоят из колонн такой правильной формы, что она сначала считалась рукотворной, созданной ещё в Первую Эпоху, так что у меня не было шансов её увидеть. Но не так давно установили, что это полностью природное образование, возникшее без магии и техники, хотя в это трудно поверить. Она, конечно, успела побыть популярным местом в Первую Эпоху, но это совсем не то же самое, как с древними храмами, которые сначала в течение многих лет возводились людьми, а потом столетиями служили местом культа, полнились духовными переживаниями, а иногда их разоряли или сжигали, потом отстраивали заново…

Снега нападало несколько сантиметров, невесомого и рассыпчатого. Там, где они ступали – чуть в стороне от кромки прибоя, – снег мешался с песком, теряя белизну.

– …В общем, пещеру получилось экранировать, и вроде бы она безопасна для магов эфира. Очень хотелось там побывать – и вот, он меня позвал, мы договорились встретиться на следующий день. А утром я узнала, что у меня есть два часа, чтобы убраться из страны. Руфорта, придворного эфирного мага, в это время как раз четвертовали.

– Не повезло, – сухо прокомментировал Джейсон, не уточнив, кого из участников истории он имеет в виду.

Всякий раз, когда она «обращалась с любыми вопросами», в том числе: «Покажешь мне окрестности?», он выглядел недовольным, но не отказывал. Похоже, со словом директора ему всё же приходилось считаться.

– Да, я примерно так и подумала, – отозвалась Офелия. – Но если искать положительные стороны, то хорошо, что всё ограничилось одним свиданием, а то ещё пришлось бы страдать из-за оставленного на родине жениха.

Они приблизились к заснеженным мосткам причала. Дальше полоса пляжа тянулась ещё метров пятьдесят, пока не упиралась в очередной утёс, которыми изобиловало побережье. Офелия шагнула на припорошенные доски, прошла почти до самого края – словно желая подобраться поближе к «материку», как здесь называли остальные территории Иннсдерре. Хотя строго говоря, Шаннтог находился на том же материке, но, чтобы добраться до цивилизации по суше, пришлось бы сделать крюк вокруг залива, когда по воде путь прямой и короткий. По крайней мере, таким он выглядел на карте. А на горизонте виднелся только Шанн-эй, расплывчатый в извечной дымке.

– А у тебя как с личной жизнью? – она повернулась к Джейсону, который остановился рядом и медленно провёл ребром ладони по узким перилам, освобождая их от снега, чтобы облокотиться. Белые хлопья полетели в воду, по пути распыляясь облачком. Джейсон бросил на неё косой взгляд.

– Не могу выбрать между Сорхе и Гайром. Ты за кого?

– Ты никогда не бываешь вне замка?

– Почти.

– Почему ты вообще здесь остался?

Она уже успела вытянуть, что Джейсон когда-то сам учился в Шаннтоге. Это-то не удивляло, несмотря на отсутствие у него стихийных эманаций – граница между низшими и высшими давно перестала определяться наличием стихии и продолжала ползти вниз, – но что может заставить кого-то во взрослом возрасте связать свою жизнь с таким местом?

Он молча водил ногтем по сырому дереву перил. Упрямое выражение лица ясно свидетельствовало, что отвечать он не хочет.

Со стороны леса семенила фигурка в знакомом фисташковом пончо, ярком и жизнерадостном на фоне снега и побледневших полуголых деревьев. Офелия энергично помахала, пончо остановилось, помахало в ответ и заспешило дальше к замку. Джейсон не отреагировал, а Офелия, как всегда, не могла сдержать улыбку при виде госпожи Бертемар.

– Она очаровательная!

– Жаль, не в себе.

– Не говори так, – обиделась она за соседку. – Просто она необычная. По-своему видит мир.

– М-м.

– Ты знаешь, что она всех людей сравнивает с растениями?

– А я о чём.

– Мне кажется, она весьма проницательна. Например, господин Макдуф для неё вереск. Разве не здорово? В Каэлиде много легенд о вереске, он ассоциируется с мудростью, долголетием, мужеством и стойкостью к невзгодам. Ты не находишь, что в этом что-то есть?

– То, что Шаннтог стоит в зарослях вереска, конечно, ни при чём.

Офелия пропустила замечание мимо ушей.

– А я знаешь кто? Бессмертник. Похожа?

Впервые за время разговора Джейсон повернулся к ней и окинул оценивающим взглядом – чуть более долгим, чем того требовал шуточный вопрос.

– Подзабыл ботанику, – признался он. – Что за бессмертник?

– Ну, такие мелкие жёлтые цветочки. Скромные, но по-своему красивые, – она улыбнулась, сделав паузу, чтобы он успел обдумать услышанное. – Приятно пахнут, предпочитают сухую почву, не вянут даже срезанными и используются в медицине. А по легенде, в них могут вселяться души умерших, чтобы говорить со своими близкими.

– И как тебе сухая почва?

Офелия только вздохнула. Она всё равно ни на что не рассчитывала.

– Про тебя госпожа Бертемар тоже говорила. Ты у неё знаешь кто?

– Не знаю и не…

– Чёрная осина.

Он переменился в лице, но ничего не сказал, и Офелия продолжила:

– Я не решилась спросить травницу… Чёрная осина – это же мифическое растение, правильно?

Вообще говоря, она была в этом вполне уверена, но обратила внимание, что в классификации травницы реально существующие растения смешались с вымышленными… Но под взглядом Джейсона почувствовала, что сказала глупость.

– Я имею в виду свойства, которые ей приписывают… – поспешила добавить она.

– Чему только учат в вашем Фаэранте?

– Эй, повежливее!

Предаваясь тоскливым мыслям о своей ссылке, Офелия не раз думала, что Фаэрант, где она училась, отличается от Шаннтога, как королевский дворец от коровника. И, кстати, разговаривают там все нормально, и находится он в центре столицы, окружённый парками, музеями, мастерскими…

Джейсон протягивал ей руку:

– Идём покажу.

– Ты – нас телепортируешь? – не поверила она.

– Я сейчас передумаю, – пригрозил он так сурово, что Офелия торопливо схватила пальцами его ладонь.

И провалилась в огонь. Пламя окружило со всех сторон, било нестерпимым жаром, казалось – вдохни и внутренности выжжет в долю секунды…

Вдохнуть она так и не успела – всё закончилось. Огонь исчез, лицо обдало холодным воздухом.

– Это ещё что за чертовщина? – севшим голосом спросила она.

– Не знал, что так будет.

Судя по его потерянному виду, он и правда не знал, и Офелия устыдилась своей несдержанности.

– Придётся пройтись. – Не дав ей собраться с мыслями, Джейсон уверенно выбрал направление и пошёл сквозь заснеженный лес – потому что они оказались в лесу. Таком же высоком и светлом, как рядом со школой, только здесь успело намести целые сугробы. После грохота прибоя тишина давила на уши. Несмотря на то, что в окружении деревьев было теплее, чем на морском берегу, Офелия решила, что они где-то к северу от замка. Но чёрт с этим, её больше интересовало другое.

– Значит, огонь – твоя стихия?

Она следовала за ним по глубокому снегу, перешагивала поваленные стволы и пригибалась под протянувшимися над тропой ветвями подлеска. Вряд ли это популярное место для прогулок.

– Была, – бросил он через плечо, когда она уже думала, что не дождётся ответа.

Была? Это ещё что значит? Стихия может проявиться с возрастом, причём в нынешнее время это случается всё позже, если вообще случается. Но обратного процесса не существует. Сила наполняет тело так же, как его наполняет кровь, от неё невозможно взять и избавиться. Разве что попытаться просто её не использовать, но это чревато неприятными последствиями вроде неконтролируемых выбросов магии, кому это нужно?

Она не выпускала из виду спину в чёрном свитере, теперь присыпанном снегом с деревьев. Что ты за фрукт такой?

Погрузившись в раздумья, Офелия не сразу уловила странное изменение.

Она непонимающе осмотрелась. Среди крепких старых буков появилось кое-что новое: тонкие, рукой можно обхватить, совершенно гладкие и абсолютно чёрные стволы, с редкими ветвями у самых верхушек. Чёрные деревья, подобных которым она никогда прежде не видела, образовывали собственную рощу внутри леса – и Джейсон вёл её прямо туда.

Двуглавый король поднимается с трона, ступает сапогом в мягкий мох, мох сочится тёмной кровью, бронзовые бубенцы в рыжей косе, тонкие чёрные стволы, гладкие, как оструганные колья, тянутся остриями в небо, где огромное косматое солнце перебирает толстыми лапками-лучами. Одноногий чёрный человек с одной рукой и одним глазом крутит в пальцах сорванный цветок. «Теперь другое дело», – улыбается крошечная старушка и откусывает ей фалангу мизинца.

Офелия несколько раз моргнула. Наверное, это приснилось ей сегодня, но она сразу же забыла сон, а сейчас вспомнила. Или увидела только что?

Она застыла, не решаясь войти во владения чёрных деревьев, которые теперь казались зловещими, таящими опасность. А главное, она уже чувствовала, что легендарное свойство чёрной осины вовсе не плод народного воображения. Но остаться здесь одной было страшнее, поэтому она поспешила за ушедшим вперёд Джейсоном.

Осины кольцом окружали небольшую поляну. Может быть, летом здесь росли какие-нибудь диковинные цветы, жуткие под стать деревьям вокруг, но сейчас нетронутый снег делал её подчёркнуто пустой. Пустота проникала под кожу, и плечи опускались от бессилия.

– Кажется, что они высасывают магию, – тревожным шёпотом поделилась Офелия.

– Кажется, – Джейсон то ли согласился, то ли наоборот возразил.

Офелия вытянула перед собой руку ладонью вверх. Заранее не веря тому, что вот-вот произойдёт, она сформировала энергию в светящийся шар, как делала, наверное, миллион раз – первое заклинание, которому она сознательно научилась… Шар не появился. Она глазела на свою раскрытую ладонь, над которой ничего не было. Напряжение вырвалось смешком.

– Свет предвечный, ты видел?

Джейсон смотрел на неё со снисхождением жителя столицы, на глазах которого приезжий из глубинки восторгается чудом городской канализации.

Офелия снова попыталась сотворить заклинание. Действительно, вопреки первому впечатлению, она чувствовала энергию внутри себя, могла её аккумулировать и направлять – но только не выпустить наружу. Что-то будто давило извне, загоняло поток обратно.

– Свет милосердный, – твердила она. – Это невероятно. Это точно безопасно?

Он равнодушно пожал плечами.

Чёрт с ним, даже если опасно, такое стоило испытать хоть раз в жизни. Деревья, которые блокируют магию. Про них слышал каждый – но это считалось выдумкой, байкой, уловкой, чтобы продать простофилям амулеты, которые якобы защитят от любых заклинаний. И вот она стояла на заснеженной поляне посреди леса – и не могла сделать ничего. Совсем ничего. Впервые с тех пор, как в пять лет начала бесконтрольно читать мысли окружающих.

– Тут ещё есть… – отвлёк её Джейсон.

Он подошёл к высокому сугробу на краю поляны, расчистил снег – и сугроб оказался валуном или, возможно, фрагментом скалы, давно вросшей в дёрн. Офелия приблизилась, заинтригованная – и второй раз за пять минут увидела чудо. Сырой гранит, покрытый пятнами лишайника, исчерчивали линии, полустёртые от времени. Их можно было бы принять за естественную шершавость камня, но забившиеся в борозды остатки снега сделали узоры отчётливыми и проявили их неслучайный характер. Офелия опустилась на колени, завороженно глядя на рисунки. Не во всех удавалось распознать конкретные предметы: вот, кажется, просто круг, но вот это уже похоже на солнце с лучами. А рядом лодка. Человек. А это напоминает собаку или кабана.

– Сколько им лет? – чуть слышно спросила Офелия.

– Не знаю, – с деланой скукой отозвался Джейсон. – Тысяч пять? Начало Первой Эпохи.

Офелия прикусила губу, боясь расплакаться от переполнявших её чувств. Она никогда не видела вблизи ни одного памятника Первой Эпохи, хотя их сохранилось немало. Слишком опасно для эфирных магов, слишком много информации за тысячелетия. Преподаватели любили рассказывать истории о тех, кто прикоснулся к древнему артефакту и так и остался навеки застывшей статуей. Этими несчастными были либо самые первые эфирные маги, в ту пору, когда об эфире ещё не знали, либо отчаянные дураки, не внявшие предостережениям.

Но ведь они в кругу чёрных осин, никакая магия здесь не подействует?

Она протянула руку и перестала дышать, глядя на вечный след художника, который вот так же стоял перед этим камнем пять тысяч лет назад, чтобы запечатлеть своих товарищей, плывущих в длинной лодке с загнутым носом. А потом все они умерли, и лодка сгнила, а вместо деревни, где они жили, возник шумный город, а потом он тоже исчез. Увидит ли она всё это, коснувшись рукой рисунков? Станет ли это последним, что она увидит, прежде чем её разум, не вынеся нагрузки, растворится в бесконечности мира?

А, плевать. Замёрзшие пальцы коснулись заполненных снегом очертаний солнца.

Ничего. Чёрные осины делали своё дело. Значит, разум пока останется при ней. Было самую малость обидно.

– Пойдём отсюда? – вернул к реальности Джейсон.

Со вздохом Офелия поднялась, отряхнула снег с колен. Образы сменяющих друг друга цивилизаций, которые она так и не увидела, но живо представила, не спешили отпускать.