bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

История знает игроков с большим талантом, большей индивидуальностью, большим блеском. Однако никто больше Герига не вкалывал: никто больше него не заботился о физической форме и никто больше него не любил игру.

Занимаясь работой, которая нравится, вы не хитрите и не жульничаете, а принимаете и выполняете все ее требования, даже самые обыденные и малозначительные: Гериг, например, никогда не швырял и даже не подбрасывал биту. Один из немногих случаев его трений с менеджментом команды произошел, когда стало известно, что Лу в своем старом квартале играл в стикбол[26] с местной детворой, причем иногда даже после матчей Yankees, – он просто не мог упустить возможности поиграть.

И тем не менее наверняка было много дней, когда он хотел все бросить. Когда сомневался в себе. Когда чувствовал, что едва способен двигаться. Когда был разочарован и уставал от собственных высоких стандартов. Гериг не был сверхчеловеком – у него в голове звучали те же голоса, что и у всех нас. Он просто взрастил в себе силу – создал привычку – не слушать их. Потому что как только вы начинаете идти на компромисс, вы уже не надежны…[27]

«У меня есть желание играть, – говорил Гериг. – Бейсбол – это тяжелая работа, и напряжение тут колоссальное. Конечно, это приятно, но тяжело». Можно подумать, желание играть есть у всех, однако, конечно, это не так.

Одни из нас обходятся природным талантом, надеясь, что реальных трудностей никогда не будет. Другие преданы своему делу до определенного момента, но уйдут, как только станет слишком тяжело. Так было тогда, так происходит и сейчас – и даже на элитном уровне.

Один тренер во времена Герига назвал это эпохой алиби: у всех наготове имелись оправдания. Всегда находилась причина, по которой спортсмены не выкладывались на все сто, появлялись в тренировочном лагере не особо подготовленными.

Еще новичком Джо Ди Маджо[28] как-то спросил Герига, кто, по его мнению, будет бросать в команде соперника, возможно надеясь услышать, что чьи-то удары проще отбивать. «Никогда не беспокойся об этом, Джо, – ответил Гериг. – Просто помни, что для Yankees всегда приберегают лучших». Он ожидал, что и каждый игрок Yankees будет действовать с полной самоотдачей. В этом-то все дело: кому много дано, с того много и спрашивается. Обязанность чемпиона – действовать как чемпион. Работать так же усердно, как и человек, которому нужно что-то доказывать.

Гериг не злоупотреблял алкоголем, не коллекционировал девушек, не искал острых ощущений и не гонял на скоростных машинах. По его собственному выражению, он не был «гулякой», но ясно давал понять, что «не проповедник и не святой». Биограф спортсмена Пол Гэллико, несколько раньше Герига тоже выросший в Нью-Йорке, писал: «Чистая жизнь этого человека появилась не из самодовольства и ханжества, желания приобщиться к святости. У него было упорное стремление. У него была цель, и он выбрал наиболее разумный и эффективный путь к ней».

О теле заботятся не потому, что пренебрегать им – грех, а потому, что, злоупотребляя возможностями храма, мы так же сильно оскорбляем свои шансы на успех, как и бога. Гериг был готов признать, что из-за дисциплины упускает какие-то удовольствия. Но он понимал, что и те, кто живет быстрой или легкой жизнью, тоже кое-что упускают: они не могут полностью реализовать свой потенциал. Дисциплина – это не лишение. Она приносит вознаграждение.

И все же Гериг легко мог двинуться в другом направлении. Во время раннего спада в карьере (когда играл в низших лигах) Лу однажды перебрал на вечеринке и на следующий день к выходу на поле все еще не протрезвел. Каким-то образом ему не просто удалось играть – это получилось лучше, чем в последние месяцы. Лу обнаружил, что нервозность и самокопание чудесным образом исчезают, если между иннингами[29] приложиться к бутылке.

Опытный тренер заметил, что делает Гериг, и усадил его на скамейку. Тренер уже видел такое. Он знал о быстрых выгодах короткого пути, понимал потребность расслабиться и получить удовольствие, поэтому быстро объяснил издержки в долгосрочной перспективе и обрисовал возможное будущее, если Гериг не сумеет найти более разумный способ справиться с проблемой.

Известно, что на том все и закончилось: «не из-за ханжеских представлений о праведности, о том, что выпивка – это зло или просто плохо, а потому, что его вело непроходящее стремление стать великим и успешным игроком; все, что мешало этому, представлялось ему ядом».

Для Герига было важно играть в бейсбол, выступать за Yankees, быть американцем в первом поколении и человеком, с которого дети берут пример.

Первые десять сезонов Гериг продолжал жить с родителями и часто добирался до стадиона на метро. Позднее, несмотря на более чем благополучное финансовое положение, он ограничился небольшим домом в Нью-Рошелле, пригороде Нью-Йорка.

Деньги для бейсболиста были в лучшем случае инструментом, в худшем – искушением. Yankees доминировала в лиге, поэтому вместо старой спартанской скамьи получила модернизированную скамейку запасных с мягкими сиденьями. Как-то тренер заметил, что Гериг отковыривает кусок обивки. «Я устал сидеть на подушках, – он имел в виду шикарную жизнь атлета в расцвете сил, – подушки в машине, подушки на стульях дома – везде, куда ни пойду, есть подушки».

Он знал, что комфорт враждебен, а успех – это бесконечная череда приглашений устроиться поудобнее. Когда у тебя ничего нет, легко быть дисциплинированным. А если у тебя все есть? А если ты настолько талантлив, что можешь не тратить все силы?

Лу Гериг предпочел взять ситуацию под контроль – ему не навязывали дисциплину небеса или команда. Внутренняя сила, исходившая из глубины души, породила его воздержанность. Он выбрал это, несмотря на необходимость жертвовать, несмотря на то что другие позволили себе отказаться от такой епитимьи, и им это сошло с рук. Жертвенность Лу не признавалась окружением. По крайней мере, еще долго после того, как он ушел.

Вы в курсе, что сразу после легендарного «обещанного хоумрана Бейба Рута»[30] Лу Гериг сделал еще один? Причем без драматических телодвижений, и это был его второй хоумран в той игре. Или что у них поровну титулов лучшего отбивающего? Или что у Рута почти вдвое больше страйк-аутов[31], чем у Герига? Лу контролировал не только свое тело, что не удавалось Руту (он со временем стал весить 110 килограммов), но и сдерживал свое эго.

Гериг, как напишет репортер, был «неиспорченным, без малейшего следа эгоизма, тщеславия или самомнения». На первом месте у него всегда была команда – даже выше его собственного здоровья. А заголовки пусть достаются желающим!

Мог ли Гериг поступать иначе? Да. Но при этом и нет. Он никогда не смог бы смириться с этим в себе.

Его тренер однажды в шутку пожаловался: «Если бы все бейсболисты были такими, как Гериг, для тренеров в бейсбольных командах не осталось бы работы». Лу сам готовился и сам заботился о своих тренировках. Он неукоснительно занимался этим и в межсезонье и редко нуждался в массаже или восстановительных процедурах. Единственное, о чем он просил персонал, – чтобы перед игрой в его шкафчик клали пачку жевательной резинки, а в день даблхедера – две. Как отметил один наблюдатель, Гериг легко относился к славе, но серьезно воспринимал обязательства, которые она налагает.

Спорт – это больше, чем просто мышцы и талант. Только крутой парень мог сыграть столько игр подряд.

Однажды плохой бросок с третьей базы вынудил Герига броситься за мячом в грязь, и он ткнулся большим пальцем в землю. «Похоже, перелом», – только и произнес Гериг, а виновный игрок приготовился к тому, что его обругают. «Лу промолчал, – с изумлением рассказывал он потом. – Ни слова жалобы на мой гнилой бросок и на то, что из-за него случилось с пальцем». И конечно, Гериг вернулся в состав на следующий же день.

«Думаю, серия закончилась», – горько пошутил один питчер, попав в Герига мячом на подаче в июне 1934 года, из-за чего Лу потерял сознание. Ужасные пять минут он лежал недвижим, мертвый для мира: в эпоху, когда игроки не носили шлемы, смерть на поле была вполне реальна.

Бейсболиста срочно доставили в больницу. Многие ждали, что он пропустит пару недель, даже если рентген покажет, что череп цел. Однако на следующий день Лу снова стоял на месте бэттера.

Можно было ожидать, что теперь при виде летящего мяча он начнет колебаться или уклоняться. Питчеры время от времени иногда бросают мяч в голову бьющим, чтобы заставить их осторожничать: инстинкт самосохранения заставляет отпрянуть, а в этой игре все может решить даже миллиметр.

Но Гериг принял вызов и сделал трипл[32]. Через несколько иннингов – еще один. А пока игру не прекратили из-за дождя, еще и третий. И это после почти смертельного удара по голове! «Подобные штуки не могут остановить нас, немцев», – сказал он после игры.

Что заставляет человека так себя вести? Иногда всего лишь желание напомнить организму, кто здесь главный. «Мне нужно было сразу проверить себя, – сказал Гериг. – Хотел убедиться, что удар по голове не сделал меня трусом на поле».

Возможно, Гериг и не стремился стать святым, но в реальности он фактически этого добился. «Замечательнее не было человека на земле, – заметил один из его товарищей по команде. – Он не пил, не жевал табак и не курил. Каждый вечер ложился спать в половине десятого или в десять».

Вроде бы совершенно простые привычки, но они принесли Геригу невероятное уважение. Почему? «Когда человек может контролировать свою жизнь, свои физические потребности, свое низшее «я», – скажет позже Мухаммед Али, – он возвышает себя».

О первой игре Герига в составе Yankees, когда он начал свою серию, рассказывают такую историю. Якобы в тот день в него тоже попали мячом. «Хочешь, мы снимем тебя с игры?» – предложил тренер. А Лу воскликнул: «Черта с два! Мне потребовалось три года, чтобы попасть в эту игру. Чтобы убрать меня отсюда, потребуется много больше, чем просто удар по голове».

Однако через 17 лет нечто гораздо более серьезное, чем сильная подача, все-таки вывело его из игры.

Гериг долго жестко контролировал себя, и, должно быть, его озадачило, что тело вдруг перестало реагировать так, как раньше. Замах стал терять скорость – медленно, но неотвратимо. И вот однажды он с трудом натянул рукавицу. Упал, надевая штаны. Начал подволакивать ноги при ходьбе. Воля поддерживала его – мало кто замечал, насколько плохи дела. Какое-то время Лу удавалось обманывать даже самого себя.

Вот пример расписания Герига в августе 1938 года: Yankees за 35 дней сыграли 36 матчей, среди них 10 даблхедеров, причем однажды – 5 дней подряд. Лу проехал на поезде через 5 городов, преодолев тысячи километров. Он отбил 32,9 % бросков при 38 RBI и 9 хоумранах.

Даже если бы такое сделал обычный спортсмен в возрасте за тридцать, это впечатлило бы: не пропустить ни одной игры и ни одного иннинга! А ведь у Лу Герига уже была ранняя стадия бокового амиотрофического склероза (БАС) – болезни, ослабляющей мышцы, замедляющей моторику и вызывающей судороги в руках и ногах.

Прошел почти целый сезон, прежде чем организм Герига отказал. Пока этого не случилось, серия продолжалась. Гериг совершал удары и пробежки, несмотря на нехарактерные для себя ошибки на поле.

Человек, знающий свое тело, может толкать, толкать и толкать его, стараясь раздвинуть свои границы, однако он должен понимать, когда нужно остановиться.

– Джо, – сказал Гериг тренеру Yankees в обычный майский день 1939 года, – я всегда говорил, что уйду, как только почувствую, что больше не могу помогать команде. Думаю, это время настало.

– Когда ты хочешь уйти, Лу? – спросил Маккарти.

Уйти. Ужасное слово обожгло. Тренер решил, что речь о какой-то отдаленной дате, что какое-то время еще осталось. Однако болезнь зашла уже слишком далеко.

– Сейчас, – твердо ответил Гериг. – Выставляйте Бейба Дальгрена.

Что же произошло? После нескольких недель нескоординированной игры Гериг принял мяч, отскочивший от земли. За карьеру он выполнил этот прием тысячи раз. Но товарищи по команде возликовали так, словно это был один из его хоумранов, принесших победу в Мировой серии. В этот момент Лу понял: он мешает им. Он лгал самому себе.

Выступая в школе Хэрроу, Черчилль сказал: «Никогда не сдавайтесь, никогда не сдавайтесь, никогда, никогда, никогда, никогда. Ни в чем: ни в великом, ни в малом, ни в большом, ни в пустячном… Никогда не поддавайтесь силе. Никогда не уступайте кажущейся подавляющей мощи врага»[33]. Именно так Гериг и действовал всю жизнь.

Его не остановила бедность. Не сбили травмы и невысокие шансы добиться успеха в профессиональном спорте. Он сопротивлялся искушениям, не поддавался самоуспокоенности или даже усталости. Однако сейчас он столкнулся с одним из исключений, которые упомянул Черчилль: «никогда не сдавайтесь, если это не противоречит чести и здравому смыслу». И теперь, в конце пути, Геригу оставалось только уйти с теми же самообладанием и контролем над собой, с какими он играл.

Серия, стартовавшая в «ревущие двадцатые», продолжавшаяся во время Великой депрессии и достигшая пика в Мировой серии 1938 года, закончилась так же печально, как и началась. Какой-то новичок получил шанс на первой базе, что стало полной неожиданностью для Дальгрена, дублера Лу. Это занятое чужое место было для него чересчур велико. «Удачи», – только и смог произнести Гериг.

Зачитывавший через громкоговоритель стартовый состав в Детройте диктор был ошеломлен так же, как и все 12 тысяч человек на трибунах. Имя Герига не прозвучало впервые за 2130 игр. Но диктор нашелся: «Как насчет аплодисментов для Лу Герига, который сыграл 2130 игр подряд, прежде чем сегодня оказался среди запасных?» Зрители (среди них и приехавший в город по делам друг Герига – неповторимый Уолли Пипп, которого Лу заменил 14 лет назад) изо всех сил пытались понять, что все это значит. А через мгновение толпа разразилась продолжительными аплодисментами.

Гериг помахал рукой и ушел на скамейку запасных. Команда увидела, как Железный Конь разрыдался.

Пока есть шанс, вы должны успеть сделать все возможное. Жизнь коротка. Вы никогда не знаете, когда у вас заберут игру, заберут тело. Не тратьте время зря!

В последний раз Гериг вышел на арену Yankee Stadium 4 июля 1939 года. В этот день он в последний раз надел свою форму. Лу лишился мышц, которые служили долго. Все, что ему осталось, – он сам как человек, мужество и самообладание. В каком-то смысле старая битва с организмом продолжилась: битва с усталостью, битва за то, чтобы заставить себя. Он пытался смолчать, но толпа скандировала: «Лу, мы хотим тебя услышать! Лу, мы хотим тебя услышать!»

И слова, которые он сдерживал, но все-таки произнес, оказались сходны с теми, какие через много лет скажет Мухаммед Али: овладевая низшим «я», мы поднимаемся на более высокий уровень. «За последние две недели вы узнали плохие новости, – сказал Гериг, пытаясь держать себя в руках. – И все же сегодня я считаю себя самым счастливым человеком на земле».

Однако счастье изменило ему, как это происходит со всеми.

Газета New York Times в 1941 году написала: «Смерть пришла к бывшему Железному Человеку в 10:10. Книга рекордов изобилует его подвигами на бейсбольном поле». И все же его наследие по-настоящему отражено вовсе не в спортивных справочниках или где-то еще.

Церемония прощания длилась всего восемь минут. Священник, оглядев друзей Герига и его товарищей по команде, не стал произносить скорбную надгробную речь. «Это излишне, – сказал проповедник, – потому что вы все знали его». Никакой специальной дани уважения не требовалось: жизнь Лу, его пример говорили сами за себя.

Как и Лу Гериг, каждый из нас сражается со своей физической формой. Во-первых, нужно овладеть телом и раскрыть весь его потенциал. Во-вторых, когда мы стареем или заболеваем, требуется остановить ухудшение состояния – буквально отвоевать жизнь, пока мы можем. Вы должны понимать, что тело – это метафора. Это тренировочная площадка, полигон для испытания ума и души.

С чем вы готовы мириться?

Без чего можете обойтись?

Через что заставите себя пройти?

Что вы можете сделать с помощью организма?

Вы говорите, что любите то, чем занимаетесь. Где доказательства? Какую серию вы должны выдать для этого?

У большинства из нас нет миллионов поклонников. Нет стимулирующих миллионов долларов. Нет тренера, который следит за ежедневным прогрессом. В нашей профессии нет боевого веса. На самом деле это усложняет нашу работу, нашу жизнь, потому что нам приходится быть тренерами и хозяевами самим себе. Мы несем ответственность за свое физическое состояние. Мы должны следить за тем, что к нам поступает, и определять собственные стандарты.

Добро.

По-настоящему целеустремленный человек относится к себе строже, чем любой посторонний. Умеренность – не особо сексуальное слово и вряд ли самое веселое понятие, но она может привести к величию.

Умеренность – как закаленный меч. Простота и скромность. Стойкость и самоконтроль во всем – кроме нашей решимости и твердости.

Мы в долгу перед собой, перед нашими целями, перед игрой, перед движением вперед. Продолжать движение. Сохранять чистоту. Не сдаваться.

Победить наши тела, прежде чем они победят нас.

Атакуйте на рассвете

Тони Моррисон[34] всегда просыпалась рано. Она бесшумно двигалась в темноте, готовя первую чашку кофе. Садилась за письменный стол в своей маленькой квартирке и, когда разум прояснялся, когда вставало солнце и свет наполнял комнату, начинала писать. Она поступала так многие годы, используя тот же вечный ритуал, к которому во все времена обращались не только писатели, но и бесчисленные занятые и целеустремленные люди.

«Все писатели придумывают способы приблизиться к тому месту, где они ожидают установить контакт, – размышляла позже Тони, – где они станут проводниками или будут участвовать в этом таинственном процессе. Для меня свет – это сигнал при таком переходе. Он не в свете, он существует еще до того. В каком-то смысле он позволяет мне действовать».

Но, конечно, это связано не только с высокими материями, но и с практичностью, ведь в начале своей карьеры Моррисон была работающей разведенной женщиной с двумя маленькими сыновьями. Работа редактором в издательстве Random House забирала дни, дети занимали все остальное время, и к позднему вечеру она выматывалась и слишком уставала, чтобы думать. Писать она могла только в драгоценные ранние утренние часы – между растворяющейся тьмой и рассветом, до того, как мальчики произнесут слово «мама», куча рукописей на работе потребует внимания, до поездки в офис, телефонных звонков, до того, как потребуют внимания счета и понадобится мыть посуду.

Раньше она была свободна. Трезво мыслила, была полна энергии и уверенности в себе. Жизненные обязательства существовали только в теории, а не в реальности. Все, что имело значение, все, что там было, – это история, вдохновение и искусство.

Вот она в 1965 году, приступила к своему первому роману. Она 34-летняя, только что разведенная женщина. Она испытывала трудности и была одной из немногих чернокожих женщин в невероятно белой мужской индустрии. Но Тони считала то время пиком жизни.

Она уже не была ребенком, и, несмотря на множество обязанностей, все представлялось ей довольно несложным: детям требовалось, чтобы она была взрослой. И требовался ее незаконченный роман.

Просыпайся.

Преодолевай.

Присутствуй.

Отдай все, что у тебя есть.

Именно это Моррисон и делала. Даже после того, как вышедший в 1970 году роман «Самые голубые глаза» получил восторженные отзывы. Она написала еще 10 романов, 9 нехудожественных работ, 5 детских книг, 2 пьесы и рассказы. Получила премию Национального круга книжных критиков, Нобелевскую премию и Президентскую медаль Свободы. Но, несмотря на все похвалы и рукоплескания, она, должно быть, больше всего гордилась тем, что сделала это, будучи прекрасной матерью – прекрасной работающей матерью.

Конечно, вставать на рассвете – не самое приятное дело. Даже люди, всю жизнь извлекавшие из этого пользу, испытывают трудности с ранним пробуждением. Вы уверены, что вы не жаворонок? Никто не является жаворонком

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Авл Геллий «Аттические ночи», книга XVII, глава 19. Перевод А. Г. Грушева и О. Ю. Бойцовой. Здесь и далее – примечания переводчика, если не указано иное.

2

Источник притчи – речь софиста Продика. Ксенофонт в «Воспоминаниях о Сократе» излагает эту историю устами Сократа, который ссылается на Продика.

3

Кантата И. С. Баха «Геркулес на распутье» (1733). Прим. ред.

4

Джон Адамс – первый вице-президент (1789–1797) и второй (1797–1801) президент США. Прим. ред.

5

«Задумай подлинно существующее благо, ну вот благоразумение, здравомыслие, справедливость, мужество…» (Марк Аврелий «Размышления», 5.12. Перевод А. К. Гаврилова).

6

Это вторая книга. Прим. авт.

7

Джон Стейнбек «Дневник романа: Письма о романе “К востоку от рая”» (1969).

8

Аристотель «Никомахова этика», книга II. Перевод Н. В. Брагинской.

9

Публилий Сир – римский поэт I века до н. э.

10

Temperantia и moderatio – латинские термины для умеренности. Софросюне (σωφροσύνη) – греческая концепция умеренности. Энкратия – термин Аристотеля, буквально означающий «быть во власти над самим собой». Маджхимапатипада – срединный путь, указанный Буддой. «Чжун юн» («Учение о середине», буквально – «срединное и неизменное») – китайский конфуцианский трактат. Васатыйя – исламский принцип умеренности.

11

От др.-греч. ἀκρασία («слабость, слабоволие») – иррациональное совершение поступка, который самому человеку не кажется правильным.

12

В 1954 году суд признал незаконным раздельное обучение белых и черных детей, однако во многих местах этому решению не подчинились. В 1957 году губернатор штата Арканзас распорядился окружить школу в г. Литл-Рок, чтобы не пропустить в нее девять чернокожих учеников. Толпа белых запугивала детей, и они несколько недель вынужденно провели дома. Мэр обратился к президенту, и Эйзенхауэр приказал ввести в город войска. В течение двух месяцев десантники сопровождали детей в школу и охраняли их. Вся девятка получила образование, хотя в школе их продолжили травить и после ухода солдат.

13

Пр., 16:32.

14

Луций Анней Сенека «Нравственные письма к Луцилию», 90.34. Перевод С. А. Ошерова.

15

Марта Грэм (1894–1991) – американская танцовщица и хореограф.

16

«Но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным» (1 Кор., 9:27).

17

Бейб Рут (1895–1948) – один из величайших бейсболистов в истории.

18

Лу Гериг (1903–1941) – выдающийся бейсболист, за выносливость получил прозвище Железный Конь.

19

Финальная серия игр в Главной лиге бейсбола (сейчас – до четырех побед).

20

Два матча в один день между теми же соперниками.

21

Хоумран – удар, после которого бьющий игрок сумел пробежать все базы. Гранд-слэм – хоумран в ситуации, когда все базы заняты игроками нападающей команды (в этом случае команда получает сразу четыре очка).

22

Достижение отбивающего. RBI (run batted in) – количество очков, которое заработала команда после удара отбивающего (бэттера).

23

Примерно 6,35 кг.

24

В оригинальном рассказе Диогена Лаэртского речь идет исключительно о бедности, а не о стойкости. «А однажды, когда он вел молодых людей смотреть на зрелища, ветер сорвал с него плащ и все увидели, что на нем даже нет рубахи; за это афиняне наградили его рукоплесканиями и стали дивиться ему еще больше» (Диоген Лаэртский «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов». Перевод М. Л. Гаспарова).

На страницу:
2 из 3