Калейдоскоп. Прямая речь, интервью, монологи, письма. 1997-2004

– Я советский националист. Родина моя – СССР. СССР – это первый и великий шаг вдаль, вперед, в новое время, в новые горизонты. СССР – это не государство, это идея, рука, протянутая для рукопожатия, и слава и величие России в том, что она впервые в истории человечества взяла на себя горькую и праведную миссию прорыва сквозь тысячелетнее прозябание и мракобесие, одиночество человека к великому единению – к человечеству. Я верю, верую во Всемирную, Вселенскую революцию и готов воевать за нее и словом, и делом, как это делали мои доблестные предшественники, учителя и соратники от Достоевского до Маяковского, все те, кто всегда был против лжи, равнодушия, упадка, смерти. В 1917 году наша страна сделала первый шаг на пути к истине – не бывать ему последним!

– Понятно. А кого ты считаешь в таком случае своими соратниками по духу?

– Я бы сказал, это соратники, скорее, не по духу, а по борьбе на едином метафизическом фронте. Это Сидур, Муратова, Введенский, Артур Ли, Херцог, Платонов, Маркес, Генри Миллер, Тарковский, Филонов, Грюневальд, И. Христос, Кундера, Прометей, Терентьев, Крученых, Бруно Шульц, Высоцкий, Шукшин, Вера Матвеева, Ван Гог, Кобо Абэ, Бергман, Шпаликов, Бердяев, Гоголь, Исикава Такубоку, Норштейн, Г. Гросс и т. п.

– Нет ли у тебя ощущения, что ты задействован некими силами в незримой партии в качестве шахматной фигурки?

– Задействован, не задействован… Солдат, воюющий за Родину, матрос, затыкающий амбразуру, сгорающий Гастелло – это фигурки? Война за правое дело – партия? Я, несомненно, ощущаю силу за своей спиной, но дело в том, что я не соотношу в себе свое настоящее «я», истинную суть со своим эго, телом или паспортными данными. Я и есть та сила. В некотором роде мы – одержимые воплотители, исполнители очень хорошего дела. Отдавая себе в этом отчет или нет, каждый из нас делает то, что должен или может.

– Чем для тебя является рок?

– Рок, каким он был в 1960-е годы и каким он воистину должен быть, – живейшая и искреннейшая форма народного творчества нашего времени, преследующая сугубо революционные цели – изменение как существующего порядка, жизненного уклада, так и сознания самого автора-исполнителя и «слушателя-потребителя». Рок – это революция, это бунт через борьбу, через преодоление, возможны прогресс, движения, взламывания тугой скорлупы инерции и застоя. Именно эти цели рок и обязан преследовать и самым жестким, и самым пламенным образом.

– Инерция, по-твоему, это основная причина социальной катастрофы?

– Две беды – инерция и обыватели. Именно из среды обывателей пышно произрастают вся наша «новая буржуазия», мафия, вся лакейская демократическая мразь. В известном смысле все мои песни, все мое творчество всегда были направлены против той пресыщенной, алчной, лакейской прослойки граждан, учиняющей ныне беспримерно циничный, чудовищный раздор и поругание нашей отчизны, оглушительно ратуя за некие «общечеловеческие ценности», сводящиеся к идее собственного ожирения за счет обирания и удушения ближнего своего.

Что касается инерции – мой жизненный опыт самым наглядным и жестоким образом ежедневно доказывает мне, что, ежели не сопротивляться, «собрав всю волю воедино», накатывающему на тебя жизненному потоку, колесу инерции, рутине бытия, пустить себя на самотек, неизбежно наступает самая плачевная, самая позорная, самая омерзительная и чудовищная развязка ситуации, в которой находишься. Ясный взгляд и жесткий непрерывный контроль необходимы в каждом действии, в каждом помысле, иначе неминуемо оказываешься втянутым в самый зловонный водоворот собственных нечистот и крайне плачевных обстоятельств. Все беды – от безделья, безволия и равнодушия. А Царствие Небесное, как известно, силой берется.

Если нет ни сил, ни выхода, тогда надо уходить достойно, не сдавшись, как это сделали Янка, Башлачёв, Селиванов и другие мои братья и сестры по оружию и фронту. Они победили, попрали в первую очередь свирепый закон самосохранения, в конечном счете – саму смерть. Те же, кто остается после них, обязаны удерживать как свои, так и осиротевшие участки фронта и воевать за себя и «за того парня». Фронт держится на нас, нельзя нам умирать от слабости, тоски и безволия, мир держится на каждом из нас – истинно живом.

– Что ты хочешь сказать своим слушателям?

– Ну что, долго еще будет продолжаться беспредел на нашей Земле?! Верните себе честь, мужество и достоинство, позорно и бессовестно вами утерянные.

Этот материал для «АиФ» мы с Егором делали у меня дома в Зеленограде в мае 1997 года. Он подзадоривал: «Ну нет, ты давай спорь, а я буду в ответ спорить с тобой, так интереснее получится». А в итоге, переключившись на дружеское общение, он придумал другое – у меня в комнате лежала газета с его интервью с самим собой прошлых лет, и Егор начал брать оттуда целые куски, справедливо подумав, что многотысячная аудитория «Аргументов и Фактов» вряд ли была знакома с его публикациями в патриотической прессе, которая, к тому же, в широких кругах воспринималась как маргинальная. В итоге мы получили некую компиляцию, начавшуюся с живого разговора, но вскоре превратившуюся в очередной монолог. И до, и после Летов поступал так не раз и не два, руководствуясь известным принципом: «Хочешь сделать хорошо – сделай сам». Отсюда взялись и рукописные тексты, стилизованные под живой разговор, и ставшее в какой-то момент обязательным визирование интервью, зачастую радикально изменявшее его содержание.

Воевать мы будем чудовищно

Сергей Чернов «Пчела» № 10, май-июнь 1997 года

После посещения Петербурга сибирско-московским рок-движением «Русский прорыв» летом 1994 года и акций Сергея Курёхина в поддержку НБП в 1995–1996 годах, о национал-коммунистическом роке в нашем городе начали забывать. Но в мае-июне с. г. Питер посетили сразу два представителя наци-рока: Егор Летов (два концерта – соло и с «Гражданской Обороной») и московская трэш-группа «Коррозия Металла». Сцену любезно предоставил клуб «Полигон», основанный бывшим басистом «Кино» (а ныне – DDТ) Игорем Тихомировым.

Протестов со стороны местной рок-общественности не последовало – против фашизма в роке выступила только клубная группа «Маррадеры».

Смена вех

Мы не изменились – какими мы были, такими и являемся. Меняется ситуация в мире, меняется постоянно. Она пластическая. Кого мы поддерживаем? Лукашенко. Поддерживать будем с оружием. [Российских деятелей оппозиции] нет. [Лукашенко] придет к власти и порядок наведет.

Люди дела

Мы – люди дела. Я думаю, что сейчас ситуация такая, и в политике, и в мире, что эпоха политиканов прошла. Теперь не имеет смысла заниматься болтовней, демагогией («это хорошо, это плохо»), все уже всем ясно. Все уже встало на свои места. Все понятно. Все эти разоблачения («этот плохой, этот хороший») не работают. Работает что-то другое. Все всем ясно. Ясно голодному человеку, что он голоден, а сытому человеку ясно, что он сытый. Человеку более или менее обеспеченному ясно сейчас, что ему страшно. Сейчас совершенно очевиден, для меня во всяком случае, раскол общества на две половинки, – людей, которым страшно и которым не страшно. Те люди, которым не страшно, делают то, что хотят. Они и придут к власти. Идеология в данном случае абсолютно ни на что не влияет. Все революции случаются не идеологически, а бессознательно. [Это] люди прямого действия, экстремисты, боевики. Причем от интеллекта это не зависит. Не важно – умные они, глупые или какие-то еще. Они могут быть полными интеллектуалами, но при этом они могут взять вот этот вот стакан и по роже заехать.

Шамиль Басаев

Шамиль Басаев – это не Че Гевара, извиняюсь. За такие вопросы, честно говоря, по роже бьют. Этого Шамиля Басаева надо просто повесить за яйца и все.

Поездки Юрия Шевчука в Чечню

Театр кабуки. Я хотел в Чечню поехать, меня вот не пустили. Но ехал бы я туда не для того, чтобы песни петь. Я бы поехал для того, чтобы стрелять. Первая наша поездка в Сербию сорвалась – мы бы поехали для того, чтобы стрелять. После Сербии мы бы хотели поехать в Чечню, совершенно конкретно, чтобы воевать и стрелять. Нас не пустили.

Россия

В настоящее время это единственная цивилизация, культура, которая сопротивляется вавилонскому хаосу, нашествию. Хотя, собственно говоря, мы уже проиграли, почти полностью, потому что поколения, которые сейчас воспитуемы в этом хаосе перестройки, мерзости вот этой, дерьма, демократии (извиняюсь за выражение, демократии), они уже практически потеряны. Но мы, наверное, единственная держава в мире, причем мощная, серьезная, способная воевать и побеждать, которая сопротивляется натиску западной культуры, вавилонской – европейской и американской.

Обыватель

Обыватель – это, собственно говоря, инерция, с которой борется жизнь. Я считаю, что в жизни один закон – это война. Между силами жизни – войной, и силами инерции – энтропией, как я уже неоднократно говорил. Сведение к нулю. Вот обыватели – это энтропия. А что с ними делать, я не знаю, не то, что мы собираемся их всех поубивать, но мы-то живем, а они-то – не мешайте нам. Если вы мешаете, хорошо… И начинается. Воевать мы будем жестоко, конечно, без всякого сомнения. Если нам будут мешать, а нам мешают. В данном случае нам не просто мешают, а нас загнали в угол, конкретно совершенно. И воевать мы будем чудовищно, так что ахнете (прим.: развеселился, смеется).

Вторая мировая война

Конечно, мы немцев (эх, черт, я бы матерно выразился) победили. Победили потому, что они по сравнению с нами – говно. Изначально было ясно. Просто наш народ очень долго раскачивается. Довели до Сталинграда, но потом-то как дали. Так, что кишки полетели, и все. Но по большому счету надо было объединиться и на Запад двигать. Потому что это были две культуры, социальные формации, которые очень правильные. Они друг от друга действительно не отличаются, кроме одной частности – что это немцы, стало быть дураки. На основании догматизма немецкого, вот этой всей байды, нагромождения всех этих философских построений умозрительных, которые они делали в течение всего этого времени. В результате чего начались: антисемитизм, когда из человека начали мыло варить и так далее. У нас такое вообще никогда невозможно, у нас представить себе невозможно, а у них… В этот момент они полностью подписали себе смертный приговор, это было сразу ясно. Ну и все, конец настал совершенно естественный и справедливый, закономерный. Это была такая честная война, нормальная. Была хорошая война, мощная, здоровая. Мы победили закономерно. Единственное, что мы, конечно, сделали ошибочку, что остановились на Германии – надо было дальше двигать. Потому что инерция была такая – надо было, конечно, Европу завоевать и все.

Приход к власти

Есть два варианта: один вариант военный и другой вариант – если придет к власти Александр Лукашенко, что было бы гораздо лучше. Тогда будет более цивилизованный вариант. Ну, иначе будет нецивилизованный вариант просто.

Сырьевые ресурсы

Если все будет продолжаться как сейчас, мы приближаемся к состоянию западного сырьевого придатка. Уже фактически сейчас сырьевой придаток Запада. Политика ведется сейчас на другом уровне.

Будущее

Процессы столь непредсказуемые в обществе происходят – в геополитике, геофизике… Говорить сейчас, что будет через год, через два, абсолютно нереально. По большому счету то, что мы делаем – это война. Она идет на очень широком спектре уровней: на политическом, песни, какие-то заявления, на метафизическом… Если надо, мы возьмем автоматы и будем воевать с автоматами. Если дело дойдет до войны, мы будем воевать. Однозначно.

Прямая речь Егора в этом материале вполне соответствует тому, что и как он говорил в ту пору. Подводка о «наци-роке» – от авторов публикации, нужно было, видимо, иметь особенный склад ума, чтобы увидеть в Летове нациста. Которым он никогда не являлся.

Солнечный путь Егора Летова

Алексей Курбановский «FUZZ» № 6 (45), июнь 1997 года

Акустический концерт Егора Летова в клубе «Полигон» с презентацией альбома «Солнцеворот» вызвал сильный ажиотаж среди питерской экстремистской молодежи: по слухам, было продано около 700 билетов. Во всяком случае, задолго до начала акции здание на Лиговке было густо облеплено со всех сторон: там роились и панки, и алисоманы, и даже, кажется, металлисты; самым юным никак нельзя было дать много больше десяти. Копы и прочие security столь свирепо «блюли» узенькую дверь, что пролезть внутрь составляло колоссальную проблему даже для обладателей билетов – ну, а в запакованном зале, напоминавшем инфернальную сауну, вели себя на редкость чинно, затаив дыхание, внимали словесам со сцены, да глазели на экран, куда туманно проецировалось крупным планом лицо поющего Егора. Полуторачасовой концерт (с ответами на записки из публики) вместил 29 песен: правда, большинство старых хитов, но прозвучали и «Солнцеворот», и «Дембеля», и «Туман» Колкера/Рыжова, и «Мы Идем В Тишине» «Черного Лукича» Кузьмина. Со сцены Егор подтвердил свой непременный экстремизм, почтил группу NIRVANA и осудил недавнюю национал-большевистскую акцию по «захвату» крейсера «Аврора» как откровенное ребячество. Кажется, у всех собравшихся сложилось ощущение, что они присутствовали при чем-то чрезвычайно важном, серьезном и дразняще-альтернативном. После концерта в гримерке, в сумбурной атмосфере, усталый, но, как всегда, собранный Летов изобретательно отражал хаотичные наскоки со стороны разноперых mass-media.

Творчество

– Егор, расскажи про последний альбом – как появилась идея его создания, что вдохновляло, как шла работа…?

– Идея появилась после октября 1993 года. Мы поняли, что не можем оставаться в стороне. Наше оружие – что можно было сделать в то время – это музыка, песни. Первая идея была – записать что-то вроде двух больших сорокапяток, где были бы задействованы «Инструкция по выживанию», «ДК», «Черный Лукич», мы, может быть, еще кто-нибудь. Я сочинил тогда песни «Родина», «Победа». Но постепенно выяснилась невозможность такого проекта – по причине тяжелой ситуации, в том числе финансовой.

Затем стало понятно, что замысел перерастает во что-то большее… В 94-м году я сочинил почти все песни из вышедшего двойника – «Солнцеворот» и «Невыносимая Легкость Бытия» – они писались как одно целое. Записывать стали в 95-м. У меня принцип – «сделай сам», так что начали работать в домашних условиях, на «Олимпе». Когда записали первые девять песен, наш бывший директор Евгений Грехов неожиданно (для меня) привез цифровой восьмиканальник, и пришлось затратить около десяти месяцев, чтобы адаптировать записи с «Олимпа» к цифровым записям. На самом деле это была ошибка, надо было, конечно, записывать все заново, а то невозможно состыковать по звуку ни орган, ни голос… Затем, когда мы наконец-то все состыковали, довольно быстро записали болванки обоих альбомов. Технически запись сделана довольно интересно, потому что там много хитростей – например, играют восемь гитар в унисон…

– Все гитары – твои?

– Да, мои. Мы сделали такой звук, какого, вероятно, нет в природе. Мы полностью добились того, чего хотели. Если, например, об альбоме «Сто Лет Одиночества» я мог говорить, что мы максимально приблизились к тому, что хотели выразить, то здесь – сделали все, как надо, хоть и ушло чудовищное количество времени и энергии. Присутствует и метафизический план, неотделимый от нашего творчества. Как только записали альбом – около года назад, – из группы неожиданно, в последний момент, ушел Кузьма (Рябинов). Как раз когда он должен был подкрутить ручки и отрегулировать свой бас.

– Вы поссорились?

– Нет. Просто он ушел, без объяснения причин, уехал. Сейчас он находится где-то в Ленинграде. Ушло еще три месяца, чтобы научить нашего нового гитариста Махно всем партиям, чтобы он адаптировался.

– Это ваш старый знакомый?

– Конечно, он из группы РОДИНА.

– Какой из двух альбомов лично тебе ближе?

– Они очень разные, хотя – части единой работы, отражающей нашу жизнь в коммуне почти за полтора года. Я сначала хотел сделать альбом «Новый день», куда вошла бы песня «Родина», и так далее – боевой такой альбомчик, минут на тридцать. Потом он еще больше оброс песнями. В окончательном варианте первый альбом – «Солнцеворот», там обложка просто роскошная. Это – прямое руководство к действию. Второй альбом – более философский, что ли… Там – о том, что нужно осмыслить для действия.

– На обложке «Легкости бытия» картина Иеронима Босха – прокомментируй…

– «Искушение святого Антония» – сидит, значит, такой Антоний над рекой…

– А на него всякая чертовщина лезет?

– Нет, она там не очень густо лезет, и это важно – не так, как в других картинах у Босха. А лицо у этого человека, сидящего у воды, – такое облегченное, терпеливое… Это состояние альбом и выражает. Мы, можно сказать, частенько в таком состоянии находимся – когда хочется, да и возможно, просто так вздохнуть – ф-ф-ух…

– Тем не менее, в текстах альбома появляется отнюдь не святой Антоний, а Ленин – например, есть песня «В Ленинских Горах»…

– Это не мой текст, а «Черного Лукича» (Вадима Кузьмина), там неожиданный ракурс… У него была строчка «Кому не нужен Бог» – я ее изменил, в первом куплете я пою «В кого не верил Бог», во втором – «В кого не верит Бог», и в третьем «Кому не нужен Бог», и получился смысл метафизический… Песня, собственно говоря, про что? Про то, что Ленин умер в октябре 1993-го. Так и надо было, в самом деле, назвать песню, чтоб никаких вопросов не возникало.

– По каким соображениям включена в альбом песня «Про Дурачка»?

– Я давно это хотел сделать… Изначально, когда я писал «Прыг-Скок», было два варианта «Дурачка» – электрический и акустический. Я ощущал, что у меня недостаточно технических возможностей, чтобы воплотить то, что хотел – тот вариант, голосовой, что появился на пластинке, должен был включать 18 голосов. Удалось записать только четыре, потому что стеклоферритовая записывающая головка не позволяет сделать разрежение между голосами…

– А женский голос на подпевках зачем появился?

– То, что женский голос появился – это, я думаю, просто наповал, то есть, по-моему, совсем гениально – когда там звучит строчка: «Моя мертвая мамка вчера ко мне пришла…», – мне неловко говорить – то есть, работа закончена, мы победили… Лучший альбом, наверное – если уж и не всего рока, то наш, во всяком случае. Впрочем, в нем самом все сказано.

– На концерте ты упомянул о совместном музыкальном проекте с братом Сергеем – нельзя ли поподробнее…

– Проект следующий: это будет группа ударных инструментов Михаила Жукова – три человека, потом брат и я, вот и все. Главный принцип, по которому строится этот проект, – максимальная энергетическая отдача всех пятерых.

– И какой же материал эта группа будет играть?

– Не скажу, потому что пока не знаю сам. Сделаем.

– Пение, то есть, тексты, будут?

– Да, конечно. То есть, я, видимо, буду с гитарой, и буду петь, брат будет с саксофоном, или с чем угодно… Мы решили, что проект будет одноразовый – один концерт и одна запись, и на этом все закончится. Я долго хотел как-то связаться с братом, использовать его в последних альбомах, но он много разъезжал, а мы сидели практически безвылазно в Сибири и работали.

Политика

– Егор, довольно трудно уследить за твоими развивающимися политическими симпатиями и антипатиями. Не мог бы ты как-то прокомментировать последние изменения в этой области?

– О каких изменениях речь? Я на концерте сегодня объяснял: мы не изменились, какими были, такие и есть. Это ситуация в мире меняется. Сейчас мы поддерживаем Александра Лукашенко, причем готовы поддерживать, в том числе, и действием, оружием.

– А кого, например, из российских деятелей?

– Да там просто нету никого… Лукашенко придет к власти в России и наведет порядок. Может быть и другой, военный вариант развития событий, но в первом случае все пройдет более цивилизованно, что ли.

– У тебя на куртке значок Че Гевары – что это значит?

– Я бы не хотел устанавливать моду, чтоб каждый дурак что-нибудь носил, дело здесь серьезное… Хочу сказать: мы люди дела. Думаю, что сейчас эпоха политиканов прошла. Не имеет смысла заниматься какой-то болтовней: это, мол, хорошо, а то – плохо. Всем все ясно, все уже расставлено по своим местам. Разоблачения уже не работают, надо действовать.

– Ты говоришь, что всем все ясно – но согласно социологическим опросам, в умах сейчас царит такая путаница…

– Ясно, допустим, голодному человеку, что он голоден, а сытому – что он сыт? Или, например, любому, так сказать, материально обеспеченному человеку сейчас ясно, что ему страшно. Произошел раскол общества на тех, кому страшно, и тех, кому не страшно. Те люди, которым не страшно – они делают, что хотят, и сделают: они придут к власти. Это мы.

– Вы – это кто?

– Широкий вопрос… Общество сейчас дошло до такого состояния, что появилась определенная прослойка – люди, кому нечего терять. Идеология в данном случае роли, можно сказать, никакой не играет. Все революции случаются не по идеологическим причинам, но, скорее, бессознательно. Те, кому нечего терять – люди прямого действия, экстремисты, боевики. Они могут быть бедными, голыми, учеными-интеллектуалами, но главное – это их готовность к действию.

– Известно, что Юрий Шевчук ездил в Чечню, пел там свои песни… Каково твое отношение к такому поступку?

– По-моему, это – театр Кабуки, и больше ничего. Мы тоже хотели в Чечню поехать, но возникли трудности… Но я бы поехал в Чечню не для того, чтобы песни петь (хотя песни я там, конечно, пел бы в окопах). Но главное: я бы поехал в Чечню, чтоб воевать, бороться. Мы также хотели поехать в Сербию, и нас снова не пустили. Все это не так-то просто.

– В одном из твоих интервью ты говорил нечто вроде того, что Советскому Союзу надо было объединяться с Гитлером – и идти воевать с Западом.

– Я об этом часто говорил, но могу и повторить… Всем известно, что была война, в которой мы немцев разбили (можно было и сильнее сказать). Наш народ очень долго раскачивается, но когда довели до Сталинграда – то мы и дали в ответ как следует… Но вообще-то СССР и Германия – это были две родственные культуры, сходные социальные системы, надо было, конечно, объединяться… Отличие было в одном: немцы, вследствие своей романтической традиции, умозрительной философии и так далее, пришли к чудовищным результатам – когда из людей стали мыло варить. У нас такое представить себе невозможно. Поэтому немцы тем самым подписали себе смертный приговор, и наша победа над ними была совершенно естественна, закономерна и справедлива. Мощная была война, здоровая. Жаль, правда, что на Германии остановились, надо было нам всю Европу занять.

Метафизика

– Егор, каково вообще твое отношение к вере?

– Это большой вопрос – часа на четыре отвечать… Я могу, конечно, сказать, что я атеист. Либо, скажем так: я верю во все. Вообще во все. По-моему, дело не в том, что ты, лично ты ощущаешь и думаешь, а в том, как ты действуешь. А действовать надо так, как будто ничего нет – ни Бога там, и ничего другого…

– И тебя самого как бы нет?

– И тебя нет.

– Ты говоришь о трансперсональных переживаниях – может быть, имеешь в виду достижение такого состояния через наркотики?

– В работе над последними альбомами – непосредственно. Поскольку записи делались на максимуме самоотдачи, для этого мобилизовались чудовищные стимуляторы, вот все и писалось буквально со слезами на глазах…

– В этих твоих словах, да и в ваших выступлениях, много какой-то мрачной, отрицательной энергетики – то ли это впечатление, какое вы стремитесь создать?

– Могу сказать: может, конечно, мы и мрачные люди, но прежде всего мы солдаты – скажем так, те бесы, которые охраняют Рай. Может, я и не видел, что там, внутри… Мне кажется, люди делятся на два лагеря, которые воюют с противоположных сторон. И есть середина, болото, ни туда, ни сюда, ни горячие, ни холодные – теплые… Иными словами, есть те, которые хотят, и те, которые хотят хотеть. Мы хотим, и мы делаем.

– Но конфликт, война несут разрушение…