Мириада

– Ну надо же! Майка посуду моет.

– Надолго ли! – буркнул отец. – А когда перестанет – мы ее еще раз по голове ударим, глядишь опять начнет мыть.

Все засмеялись.

«Дурацкий юмор. Ну и родственнички у меня!» – подумала Вера, обернувшись и обведя взглядом все лица за столом. «Интересно, а почему у меня волосы темные, а у всех остальных –светлые? Может, я у матери от первого брака, а ребятишки эти от второго? Он, может, и не отец мне вовсе. Надо будет узнать при случае».

Вера очень любила порядок, а в этом доме было не так. Конечно, здесь не было антисанитарии, лишь маленький налет пыли и разбросанные повсюду вещи. Пока остальные члены семьи доедали сырники, Вера прогулялась по квартире. Как выяснилось, она была трехкомнатной и располагалась буквой Г. В самой удаленной от кухни комнате жили двойняшки. У них была самодельная шведская стенка, две кровати, шкаф и пара стеллажей. Смежную с ними комнату занимали родители Майи. Это была самая большая комната в квартире. Вдоль одной из ее стен красовался мебельный гарнитур приятного шоколадного цвета, еще советского производства. У противоположной стены стояли диван-кровать и старое замученное кресло с деревянными подлокотниками. Тут же была развернута гладильная доска с горой белья: видимо, мать Майи собиралась гладить. А Майина комната находилась рядом с кухней. Везде в квартире были цветы. За исключением, естественно, ее комнаты – там царил сатанизм. Общее впечатление от квартиры было негативным. Старая советская обстановка и ощущение того, что люди живут так, как у них сложилось со временем, особо не задумываясь о красоте, гармонии и уюте своего жилья. Несомненно, нужен был ремонт. Особенно в санузле, где со стен местами облезла краска, а их темно-зеленый цвет наводил тоску. Ощущение полной безнадеги.

Вера попросила у матери Майи пакеты, куда планировала сложить весь ненужный хлам из своей комнаты. Та принесла ей кучу пакетов. Для начала Вера сняла со стен все плакаты и фотографии, а растяжку со словами «Зло победит» и вовсе порвала на кусочки. В углу комнаты у окна, рядом с платяным шкафом, лежала куча хлама: какие-то коробки, пакеты и свертки. «Что у нее там?» – задавалась вопросом Вера.

Но сперва решила разобраться с вещами в шкафу. Гардероб у Майи был ужасный. Сплошь черные несуразные вещи. Какой-то странный длинный плащ в пол, кожаная куртка с кучей заклепок и нашивок, множество черных футболок, туник и всевозможных кофт с жуткими рисунками или надписями. Внизу под вешалками лежала пачка вермишели, красные и черные свечи, изрисованная кукла с проткнутым лбом. Вера отнесла вермишель на кухню, все остальное выкинула.

В комнате было очень душно. Вера открыла маленькую створку старого деревянного окна, форточка не спасла бы ситуацию. Мысль о том, что придется ходить во всем черном, Вере не понравилась. Она спросила у матери Майи, нет ли дома еще какой-нибудь одежды для нее. Мать отрицательно покачала головой и добавила, что та давно перешла на черный цвет, и если что и осталось, то будет ей мало. Она предложила свои вещи, но они были слишком большие и откровенно бабские. Телефона у Майи, как оказалось, тоже не было. Мать сказала, что телефон и вещи себе дочь покупала сама, откуда брала деньги не сообщила. «Интернета в доме отродясь не было", – заявила она напоследок, заметив, что денег едва хватает на еду, ничего нового из одежды купить они не могут. Да и в шкафу полно вещей, зачем покупать?

В общем, разговор вышел непродуктивный. Матери Майи было все равно. «Какое странное отношение к своему ребенку, – размышляла Вера. – Дочка попросила купить самые необходимые вещи, а ей отказывают и, похоже, это никого не волнует. И вообще, как можно в информационный век жить без телефона и интернета? Дичь какая-то!"

Вера вернулась к себе в комнату и опять заглянула в шкаф. «Так, надо подумать, что из этого можно носить. Может, нашивки где-то спороть?» Тут в дверь квартиры кто-то позвонил. «Надеюсь, это не ко мне. Надо было сказать, чтобы никого не пускали», – поздно сообразила Вера.

Мать Майи крикнула из коридора:

– Майка, к тебе Люба пришла!

«Какая еще Люба? Черт, и почему я не предупредила, что меня нет дома. Подруженька небось какая-нибудь. Ладно, может и к лучшему, сейчас попробую узнать что-нибудь про эту сектантку, а потом по-быстрому выпровожу гостью», – заключила про себя Вера. На пороге появилась крашеная блондинка лет семнадцати.

– Привет, Майка! – сказала она, пройдя в комнату.

– Привет! Как узнала, что я дома? – спросила Вера.

– Ой, да все уже знают! – ответила та, оглядывая стены. – Майя, ты сняла все плакаты? Ты чего – больше не сектантка?

– Решила начать новую жизнь, – уверенно сказала Вера.

– Да ладно! – удивилась Люба, широко раскрыв глаза.

– Ты не знаешь, где мой телефон? – сразу перешла к делу Вера.

– Ну ты спросила! Мне-то откуда знать? Выронила небось, когда с мотоцикла свалилась. Ты же все время с ним таскалась.

«Действительно. Логично. Как я об этом не подумала! Значит, потеряла …», – размышляла про себя Вера. От подружки она почти ничего не добилась. Та казалась ей недалекой, говорила на молодежном сленге, который бил Веру по ушам. Она, будучи матерью подростков, была хорошо знакома с ним и понимала, что ей теперь тоже надо использовать его в речи.

Но зато узнав, что Вера собирается выкинуть одежду, Люба готова была ее забрать и предложила продать часть вещей. Ну или, как она выразилась, «загнать за бабки». Эта идея понравилась Вере. Выяснилось, что соседка Любы мечтала о кожаной куртке Майи, той самой, что с заклепками, нашивками и значками со странной символикой. К ней Люба вместе с курткой и отправилась. К удивлению Веры, Люба продала куртку и принесла тысячу рублей. Так что приходила она не зря.

Люба обещала помочь с продажей вещей, а Вера, в свою очередь, разрешила ей забрать любые черные вещи, которые ей нравились. Люба взяла несколько черных кофт и туник и даже жуткие туфли на высоком каблуке с шипами.

– Они стоят денег, – сказал Люба.

– Ладно, ты же моя подруга. Бери так, – ответила Вера.

Люба аж взвизгнула и обняла ее.

– Ой, ну всё, всё! Прекрати! – заворчала Вера.

– Ну хоть обниматься ты по-прежнему не любишь, – заметила ее подружка.

Девушки стали рассматривать свертки и пакеты, сложенные у окна. Там была коллекция вещей, связанных с сатанизмом и его атрибутикой. В основном безделушки, приобретенные по случаю, но было и несколько дорогих предметов. Откуда у девочки из достаточно бедной семьи взялись такие дорогие коллекционные вещи, Вера даже боялась думать, догадываясь, что скорее всего она их просто украла. Звезда Бафомета, выполненная из серебра и полудрагоценных металлов, была настоящим произведением искусства. Бронзовая статуэтка дьявола отличалась красотой и изяществом изготовления. Если не задумываться, для чего они создавались и чему служат, то и к такому коллекционированию можно было относиться спокойно. Взгляд Веры выхватил кружку-трубку с изображением Мефистофеля в образе черта, нашивки на липучках, монеты с сатаной и даже что-то наподобие иконы сатаны.

Люба делилась своими предположениями, что из этого можно продать, а что и даром никому не нужно. Здесь же Вера нашла коробку с Барби – как далекий привет из детства Майи, когда та была нормальным ребенком. Наконец, все было пересмотрено, и девушки сели на диван, взяв с собой коробку с куклами. Люба вспоминала, как раньше они с ними играли. Стало понятно, что Майя с Любой дружила давно, возможно с первых классов школы или вообще с самого раннего детства.

Вера разглядывала Любу. Та была забавной девчонкой, довольно несуразно одетой: старая черная водолазка и юбка с цветочным принтом – несочетаемые вещи. Было видно, что общаться с Верой ей нравится. Похоже, Майю она воспринимала такой, какая она есть, со всеми ее прибабахами. Но зачем это общение самой Майе, Вере было непонятно. Люба не сектантка, ценностей взглядов подруги не разделяла. Может, просто привычка, или Майя самоутверждалась за ее счет. В Любе было что-то такое подобострастное: она буквально смотрела подруге в рот и постоянно отвешивала комплименты. Вдруг во время разговора в створке окна появилась маленькая детская ручка, которая положила какой-то конверт на подоконник. «Слуги дьявола», – прозвучал мальчишеский голос и исчез.

– Что это? – спросила Вера.

– Это от сатанистов. Они всегда так передают свои задания. Ты что, не помнишь? – удивилась Люба.

– Как-то смутно, – неуверенно ответила Вера, подошла к окну, взяла конверт и разорвала его.

– Что, даже не прочтешь? – забеспокоилась Люба.

– Я в секте больше не состою, – равнодушно ответила Вера.

– Не боишься, что преследовать станут? – испуганно спросила Люба.

– Походят – походят, да и отстанут, – хмуро ответила Вера.

Вечером Вера собралась принять душ. Еще днем она краем глаза заметила, что в ванной комнате висит большое прямоугольное зеркало. В больнице же зеркал толком не было, так что даже случайно увидеть себя она не могла. А теперь предстояло познакомиться со своим лицом – с телом она уже невольно познакомилась. Вера решила посмотреть на себя в зеркало после душа. Она намеренно опускала глаза, пока раскладывала вещи и забиралась в ванну. Волосы у нее были страшно грязные, со следами запекшейся крови. Там, где шрам, она мыла особенно аккуратно. Швы уже сняли, но все равно рубчики остались, и Вера ощупывала их. По большому счету, ей было все равно, как она выглядит. Нет, конечно, быть уродиной ей не хотелось, но и в прошлой жизни она не была красавицей, так – обычной девчонкой. Зато ей повезло с родителями, она выросла в любви в благополучной семье с достатком, где все заботились друг о друге.

Наконец, вымывшись и вытершись, Вера посмотрела в зеркало. Тонкие черты лица, маленький нос, большие серые глаза, выразительные скулы.

– Ну, вроде ничего! Сойдет, – сказала она вслух.

Лицо в зеркале ей понравилось. «Надо признать, у Майи внешность более интересная, чем у меня, она выразительнее, что ли», – продолжила рассуждать про себя Вера. Девушка покрутила головой в разные стороны, взглянула на слипшиеся мокрые волосы и подумала, что ей больше подошли бы светлые тона, а не темные. А главное – хорошо бы вообще сменить внешность: прическу, цвет волос и стиль одежды, тогда многие перестанут ее узнавать. Старые сектантские знакомства ей были не нужны. «Надо сходить в парикмахерскую и перекраситься», – заключила Вера.

На следующий день мать Майи принесла старый разбитый смартфон, который ей отдали знакомые. Он быстро разряжался, а иногда и вовсе зависал, но все же работал. На вырученные от продажи куртки деньги Вера купила себе симку и пополнила счет на телефоне. Смоляне праздновали девятое мая. На улице играла музыка, люди с цветами шли в центр города. На обратном пути на лестничной площадке Вера встретила Николая. Он стоял, облокотившись на перила, и курил. Заметив проходящую мимо Веру, Николай враждебно посмотрел на нее, буркнул себе под нос какое-то ругательство и сбросил пепел на пол. Вера сделала вид, что ничего не слышит.

Было не очень приятно, но радость от скорого выхода в интернет затмила всё. Она зашла на любимые сайты, и на мгновение ей показалось, что она вернулась к своей прошлой жизни. Очень хотелось посетить странички своих детей в социальных сетях, но она решила не делать этого. Ей будет очень тяжело смотреть на них. А не дай бог еще на аватарке увидит свечу скорби. Это выбьет ее из колеи, и она вообще не сможет ничем заниматься. «Ничего нового там все равно нет, – успокаивала себя Вера. – Попозже я обязательно зайду и даже попрошусь в друзья или просто подпишусь. Буду смотреть и знать, что у них происходит. В этом ведь нет ничего такого. Я же не контактирую с ними на прямую».

Вера загуглила, какие вузы есть в Смоленске по ее специальности – теплоэнергетике – и сколько балов ЕГЭ надо набрать, чтобы поступить. Она нашла лишь одно заведение – Смоленский филиал Национального исследовательского университета МЭИ. Странно, что мать Майи ни разу не напомнила ей про учебу и экзамены. Вера обследовала письменный стол Майи, на котором стоял старенький ноутбук, но никаких тетрадок и учебников не было. Она спросила об этом у матери Майи, и та сказала, что учебники сдала в библиотеку еще в мае, а тетрадки она, наверное, просто не вела. На вопрос, какие дополнительные предметы ЕГЭ она должна сдавать, мать Майи усмехнулась и ответила, что она не собиралась сдавать экзамены, ведь списать на них почти нереально. Учителя для отчетности вписали в школьные документы какие-то два предмета. Вера поняла, что придется сходить в школу самой, а пока она не очень хорошо себя чувствует, можно порешать варианты экзаменационных работ.

Вечером, приблизительно в то же время, что и накануне, на подоконник подбросили еще один конверт от сатанистов. Вера обошлась с ним также, как и с предыдущим – порвала и выкинула в мусор.

В течение недели к Вере наведывались разные ребята, девушки и парни, но она уже предупредила мать Майи, чтобы та всем говорила, что ее нет дома. Мать так и поступала, только Любу почему-то всегда пускала, хотя эта просьба распространялась и на нее. «Почему так?» – недоумевала Вера, но не стала ссориться. Возможно, мать не могла отказать Любе, потому что та была давней подругой Майи и матери не хотелось, чтобы дочь теряла последних друзей. Люба приходила каждый день часа на два. Сидела на диване как деталь интерьера, но все время что-то рассказывала. Вера занималась своими делами, лишь иногда вступала в диалог. Так она выяснила, что Люба училась на парикмахера, а родителей Майи зовут Анна Павловна и Михаил Валерьянович.

Однажды Вера предложила Любе прогуляться, надеясь, что та познакомит ее с городом и покажет интересные места. Люба обрадовалась. Накануне Вера почитала про историю города, про главную достопримечательность – старинную крепость, ее осаду литовцами, поляками и французами, про бои времен Великой Отечественной войны. Вере хотелось пойти к ней. Стоял теплый майский день. Люба довела подругу до крепостной стены, петляя через дворы. Вера пыталась запомнить дорогу, но все равно сбилась. Правда, она отвлекалась на дома, здесь были как старые пятиэтажки, типа той, где жила Майина семья, так и небольшие частные домики, среди них располагались и две гостиницы. Вокруг росло много деревьев, на клумбах начинали раскрываться бутоны разноцветных тюльпанов, а дорога, по которой шли девушки, неуклонно вела вверх, отчего ноги у Веры очень быстро устали. К этой особенности холмистого города ей еще предстояло привыкнуть.

Смоленск – один из тех приграничных городов России, который во время военных конфликтов первым принимал на себя удар, сдерживая врага от проникновения вглубь страны. Вера с интересом разглядывала крепость. Это была одна из самых больших крепостей в стране. Длина крепостной стены составляла шесть с половиной километров. Но французы ее частично разбомбили, и к сегодняшнему дню сохранилось лишь три с половиной километра. Смоленская крепость пребывала в запущенном состоянии, лишь в одной из восемнадцати башен создали музей, и оттуда можно было посмотреть на город с высоты птичьего полета.

Подруги прогуливались вдоль крепостной стены – от башни к башне. Проход внутрь башен был открыт, но Вера не решалась туда заходить. На земле валялось много мусора: бутылки, пакеты из-под сока и пустые пачки сигарет, разные бытовые отходы, палки, деревяшки и камни, которые осыпались со стен башни. Это конечно, пугало больше всего, не хотелось, чтобы на голову что-то упало. Да и запах там стоял соответствующий, но в окошки башен Вера заглядывала с интересом. В памяти всплывали картины прочитанных ею исторических событий. Вера проникалась героической атмосферой старинной крепости. Когда девушки вышли к самой заброшенной части крепостной стены, Вера завела разговор:

– Ко мне приходил Николай, мой сосед. Спрашивал про какой-то клинок. Говорил, что я украла его.

– Он у тебя в шкафу в полотенце завернут. Ты мне хвасталась, показывала его, – уточнила Люба.

– Да, я знаю. Уже отдала, – соврала Вера. – А зачем мне клинок понадобился?

– Это задание хмыря, главного среди ваших сатанистов. Дениска письмо принес.

– Какой еще Дениска? – удивилась Вера.

– Ну помнишь пацана, который кинул тебе конверт на подоконник? Так вот, это Дениска – Митькин брат, – ответила Люба. Про то, кто такой Митька, Вера не стала спрашивать.

– А-а-а. А ему-то зачем? – с сомнением спросила Вера.

– Для ритуала. Это оружие должно было стать… ну как это, блин, слово забыла. Во! Вспомнила! Жертвоприношением для Сатаны, – объясняла Люба.

– Оружие как жертвоприношение? – изумилась Вера. – А ты ничего не путаешь?

– Ты сама так говорила, – уверяла Люба.

– Просто в качестве жертвы обычно выбирают животных или, если вспомнить античные времена, например, язычество, то людей. Но оружие? Предметы никогда не приносили в жертву. Они служили в качестве подарка. Фрукты, овощи, какие-то красивые вещи и, возможно, оружие, – пояснила Вера.

– Нет. Ты говорила, что для проведения обряда им нужно оружие, которым убивали людей. Предмет, омытый кровью. А что такое язычество?

– Здравствуйте, приехали! – сказала с возмущением Вера. – Люба, ты в школе училась?

– Училась! Хоть и до девятого класса, но получше тебя, и мама меня за ручку в школу не водила, – ответила обиженно Люба и испуганно посмотрела на подругу, как будто ожидая, что та ее ударит.

Тут Вера сообразила расспросить Любу про школу и узнала, что училась Майя всегда плохо. Класса до седьмого еще кое-как вытягивала, а потом стала прогуливать, нашла себе новых друзей. Сначала рокеров, потом металлистов, затем готов и, наконец, сектантов-сатанистов. А вот так вместе они не гуляли очень давно. Чтобы без выпивки и странных заданий: то закопай что-нибудь, то найди что-то или проследи за кем-то. И выгнали бы ее давным-давно из школы, да директриса дружила с матерью Майи много лет. Они были из одной деревни и жили в соседних домах. А пять лет назад мать Майи спасла ее сына от угара в доме. Он с друзьями приехал на майские праздники. Дом открыл, затопил печку и то ли заболтался с ребятами, то ли просто забыл, слишком рано закрыл заслонку, но еще не весь угарный газ выветрился из дома. Вечером друзья уехали обратно в город, а он лег спать. Анна Павловна решила с утра проведать Ваню: мало ли, чего могло случиться, накануне ребята гуляли допоздна. И увидела Ваньку уже посиневшим. Вытащила его на свежий воздух, долго отпаивала водой, рвало его до обеда. Слух у Вани пропал до самого вечера, но потом оклемался, и с тех пор директриса была очень благодарна Анне Павловне.

Когда Майя закончила девятый класс с кучей троек в аттестате, мать Майи очень просила оставить дочь в школе. Говорила, что та совсем опустится, если не будет ходить в школу, эти проклятые сектанты и так заморочили ей голову. Дальше учиться Майя не хочет, будет шляться по дворам, еще в беду какую попадет. Да и в колледже никто с ней сюсюкаться не будет. А так она лично Майю в школу утром приведет и, глядишь, сколько-то уроков девочка просидит. На том и договорились.

Анна Павловна приводила дочь в школу буквально за руку, но уже после четвертого-пятого урока Майя сбегала, а на тех, что была, толком не занималась, сидела в телефоне или что-то рисовала. Учителя боялись ее трогать и просто не обращали внимания.

Постепенно вещи Майи продавались, и занималась этим исключительно Люба. Вера не представляла себе, кому может понадобиться звезда Бафомета, а вступать в контакт со старыми знакомыми Майи ей не хотелось. В общем-то, можно было дать объявление на «Авито», и покупатели нашлись бы, но раз Люба взяла это на себя, пусть и продолжает. Подруга лично встречалась с покупателями, показывала вещи, торговалась. Так у Веры скопилась небольшая сумма.

Вспомнив о своем желании покрасить волосы в другой цвет, чтобы стать неузнаваемой для старых знакомых Майи, Вера обратилась к подруге за помощью, ведь та училась на парикмахера. «Обратно в светлый перекрашиваешься? Это правильно. Столько денег угрохать на то, чтобы быть темной, когда от природы волосы светлые, – говорила Люба по телефону. – Только вот так сразу в платиновый блонд не надо. Это будет удар по волосам, давай осветляться потихоньку». Вера немного поныла, что очень хочет беленькие волосы, и они сошлись на медово-золотистом цвете.

Прикупив пару новых вещичек в магазине и выведав у подруги подробности об учителях, Вера, наконец, собралась сходить в школу. Белая блузка, джинсы и светлые волосы, собранные в кичку. Резинку для кички Вера нашла в закромах у матери Майи. Эффекта она достигла: ни на улице, ни в помещениях школы ее действительно никто не узнал. Майя шла по опустевшим после уроков школьным коридорам и будто возвращалась в свое детство, представляя себе, как еще пару часов назад здесь было суетно и шумно. Интерьер тут был с одной стороны попроще, чем в той же петербургской школе, где учились ее дети, а с другой стороны уютнее и теплее.

Она не собиралась посещать занятия в школе. Да и оставалось учиться всего неделю. Если будут претензии со стороны учителей, она сошлется на плохое самочувствие.

Вера пришла к классному руководителю. Та вопросительно посмотрела на нее и не сразу, но узнала.

– Вавилова?! Ты ли это? – удивилась учительница.

– Здравствуйте, Татьяна Николаевна! Я недавно выписалась из больницы, много думала о своей жизни и решила, что пора что-то менять. Я вышла из секты, я теперь больше не сатанистка, – сообщила Вера, проведя по своей белой блузке рукой как бы в подтверждение своих слов: мол, смотрите, я не в черной как смоль одежде. – Хочу завести новых друзей и …

Тут учительница прервала ее:

– А от меня-то что нужно, Вавилова? – спросила учительница, иронически вздернув брови.

– Я собираюсь сдавать экзамены, – сказала Вера. Она понимала, что всё это звучит глупо и по-детски, но как сделать по-другому не знала. Все-таки для всех вокруг она еще ребенок, и, может, ей это простят.

– Ты много прогуливала. У тебя нет аттестации аж по трем предметам: физике, химии и математике, остальные учителя сжалились и поставили тройки. Хотя ты их, конечно, не заслужила, – здесь учительница встала из-за стола. – Ты вообще камень на моей шее. И все благодаря знакомству твоей мамы и нашего директора. Я так рада, что мы расстаемся в этом году!

– А что надо сделать, чтобы получить аттестацию? – поинтересовалась Вера в ближайшую сделанную учителем паузу.

– Для этого надо написать тестовые работы, – ответила учительница.

– Я готова.

– Вавилова, иди домой! Ты ничего не знаешь и не сможешь это сделать. Одного желания недостаточно! Это абсолютно бесполезное занятие, ты только потратишь наше время, а нам есть чем заняться, – раздраженно сказала учительница.

– Я …

– Домой!!! – отрезала Татьяна Николаевна.

Вера ушла ни с чем. С одной стороны, она понимала позицию учительницы. Девочка была двоечницей и грубиянкой, порядком надоела им за эти годы. Они терпели ее только по просьбе директора. С другой, она считала в корне неправильным держать такую ученицу в школе, несмотря на страшную неуспеваемость и безобразное поведение. Некоторые дети изо всех сил стараются, чтобы получить более высокую оценку по предмету, а таким, как Майя, все достается даром, по знакомству.

«Надо идти ва-банк, – думала она. – Эти тетки устроили здесь бардак, разрешили девушке просто числиться, а не заниматься, и теперь они за это поплатятся!» Для начала Вера пошла к завучу. Там она озвучила свои намерения и добавила, что если ей не позволят пройти аттестацию, то она обратится в суд, где скажет, что на нее, несчастненькую после болезни, просто не хотят тратить время. Вера понимала, что рассказать правду они не осмелятся. Тут же появилась директор, они с завучем стали перешептываться, покачивая головами. Вера расслышала лишь одну оброненную директором фразу: «Она не сможет сдать ни один из этих предметов. Дайте ей возможность написать тесты». Вере назначили день сдачи первого предмета – математики.

– А не слишком поздно? – спросила Вера у завуча. – Мне ведь еще и другие экзамены надо успеть сдать. Не по два же за день! Мне надо в первую волну ЕГЭ успеть.

При этих словах завуч закатила глаза.

Со школой было улажено, если это так можно назвать. Вера возвращалась домой раздосадованная. «Разговаривают со мной как с дурочкой. Я говорю нормальные вещи, а они меня вообще не воспринимают. Но не могу же я все время строить из себя ребенка!» Во дворе сосед Николай занимался своей машиной – черным BMW. Он окинул Веру взглядом с ног до головы и спросил:

– Думаешь, если перекрасишь волосы и оденешься по-нормальному, то станешь другим человеком?

– Думаешь, твои замечания кого-то волнуют? – огрызнулась и так расстроенная Вера.

– Сука, – прошипел он ей в спину.

– Кобель, – парировала она и зашла в подъезд. – Господи, он-то меня за что так ненавидит! Глаза б мои его не видели!