bannerbanner
«Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных
«Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
7 из 9

– Да они только с острие иголки, – говорит Роберт.

– Кто? – спрашиваю я.

– Гоблины, – отвечает Роберт.

Это откровение наполняет все мое существо немым удивлением и погружает в глубокое благоговение.

– Смотри-ка, арфист! Он идет к дому!

И с холма мы бежим вниз, чтобы послушать арфиста. Но боже! Что же это за арфист! Он совсем не похож на сказителей из книжки с картинками. Какой-то бродяга: смуглый, крепкий, неопрятный, с черными спутанными волосами, глаза хмуро сверкают из-под густых черных бровей. Он скорее похож на странствующего каменщика, нежели на барда.

– Интересно, он будет петь на валлийском? – бормочет Роберт.

Я слишком обескуражен, чтобы что-то сказать в ответ. Между тем бродячий сказитель пристраивает свою арфу – изрядной величины инструмент – на пороге нашего дома и с размаху ударяет по его струнам своими грязными пальцами, с сердитым рычанием прочищает голос и начинает песню:

Поверь, я не могу представить, что эта красотаОбречена растаять, исчезнув без следа…

Все в этом человеке – и акцент, и манеры, и голос – буквально заставило меня задохнуться от возмущения! Все в нем было по́шло и неправильно!

Мне захотелось закричать: «Ты не имеешь права петь эту песню!»

Поскольку я слышал ее из уст самого дорогого и чудесного в моем маленьком мире человека, то не понимал, как этот грубый и неопрятный бродяга может петь ее. Мне чудилась в этом насмешка – она приводила в бешенство! Но едва отзвучал первый куплет, мое возмущение улетучилось. Голос певца поразительным образом переменился и зазвучал глубоко, свободно, мелодично, и у меня перехватило горло от восторга. Что за волшебством он владел? Что за секрет он знал – этот хмурый бродяга? О! Да сыщется ли в целом свете еще кто-то, кто бы мог спеть так же? И фигура певца, и очертания предметов вокруг – дома, лужайки – размываются, подрагивают и плывут передо мной. Но инстинктивно я боюсь этого человека – я почти ненавижу его и чувствую, что весь пылаю гневом и стыдом за то, что он сумел сделать со мной…

– Он заставил тебя плакать, – с сочувствием произносит Роберт, и его замечание повергает меня в еще большее смятение чувств.

Тем временем бард, став богаче на шесть пенсов, уже уходит со двора. Он даже спасибо не сказал за деньги.

– Все-таки он, должно быть, цыган, – продолжает Роберт. – Цыгане – плохие люди. Они колдуны. Давай вернемся в лес.

Мы снова лезем на холм, возвращаемся к соснам, сидим в высокой траве, пронизанной солнечными бликами. Но играть уже не хочется: магия звуков пения еще владеет нами…

– А может быть, он гоблин? – наконец отваживаюсь я спросить. – Или эльф?

– Нет, – отвечает Роберт, – всего лишь цыган. Но они ничем не лучше. Ты знаешь, они ведь крадут маленьких детей…

– А что нам делать, если он поднимется сюда, к нам? – Мне страшно – место пустынное.

– Нет, не посмеет, – отвечает Роберт. – Днем такого они не делают, ты знаешь…

[Только вчера рядом с деревней Таката я заметил цветок, который японцы называют «химавари» – подсолнух. «И, как подсолнух…» – даже через бездну сорока прошедших лет меня вновь настигает волшебный голос бродячего барда:

И, как подсолнух, что цветком вослед земному движется светилу,Она, не отрывая глаз, следит за божеством своим…

И вновь я вижу блики солнца на том далеком холме в Уэльсе; и Роберт снова стоит подле меня – у него нежная девичья кожа и золотистые локоны. Мы искали ведьмины круги… Роберт с тех пор, должно быть, сильно изменился. Его одаренная натура расцвела и явила нечто яркое, значительное, необычное – мне и не узнать его теперь… Я люблю его, как и прежде: жизнь бы за него отдал… А ведь в том и есть высшее проявление любви – когда жертвуешь жизнью за друга…]

Хорай

Голубое видение глубины, теряющейся в высоте, – море и небо, перетекающие друг в друга в мерцающем тумане. Весенний день, утренний час…

Только небо и море – лазурная безбрежность… Ближе рябь воды ловит серебристый свет, тонкие струйки пены кружат в водоворотах. Но чуть дальше уже не видно движения и цвета неразличимы: только неясная голубизна теплой воды, убегающая вдаль, чтобы расплавиться в синеве воздуха. Там нет горизонта: только даль, уходящая в бесконечность, только необъятная вогнутая поверхность где-то далеко впереди да сильно выгнутая над вами и цвет, густеющий в высоте. Но где-то в середине этой легкой синевы различимо едва видимое очертание башенок дворца с высокими крышами – рогатыми и изогнутыми некий призрак древней красоты, мягко подсвеченный солнечными лучами, приглушенными, как древняя память.

То, что я попытался описать, – какэмоно: японская живопись на шелке. Она висит на стене в моей спальне. Картина называется «Синкиро», что означает «мираж». Но очертания миража вполне внятны. Это мерцающие врата священного Хорая, а луноподобные крыши – это кровли дворца Короля-Дракона. По явленной архитектурной манере (хотя написана картина совсем недавно кисточкой японского мастера) угадывается древняя стилистика – более чем двухтысячелетней давности.

В китайских книгах того времени много говорится об этом месте.

В Хорае нет ни смерти, ни боли. Там нет зимы. Там всегда цветут цветы и зреют плоды. Если однажды вкусить от тех плодов, то никогда уже не придется изведать жажду и голод. В Хорае растут волшебные растения со-рин-си, рику-го-ои и бан-кон-то – они исцеляют любые недуги, и еще там растет другая волшебная трава – ё-син-си, которая оживляет мертвых. Чудесную траву орошает волшебная вода, единственный глоток которой дарует вечную юность. Обитатели Хорая вкушают рис из очень-очень маленьких плошек, но рис никогда в них не иссякает, сколько бы его ни ели, и так до тех пор, пока тот, кто ест, не насытится. И вино жители Хорая пьют из очень-очень маленьких чашек; но нет человека, что способен осушить чашку, с какой жадностью бы он ни пил – до тех пор, пока не снизойдет на него приятная дремота опьянения.

Обо всем этом и еще о многом повествуется в легендах из эпохи династии Цин. Но в то, что люди, записавшие эти легенды, видели когда-нибудь Хорай – даже его мираж, – поверить невозможно. На самом деле ведь не существует ни магических плодов, что насыщают человека навсегда, ни травы, что воскрешает мертвых, ни плошек, где никогда не кончается рис, ни чаш, в которых не иссякает вино. Неправда, что скорбь и смерть никогда не посещают Хорай, как неправда и то, что там не бывает зимы. Зима в Хорае холодная – ветер пронизывает до костей и громоздит сугробы на кровлях Короля-Дракона.

Тем не менее в Хорае существуют удивительные вещи. И самая замечательная из них не упомянута ни одним китайским автором. Я имею в виду атмосферу Хорая. Она необыкновенная, поскольку солнечный свет сияет там совершенно по-особенному – молочно-белый, он никогда не слепит; удивительно чистый, но очень мягкий. Сам воздух там не человеческий и поразительно древний – я даже пугаюсь, когда пытаюсь вообразить, насколько безумно он стар. Этот воздух отнюдь не смесь азота и кислорода. Его образуют не газы – он соткан из призраков, из субстанций квинтиллионов и квинтиллионов поколений душ, смешанных в одну безграничную полупрозрачность, насыщенную духовными сущностями людей, которые думали совсем не так, как думаем мы. Кто бы из смертных ни вдохнул этот воздух, его кровь начинает вибрировать в унисон с этими бесчисленными духами; они меняют чувства внутри – изменяя представления о пространстве и времени – таким образом, что теперь человек может видеть так, как видели те люди, и чувствовать так же, и думать точно таким же образом. Изменения эти мягкие – как сон, и объяснить их можно так: поскольку в Хорае неведомо знание великого зла, людские сердца здесь не стареют. И потому всегда молодые сердцем обитатели Хорая улыбаются от рождения до смерти. Только тогда, когда боги посылают им горе, они прячут свои лица – до тех пор, пока горе не уйдет. Жители Хорая любят и доверяют друг другу – как члены одной семьи. Женская речь там подобна пению птиц, потому что сердца легки, как птичьи души. Движения рукавов резвящихся девушек напоминают взмахи широких, мягких крыльев. Кроме печали, ничто не сокрыто в Хорае, потому что там не знают стеснения. Там нет запертых дверей, ибо там нет воровства. Так же как и днем, ночью ворота остаются открытыми, потому что нет причин чего-нибудь опасаться. Хотя те, кто обитает там, смертны, они все равно волшебные миниатюрные создания, и, кроме дворца Короля-Дракона, все предметы в этой стране маленькие, необыкновенные и загадочные. И этот волшебный народец действительно ест из очень-очень маленьких плошек и пьет вино из очень-очень маленьких чашечек…

Большей частью видение это возникло благодаря вдыханию той самой призрачной атмосферы – но не только. Чары мертвых – лишь восхищение идеалом, обаяние древней надежды. И что-то из этой надежды нашло воплощение во многих сердцах – в простой красоте безыскусной жизни, в сладости женщины…

Злые ветры с запада дуют над Хораем. И волшебная атмосфера, увы, улетучивается под их напором. Теперь она только на лоскутах и тесьме – как та яркая вереница облаков, что окаймляют пейзажи японских живописцев. В лоскутьях этого волшебного тумана еще можно разглядеть Хорай, но уже не везде… Не забывайте, что Хорай также называют Синкиро, что означает «мираж» – видение неосязаемого. И видение блекнет, постепенно исчезая, чтобы уже никогда не проявиться вновь, оставшись в картинах, стихах и сновидениях…

Карма и другие истории

Из сборника «Karma and Other Stories & Essays», 1921

Мальчик, который рисовал кошек

Много-много лет тому назад в маленькой деревушке в горах жил бедный крестьянин с женой. Они были очень хорошими людьми, но им с великим трудом удавалось прокормить своих детей. Впрочем, старший от природы был наделен физической силой и уже в четырнадцать лет стал отличным помощником отцу, а дочери, едва научившись ходить, вовсю помогали матери.

Лишь младший сын, похоже, не был способен к тяжелой работе. Но он был очень умен – куда умнее своих старших братьев и сестер, однако так мал и слаб, что люди сокрушались и говорили, что он никогда не вырастет. Поэтому родители решили: будет лучше, если он станет священником, а не крестьянином. И вот однажды они отвели своего младшего в деревенский храм и попросили старого священника взять мальчугана к себе и выучить всему, что надлежит знать монаху.

Старик поговорил с мальчиком. Задал ему несколько сложных вопросов. Тот ответил, и священник, убедившись, что ребенок смышленый, согласился взять его в храм служкой и обучать.

Мальчуган быстро выучился всему, чему учил его старый монах. К тому же он был очень послушным. Во всем, кроме одного. Во время уроков ему нравилось рисовать кошек, и он их рисовал даже тогда, когда ему не следовало этого делать.

Впрочем, рисовал он их и когда оставался в одиночестве. Он рисовал кошек на полях книг священника, на экранах и ширмах в храме, на стенах и на балках свода. Несколько раз старик говорил ему, что тот поступает неправильно. Но мальчик не перестал изображать кошек. У него был талант, но талант художника. По этой причине он не очень подходил на роль послушника – хорошему послушнику следует изучать книги, а не разрисовывать их.

Однажды, после того как на бумажной ширме появилось несколько новых замечательных рисунков, священник сказал сурово:

– Мальчик! Ты должен оставить храм немедленно. Из тебя не выйдет хорошего священника. Хотя, вполне возможно, из тебя получится большой художник. А теперь разреши мне дать тебе последний совет. Думаю, ты никогда его не забудешь. Избегай больших помещений ночью – ночуй в маленьких!

Ребенок не знал, что старик имел в виду, говоря: «Избегай больших помещений ночью – ночуй в маленьких». Он думал и думал, увязывая свои невеликие пожитки в узел и собираясь в дорогу, но так ничего и не смог придумать, а спросить монаха не решился – смелости хватило только на то, чтобы вымолвить: «Прощайте».

Он покинул храм в большой скорби и принялся размышлять, что делать дальше. Если пойдет домой, то отец накажет его за непослушание; он побоялся возвращаться. Но тут он вспомнил, что в соседней деревне – примерно в двенадцати милях – есть большой храм. И он подумал: а что, если отправиться туда и попросить монахов принять его в послушники?

Но храм закрыли (мальчик не знал этого), потому что в нем поселился гоблин, – монахи испугались и разбежались, и теперь демон владел этим местом. Несколько храбрых воинов пытались победить и убить чудовище – они оставались в храме на ночь, но живыми их уже больше не видели. Никто не рассказал об этом мальчику, и он отправился в свой путь в надежде, что найдет приют.

Когда он добрался до деревни, тьма давно сгустилась и все жители уже спали. Но паренек увидел храм, что возвышался на холме, и в нем горели огни. Идти было нужно прямо по главной дороге деревни, и он пошел. Те, кто рассказывал эту историю, утверждали, что гоблин специально зажигал на ночь лампы в храме, с тем чтобы одинокие путники искали в нем приют. Мальчик подошел к храму и постучал в ворота. Но никто не отозвался. Он постучал еще раз, но к воротам никто не подошел. Наконец он решился тихонечко толкнуть дверь и, к своей радости, обнаружил, что она не заперта. Так он вошел внутрь. Лампы горели. Но монахов внутри не было.

Он подумал, что кто-нибудь из священнослужителей обязательно скоро появится, уселся на пол и принялся ждать. Потом он заметил, что все в храме густо покрыто пылью и паутиной, а пол грязный. Про себя он подумал, что монахи обязательно возьмут его в прислужники – ведь кто-то должен здесь убираться и все начищать. Он было принялся размышлять, почему все кругом находится в таком запустении, но ничего не придумал. Зато он обратил внимание, что повсюду в храме стоят ширмы и развешены бумажные экраны. Это порадовало его – на них можно нарисовать много кошек. Хотя он устал, но мысль вдохновила его, и маленький художник взглядом принялся искать ящик для письменных принадлежностей, а когда нашел, открыл его, достал кисточку, чернила и взялся рисовать кошек.

Он рисовал и рисовал – на ширмах, экранах – и нарисовал их великое множество. А затем устал, и ему очень захотелось спать. Он было устроился подле одного из разрисованных им экранов и стал засыпать, когда вдруг вспомнил слова старого учителя: «Избегай больших помещений ночью – ночуй в маленьких!»

Храм был огромен. И совершенно пуст – в огромном зале мальчик был один. Он задумался над тем, что ему сказал монах, и, хотя он не понимал, что означают его слова, первый раз за все время немного испугался. И принялся разыскивать маленькую комнату, чтобы устроиться на ночь там. Через недолгое время он обнаружил такое помещение – небольшую комнатку, отделенную от храмового зала раздвижной дверью. Он открыл ее, вошел внутрь и запер за собой на засов. Затем лег на пол и быстро уснул.

Поздно ночью его разбудил ужасный шум – он слышал звуки схватки и чудовищные пронзительные крики. Было так страшно, что мальчуган даже не решился посмотреть в щелку, что происходит в храмовом зале, не то что выглянуть из своего убежища. Он лежал совсем тихо, забившись в угол, и даже затаил дыхание от ужаса.

Он видел, что горевшие в зале лампы внезапно погасли и наступила тьма, но ужасные звуки продолжались, затем они стали даже еще громче, и весь храм заходил ходуном. Как долго все продолжалось, мальчик не знал, но вдруг опустилась тишина. Он был так напуган, что даже не пошевелился. И так лежал недвижим до тех пор, пока лучи утреннего солнца не проникли сквозь щели в его каморку.

Тогда – очень осторожно – он выполз из своего убежища и заглянул в зал храма. Первое, что он увидел, – весь пол был густо залит кровью. А затем обнаружил, что в самом центре зала лежит огромная, чудовищных размеров крыса. Это был гоблин – в таком обличье он существовал. Но размерами своими он превосходил быка, и он был мертв.

Но кто или что убило его? Ни единого человеческого существа, ни иного создания мальчик не видел – ни души кругом. Внезапно ребенок обнаружил, что кошки, которых он рисовал накануне вечером, изменились: у каждой пасть и клыки были окрашены кровью. Тогда он догадался, что демона растерзали они – кошки, которых он нарисовал. И мальчик понял, какой удивительной мудростью обладал его старый учитель, как он был прозорлив и почему на прощание сказал: «Избегай больших помещений ночью – ночуй в маленьких».

А потом – много позднее – мальчик стал знаменитым художником. Некоторых из его удивительных кошек до сих пор можно увидеть на старых японских полотнах.

Гоблин-паук

В древних книгах говорится, что в свое время в Японии обреталось немало гоблинов в обличье пауков.

В народе, правда, говорят, что и теперь иной раз можно встретить гоблина-паука. В дневное время они ничем не отличаются от обычных пауков. Но с приходом ночи, в самую глухую пору, когда все вокруг засыпает и не слышно ни звука, происходит метаморфоза – они вырастают, становятся огромными и совершают ужасные вещи. Гоблинам-паукам приписывают также магическую способность принимать человеческое обличье, чтобы обманывать людей. И вот вам известная японская легенда о таком пауке.

Давным-давно в одной из отдаленных малонаселенных частей страны стоял заброшенный храм. Никто в нем не жил и не служил, потому что им завладел гоблин. Много отважных самураев в разное время приходило туда сразиться с ним, но ни одному из них не суждено было вернуться назад, после того как они входили в храм.

Наконец однажды у стен храма появился воин. Он был известен не только своей отвагой, но и благоразумием. Он решился провести ночь в храме. И сказал тем, кто сопровождал его:

– Если к утру я буду еще жив, я ударю в колокол храма.

Затем он повелел оставить его в одиночестве, вошел внутрь и зажег фонарь.

Внутри он огляделся, но, кроме густо покрытой пылью статуи Будды над алтарем, ничего не увидел. Он присел подле. Ночь шла, но ничего не происходило. Но вот минула полночь. И тогда появился гоблин: у него был только один глаз и половина тела. Он произнес: «Хитокусай!» Что означает: «Чувствую человеческий запах». Но самурай никак не отреагировал. Он сидел неподвижно – даже не шелохнулся. Гоблин исчез.

Минуло какое-то время. И в храме появился монах. Он принес с собой сямисэн[26] и принялся играть. Играл так замечательно, что самурай понял – человек так играть не может. Тогда он вскочил и обнажил свой меч. При виде его святой человек рассмеялся и спросил:

– Ты что, подумал, что я гоблин? О нет. Я всего лишь священник этого храма. Я дал обет изгнать гоблинов отсюда и потому должен играть. Как ты находишь, хорошо ли звучит инструмент? Будь добр, опробуй его сам – поиграй…

С этими словами он протянул сямисэн самураю. Тот был осторожен и потому взял предмет левой рукой. Но едва та коснулась деки, как сямисэн тут же превратился в тенета, а священник – в гигантского паука. Левую руку стянули прочные нити и приковали к телу. Но правая рука была свободна, и воин сражался отважно. Он сумел достать паука и ранил его. Однако тот продолжал опутывать воина паутиной, и настал момент, когда самурай уже совсем не мог шевелиться и сопротивляться.

Но тут взошло солнце. Едва первые лучи коснулись паука, тот бросился наутек. Слуги не дождались удара колокола, но не мешкая вошли в храм. Они обнаружили своего господина живого, но обездвиженного, стянутого нитями чудовищной паутины. И освободили его. А затем увидели, что по полу тянется кровавый след. Проследив, обнаружили, что он покидает храм, стелется по траве и исчезает в норе – в заброшенном саду поблизости. Слуги подошли к отверстию и услышали, как оттуда доносятся ужасные стоны. Люди раскопали нору и обнаружили паука. Тот был ранен. И тогда они убили его.

История о женщине, которая потеряла клецку из рисовой муки

Давным-давно жила-была забавная немолодая женщина, которая очень любила посмеяться и обожала готовить клецки из рисовой муки.

Однажды, когда она готовила очередную порцию клецек на обед, одна из них выскользнула из рук и упала, а затем покатилась и исчезла в дыре в полу. Надо сказать, пол в маленькой кухоньке был земляной, но дыр прежде она там не замечала. И вот такая незадача! Женщина попыталась достать клецку из отверстия – сунула туда руку, и… земля разверзлась, и пожилая женщина провалилась внутрь.

Она падала довольно долго, но совершенно не пострадала и даже не ушиблась. А когда встала и отряхнулась, обнаружила, что стоит на дороге – почти такой же, что проходит подле ее дома. Было светло, и она увидела, что вокруг расстилаются рисовые поля; но они были пусты – работающих крестьян не было. Объяснить, что с ней случилось и куда она попала, я не берусь. Но похоже на то, что пожилая женщина угодила в какую-то другую страну.

Дорога, на которой она очутилась, спускалась с крутого холма; потому, оглядевшись в поисках пропавшей клецки и не обнаружив ее, она подумала, что та скатилась вниз по дороге. И женщина поспешила вниз по склону. Она не только оглядывалась по сторонам в поисках пропажи, но и громко причитала при этом:

– Моя клецка! Клецка! Моя клецечка! Куда же подевалась моя замечательная клецка?

Некоторое время спустя она заметила, что у дороги стоит камень, а на нем – статуя Дзидзо, покровителя путников. Женщина поспешила к нему и спросила:

– О господин Дзидзо, ты видел мою клецку?

Покровитель путников ответил:

– Да, я видел, как твоя клецка катилась вниз по дороге. Но лучше тебе не ходить дальше, поскольку там живет ужасный о́ни[27], а он очень любит кушать людей.

Но женщина только рассмеялась и поспешила вниз по дороге, продолжая кричать:

– Моя клецка! Клецка! Моя клецечка! Куда же подевалась моя замечательная клецка?

И так она добралась до следующей статуи покровителя странствующих и снова спросила:

– О добрый господин Дзидзо, ты не видел мою клецку?

И тот ответил:

– Да, некоторое время назад я видел твою клецку. Но тебе не стоит идти дальше, потому что там, внизу, обитает страшный о́ни, а он ест людей.

Но она только рассмеялась в ответ и побежала дальше вниз, продолжая кричать все громче:

– Моя клецка! Клецка! Моя клецечка! Куда же подевалась моя замечательная клецка?

Так она добралась до третьей статуи и снова спросила:

– О дорогой господин Дзидзо, ты тоже видел мою клецку?

Но покровитель путников отвечал:

– Перестань наконец говорить о своей клецке. Сюда идет о́ни. Скорее спрячься в складке моего рукава. И пожалуйста, сиди очень тихо – не шуми.

Тем временем демон подошел совсем близко к статуе и произнес:

– Добрый день, Дзидзо-сан!

Покровитель путников ответил и очень вежливо пожелал демону доброго дня.

Затем о́ни внезапно два или три раза глубоко потянул ноздрями воздух, подозрительно оглянулся по сторонам и закричал:

– Дзидзо-сан! Дзидзо-сан! Я чувствую запах человека. Он где-то здесь, поблизости. Не правда ли?

– О, ну что вы! – отвечал Дзидзо. – Наверно, вы все-таки ошибаетесь.

– Нет-нет! – вскричал демон и вновь потянул ноздрями воздух. – Я чувствую – пахнет человеком!

В этот самый момент пожилая женщина вдруг рассмеялась: «Хе-хе-хе!»

О́ни тут же отреагировал и, протянув огромную волосатую руку, достал из рукава статуи женщину, которая продолжала смеяться: «Хе-хе-хе!»

– Ого! Ха! – вскричал демон торжествующе.

Тогда Дзидзо спросил:

– Что вы собираетесь сделать с этой доброй пожилой женщиной?

И добавил:

– Вы должны по-настоящему быть добры к ней. Если это будет не так, я сильно разгневаюсь.

– Я совершенно не собираюсь причинять ей зло, – пообещал демон. – Я лишь хочу, чтобы она ежедневно стала делать для нас небольшую работу. Вот и все. До свидания, Дзидзо-сан!

Затем о́ни поднял женщину на руки и пошел со своей ношей вниз по дороге. Так они шли и шли, пока дорогу не преградила широкая и глубокая река. Здесь их ждала лодка. Демон поместил женщину в лодку, влез сам и переправился через реку. На той стороне стоял его дом. Это был очень большой дом. Не мешкая он отвел женщину на кухню и попросил приготовить обед для него и для других демонов-о́ни, что жили с ним. Он дал ей маленькую деревянную лопаточку и огромную миску.

– Вы должны взять одно рисовое зернышко и положить его в миску, – сообщил демон, – залить водой и помешивать этой лопаткой. При каждом помешивании количество риса в миске будет удваиваться. Мешайте до тех пор, пока миска не наполнится.

Пожилая женщина так и поступила. Она взяла рисовое зернышко, положила в миску с водой и, как сказал ей демон, стала мешать лопаточкой: немедленно одно зернышко превратилось в два, два – в четыре, четыре – в восемь, восемь – в шестнадцать, затем их стало тридцать два, шестьдесят четыре и так далее. При каждом помешивании количество риса прибывало. Через несколько минут большая миска наполнилась доверху.

На страницу:
7 из 9