Невидимый ужас

Вскоре мы доплыли до другого берега и проплыли ещё немного вдоль него, остановившись по итогу у какой-то деревни. Оставив лодку, мы перешли на сушу и зашагали через выглядевшее заброшенным поселение. Я не заметил ни одного человека пока мы шли. Со временем деревушка осталась позади, а мы двигались по грунтовой дороге через прибрежный лес. Я всё ещё слышал шум воды, шум океана.

Мы шли и шли, и я слушал причудливые песни местных птиц, но продолжающееся моё неведение относительно пункта назначения да и вообще причины, по которой незнакомый мне человек забрал меня в аэропорту, а другой сейчас ведёт неизвестно куда, начало весьма меня раздражать.

– Куда мы идём? – я, наконец, обратился к Джейкобу.

Он лишь посмотрел на меня с удивлением, усмехнулся и бросил отговорку:

– Мы не говорим здесь об этом.

Я почувствовал, что непонимание вызывало во мне гнев. Но в то же время я понимал, что нахожусь не в том положении, чтобы конфликтовать.

– Зачем вы забрали меня из аэропорта? Почему меня, а не кого-то другого? – спросил я, немного успокоившись.

– Мы не выбираем. Мы делаем, что нам говорят, – спокойно ответил он.

– Кто говорит? – я осторожно продолжал свои попытки узнать хоть что-то.

– Поберегите своё дыхание. Нам ещё далеко идти, – он сказал невозмутимо.

Мы долго шагали по этой дороге, изредка делая небольшие перерывы на отдых, поскольку этот путь давался мне трудно. Моя одежда вся взмокла от пота и влажности воздуха тропического леса, в который мы всё дальше углублялись, в какой-то момент свернув с относительно широкой дороги на узкую тропинку. Даже при свете солнца находиться в этом лесу было некомфортно: обилие неизвестных звуков, обилие непонятных движений окружающего мира, обилие ядовитых и плотоядных тварей, переносящих заболевания и маскирующихся под что угодно – всё это вызывало во мне тревогу и выматывало, поскольку на редких привалах я не мог даже минуту посидеть без беспокойства и переживания, что какое-нибудь жуткое насекомое ползёт по мне в эту самую секунду со стремлением отложить яйца в глубине одного из моих ушей. Беспокойству способствовал и Джейкоб, постоянно напоминавший мне о необходимости всё время двигаться и осматривать себя. Я вздрагивал от каждого соприкасания с каким-нибудь влажным листочком или странно пахнущим цветком и еле сдерживал нервную тряску, когда широкие и мокрые зелёные языки растений облизывали меня, а каждая лиана или ветка на земле, за которую я запинался, казались мне ядовитейшими змеями или хвостами жутких тварей, шипящих, свистящих и клокочущих, доселе невиданных людьми-чужаками.

Неизвестно, сколько ещё времени мы продирались через заросли растений, идя куда-то. Порой Джейкоб работал небольшим топориком, прорубая для нас путь через зелёную стену, которая, казалось, тут же зарастала обратно, как только мы протискивались через вырубленную сочащуюся соком растений щель. Кроны высоких деревьев переплетались между собой, ветви их словно связывались лианами в причудливые каркасы естественного навеса. Солнца почти не было видно, но всё же иногда свет неба пробивался через редкие дыры в растительном потолке. И вскоре, взглянув в очередной раз наверх, я заметил, что начало темнеть.

Сумерки медленно опускались на и без того весьма тёмный лес. С трудом пройдя ещё минут тридцать, мы вышли на более-менее светлый участок рядом с каким-то заросшим каменистым холмом. Крыша из листьев деревьев здесь немного проредилась, и нашему взору открылось темнеющее синее небо, на котором загорались звёзды, и где-то на краю которого ещё слабо сияло закатное солнце. Я любовался, казалось, давно невиданным зрелищем, но был резко прерван – Джейкоб остановился, и я случайно врезался в него.

– Сейчас туда, – указал он в сторону холма.

Я посмотрел в указанную сторону и слегка испугался: в холме перед нами зиял чернотой обширный вход в пещеру. Темнота в нём выделялась на фоне наступающей ночи, и в который раз я, осознавая всю ситуацию, был вынужден смириться и принять происходящее, ибо по-другому было нельзя. Я не мог развернуться и куда-то убежать. Бежать было некуда. В ночном тропическом лесу, находящемся на абсолютно неизвестном мне острове, где люди говорят на неизвестных мне языках, и где я нахожусь в первый раз в своей жизни, остаться и следовать указаниям Джейкоба было единственным возможным решением, при котором я, вероятно, проживу чуть подольше. Сожалеть и сокрушаться о своей глупости, по которой я попал в эту ситуацию в первую очередь, времени не было – Джейкоб уверенно зашагал к пещере, отчего я поспешил за ним.

Из пещеры веяло влажной прохладой. Осторожно, шаг за шагом, Джейкоб спускался под землю по весьма крутому склону. Я старался повторять за ним и прилагал много усилий, чтобы не запнуться за что-нибудь и не упасть. Вскоре темнота окружила нас, и единственным, что можно было разглядеть, был кусочек неба, видневшийся в удаляющемся входе. Но скоро и вход был потерян из виду, когда мы завернули в какой-то проход.

– Держитесь за меня, – посоветовал мне Джейкоб.

Я последовал его совету и схватился за его плечо, а другой рукой вёл по стене. Так мне удалось немного ослабить ощущение дезориентации. Каждый маленький совершаемый мною шажок требовал совершения сперва шага побольше в моих мыслях – я не мог подвинуть ногу, не переступив через страх, что сейчас сделаю шаг и упаду в какой-нибудь глубокий грот. Но Джейкоб время от времени подсказывал мне куда следует поставить ногу и предупреждал об опасностях и препятствиях на нашем пути. Я понял, что он не в первый раз ходит по этой пещере.

Завывания ветра и странные шорохи окружали нас всё время, пока мы шли. Не могу сказать, сколько это заняло времени, ибо потерял его счёт сразу, как только мы погрузились в непроглядную темноту подземелья. Но в какой-то момент мой проводник предупредил меня, что сейчас мы дойдём до места, где добудем свет.

Мы сделали ещё примерно сотню-другую шагов по узким проходам и, судя по эху, нескольким широким залам. И в одном из этих залов мы и остановились.

– Закройте глаза и отвернитесь, – сказал Джейкоб, гремя, судя по всему, каким-то деревянным ящичком.

Я закрыл глаза и подметил, что не ощутил разницы – было одинаково темно что с открытыми глазами, что с закрытыми. В какой-то момент я даже запутался и не мог понять, открыты у меня глаза или закрыты. Джейкоб стучал какими-то деревяшками и чем-то ширкал. Внезапно яркий свет озарил пространство. Я был рад, что мои глаза всё-таки были закрыты. Я не открывал их и потихоньку привыкал к появившемуся свету, который источался, очевидно, факелом, горящим с характерным «огненным» звуком. Я почуял его запах. Не сказать, что это был приятный аромат, но он, тем не менее, немного меня успокаивал. Когда закрытые глаза привыкли, я приоткрыл веки и начал привыкать уже непосредственно к нашему новому спутнику. Джейкоб пошёл дальше в пещеру, и я поспешил за ним.

Идти теперь было комфортнее и спокойнее, и я даже начал переключаться на осмотр самой пещеры. На стенах, освещённых желтоватым огнём, играли тени от различных неровностей и выпуклостей. Каменная поверхность была иссечена разными естественными полосами и впадинами и то темнела, то светлела, меняясь в составе в разных местах. Слушая далёкие завывания пещерного ветра и разнообразную ритмичную капель, мы шли дальше.

В одном из очередных залов, когда мы в него вошли и осветили огнём, я увидел десятки чёрных силуэтов, словно прилипших к округлому потолку и крутым стенам. Сотни обращённых на нас глаз засияли на страшных мордочках крупных летучих мышей или даже лисиц! Некоторые из них полетели и начали кружить над нами или направились в проход, из которого мы вышли, но часть осталась на своих местах, провожая нас взглядом, пока мы шли дальше, к выходу с этого зала.

Пройдя несколько странных развилок, гротов и залов, в одном из очередных узких коридоров я почувствовал лёгкий ветерок. Мы шли по его направлению и вскоре вдалеке я увидел едва различимый свет, идущий снаружи. Приближаясь к нему, я ощущал, что становилось теплее, да и холодный «землистый» воздух пещеры постепенно сменялся на свежий «поверхностный». Ещё пара минут – и мы снова очутились в джунглях, стоя, как раньше, у зияющей чёрной дыры в подземелье.

К этому времени уже наступила полноценная ночь. Мы шли по чуть менее заросшим местам, в которых я ощущал себя менее зажатым и сдавленным зелёными тисками. Звёздное небо ощущалось чужим, и мне едва удавалось обнаружить и распознать знакомые созвездия в непривычных местах, и которые постепенно сливались с той мешаниной звёзд, в которой я разобрать ничего не мог и которую никогда не видел.

Воздух похолодал. Вокруг было на удивление тихо. Только ветер то и дело шелестел листвой. Из-за высокой влажности и прохлады каждое его дуновение вызывало у меня мурашки. Джейкоб шёл впереди, торопливо шагая по узкой тропинке и всё так же неся факел.

Вдруг на нас обрушился дождь. Это было столь внезапно, что я даже остановился от удивления. Но Джейкоб одёрнул меня и пробормотал что-то, что я не разобрал. Полубегом он задвигался по тропинке, а я, боясь остаться один, побежал за ним. Дождь становился сильнее и превращался в холодный ливень. И пока мы бежали по скользской почве и разбрызгивали грязь ногами, я молился, чтобы наш факел не погас.

Пару раз я падал, спешно вставал и в панике догонял проводника. Пару раз, ощущая потерю равновесия на очередной горке, я пересиливал себя и просовывал руку в неизвестную листву и в отчаянии хватался за всё, что удавалось там нащупать, отгоняя мысли о висящих змеях, хвостах хищников и ядовитых лианах.

Наконец, когда наше безумное странствие во тьме по непролазным ливнёвым зарослям стало казаться бесконечным, а мой разум был готов вот-вот смириться и остаться там навсегда, мы внезапно выбежали на некую поляну, что некрутым склоном спускалась куда-то вниз, к следующим чёрным джунглевым дебрям. На этой поляне стояла небольшая избушка, странно выделяющаяся на фоне едва различимого ночного пейзажа.

Добежав до этого небольшого круглого строения, Джейкоб быстро скинул обувь и спешно, пригнувшись, залез внутрь. Я всё повторил за ним и оказался в мрачном помещении с низким потолком, о который я ударился головой в инстинктивной попытке разогнуться. Круглый зал освещался чудом непогасшим факелом, от которого Джейкоб добывал огонь в костровище у стены. Наступая мокрыми носками на хрустящую сухую соломенную стружку, которой был припорошен земляной пол, я подошёл к нему. Огонь быстро разгорелся, и мы присели прямо на пол возле него, отдыхая после тяжёлого пути. Дождь дробью бился о стены хибарки снаружи, то и дело завывал ветер.

Мы сидели молча. Я не посмел задавать какие-то вопросы. Само наличие вопросов в какой-то момент стало для меня ощутимой глупостью: их надо было задавать ранее, но раз этого не произошло, то и не стоит что-то спрашивать вообще. Какой смысл интересоваться «Куда мы идём?», когда я сижу неизвестно где, вдали от единственного города, о котором я и то знаю только название? Когда я спасаюсь от ливня в ночных джунглях с незнакомцем, о котором знаю только имя, но с которым провёл уже столько времени, что негласно полностью передал ему в руки свою судьбу? Что даст мне ответ на мой вопрос? Если он мне не понравится, то что тогда? Я развернусь и пойду домой?.. Сейчас у меня не было выбора, кроме как следовать за Джейкобом. А раз так, то к чему иметь какие-то вопросы?

Пока мы сохли, я робко оглядывал помещение. Крайне бедное убранство избы было практически полностью пусто. Где-то валялась какая-то мелочь, где-то лежали неизвестные мне предметы непонятного назначения, где-то стояла какая-то обычная и не очень обычная посуда. Глядя на неё, я ощутил, что ощутимо проголодался.

– Мы… будем есть? – нерешительно я обратился к Джейкобу.

– Нет, – однозначно ответил он, глядя в костёр.

Я не стал спрашивать о причинах такого ответа – просто принял это как данность и вздохнул. Ощущалось, будто я потерял себя или какую-то важную часть себя где-то там в лесу и теперь, как листок на дереве, просто колышусь на местном ветру.

Потихоньку мы отогревались и просыхали. Я почувствовал внезапно обрушившуюся на моё тело неимоверную усталость. Мне неизвестно, сколько километров мы прошли, но по боли в ногах ощущалось, что очень много. Я был вымотан и даже начал клевать носом. Джейкоб заметил это и предложил мне пойти спать.

Мы встали и прошли к отверстию в потолке. Наверх вела не внушавшая доверия лестница. Джейкоб забрался по ней на второй этаж, и я устало пополз за ним. Там я обнаружил пару лежанок из соломы, подобной той, что была на полу.

– Спите теперь, – указал мой спутник на одну из лежанок, а сам начал слезать обратно на первый этаж: – У меня ещё есть дела.

Я кивнул и на коленях прополз до лежанки, после чего сразу рухнул на неё без сил. И хоть моё тело желало отдыха, мой разум не давал мне провалиться в столь желанный сон. Обилие впечатлений то и дело вызывало какие-то затягивающие размышления и повторные переживания событий: поездку в машине, поход по пещере, бег под дождём… Дождь, к слову, к этому моменту уже поутих, и монотонный гул капель исчез. Теперь изредка в ночной тишине слышались вскрики и завывания каких-то неизвестных животных, а также потрескивание костра и копошение Джейкоба внизу. Слышалось, как он расстегнул молнию сумки и чем-то шелестел, доставая это из сумки и кладя обратно.

Небольшая тревога не покидала меня. Разум подсказывал мне, что засыпать посреди джунглей с незнакомцем – крайне безумная идея. Но усталость брала своё, и потихоньку я проваливался в сон. Вскоре и Джейкоб закончил свои дела внизу, и я услышал, как он вновь забирается сюда по лестнице. Инстинктивно я приоткрыл глаза, чтобы успокоить какую-то тревожную часть себя, переживающую, что ползёт это не Джейкоб, а кто-то другой. И от увиденного я истошно завопил, будучи не в силах сдержать ужас, прогнавший весь сон и заставивший меня сорваться с лежанки и забиться у стены.

На второй этаж действительно заполз Джейкоб, но на нём… Он был… О, Боги! На нём вместо одежды был костюм… Из человеческой кожи! Его белые глаза с красными капиллярами смотрели на меня из глубины рваных отверстий чужого лица, которое он натянул поверх своего! Мёртвые губы трепыхались, пока под ними он что-то бормотал, наверняка обращаясь ко мне. Слой этой маски заметно возвышался толщиной над его собственным лицом, меняя его форму на пугающе непропорциональную. Он тянул ко мне руки, делая ими успокаивающие движения, а я смотрел на них и понимал, что цвет кожи на них не тот, не цвет кожи Джейкоба.

Когда паника прошла, я молча смотрел на него, тяжело дыша и пытаясь уследить за ритмом сердца и не допустить его остановки.

– Так надо, так надо… – повторял Джейкоб, пытаясь мне успокоить.

Мой разум отказывался принимать реальность происходящего. Человек, скрючившийся передо мной и что-то там бормочущий в темноте, был одет в костюм из человеческой кожи в полный рост, и швы были заметны по всей его длине: на животе, на шее, на поясе… Место гениталий было зашито. И, по всей видимости, этот самый костюм он всё время нёс с собой в этой его спортивной сумке! С самой нашей встречи, в поездке в машине, в походе по джунглям и пещерам, и до самого этого момента в его сумке лежал костюм из кожи, когда-то снятой с человека!

Со временем я ощутил какое-то отчаянное смирение. Наверное, за нехваткой сил, мой организм просто устал бояться и решил: «Будь что будет». Джейкоб же подполз ко мне поближе и прикоснулся ко мне этой жутью, положив руку на плечо, пытаясь успокоить. Столь отвратно мне не было ещё ни от одного прикосновения в моей жизни.

Взяв меня за руку, – которая отказывалась сжимать его кожаную руку в ответ, – он повёл меня за собой на первый этаж. Мы спустились и вернулись к костру. В его свете Джейкоб выглядел каким-то образом одновременно и более, и менее пугающе. Я сидел молча, слушая треск костра и насторожено отвлекаясь на угрюмый и пугающий рёв обезьян-ревунов, то и дело раздававшийся в ночи. А Джейкоб принялся мне что-то рассказывать. Я слушал его, попутно пытаясь унять нервную дрожь в конечностях.

– Мы идём туда, где так надо. Без этого мы не дойдём. Должен быть проводник, одетый как они. Иначе они убьют, – рассказывал он.

– Кто «они»? – дар речи вернулся ко мне, и я еле слышно спросил.

– Они… Главные этого места. Они страшны. Мы ходим к ним, чтобы уважить. По-другому нельзя, – сказал он и замолчал.

Его пояснение не дало никакой информации, и я уже начал погружаться в себя, как он продолжил:

– Нам, некоторым, рассказывают легенду… Давно, у пещеры лежал гниющий труп древнего великана. Его убил камень со скалы. Он был убит за свои злодеяния. Он не знал меры. С рождения он пожирал и пожирал всё вокруг и не останавливался. Со временем, чтобы хватать больше, у него на спине выросла третья рука. И чтобы есть больше – на затылке открылся рот. И чтобы видеть больше еды вокруг себя, его голова стала тоньше, и глаза разъехались к бокам. Он ел земных животных, и у него, почти как сумка кенгуру, раскрылось брюхо, чтобы объедки падали в желудок. И он ел рыб и водных животных, и кожа у него стала бледной и покрылась вонючей чешуёй, а глаза стали большими и как у рыбы. И он ел деревья и растения, и волосы его превратились в зелёные ядовитые лианы, а ногти превратились в кору.

Весь свой рассказ он сопровождал активной жестикуляцией, что в этом костюме и свете костра выглядела весьма жутко. Немного передохнув, он продолжил рассказ:

– И когда камни испугались, что великан когда-нибудь начнёт есть их тоже, и что они станут его костями, обратились к Солнцу. Оно тоже боялось, что великан со временем доберётся и до него. И тогда они вместе решили убить великана. Когда он спал под скалой, Солнце иссушило камни, и они отломились от скалы и покатились вниз. Великан проснулся и хотел отбежать, но они разбили ему голову. И он упал мёртвый у входа в пещеру. И прошло много времени. Черви завелись в его трупе. И летучие мыши покрыли их и его труп своим помётом. И пробежала когда-то свинья и оплодотворила этот трупный помёт. И спустя время оттуда родились они…

Я дослушал эту историю и не мог понять, о чём она. О мифическом рождении кого-то, к кому мы сейчас идём? Хорошо. Но она… Воспевает их своим существованием? Или наоборот унижает, описывая столь отвратительный способ появления? Но найти ответы на эти вопросы я не надеялся и, если честно, особо и не желал. Папуасская сказка на ночь волновала меня сейчас мало. Но пока я слушал её, напряжение во мне немного снизилось. Я всё ещё не находил нормальным переодевание Джейкоба, но полное эмоциональное истощение заставляло меня забыть об этом.

– Теперь спать, – сказал он, потушил костёр и отправился на второй этаж.

Я отправился за ним. Прямо в своём костюме он лёг на лежанку и повернулся ко мне спиной, демонстрируя неказистые швы и примитивные застёжки там и тут. Я лёг и отвернулся, и сон нашёл на меня так быстро, что я даже не успел о чём-то задуматься.

Всю ночь я проспал крепко и без сновидений. Это меня радовало, ведь если бы мне что-то приснилось, то наверняка не что-то приятное. Но и отдохнуть я не успел – ночь пролетела в одно мгновение. И вот я уже разбужен своим спутником и, пересиливая ощущение полной разбитости, в полудрёме сползаю с лежанки и спускаюсь на первый этаж.

С улицы внутрь избы попадал тусклый свет. Костёр снова горел, но никакой еды рядом я не видел. Вчера я смог забыть о голоде во время пережитого ужаса, но сейчас моей истощённой нервной системе, кажется, не было дела до расхаживающего рядом в человеческой коже Джейкоба, который, по всей видимости, прямо в этом костюме и спал. Мой живот заурчал, но Джейкоб был занят какими-то своими делами.

– Мы будем есть? – спросил его я.

– Нет, – ответил он.

Я ощутил дежавю и стал гадать, входит ли в его планы моя голодная смерть. Он достал из сумки бутылку воды и протянул её мне. Действительно испытывая жажду, я взял её и отпил примерно четверть литра. Когда я закончил, он забрал бутылку и запихнул её обратно в сумку, в которой были вещи, которые он носил по пути сюда. Сумку он затем поднял и закинул на второй этаж, а сам направился к костру. Там Джейкоб набрал золы в ладони и начал размазывать её по своему костюму. Звук трения мёртвой и огрубевшей второй кожи вызывал во мне отвращение, отчего я вышел на улицу.

Пасмурное белое небо было над нами, и на его фоне зелень джунглей ощущалась насыщеннее. Свежий и прохладный ветер обдул меня, но было не так холодно, как вчера. После ночного дождя ещё ощущалась влажность, кое-где на земле набрались лужи. Не найдя другого варианта, я умылся на удивление чистой водой, что была в одной из них. Затем провёл ещё некоторые обычные утренние процедуры и… И стал дожидаться Джейкоба, чтобы узнать, что мы будем делать дальше.

Ужас произошедшего вечером момента помнился мне, но я устал переживать из-за этого. Во мне как будто бы закончились запасы эмоций, и даже продолжение этого ужаса в виде копошившегося внутри хижины Джейкоба в его костюме никак не могло вызвать во мне хоть какую-то реакцию. Я стоял, иногда обдуваемый ветром, а мой пустой взгляд был направлен в даль, к которой уходил наш склон, и где кроны тысяч деревьев закрывали собой землю. Я думал о сказке, которую ночью мне рассказал мой проводник… На этом острове несколько сотен разных племён, и наверняка у каждого из них есть какая-то своя подобная сказка, легенда, миф, который они могут мне рассказать… Удивительно, но ни мне лично, ни, – насколько я знаю, – этнографии вообще не известен ни один народ или хотя бы племя, у которого бы не было какого-то божества, какой-то мистической веры, какого-то мифа. Это заставило меня невольно задуматься: «Быть может, на каком-то этапе своего развития живое существо действительно постигает что-то «высшее» и «внешнее», но впоследствии теряет с этим чем-то связь из-за морального ухода куда-то… не туда? Может быть, так и должно происходить – жизнь развивается и естественным образом доходит до момента постижения божественного, формирует легенду и миф, контактирует с чем-то вечным? Но потом по тем или иным причинам сворачивает с этого естественного пути развития и начинает забывать, искажать и отрицать истину? Может быть, эти кажущиеся нам дикарями люди, живущие практически первобытным образом во времена нашей технологичной современности… Может быть, они находятся в том идеальном состоянии сознания, когда уже могут постичь божественное, но их умы ещё не засорены всем тем, что отвлекает от божественного нас – цивилизованных и прогрессивных людей?»

Пока я думал об этом, Джейкоб вышел из хижины и жестом показал мне направление. Молча мы зашагали в очередные заросли с узкой протоптанной дорожкой. Он шёл передо мной, а я не мог определиться, что было бы лучше: чтобы он продолжал идти передо мной, и я наблюдал его странное высокое худощавое тело в обёртке из покрытой серой золой мерзко шелестящей кожи; или если бы он шёл за мной, и моё воображение рисовало бы его ещё более пугающим и имеющего неизвестные замыслы?

Какое-то время мы шли по джунглям. Я пронёсся по ним словно призрак, не обращая никакого внимания на окружение и дорогу – взгляд мой не отходил от быстрой поступи Джейкоба. Как долго мы шли – неизвестно, но я не успел выдохнуться. Когда мы вышли из зарослей, то я ненароком взглянул на небо, которое не успело сменить оттенок. По ощущениям, время было близко к полудню. Как и когда я вышел из хижины после пробуждения, белое солнце всё так же осветляло мрачные серые тучи, оставшиеся с дождливой ночи.

Мы оказались у подножия высокого и крутого холма. По крайней мере мне так казалось до того момента, пока я не попытался оглядеть его полностью. По протяжённости, скрывавшейся в листве обильной растительности на склонах, я понял, что перед нами была полноценная гора. Наверх её вела извивающаяся тропинка, то и дело прячущаяся в кустах и вновь появляющаяся в случайных местах на склоне. Мы начали подниматься по ней.

Подъём не давался мне легко – с каждым шагом в горку в ногах начала отзываться тяжестью и болью вчерашняя прогулка до этих мест. Мне приходилось часто останавливаться на отдых, а Джейкобу приходилось терпеливо ждать меня. Но, опять же, не сказать, что мы поднимались долго. В какой-то момент дорожка перестала подниматься, и мы будто бы вышли на некое заросшее плато. Пройдя вглубь и следуя по тропе дальше, мы со временем, как мне показалось, обогнули горный хребет, и его заросшие пики, едва видимые через кроны деревьев, были теперь немного левее и позади нас. Плато продолжалось, как продолжалась и петляющая меж высоких и толстых деревьев тропинка. И вскоре она вывела нас к совершенно неожиданному месту.

Стена деревьев и зарослей плавно редела, всё больше открывая моему взору безлесную «пролысину», простилающуюся на небольшую горку впереди. Слева от нас своей мрачной серостью возвышался обогнутый нами хребет – теперь он был более каменистый и практически голый. Бедная растительность чахла в некоторых местах на нём, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что я видел до этого.