Брак по-тиквийски 2. Призрак Риаведи

– Плавать, что ли, не умеешь? – догадалась Тереза с третьего раза. – Вот бревно! Даже хуже, бревно-то умеет.

– Помогите! – взмолился Винк, судорожно глотая воздух.

– Будешь еще приставать? – грозно спросила она.

– Не… – Голова Винка в очередной раз исчезла под водой, он даже закончить фразу не успел.

Вот же непутевый мужик! Поплыл с женщиной на лодке, раздухарился – мол, купаться давай, – а сам на воде не держится. Тереза аккуратно перегнулась через борт, придерживаясь одной рукой. Другой нашарила короткие волосы Винка, принялась тащить наверх. Показалась голова, хрипящая и отплевывающаяся, выражение лица на ней – «долго ли еще мучиться, прежде чем помереть?»

– Залезай, придурок.

Она помогла ему вцепиться обеими руками в борт, но втаскивать в лодку не стала. Сам заберется, если захочет и сможет. А если нет, тоже ничего – повисит, пока дно ногами не нашарит. Тереза взялась за весла, направляя лодку к берегу. Нагулялись.

Выбравшийся на берег мокрый и перепуганный Винк дрожал, обхватив себя руками. Солнце клонилось к горизонту, ветер стал прохладнее, да и водица была, мягко говоря, не теплой. Продрог, бедолага. Так ему и надо, мстительно подумала Тереза, подтаскивая лодку по мелководью к причальному столбу и приматывая цепью. Цепь фиксировалась замком, и пренебрегать этим Тереза не стала, несмотря на умоляющую физиономию Винка, которому хотелось поскорее согреться и высушиться. Вроде народу в поселке немного, но всем ли можно доверять? Да никому, кроме деда Калле, даже Винку этому хренову. Тот же Хэнк запросто возьмет лодку, если ее оставить без цепи – дед ведь ему раньше разрешал. А фигушки, пусть выкусит. Это теперь ее лодка.

На обратном пути Тереза сменила гнев на милость. На дрожащего и икающего Винка жалко было смотреть. Сигареты вымокли, один ботинок потерялся. Тереза велела ему снять промокшую рубашку и завернуться в ее сухой палантин.

– Вот чего полезли, а? – спросила она уже не зло, а непонимающе. – К чужой жене, ну и позор.

– З-зохен попутал, – выдавил Винк сквозь стук зубов, кутаясь в палантин. – М-момент был хорош, мы одни в л-лодочке этой. П-почему нет? Вы ж супружескую верность в абсолют не возводите. – Он взглянул на вновь нахмурившуюся Терезу и сник. – В-виноват. Понял, что не ко двору.

Камма, докручивающий какой-то вентиль, с изумлением уставился на взъерошенного Винка:

– Зохенов хвост, что с вами?

– С лодки упал, – с нехарактерным унынием откликнулся тот.

– Тогда срочно лезьте в горячую ванну. – Он хлопнул ладонью по трубе. – Вода есть, как раз только что сделал.

– И водочка не помешает, – поддакнул отделочник, выравнивая плитку.

С раннего утра Билле Хэнк собрался поохотиться на озере. Проверил ружье, натянул высокие сапоги, надел жилет-разгрузку, набил карманы всем необходимым. Приладил, попрыгал. Хотел уже рявкнуть на жену, но Лика тут как тут, поднесла ему термос с чаем, фляжку с водкой и бутерброды в пластиковом контейнере. Не забыла. Он небрежно поцеловал ее: надлежащее исполнение обязанностей следует поощрять, – и отправился к господину Калле за лодкой.

Дед Калле еще в прошлом году дал Хэнку дубликат ключа от сарая, чтобы тот брал лодку, когда ему нужно, и не будил старика, едва ему удастся уснуть к утру. Тихонько насвистывая под нос незатейливую мелодию, Хэнк открыл сарай, и взору его предстало неожиданное: лодки не было. Мелодия оборвалась.

– Господин Калле! – Хэнк взбежал на крыльцо и забарабанил кулаком в дверь. – Господин Калле! У вас украли лодку!

Дед, только сомкнувший глаза, помянул зохена, поднялся, потирая поясницу, и проковылял к двери. И почему судьбе было угодно отобрать у него зрение, а не слух? Спал бы сейчас спокойно и не слышал воплей соседа.

– Ну что вы разоряетесь, господин Хэнк? – прокряхтел он. – Вы же мертвого поднимете из могилы, а я пока еще живой.

– Лодки нет! – трагически сообщил Хэнк. – Ее украли.

– Да с чего вы взяли, господин Хэнк? – Калле почесал глаз, словно надеясь, что он станет лучше видеть. – Никто ее не крал. Я ее продал.

– Продали?

Облегчение в голосе Хэнка: не украли! – смешалось с разочарованием: как же так?

– Продали? – повторил он. – А почему не мне?

Старик всплеснул руками.

– Так вы же никогда не просили, господин Хэнк. А госпожа Ильтен попросила. И заплатила, между прочим, я за те деньги новый робот-пылесос купил.

Госпожа Ильтен! Хэнка будто холодной водой окатило. Это Ильтен увела его лодку. Да, конечно, лодку господина Калле, но дед ею не пользовался, а он, Хэнк – очень даже да.

– Кстати, госпожа Ильтен – очень милая дама, – заметил Калле. – Она каждый день приглашает меня ужинать, – похвастался он. – А еще, не поверите, она интересуется охотой. Думаю, вы найдете общий язык.

У Хэнка имелись насчет этого некоторые сомнения. Как ладить с бабой, которая в лицо обзывает тебя болваном? И интересуется охотой вдобавок.

– Что же мне делать, господин Калле? – произнес он почти жалобно. – Где мне теперь взять лодку?

– Как это где? – удивился старикан. Возраст наградил его физическими немощами, но логика была в порядке. – У госпожи Ильтен, разумеется. Если вы не знаете, они с супругом купили дом 12.

Выругавшись, Хэнк направился к дому номер 12. Не слишком торопясь, впрочем. Он плохо представлял себе, что скажет госпоже Ильтен. И вообще, удобно ли приходить к женщине, которая здесь без мужа? Нажалуется тому, чего доброго: мол, явился незваный, приставал… И неважно, что не приставал и не собирается – важно, что господин Ильтен может так подумать. Подойдя к забору, Хэнк остановился, колеблясь. А заходить в этакую проклятую рань не будет ли неприлично? Госпожа Ильтен, небось, спит еще без задних ног. Скажет потом, что он вытащил ее прямо из постели…

Он собрался с моральными силами, мысленно плюнув – один раз зохену смерть! – и подошел к воротам. Дача номер 12 из дорогих: два этажа, беседка с электрическим освещением, ажурная ковка ворот. За переплетенными металлическими прутьями Хэнку почудилось движение, словно зохен махнул чешуйчатым зеленым хвостом. Тотчас сработал рефлекс опытного воина: пригнуться, сместиться в сторону, чтобы монстр не прыгнул аккурат на тебя, затаиться. А затем, если противник не проявляет агрессивных намерений – наблюдать. Ружье оказалось в руках само, даже задуматься не пришлось. А на ружье – неплохая оптика. Вряд ли необходимая для отстрела наивных зверюшек, но от некоторых военных привычек трудно отказаться.

Хэнк, стараясь себя не обнаружить, навел ружье туда, где уловил движение, и посмотрел в оптический прицел. Светлые небеса!

Это был, конечно, не зохен. Откуда зохену взяться на Т5? Во дворе находилась госпожа Ильтен. Совсем не похожая на себя вчерашнюю, в простой удобной мужской одежде: брезентового цвета майка, песочные брюки, волосы стянуты зеленым платком с длинными бахромчатыми концами, болтающимися сзади. Их-то он и принял за хвост зохена, потому что движения госпожи Ильтен были столь же стремительны. Она будто танцевала странный танец – то резко, то плавно, постоянно меняя темп, но при этом сохраняя высокие значения скорости, абсолютно несвойственные девичьим танцам. На взгляд человека несведущего. Однако Хэнк был в этом деле специалистом. Он и сам умел подобные танцы танцевать. Не столь ловко и быстро: сказывалась мощная комплекция, в ближнем бою Хэнк делал ставку на силу, а не на маневренность. Но хорошо разбирался, что к чему. Выпад вправо – противник лишается глаза, скольжение влево – у второго развалена печень, кувырок назад – разрыв дистанции, а рывок ногой в полете – это у кого-то выбит кадык… Движения завораживали, захватывали волю. Так и представлялись падающие один за другим враги. Люди. Эти удары были заточены под существ примерно одного с ней роста и анатомии. Против людей, не зохенов. Вот дерьмо, кто же тогда она?

Палец пополз к курку, но Хэнк вовремя опомнился. Хорош он будет, если застрелит чужую жену, оттого что она показалась ему похожей на зохенку! Даже если кто-то просто увидит его здесь, рассматривающего госпожу Ильтен в оптический прицел, ему не избежать очень неприятного разбирательства. Мысленно ругнувшись, он опустил ствол и осторожно попятился, молясь, чтобы его не заметили. Только когда ворота скрылись из виду, Хэнк стер со лба рукавом холодный пот и зачехлил ружье. Он наконец вспомнил, зачем потащился к Ильтенам – за лодкой. Да зохен с ней, с лодкой. В самом прямом смысле слова. Не задалась сегодня охота, ничего не попишешь.

Винк, кутаясь в плед, печально курил на балконе второго этажа. Грусть была совсем не его амплуа, но что же делать, коли жизнь дала трещину? Не сдержался перед нанимательницей, и ладно бы имел успех, с победителя взятки гладки, а то опозорился, как последний лох. Выставил себя похотливым невежей, к тому же не умеющим плавать. Госпожа Ильтен вытаскивала его из воды за шкирку, вот ужас-то. Моральные терзания неудачливого кавалера усугублялись простудой, которая одолела его, невзирая на горячую ванну и стакан алкоголя. Всю ночь он мучился насморком – то сопел, то чихал, то хлюпал, ворочаясь в тщетных попытках уснуть. Его возня мешала спать Камма, и плюс ко всему они поругались. Хорошо еще, не подрались. Камма посулил дать в морду, если на него попадет хоть одна сопля, и был при том вполне серьезен. Так что Винк благоразумно убрался на балкон и теперь страдал бессонницей там, куря одну сигарету за другой. Сигареты, между прочим, принадлежали Камма: свои-то он утопил, – и неминуемо подходили к концу, в связи с чем впереди намечался еще один конфликт. Что за непруха!

Едва занялся рассвет, из дома вышла госпожа Ильтен в брюках. Винку не хотелось попадаться ей на глаза, и он погасил сигарету, чтобы не привлекать внимания. Впрочем, ей было плевать. Она начала утреннюю тренировку. Видел бы ее Винк вчера, ни за что не решился бы клеиться к ней. Впечатление было неоднозначное: к горлу подкатывала тошнота, и в то же время глаз не отвести.

И тем не менее Винк заметил мужика, пялящегося на госпожу Ильтен из-за забора. У мужика имелось ружье, и это встревожило Винка не на шутку. Еще немного, и он заорал бы, но тут мужик опустил ружье и тихонько слинял.

Тереза закончила комплекс упражнений, сняла платок, волосы рассыпались по плечам. Она обтерла платком лицо, сорвала с куста фрукт и зажевала его – приятный утренний ритуал, уже становящийся привычным.

Внезапно из дома вылетел Винк с вытаращенными глазами, нос покрасневший, в уголке рта погасшая сигарета.

– Госпожа Ильтен, там вооруженный мужик! – Сигарета выпала.

– Где? – мягко, словно сумасшедшего, спросила Тереза.

– Да вон там! – Винк ткнул пальцем за ворота. – Только он уже ушел.

– Господин Винк, – участливо проговорила она, – вы хорошо себя чувствуете? У вас нет жара?

Винк покраснел. Жар у него был. Несильный, но отрицать бессмысленно.

– Может, вы видели призрака?

– Никакого не призрака, – пробурчал Винк. – Живой, как я или вы. Это еще один маньяк наверняка. Здоровый такой, с ружьем.

Тереза засмеялась.

– Так это, по всему, господин Хэнк. За лодкой пришел, как пить дать.

– Он в вас целился! Помяните мое слово, маньяк он.

История о пойманном и уничтоженном маньяке будоражила умы – при том, что главная подробность осталась неизвестна широкой публике.

– Маньяки, господин Винк, не охотятся на женщин с ружьем, – просветила его Тереза. – Они предпочитают, чтобы женщины попадали в их руки целыми и здоровыми, а не изрешеченными пулями. Какое удовольствие в том, чтобы выпоторшить полутруп?

Винк зажал рот и жалобно застонал, ища глазами, куда можно было бы освободить подкативший к горлу желудок.

Ремонт был закончен, Тереза расплатилась, и компания засобиралась обратно в город. Они могли бы дождаться Ильтена, чтобы не бросать даму одну, но Камма взмолился. Они с Винком остались вообще без сигарет, отделочник не курил, ближайшие соседи тоже. Камма мог бы потерпеть, привычка не приобрела характер зависимости, но Винк был активным курильщиком и испытывал все возрастающий дискомфорт. Еще немного – и начнет срываться. Главным образом на том, кто ближе всех – не на хозяйке же. А потому Камма решительно отнес рюкзак в машину, усадил за руль чихающего и бранящегося Винка, и отделочнику не осталось ничего, кроме как завести фургон и присоединиться к ним.

Звуки моторов растворились за сумеречным лесом, и наступила тишина. Такая тишина, что слышно, как какие-то козявки шелестят в траве, а в озере плещется вода. Тереза зажгла свет в беседке, и на огонек, словно собака Павлова, приковылял дед Калле. Она накормила его ужином, откупорила бутылочку вина, и они славно посидели. Если бы еще дед не рассуждал о том, как прекрасно было бы умереть прямо сейчас – в комфорте, неге и хорошем настроении…

Спустилась ночь. Господин Калле убрел домой. Тереза погасила свет, но темнота была неполной, невзирая на отсутствие прожекторов и спутников: на стволах деревьев мягко светились колонии симбионтов. Бледно и неярко, не мешая кружащимся в вышине звездам, но поразительно романтично. Тереза прошла по садовой тропинке, прикасаясь к стволам рукой и любуясь гаснущим свечением на пальцах.

В конце тропки неожиданно обнаружилась калитка. Ну надо же! Куда она ведет-то? Дорога в другой стороне, туда выходят ворота. Тереза двинулась к калитке, но вдруг остановилась. На пути стояла девушка. Или молодая женщина, судя по богатым одеждам и кольцу, сияющему на пальце. Она была соткана из света, переливаясь, словно голограмма. Очень красивая, вот только без головы. Свою голову она держала в руках, и та сочилась красноватыми светящимися каплями, исчезающими на полпути к траве.

Призрак, поняла Тереза. Вообще-то она никогда раньше не видела призраков и не слишком верила в их существование. Литература, где они упоминались, была насквозь фантастическая. Поэтому она совершенно не знала, что с ними делать. Разумеется – не пугаться. Единственный вред, который может принести бесплотное существо – это если ты от него шуганешься и сломаешь себе какую-нибудь конечность, навернувшись в переплетении корней.

– Привет, – сказала она.

Девушка молча смотрела на нее своей отрезанной головой. Да и как она могла бы ответить?

– Это он тебя так? – спросила Тереза, поведя головой в сторону дачи.

Ну да, глупый вопрос. Неужели призрак без головы явился бы сюда издалека, просто потому, что здесь красивее или интереснее? Конечно, она умерла здесь.

– Я его убила, – сообщила Тереза. Пусть девушка знает, что за нее отомстили. – Раздавила ему яйца, сломала челюсть, выбила глаз и порвала селезенку. А после всадила в него нож, и он сдох.

Девушка внезапно улыбнулась. Странно выглядела эта улыбка на отрезанной голове. А в следующий момент призрак исчез. Только следы света какое-то время оставались на сетчатке, пока Тереза не проморгалась.

Ильтен приехал вечером следующего дня. На той же самой машине узнаваемого розового цвета. Даже любопытно: большинство населения Тикви – мужчины, из немногих женщин еще меньше арендует автомобили, с чего бы такой девчачий окрас? Въезжая во двор, он чуть не врезался в инсталляцию, сваренную Винком из лишней арматуры и железных листов.

– Что это? – слабым голосом осведомился Ильтен у подошедшей Терезы. Он был бледен, на лбу испарина.

– Скульптура, – объяснила она.

– А нельзя ее снести? – с надеждой спросил он.

– Ты совсем с ума сошел, дубина? Это же произведение абстрактного искусства! За такие в цивилизованных местах знаешь сколько денег берут?

Ильтен покривился. С одной стороны, Тереза затронула верную струнку в его душе: деньги он ценил, и дорогую вещь просто так выбрасывать не хотелось. Но уж очень напугало его это ощетинившееся стальными иглами чудовище. Хорошо еще, не ночь, а то бы точно инфаркт заработал.

– Тереза, ну зачем оно здесь? Любители искусства не приедут смотреть экспонаты в дачный поселок. Только случайных путников отпугивать.

– Вот и хорошо! Нечего тут шастать всяким бродягам. Покрашу-ка я его люминесцентной краской, чтобы воров и забулдыг разило насмерть еще на подходе.

Ильтен застонал. Спорить бесполезно, Терезу с рельсов не собьешь. Видимо, придется ему привыкать к этому адскому монстру, стоящему на страже у ворот. Чтобы успокоить нервы, Ильтен решил думать не о том, как чудище выглядит, а о том, как дорого оно стоит.

Тереза провела Ильтена по всему дому. Он был здесь впервые. И вроде бы все, кроме монстра, ему нравилось. И роскошная ванная, и дорогая мебель, и красивые светильники. Понравилась спальня с пушистым синим ковром и гостиная с камином. Верхние комнаты, отделанные в стиле минимализма, тоже понравились.

– Вот только кто здесь будет жить? – Дом казался ему чересчур большим. – В одной комнате можно обустроить детскую, а на что вторая?

Тереза хмыкнула. Ишь, раскатал губу, детей планирует. Но принципиальных возражений у нее не было, так что хмыканье вышло незлобным.

На ужин, как обычно, притащился дед Калле. Ильтен воззрился на него непонимающе. Вызвался помочь накрыть на стол и в процессе задал вопрос:

– Это еще кто?

– Господин Калле – наш сосед. Очень милый пожилой джентльмен.

– Надеюсь, он не останется у нас ночевать? Скажу тебе, как профессионал…

– Что это не мой тип мужчины? Рино, завянь. У тебя все мысли об одном. Успокойся, дед ходит к нам не для того, чтобы меня соблазнить. Это для него давно неактуально. Просто ему трудно самому готовить еду.

– И он будет есть с нами каждый день? За мой счет?

– Авось не обеднеешь! – окрысилась Тереза. – Дед ест, как птичка. Он нам не помешает. Кому он вообще может помешать? А польза от него есть, он тут всех знает. И еще я у него лодку купила.

– Зачем тебе лодка? – снова удивился Ильтен.

– Да ты дерево! Чтобы плавать по озеру, разумеется.

Утром встали поздно после бурной ночи и, едва перекусив, с подачи Терезы отправились на озеро. Оказалось, что калитка в глубине сада ведет прямо туда коротким путем. Ею давно не пользовались, и тропка через небольшой луг основательно заросла, но была различима. Тереза отворила скрипучую створку, и спустя минут пять они уже стояли у прихваченной цепью лодки.

– Мы на этом поплывем? А где мотор?

– Протри глаза, это весельная лодка. Нет у нее никакого мотора.

– А кто будет грести? Я не умею.

– Рино, ты дебил или прикидываешься? – Глаза многообещающе сузились. – Научишься!

Ильтен готов был хоть сотню единиц поставить на то, что Тереза сама умеет грести и что никакого физического дискомфорта это у нее не вызвало бы. Но спорить бесполезно. Пока она не разозлилась, можно было пытаться подобрать какие-то логические аргументы, только не сейчас, когда выражение зеленых глаз предвещало беду при любой неосторожной реплике. Он наклонился, сорвал большой красный цветок, через заросли которых они сюда шли, протянул ей.

– О-о? – растерянно улыбнулась Тереза.

За все время в Тикви никто не дарил ей цветов, не только скуповатый Ильтен, но даже Маэдо, готовый дорого платить за свое счастье.

– А я уж думала, у вас не принято дарить женщинам цветы. – Она поднесла цветок к носу; он источал слабый нежный аромат.

– Не принято, – подтвердил Ильтен. – Но мне почему-то показалось, что тебе будет приятно.

– Делаешь успехи. – Она улыбнулась краешком губ. – Спасибо. Ну что, в лодку?

Еще бы она забыла о своих намерениях! Впрочем, против ожиданий, грести оказалось не сложно. Ветра не было, лодка плавно скользила по озеру.

– Хочу купаться, – заявила Тереза. Сколько можно отказывать себе в таком простом желании?

Ильтен посмотрел на нее с сомнением.

– Погода прохладная, да и вода – не молоко. Вымокнешь, простудишься.

С этим она была, в виде исключения, согласна. Сопли Винка еще не изгладились из памяти.

– Так мы разденемся, – предложила она. – А потом вытремся моим палантином, всего и дел-то.

– Будешь раздеваться? А вдруг кто-то смотрит?

– Да кому тут смотреть? – рассмеялась она. – Во всем поселке три с половиной двора заселены, и жители сидят по домам, как приклеенные.

– Говорят, тут маньяк орудовал. – Ильтен все не решался дать добро.

Тереза чуть не плюнула. Слышал звон, да не знает, где он!

– Маньяк давно мертв, – отмела она все возражения и принялась стягивать блузку. Ничто и никто не помешает ей наконец искупаться!

Далеко не все жители Риаведи сидели по домам. Хэнк, тот давно не спал и планы имел серьезные. Он все-таки решил выбраться на озерную охоту и придумал, как это сделать. Лодку он нашел на берегу пару дней назад. Все, что нужно – перепилить цепь, которой она пристегнута. Он выписал из города бензопилу, и вчера ее доставили. Закинув ружье в чехле за спину и таща бензопилу в руках, Хэнк решительно топал по берегу к заветной цели.

Внезапно по ту сторону луга, где виднелись заборы крайних домов поселка, открылась калитка. Он и не знал, что там калитки имеются. Свидетели были Хэнку совершенно ни к чему, но куда спрятаться на открытом месте? Он ругнулся и присел, так что камыши скрыли его с головой. При этом задница оказалась в холодной воде, а бензопилу пришлось держать на вытянутых руках. Ужасно неудобная поза!

Тут он ругнулся еще раз, так как фигура, направляющаяся к берегу, принадлежала госпоже Ильтен. А за ней следовал муж – Хэнк упустил момент, когда он приехал, но господин Ильтен был узнаваем. Пары минут хватило, чтобы понять: горе-охотник снова обломался. Ильтены подошли к лодке, жена отомкнула замок, муж столкнул суденышко в воду. Хэнк замычал от обиды. И не смоешься, пока они куда-нибудь не урулят.

Лодка поплыла прочь от берега, и Хэнк осторожно сменил позу. Пятясь на четвереньках и стараясь не шевелить камыши, он выполз на сравнительно сухое место – туда, где вода стояла не по колено, а лишь чуть увлажняла почву. Аккуратно сел – чего уж, все равно вымок, – расстелил куртку, положил на нее бензопилу и принялся ждать, когда же Ильтены уберутся. Как назло, те торчали посреди озера, никуда не двигаясь, словно у них не было никаких дел. Хэнк расчехлил ружье и, глянув в оптику, тихонько крякнул. Ильтены плавали вокруг лодки в чем мать родила, смеялись и брызгали друг в друга водой. А потом залезли в лодку, и началось такое, что только в интернет-кафе и увидишь. По-хорошему, надо было бы отвернуться, но разнузданное зрелище притягивало взор, и Хэнк, браня себя за слабоволие, продолжал пялиться в оптический прицел, пока лодка не поплыла обратно.

Тут он спохватился. Поспешно убрал ружье и прикинулся элементом пейзажа. Может быть, Ильтены пришвартуют свою лодку и быстро уйдут, и он наконец сможет воспользоваться бензопилой и обрести желанный приз? Беседуя, они вылезли из лодки, подтащили ее к берегу, и госпожа Ильтен замкнула цепь.

– Не боишься оставлять здесь без присмотра? – спросил господин Ильтен. – Вдруг уведут? – Умный мужик, надо отдать должное.

– Да кто позарится? – Госпожа Ильтен махнула рукой.

А баба – дура, подумал Хэнк. Вот сейчас закроет за собой калитку, а он тут как тут: вжик-вжик, и лодка – его.

Подбоченившись, госпожа Ильтен по-хозяйски разглядела лодку, кивнула сама себе и добавила:

– А если кто-то посмеет, под землей найду, за мной не заржавеет. И ноги из жопы повыдергаю. Пусть выкусит!

И таким холодом повеяло от ее обещания, словно зохен прошипел. Хэнк поежился и взял слова обратно. Она не дура, нет. Она вовсе не зря уверена, что на ее лодку никто не покусится. Уж во всяком случае этим несчастным будет не Билле Хэнк. Перед глазами стоял ее боевой танец во дворе. Абсолютно незачем подавать этой зохенке повод для конфликта. И вообще красть лодки нехорошо, вспомнил он. Соблюдать закон и приличия вояке было трудновато, не создан он для мирной жизни. То ли дело на войне: поставили боевую задачу – выполнил – молодец, и никто не придерется, что ты нарушил правила движения или жилищный кодекс. А тут шагу не ступи… Проводив Ильтенов глазами, Хэнк со вздохом поднялся и свалил подобру-поздорову.

А не поговорить ли с господином Ильтеном, осенило Хэнка. Мало ли что жена у него шарахнутая, сам он казался вполне адекватным. Неужели он не уступит лодку на пару дней в декаду? Особенно если он, Хэнк, пообещает подкидывать дичинки к обеденному столу.

Но чтобы поговорить с Ильтеном, с ним надо где-то встретиться. Соваться незваным в его дом Хэнк зарекся. Опять напорется на госпожу Ильтен, ну ее. И тут его взор упал на жену. Вот он, выход. Она женщина, если заглянет в чужой двор, это ее ни к чему не обяжет, а его – тем более.

– Лика! – гаркнул он. – Поди сюда!

– Да, Билле, – пискнула она, отвлекшись от младенца.

– Пойдешь сейчас в дом номер 12, – велел он. – И пригласишь к нам господина Ильтена.

– Господин Ильтен придет в гости? – В глазах вспыхнула радость.

– Когда ты научишься вести себя как следует? – рявкнул он и замахнулся, но передумал. Донести до глупой бабы мысль важнее. – Не придет, если ты не сделаешь так, как я говорю! Пойдешь туда и спросишь, не соблаговолит ли господин Ильтен пожаловать ко мне на вечерний чай и сигареты с Т3. Именно так спросишь, поняла?