Зяблик

Тима вытащил из пачки сигарету, прикрыл окно, оставив небольшую щель. Пожевав ее, он, видимо, вспомнил о Юле и запихнул сигарету обратно в пачку.

– Да курите уже. Я потерплю.

– Зачем терпеть-то?

– Курите, курите. Ничего страшного со мной не случится.

Тима закурил.

– Ну а когда у вас жар начался… Тут уж он совсем голову потерял. Когда Пашка ему плакаться начал, мол, не гоните меня, пожалуйста, ахи, да вздохи всякие, тьфу… Он ему так прямо и сказал, чтобы тот сейчас же собирал свои манатки и только и делал, что молился о вашем здоровье, потому что от него теперь зависит вся его жизнь.

Юля не поверила своим ушам. И это Тима говорил о Дмитрии? Она взглянула на водителя:

– Не ополчатся теперь из-за меня против Дмитрия Владимировича в городе?

– Хороший вы вопрос задаете, и не скажешь, что из Москвы приехали.

– Любые люди везде есть.

Тима повернулся в сторону Юли и внимательно посмотрел на нее.

– Ваша правда. Давно только в доме Дмитрия Владимировича не произносили таких здравых вещей. Очень рад за него. И за вас тоже. Вы, видно, девушка приятная.

– Как здравомыслящий человек, как вы выразились, я бы не стала делать скоропалительных выводов.

– А почему нет, Юлия? Одному человеку найти другого иногда бывает так трудно, что почти нельзя, простите за каламбур. И если так выходит, что оно само получается, то почему бы этому просто не порадоваться?

– В этом вы правы, – тон Юли был полон грусти, – только вот одна беда, я ни во что не верю. И ничего пока не могу с этим поделать.

– В этом вы тоже с Дмитрием Владимировичем похожи.

Юля насторожилась:

– Почему вы мне это говорите? – спросила она, немного прищурившись.

Тима остановил машину и повернулся лицом к Юле. Он посмотрел ей прямо в глаза:

– Потому что он мне глубоко симпатичен. И вы тоже. А все его друзья-подруги – нет.

– Как же это я вам так быстро стала симпатична?

– А с иным человеком и не надо много говорить. У иного все мысли наружу. А у иного – на роже. Вот с вами, к примеру, и поговорить-то потребовалось всего два раза, а уже ясно, что вы своих мыслей не таите. И они у вас в нормальной плоскости. А Дмитрий Владимирович вот таит. Но притом плоскость у вас одна и та же, представьте себе. Кстати, сходная с моей. Потому-то я у него и работаю уже пятый год. А иначе ничем бы он меня не удержал. Такой уж у меня характер привольный. – Он отвернулся и замолчал, но не выдержал и продолжал. – Я не узнаю никогда, что вас сюда привело, да мне и не надо это знать, только я вам так скажу, сам Бог вас сюда послал. А захотите ли вы меня послушать – дело ваше.

Тима завел мотор, и машина тронулась с места. Юля задумалась. Она посмотрела на водителя, в его загорелое лицо, на поседевшие виски, жилистые руки на баранке. Это был человек приятной наружности лет пятидесяти с красивыми чертами. Он располагал к себе. Особое внимание привлекали его серые глаза.

– Бог, говорите… А почему тогда мне так тревожно? Ведь если сам Бог меня ведет, как вы сказали, то внутри должно быть предчувствие чего-то хорошего?

Тима оторвал взгляд от дороги и снова внимательно посмотрел на Юлю:

– Человек всегда страшится нового. А иногда он от счастья своего убежать хочет. Слишком боится, что не заслужил.

Юля бросила на Тиму резкий удивленный взгляд и опустила голову вниз…

***

Стемнело. Дмитрий стоял у камина, когда из глубины дома выступила фигура Тимофея.

– Были у врача?

– Еле заставил! К Евсей Петровичу, как вы просили. Сказал, поберечься ей надо, купание сегодня было излишним. Еще сказал, что она «горячая голова».

– Это да… – легкая улыбка озарила лицо Дмитрия.

– Продукты все на месте, Маша завтра обещала быть пораньше. Прихватит с собой племянницу, все успеют, – отчитался Тима.

Дмитрий произнес с недовольством:

– Ох, опять… Будут здесь ходить, глазами стрелять и все время случайно об меня спотыкаться. – Он бросил взгляд наверх в сторону лестницы, туда, где находилась комната Юли и сделал в том направлении жест головой. – Не хочу, чтобы она не то подумала.

– А это уж от вас зависит, Дмитрий Владимирович, только от вас.

– Если бы только от меня… – Он заглянул в глаза Тимы.

– Только от вас. – Тима взял его за плечо. – У меня только что в машине состоялся один занятный разговор…

Дмитрий вздернул брови:

– Неужели? Что-то я не припоминаю, чтобы ты раньше с кем бы то ни было вел занятные разговоры. Что, и ты туда же?

Тима грозно взглянул исподлобья:

– Ты, брат, Дмитрий Владимирович, говори, да не заговаривайся!

– Прости, Тима. – Голос Дмитрия тут же изменился, он сожалел о сказанном. – Чушь болтаю. Совсем нюх потерял.

– Бог простит. А насчет нюха, ты впервые в жизни в шаге от того, чтобы он у тебя прорезался. Только смотри на этом этапе не застрянь.

Тима угрюмо посмотрел на Дмитрия и хотел было уходить, но тот попросил:

– Задержись на минуту. Мы никогда не говорили откровенно.

– Ну что же, давай поговорим.

– Не разберусь никак, что творится у меня в душе. То ли это все одно к одному, ну то есть так совпало просто, то ли, и правда, что-то происходит. Только я за эти два дня стал каким-то другим… В момент! Разве так бывает?

– Ты говори, а я пока послушаю.

– Понимаешь, мне никогда не нравились такие женщины, Тима. Они меня физически не привлекали. Ведь от своей природы не уйти. Мне другое всегда нравилось. Плоть, кровь…

– То есть одна форма, так?

– Ну почему сразу форма? Содержания тоже никто не отменял…

– А потому, Дмитрий Владимирович, что у тебя за формой ни разу не было никакого содержания. Ни разу. Что Наташка твоя, беспутная…

– Да не моя она…

– Хоть твоя, хоть не твоя, а только у кого бы в загоне та овца ни блеяла, все одно, овца-то паршивая. Ты уж меня прости за откровенность, я к тебе с этим никогда не лез, но ты сегодня сам напросился. Назвался гру́здем – полезай в кузовок. И Марина твоя тоже всегда была беспутной. Из содержания у нее – только ум, который она здорово умеет под собственные нужды приспособить, да так, что вы, мужики бедовые, остаетесь о том без понятия. Вот тебе и вся твоя форма.

– Я не хочу с тобой об этом говорить.

– Оно и понятно. Ты никогда не говоришь о том, чего не хочешь слышать. Только кто бы тебе еще когда осмелился такое сказать? – Тима с чувством бросил руку вниз. – Пустой у нас разговор получается. Пошел я. Поздно уже.

– Да постой ты. Я не хочу обсуждать с тобой своих женщин, ни с кем не хочу. Просто я в первый раз в жизни не хочу ошибиться. И не потому, что все надоело. Просто не хочу. Не хочу ее обидеть…

– Так не обижай тогда.

– Легко сказать! Ну не похоже на меня подобное влечение, не мой это стиль, понимаешь? Как увидел ее, ну прям зяблик, ей-богу, – Дмитрий улыбнулся, голос его задрожал от умиления. – Маленькая… как ребенок… Защитить хочется, а не трахнуть.

– Ты, Дмитрий Владимирович, не говори при мне таких мерзостей. Она мне нравится.

– Мерзостей? Да я тебе только что самую трогательную историю в своей жизни рассказал!

– И все же не говори так больше.

Дмитрий лукаво посмотрел на Тиму и собирался сказать что-то, но передумал и произнес совсем другое:

– Сейчас вот чуть второй раз за вечер глупость не сморозил.

Тима смутился:

– Да брось ты, Дима. – Он отвел глаза от Дмитрия и потупил взгляд. – Не в ту степь ты гребешь. Просто она хорошая девочка. Но не про мою, конечно, честь. А тебе вот – пара.

Дмитрий выдохнул и произнес:

– Может, я просто все сочинил и это оттого, что все надоели и захотелось чего-то настоящего и чистого… – Дмитрий умолк. – Она какая-то другая. В ней не чувствуется фальши, – задумчиво произнес он и в сердцах приложил растопыренную ладонь к груди. – Ну не моя это природа, не могу я так искренне ее хотеть! Не верю, что в один момент вдруг взял и переменился. Так не бывает… И потом… я ее не знаю… Кто сказал, что она такая, какой мне показалась? Может, и о чистоте ее все выдумал?

– Циник ты, Дима, и сейчас тебе это может навредить сильнее всего. Вот вроде и в глуши живешь, а весь насквозь пороком пропитался. А она хоть и из грязного места приехала, но не чета тебе. Я ей сегодня сказал что-то в этом роде, а она мне, знаешь, что ответила? Люди, сказала, любые есть везде. Коротко, но сколько глубинного смысла. И вот еще что: она тебе не верит, Дима. Да и с какой стати ей тебе верить, если ты сам себе поверить не можешь? – Тима медленно покачал головой. – Я все не пойму, чего ты боишься? Что тебя твоя природа подведет? Что в тебе инстинкт любого нормального мужчины впервые в жизни проснулся, защищать свою женщину? Это, Дмитрий Владимирович, простым словом называется, любовь. Или боишься, что этот новый инстинкт будет мешать твоему старому инстинкту удовольствие получать? Так вроде нет в жизни большего удовольствия, чем любить и защищать того, кого любишь. Бывай, Дмитрий, надоели вы мне сегодня, молодые да упрямые.

Тима направился к выходу, но обернулся к Дмитрию:

– Знаешь, что примечательно, – произнес он с налетом раздражения, – и она, и ты сегодня со мной о душе заговорили. Только вот с ней мы обменялись всего парой фраз, и все они были о душе. С чего мы с ней начали, тем и закончили. А ты с души начал, да только быстро скатился на природу. Вот такая между вами разница, друг сердечный. И поэтому не тебе рассуждать о ее чистоте. Подумай лучше о своей, пока не поздно.

Он ушел, оставив Дмитрия в раздумьях.

Немного погодя Юля спустилась вниз по лестнице и сразу увидела Дмитрия. На ней было светло-серое платье на пуговицах с английским отложным воротничком и короткими рукавчиками. Платье было по фигуре, оно шло Юле, подчеркивая тонкую талию и плотно облегая бедра. Светло-русые волосы были убраны назад и заколоты шпильками. Дмитрий обернулся на шум шагов и посмотрел на нее каким-то, как ей показалось, более осмысленным взглядом. Внутри у нее что-то зашевелилось.

– Проходи, садись. – Голос Дмитрия звучал непривычно мягко.

Юля подошла и села на диван. Хозяин дома остался стоять у камина. Он смотрел на огонь.

– Ты сегодня задала мне вопрос, а я тебе на него не ответил. Отвечу сейчас. – Он сделал небольшую паузу. – Я сказал некоторым своим друзьям, что ко мне из Москвы приезжает невеста. Объясняю, зачем я это сделал. – Дмитрий обернулся и посмотрел на Юлю. Она молчала. – Здесь не Москва, у нас тут другие порядки и, если ты живешь в одном доме с мужчиной, то либо ты его невеста, либо, скажем так… женщина легких нравов. Что бы ты обо мне не думала, в душе я дже́нтльмен и должен был защитить честь дамы. – Он выдержал паузу. – Я очень хорошо отношусь к Марине. Когда она меня попросила помочь ее старой подруге, я согласился только потому, что меня об этом попросила она. Но я не хочу поводов для сплетен о том, что происходит в моем доме, и мне проще иметь такую легенду. Завтра ко мне приезжают друзья, поэтому прошу тебя придерживаться этой версии. И, надеюсь, я ответил на твой вопрос.

– Более развернуто ответить нельзя, – сухо произнесла Юля. Она встала и собралась уходить.

Дмитрий приблизился:

– Подожди… – Он дотянулся до ее руки и развернул Юлю к себе лицом. – Юля…

Девушка пришла в ярость:

– Руки убери, джентлеме́н!

Дмитрий продолжал ее удерживать теперь уже за обе руки.

– К Марине ты хорошо относишься? – Юля извивалась и пыталась вырваться. – Конечно, она у нас девушка как раз с подходящими округлостями, выдающимися я бы сказала! Все как ты, должно быть, любишь!

– Я смотрю, тебя это очень задело!

Дмитрий отбросил от себя ее руки и остался стоять на том же месте. Он смотрел на нее в упор и оценивал реакцию на сказанное.

– Если ты в душе и дже́нтльмен, то, видимо, где-то очень глубоко! – в сердцах бросила Юля. Она убрала с лица волосы, выбившиеся из-под шпилек. – Не это меня задело! Мне до ваших вкусов и интересов все равно не дотянуться, ростом не вышла. Но, несмотря на это, я умру, а за мужиком бегать не стану!

Дмитрий усмехнулся:

– Так в чем же дело? Что ты тогда так бесишься?

– А в том дело, что вы с Мариной и вашими интересами напрочь забыли о том, что на этом поле брани есть еще и я! Не знаю как именно, но вы взяли и без меня меня женили! Я бы в жизни сюда не поехала, если бы знала, чем мне это светит.

– А чем, собственно, тебе это светит? Тоже мне драма! Отдыхай себе, никто тебе не мешает, кроме тебя самой.

– Ты что совсем дурной? Или ты просто пофигист? Или у тебя вообще никаких принципов в жизни не осталось? – Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание. – Марина нарисовала мне ну просто сказочную картину, когда вместо того, чтобы тащиться на задрипанную турбазу, можно было поехать к ее знакомому в заповедное место, удаленное от людей. Где бы меня никто не трогал. Где бы мне дали отдохнуть, погрузиться в себя, насладиться тишиной и спокойствием, забыть обо всем. И притом со всеми удобствами, как я люблю. Она говорила, что у тебя уже отдыхали люди и всегда с довольствием и комфортом. И какой отдых я получила? Одно расстройство! Но я сама, конечно, дура, раз так просто взяла и согласилась. Надо думать, какого ты должен быть обо мне мнения! Бедовая девица! Значит, должна быть на все согласна… Так что я теперь пеняю только на себя. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Дмитрий вдруг спросил серьезно:

– Юля, чем я тебя так обидел?

– Да тем, что ты покусился на самое главное в моей жизни, – прокричала Юля, – свободу выбора! Только я решаю, что мне делать и как жить! Кто я тебе? Невеста? Нет! Так с какой стати я ею должна называться?

– Я тебе все объяснил.

Юля толкнула его в грудь:

– Что ты мне объяснил? Я тебя спрашиваю, я тебе невеста? – Она наступала на Дмитрия, снова и снова толкая его в грудь, а он понемногу пятился назад. – Что молчишь, отвечай! Я тебе что, невеста?

– Нет, пока не невеста. – В голосе Дмитрия послышалась хрипотца.

Юля всплеснула руками и, закрыв лицо ладонями, горько рассмеялась.

– О, Боже!.. «Пока» … – Она убрала руки от лица, на котором теперь отражалась опустошенность. Юля смотрела вниз, ее голос звучал тихо. – Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Мы с тобой два дня знакомы. Если врешь, так делай это хоть поделикатней, что ли… – Подняв на него глаза, Юля смотрела отрешенно. – Никаких «пока» не существует. Есть только «да» или «нет». Как бы ты меня сейчас ни назвал, я тебе не невеста. А значит, я…

Дмитрий закрыл ее рот поцелуем. Он целовал ее неистово, полностью овладевая ее ртом и обхватив руками ее голову. Юля была ошарашена таким неожиданным поворотом. Поток желания, с которым она постоянно боролась, наконец, захватил ее. Она обняла Дмитрия и подалась ему навстречу. Тепло залило ее лицо, грудь, низ живота, она тихонько простонала. А Дмитрий продолжал целовать ее в губы, в лицо, в шею. Он прижимал Юлю все ближе, и она чувствовала, что он весь горит от спонтанно возникшего порыва страсти.

– Юленька, я… Я, может, тебя всю жизнь ждал… – Шепот Дмитрия был хриплый от возбуждения. – Всю свою жизнь, понимаешь?

Его действия становились все смелее, он был готов пойти дальше, и Юля начала осознавать, что Дмитрий не остановится. Ощутив всю силу его возбуждения, она вдруг совладала со своими желаниями и с трудом вернула себя к реальности. Она заставила себя думать. Внезапная мысль пронзила ее. Юля замерла и перестала отвечать на его поцелуи. Дмитрий это ощутил, насторожился и посмотрел ей в лицо.

Одной рукой Юля отстранила от себя его разгоряченное тело. Он ошалело уставился на нее. Дмитрий не понимал, что произошло, и в чем была причина ее перемены. Она подняла ладони к лицу и дрожащими пальцами стерла со щек следы своего позора.

– Вот что я вам скажу, Дмитрий Владимирович. – Голос Юли звучал безэмоционально. – Все же шлюха – не такое уж и страшное слово. По крайней мере, страшное не для всех. – Она сделала многозначительную паузу. – Это ведь больше состояние души. И каких-то душ оно никогда не коснется. Не знаю, что вы там с Мариной задумали, а главное, не знаю, зачем, но… У всех вас и всего вашего города вместе взятых пороху не хватит, чтобы сделать из меня шлюху.

Она развернулась и медленно, отрешенно, словно на ватных ногах поднялась вверх по лестнице. Вскоре Дмитрий услышал, как за ней закрылась дверь ее комнаты. Он все так и стоял на месте с озадаченным видом.

… А озеро было спокойно. Темная его гладь была скупа на ответы.

Дмитрий вышел на воздух. Где-то в лесу послышался тревожный крик ночной птицы. Он сел на ступеньки крыльца. В руках его была пачка сигарет, он мял ее пальцами, но не закуривал. Наконец, Дмитрий отбросил ее в сторону и спустился во двор. Потоптался на месте, словно не зная, куда ему деться, дошел до рощи, поднялся в беседку. Достав из кармана мобильный телефон, он набрал номер:

– Мама, привет, извини, что так поздно, ты еще не спишь?

– Нет, Дима, как раз думала о тебе. Что у тебя случилось?

– А почему что-то должно случиться? – Дмитрий говорил с деланным весельем. – Я что не могу позвонить маме просто потому, что соскучился?

В трубке раздался смех:

– Мочь, может, ты и можешь, но только просто потому, что ты соскучился, ты не звонишь!

– Ничего-то от вас, маменька, не утаишь. – Дмитрий вздохнул.

– Раз позвонил, рассказывай.

– Какая-то на меня в последние дни меланхолия напала, мам, прямо спасу нет, – с грустью сказал он. – Есть у тебя от этого дела верное средство, а?

– Средство есть, только оно тебе не поможет. Меланхолия тебе не свойственна, Дима. У тебя другой характер. Так что причина должна быть в другом. А чтобы вылечить болезнь, надо знать, в чем ее причина. Тогда и средство подобрать можно.

– Вот скажи мне, откуда ты у меня такая умная?

– Откуда я, таких там больше нет. Так в чем причина, Дима?

– А вот это ты зря! Похоже, что еще одна такая там все же нашлась.

– В смысле?

Дмитрий поднял голову наверх и посмотрел в сторону окна комнаты Юли.

– Я должен признаться, что в этом, видимо, и есть причина моей меланхолии. – Он сделал паузу. – Похоже, мама, я влюбился.

Глава 8

Снимай посты, уже я рядом!

Пропитан ты как будто ядом,

Но я в душе тебе подвластна.

Не избежать мне злой угрозы,

Куда бежать? Метаморфоза…

Я по уши в тебе погрязла.

Скажу: «Аминь!» Окончен бал…

Изыди, сгинь, девятый вал!

Как кокаин меня сковал…

(прим.: стихотворение «Метаморфоза», автор Анна Кимова)

Юля стояла под душем. Она плакала. Вода стекала по ее лицу, смывая слезы, но на глазах тут же наворачивались новые. Юля никак не могла успокоиться. Она чувствовала, что Дмитрий уже стал проникать ей под кожу, но должна была как-то остановить начавшийся процесс. Этот мужчина манил к себе, как никто другой в ее жизни. Даже с Владом Юля не испытывала ничего подобного, ведь она чувствовала в себе силы дать ему отпор. Но Дмитрий как будто парализовывал ее, в его присутствии она впадала в такое одуряющее оцепенение, что не могла сопротивляться. Вот и сейчас даже вода не помогала смыть остатки его следов, как будто он уже впитался в нее и теперь распределялся по телу. Она была в ужасе. Дмитрий и Марина явно затеяли какую-то игру и сообща старались втянуть в нее Юлю. Но сколько она ни ломала над этим голову, у нее не возникло ни одной приемлемой версии. Поверить в то, что Дмитрий просто хотел занести ее в список своих побед, Юля не могла, слишком уж это было примитивно. Вряд ли они с Мариной разработали бы такую сложную операцию, чтобы просто ее совратить. Все они давно уже не были подростками. И потом Юля не сомневалась в том, что хозяин этого дома не был обделен женским вниманием, а этот факт делал подобную версию совсем фантастичной. Нет, здесь должно было быть что-то другое, но она никак не могла понять, что именно. Это сочетание полной неопределенности в том, чего от нее хотел Дмитрий, и окончательного осознания того, как сама она крепко влипла, делала все происходящее с ней зловещим.

Юля легла в постель, но сон все никак не шел. Перед глазами стоял их с Дмитрием поцелуй. Нервная дрожь овладела ею. Надо было срочно уезжать отсюда, бежать от этого мужчины, манящего ее как одурманенную. И тогда она его больше не увидит. Никогда. Его ярко-бирюзовых глаз, его красивого торса, статного тела, как будто созданных для… Юля тряхнула головой. Ей нельзя думать об этом. Надо уезжать, пока еще не было поздно. А дальше она что-нибудь придумает.

Юля встала с постели и заметалась по комнате из угла в угол. Подошла к окну, посмотрела на двор и увидела, что слева на отдалении загорелся свет. В его лучах появился Дмитрий, который заходил к собакам. Он что-то говорил, а потом начал с ними играть. Кавказцы вставали на задние лапы, а Дмитрий трепал их по мордам, чесал животы. Одна из собак стала кататься по земле. Он успокаивал их, не разрешал лаять. Вдруг Дмитрий обернулся и посмотрел в ее сторону. Юля резко отскочила от окна, но потом тайком подошла к самому его краю и снова выглянула во двор. Дмитрий продолжал смотреть прямо на нее. Или ей это только казалось? Юля закрыла лицо руками.

– Господи, что же мне делать?! – прошептала она.

Юля снова посмотрела в окно. Свет в вольере погас, звуки затихли. Теперь на улице стояла темень, и нельзя было ничего разглядеть. Она бросилась в кровать, легла на живот и накрыла голову подушкой.

… И нет мне сна, не кончить боя:

Отравлена́ я вся тобою,

Внутри течёт чума густая.

И сладок вкус мне злого яда,

Едва коснусь тебя я взглядом –

Пойдет отсчет, как я растаю.

Ты – страсть,

Мне всласть

В тебе пропасть,

Ты – зов

Всех снов моих,

Без слов.

Один магнит

Меня манит,

Пусть Бог простит:

В твоей я власти…

Ты – яд,

И я

Допью тебя.

Ты – зло,

Я под

Твоим крылом.

Но все ж рискну

И загляну

Во глубину

Той адской пасти…

(прим.: стихотворение «Метаморфоза», автор Анна Кимова)

… Дмитрий вошел в дом. Он пробыл на улице несколько часов и решил, что пришла пора возвращаться. Надо было попробовать поспать. Проходя мимо комнаты Юли, занес руку, чтобы постучать, но остановился. Он слушал. Никаких звуков не доносилось. Наверное, Юля спала. Постояв так какое-то время, Дмитрий ушел к себе.

***

Юля не спала всю ночь. Она лежала в постели и смотрела на луну. Ночной сумрак стал медленно отступать. Светало, и за окном послышалось пение птиц, а после комната озарилась солнечным светом. Девушка все так и лежала, смотря в окно. Ее лицо было измучено, под глазами залегли темные пятна. Постепенно ее веки отяжелели, и она погрузилась в сон, проснувшись лишь когда солнце уже давно покинуло зенит. В доме все кипело, раздавались звуки двигающейся мебели и звенящей посуды. Слышалось, что дом был полон людей. Юля надела бледно-голубые джинсы в обтяжку и голубую льняную рубашку на пуговицах в тон джинсам, белые мокасины. Вытащив из чемодана маленькую шкатулку, она достала из нее украшения. Это были ее любимые маленькие серьги-жемчужины, браслет из жемчуга и белые керамические часы. Она надела на себя все эти вещицы, собрала волосы в хвост, умылась и спустилась вниз.

В гостиной красивой скатертью цвета слоновой кости уже был накрыт большой стол. По комнате туда-сюда сновали три женщины, стояла кутерьма. Первой из них оказалась женщина средних лет в строгом черном платье, полная и рыжеволосая. Вторая на вид была старше всех: высокая, статная, сухая, одетая в элегантное светло-золотистое платье. Третья была молодая девушка с рыжевато-золотистыми волосами, приятным лицом и прекрасной фигурой. На ней были джинсы и черная майка без рукавов. Из гостиной просматривалась кухня, на которой вовсю шли кулинарные приготовления.

Еще спускаясь вниз по лестнице, Юля столкнулась лицом к лицу с темноволосой дамой в светло-золотом платье. Это была красивая женщина с черными глянцевыми волосами с едва заметной проседью и строгим лицом, на котором выделялись большие голубые глаза. Серьги из крупного жемчуга в ее ушах привлекали к себе внимание. Она посмотрела на Юлю оценивающим взглядом и доброжелательно произнесла:

– Добрый день! Меня зовут Анастасия Владимировна.

Юля немного смутилась, ей было неприятно, что все в этом доме постоянно смотрели на нее как на племенное животное, но она взяла себя в руки и не подала виду. Доброжелательный тон и приятное располагающее лицо ее собеседницы сделали свое дело.