От войны до войны

– Мой эпиарх, – Диамни преклонил колени. Щеки художника покрывала щетина, глаза ввалились. – Последние дни я провел в Астраповых скалах, рисуя эскизы для росписи храма. Этим утром я нашел у водопада меч. Наверное, его вынесла вода.

Художник развернул плащ, неистово вспыхнул вделанный в рукоять камень, лиловый и злой, словно глаз изначальной твари. Пенная река берет начало в пещерах, наверняка они связаны с Лабиринтом. Об этом никто никогда не думал, ведь сквозь поток пройти невозможно, но Абвении сочли неуместным оставить меч себе, они забрали только жизни. Сначала – одну, затем множество.

– Это я! – Беатриса куда-то рванулась, но Лорио ее подхватил. – Это я виновата!!! Я должна была умереть, тогда анакс был бы жив… Все были бы живы!

– Успокойся, родная, – седой полководец нежно, но сильно прижал бьющуюся женщину к груди, – тебя вела честь… Ничего уже не исправить!.. Подумай о ребенке.

– О ребенке?.. О ребенке?! – Беатриса была даже не бледна… Эрнани не рискнул бы подобрать слово, описывающее лицо эории. Не ужас, не боль, не страдание, не отчаяние – все это слишком мелко и ничтожно.

– Дитя невинно, – твердо произнес Борраска. – Абвении милостивы, наш сын пойдет не в отца, а в его брата.

– Мой сын будет похож на анакса… – Беатриса шептала словно во сне, – на Эридани… Да… Я попробую… Попробую жить! Не бросай меня, нас… Пожалуйста. Только не бросай… Я так виновата…

– Тебе не в чем себя винить. – Лорио нежно, словно маленькую девочку, поцеловал жену в лоб и преклонил колено перед Эрнани. – Мой анакс! Позволь мне увести эорию. Я скоро вернусь.

– Эорий Борраска… – Эрнани взглянул на меч, который по-прежнему держал художник. – Мой Лорио, ты свободен до утра. Эория нуждается в тебе сильней, чем кто бы то ни было, а я… переговорю с мастером Коро.

– Благодарю моего анакса. – Полководец обнял дрожащую жену и вывел, почти что вынес из комнаты. Стукнули копья стражей, скрипнула дверь. Теперь они остались вдвоем – художник и его ученик, анакс и простолюдин, принесший меч погибшего повелителя.

– Диамни, – Эрнани взглянул художнику в глаза, – ты сказал все, что знал?

8

Мастер

Серые глаза эпиарха глядели взросло и строго. Как же мальчик изменился за эти несколько дней! Да разве он один, все они стали старше не на годы – на века!

– Мой анакс…

– Диамни, сейчас ты решишь раз и навсегда. Или мастер Коро расскажет анаксу все, что знает о мече Раканов, и вернется к своему учителю и своим картинам, или Диамни останется с другом и поможет… поднять то, что ему не под силу.

Художник молчал, глядя в лицо собеседника, из которого словно бы высосали молодость. Гладкие щеки, которых еще не касалась бритва, легкие темные волосы, пухлые детские губы и исполненные тысячелетней горечи глаза. Анакс ждал ответа, и художник ответил:

– Я остаюсь.

– Спасибо, – больной мальчик, ставший повелителем огромной, разрываемой смутами державы, неуверенно улыбнулся. – Помоги мне перебраться к окну и сядь рядом. А меч… Положи его так, чтобы я не видел, мне страшно на него смотреть.

Страшно? Почему? Что такого в этой неудобной аляповатой вещи? Или реликвии может чуять лишь Ракан? Диамни снова завернул клинок в плащ, положил на кресло с идущими вереницей леопардами, перевел юного анакса через комнату, помог сесть и сам пристроился рядом. Сказать или нет? Мертвых не вернешь, а правда порой причиняет страдание. Нужна ли эта правда Эрнани, Лорио, еще не рожденному ребенку, тысячам обитателей Гальтар?

– Я остался совсем один, – мальчик не жаловался, просто говорил, как есть, – я – анакс, только я не справлюсь. Эридани ничего мне не рассказал, он слишком спешил. Сила Раканов для нас потеряна, а без нее не удержаться. Пока жив Лорио, пока никому не известно, что на троне – пустое место, анаксию еще будут бояться, но потом, через десять, двадцать, тридцать лет?

– Прекрати ныть! – Художник не сразу сообразил, что прикрикнул на государя, как на него самого кричал Лэнтиро Сольега. – Если с головой в порядке, обойдешься без кулаков, а если кроме тебя некому – сможешь. Потому что должен!

– Прости! – Эрнани с виноватой улыбкой дернул Диамни за рукав. Это была их старая шутка, хвала Абвениям, что мальчик о ней вспомнил. – Я все понял. Мы каждый вечер будем запираться, я стану ныть, а ты будешь меня ругать.

– Если нужно, я готов. – Мастер внимательно посмотрел на юного правителя и решился. Анакс имеет право на правду. – Эрнани, я должен тебе сказать одну вещь. Сначала тебе будет больно, потом станет легче. Один из твоих братьев в самом деле был подлецом, но это не Ринальди.

– Я знаю, – тихо сказал анакс.

– Знаешь?! Давно?..

– Я понял, когда ты принес меч. Эридани – отец ребенка Беатрисы. Ты хотел сказать мне это?

– Да. Но не только. Мастер Лэнтиро…

– Он жив и здоров.

– Я знаю, я шел через город Ветров. Эрнани, я лгал тебе. Я добивался встречи с Ринальди не для того, чтобы его рисовать. Он был невиновен, и я попытался его спасти.

– Но что ты мог?!

– Мало, но я сказал твоему брату, что мы с учителем ему верим, и передал оружие, сандалии и отмычки.

– Передал?! – подался вперед Эрнани. – Ты подходил к решетке?!

– Да, и Ринальди освободился от оков… Не знаю, что с ним сталось, я ждал его у Пенной реки. Мастер Лэнтиро был уверен, что ее исток сообщается с Лабиринтом. Мы надеялись, что эпиарх выплывет, но я нашел лишь меч Эридани. Теперь ты знаешь все. Хотя нет… Когда Ринальди уходил вниз, он просил меня стать его братом. Я не могу ничем подтвердить свои слова, но я был счастлив и горд. И не потому, что я – найденыш, а Рино принадлежит к дому Раканов. Он… Мне трудно об этом говорить и еще труднее слушать, как проклинают его имя… Не знаю, что случилось в Лабиринте, но не сомневаюсь: город спас Ринальди!

– В тебе Рино нашел лучшего брата, чем я.

Эрнани отвернулся к окну. Диамни тихо опустился на скамью у стены. Есть мгновения, которые нельзя спугнуть. Мелькнуло что-то алое. Бабочка. Астрапионик…

– Диамни, – голос юного анакса звенел, как струна, которая вот-вот оборвется, – я знаю, что делать. Позови дежурного эория!

Украшенная бронзовыми бычьими головами дверь открылась с трудом, но стоящие на страже копьеносцы даже не обернулись – их дело смотреть на тех, кто входит. Зато дежурный эорий в плаще со знаком Унда возник на пороге немедленно.

– Войди, – деревянным голосом велел Эрнани. Стражники раздвинули копья, эорий склонил голову и прижал руку к сердцу.

– Мой анакс.

Весть о найденном мече уже разнеслась по дворцу.

– Эорий, – Эрнани не стал отказываться от титула, – мне нужен Абвениарх.

– Повиновение анаксу.

Человек в полуденном лазоревом плаще вышел, и тут Диамни его вспомнил. Этот эорий искусал себе губы во время казни – значит в нем живы совесть и сострадание. Нужно сказать Эрнани, такие люди ему понадобятся. Художник закрыл дверь и повернулся к бывшему ученику.

– Что ты задумал?

– Гальтары должны знать правду.

Итак, Ринальди будет оправдан. После смерти…

– Диамни, почему ты молчишь?

– Сам не знаю. Если оттуда можно видеть то, что происходит здесь, если там это еще важно, Ринальди будет рад. Не крикам на улицах, а тому, что один брат у него все-таки есть.

– Ты веришь в четыре Царства и в возможность возвращения?

– Хочу верить, а вот верю ли, не знаю и сам.

Они помолчали, потом Эрнани спросил, как называется влетевшая в покой бабочка. Диамни ответил, и вновь стало тихо. Они слишком хорошо понимали друг друга, чтобы разговаривать.

Абвениарх появился неожиданно, хотя анакс и художник ждали именно его. Богопомнящий уже знал всё – вернее, то, что знали все.

– Мой анакс, помнящие Ушедших оплакивают твою потерю и приветствуют твой восход.

Слова. Обычные ритуальные слова, но как значительно произнесены!

– Слово Абвениарха несет надежду.

Еще одна ритуальная фраза…

– Надежду несет знание. Они вернутся.

– Я знаю: мой брат Ринальди невиновен, – Эрнани не стал ходить вокруг да около. – И я хочу, чтобы это узнали все!

– Эти слова и эти чувства делают честь брату, – Богопомнящий вздохнул, – но не анаксу.

– Что? – глаза Эрнани сверкнули не хуже, чем у Ринальди.

– Мой анакс, – Абвениарх оставил значительный благостный тон, видимо, понял, что тут он неуместен, – ты будешь удивлен и почти наверняка разгневан, но невиновность Ринальди была для меня очевидна уже в день испытания. Так же, как и вина Эридани.

– И ты позволил… допустил…

– Тогда я считал это правильным. Золотая Анаксия переживает не лучшие времена, Эрнани Ракан, и те, кто оказался на вершине власти, должны думать сперва о своем долге и лишь потом о своей совести. Эридани обещал стать достойным анаксом и стал бы им, если бы больше думал об Абвениях. Не смотри на меня так, мастер Коро. Я, как и мои помощники, должен произносить красивые слова, и мы их произносим, но сейчас я говорю о данных ими законах, преступать которые опасно. Эридани рискнул, но риск себя не оправдал. Мой анакс знает, что Эридани погубил младшего брата, но вряд ли догадался, что смерть Анэсти тоже на его совести. Рожденный вторым желал стать первым и был уверен, что станет лучшим правителем из всех вас.

– Значит, – Диамни забыл о том, что он всего лишь простолюдин, – дело не в Беатрисе?

– Нет, прелюбодейка была лишь орудием. Она и впрямь полюбила анакса превыше долга и совести, а он использовал это в своей игре, хотя тело Беатрисы и возбуждало его плоть.

– Почему ты молчал раньше? Почему говоришь теперь?

– Потому что ты стал анаксом и отныне тебе выбирать между спокойствием совести и спокойствием страны. Если прикажешь, во всех храмах объявят, что Ринальди Ракан погиб безвинно, сгинувший анакс Эридани – дважды братоубийца, клятвопреступник и блудодей, чьи преступления накликали на Гальтары гнев Абвениев, а Беатриса Борраска – его любовница и соучастница. Ты этого хочешь?

– Нет! – выкрикнул Эрнани. – Я хочу очистить имя Рино!

– Это сделает лишь правда об Эридани и Беатрисе. Ты знаешь, к чему это приведет?

Эрнани не ответил ни «да», ни «нет», Богопомнящий истолковал это на свой лад.

– Это приведет к тому, – пустился в объяснения он, – что Беатрису разорвут на куски матери и жены погибших. Если ее не спасет муж, которому сперва нужно пережить это известие. Он переживет его?

Эрнани медленно покачал головой.

– Значит, ты потеряешь полководца, на чьем мече держится анаксия. Даже если Лорио не умрет, он отчается и утратит волю. Ты не сумеешь призвать Силу, ты не можешь водить армии, и ты не захочешь бросить воинов на взбунтовавшуюся чернь, а она взбунтуется, эсператисты же подольют масла в огонь. Вот к чему приведет справедливость по отношению к мертвому брату.

– Почему же ты не спас его, когда еще было время?

– Я ошибся, – спокойно признал Богопомнящий. – Ринальди мне казался слишком непредсказуемым и оттого опасным. Он был единственным из вас, кто играл Силой Раканов, ничего о ней не зная и даже не догадываясь, что творит. Анакс видел, на что способен его брат, а каждый судит по себе. Эридани подстроил смерть Анэсти и ожидал подобного от Ринальди; поверить, что кому-то не нужна власть, анакс не мог.

– И все равно ты не сказал, почему не вмешался.

– Потому что Ринальди Ракан был чудесным человеком, любящим братом, отличным воином и, возможно, недурным военачальником, но никудышным анаксом! Я полагал, что Эридани спасет державу, в том числе и своей подлостью, а честность Ринальди ее погубит наверняка, но я уже признал, что ошибался. Сейчас надо думать о будущем, а не искать виновных.

– Я не ищу виновных, я хочу защитить невинного.

– Невинного? Что ты знаешь о Силе Раканов? – Вопрос прозвучал властно и неожиданно.

– Мало, – покачал головой Эрнани. – Эридани ничего не успел мне сказать.

– Скорее, не захотел. Анакс считал, что пока наследник не обрел знание, он безопасен. Это тоже было ошибкой. Изначальных Тварей разбудило проклятие Ринальди. Будь несчастный виновен, ничего бы не произошло, но он был прав перед Абвениями, и те ответили. Гибель Гальтар могла остановить лишь кровь истинного виновника. Так и стало. Лабиринт вернул Раканам меч – значит грех искуплен, и нужно жить дальше. Уцелей Ринальди, я бы первым настаивал на правде, но он погиб. Остались ты и Лорио, ты хочешь погубить и его?

Абвениарх был прав, и как же отвратительна была его правда. Эрнани поднял измученный взгляд.

– Мастер Коро, Рино назвал тебя братом. Что скажешь ты?

Что он может сказать?! Спасая Ринальди, Диамни готов был пойти на казнь, готов, ненароком коснувшись зачарованной решетки, стать живой статуей, но тогда художник не колебался, а сейчас не знает, что отвечать. Справедливость по отношению к одному, к тому, кого ты любишь, и беда для многих тысяч… Вот они, «Уходящие» мастера Сольеги! Вот о чем кричит взгляд Унда, предающего свою любовь, чтобы не предать свой долг перед живущими и теми, кто еще лишь должен родиться.

– Если бы Ринальди был жив, он отдал бы свою честь за жизнь Гальтар и анаксии. Мы должны скрыть правду, Эрнани. Хотя бы на время.

– На время, – подался вперед Эрнани, лицо его просветлело, – вот именно! На время, пока все образуется…

– Вряд ли такое случится, – Абвениарх был беспощаден, – но теперь и впрямь пора похоронить своих мертвых. Эрнани Ракан, я всю жизнь служил – нет, не Абвениям, которые ушли, и никто не знает, вернутся ли. Я служил и служу Золотой Анаксии. То, что я скажу тебе, я собирался сказать Эридани и надеялся, что он поймет. Однако то, что для анакса, владеющего Силой, было лишь одной из возможных троп, для тебя становится единственной. Ты должен отказаться от Силы Раканов и веры в Абвениев. Ты должен оставить Гальтары с их призраками и построить новую державу, которая держится не на дарах Ушедших, а на разуме, мече и золоте.

– Как я могу отказаться от того, чего у меня нет? – В голосе юного анакса безнадежность мешалась с… презрением? – И как ты, именно ты, можешь говорить о смене веры?

– Тебе не исполнилось и семнадцати. Когда тебе минет шестьдесят шесть, ты перестанешь удивляться. Ты отречешься от Силы Раканов именно потому, что ей не владеешь. Пережитый Гальтарами ужас возродил веру в древние запреты и Силу Раканов. Гальтары не сомневаются, что Ринальди разбудил чудовищ, а Эридани ценой собственной жизни загнал обратно, но столица – это еще не анаксия.

Все, ты слышишь, все должны знать, что Эрнани Ракан может вызвать Зверя. Может повелевать стихиями, распознавать ложь, говорить с дальними соратниками, узнавать прошлое и видеть будущее. Может, но не желает. И все же, если анакса загонят в угол, он, спасая державу, нанесет удар, причем такой, от которого не оправиться.

– Я – плохой лжец. Как я объясню свое нежелание жить по старым законам? Ведь есть праздники, обычаи, когда анакс…

– Именно поэтому ты перестанешь быть анаксом, а назовешься иначе. Кесарем, императором, базилевсом… Красивых слов много, а использовать Силу тебе помешает новая вера. Тебе придется стать эсператистом. Гайифские безумцы называют Абвениев демонами. Неудивительно, что ты, уверовав, не захочешь черпать из источника Зла.

– Эсператисты?! – перед глазами Диамни всплыл набросившийся на Ринальди кликуша, хотя… хотя крики о зле могли относиться к Беатрисе. Неужели эсператист что-то почуял?!

– Мастер Коро не любит эсператистов? – поднял бровь Абвениарх. – Я их тоже не люблю, по крайней мере, теперешних. Но я отправлю к ним нескольких очень разумных молодых людей, снабдив каждого какой-нибудь тайной. Разумеется, лишь одной.

Через несколько лет чтящих и ожидающих будет не узнать, а про тебя, анакс, я распущу слух, что, потрясенный мощью открывшейся тебе Силы, ты поклялся не пускать ее в ход без крайней на то необходимости. Потом сплетни станут более определенными, начнут шептаться, что ты тайный эсператист. Опасности в этом нет, поскольку Создатель не более чем порожденный гайифскими мятежниками фантом. Он не нашлет и не изгонит чудовищ, не обличит лжеца, не очистит прошлое и не призовет родную кровь.

– Поступай, как считаешь нужным, – голос Эрнани звучал безжизненно и устало. – Не знаю, что бы я сделал, будь у меня Сила, может, и впрямь от нее бы отказался… Что я должен делать?

– Сейчас тебе следует отдохнуть, – твердо сказал Богопомнящий. – Анакс должен заботиться о своем теле.

– Я отдохну, – все так же безжизненно и ровно пообещал Эрнани.

Абвениарх поднялся и вышел. Стук двери, голоса стражников, шелест листьев за окном…

– Ринальди снова убили. – Эрнани проковылял к окну и захлопнул створки. – Предали и убили. На этот раз мы с тобой. Его братья!

– Мой анакс… Эрнани… Не говори сейчас ничего. Завтра Лэнтиро Сольега покажет тебе «Уходящих». Не скажу, что тебе станет легче, но ты поймешь, что иначе нельзя.

9

Ринальди

– Тверд ли ты в своем решении?

– Да.

– Ты отказываешься от своего имени, от своей памяти, от своего естества?

– Да.

– Клянешься ли ты в верности Пламени? Признаешь ли власть Архонта? Готов ли к бою и к вечности?

– Да.

– Войди.

Черное и алое… Крытая поседевшей травой степь, клубящиеся облака, тревожно кричащие птицы, уводящая в раскаленную бездну дорога. Он уходит в Закат, потому что больше идти ему некуда. Все кончено, он был, теперь его не будет.

– Ты имеешь право на свою последнюю правду. Хочешь узнать о прошлом, прежде чем оно перестанет быть твоим?

Не хочет – должен, пусть и на мгновенье.

– Да, я хочу знать.

– Ты получишь ответ. Спрашивай.

– Как умерли мой брат и мастер Сольега?

– Анэсти Ракана убил Эридани Ракан. Эридани Ракана убил ты. Мастер Сольега жив.

– Значит… значит, ада лгала?

– Да.

– Во имя Астрапа, зачем?!

– Она избрала тебя для Этерны и для себя. Если бы ты знал правду, ты бы не ушел с ней.

– Будь оно все проклято! Что с Диамни и Эрнани?

– Эрнани – анакс. Диамни Коро с ним. Не думай о них. Ты для них мертв.

– Что еще было ложью?

– Многое.

– Я хочу знать правду.

– Спрашивай.

А надо ли? Он всегда выбрасывал из головы то, о чем не желал помнить, и жил дальше. Будь иначе, не остался бы в Гальтарах после того, как они с Эридани орали друг на друга из-за Чезаре. И потом, когда назло Абвениарху протащил на Террасу Мечей его леворукого племянничка… Богопомнящий неистовствовал, анакс рычал, а эпиарху-наследнику хотелось одного – послать надутых умников в Закат, а еще лучше удрать туда самому. Он бы и удрал, но в тот день будто нарочно объявили о помолвке Лаиссы. Бедолага Эрнани глядел на сестричку Чезаре такими глазами… Не бросать же было мальчишку наедине с болезнью и разбивавшей мечту свадьбой! Бегство пришлось отложить, а потом еще, и еще… пока наконец Закат не явился за ним сам.

– Ты долго молчишь. Ты больше ничего не хочешь и не ждешь. Ты готов.

– Нет! Еще нет.

– Спрашивай.

Эрнани – анакс, Диамни с ним…

– Чезаре… Он жив? Что он делает?

– Наследник Марикьяре вернулся и заменил тебя. Сейчас он ведет армию Эрнани Ракана.

Значит, Лорио умер. Неудивительно после всего… Что же еще осталось? Знать о Беатрисе он не желает, если лгунья жива, пусть живет и дальше. То, что случилось в пещерах, он забыл сам и наверняка к лучшему. Разве что меч и эта фреска…

– Спрашивай.

– Зачем Эридани понесло в пещеры?

– Анакс, воспользовавшись принадлежавшей ему Силой, разбудил и выгнал наружу подземных чудовищ.

– Ушедшие Боги, зачем?!

– Власть Раканов слабела. Эридани желал возродить блеск анаксии, для этого ему был нужен страх. Ему был нужен Зверь, чтобы сперва уничтожить монстров, а затем собрать воедино Золотые Земли и положить конец мятежам и войнам. По воле Ушедших создающий Зверя платит за него собственной жизнью. Эридани нашел способ обойти запрет, расплатившись тобой. Он не знал, что на тебе нет цепей. Он не знал, что у тебя есть меч. Он не знал, что ты хочешь жить. Это ты спас Гальтары, Ринальди Ракан, и вернул тварей под землю.

– Но как я сумел?

– Ты и так узнал слишком много.

Много так много.

– Синеглазая… Фреска в пещере, кто она?

– Ты и так узнал слишком много. Не оглядывайся! Сделанного не исправишь.

– Кто она?!

– Хватит. Ты принадлежишь не ей, а Этерне.

– Нет! Я должен вернуться!

– Поздно. Судьба Кэртианы не должна тебя больше заботить. Этерна берет твою память и дает тебе свою. Этерна берет твою жизнь и дает тебе вечность. Этерна берет твою боль и дает тебе радость. Ты принадлежишь Этерне, одной лишь Этерне! У тебя нет имени. У тебя нет прошлого. У тебя нет ничего, кроме Этерны! Ты – Страж Заката. Ты выбрал свой путь. Ты с него не свернешь.

– Нет! Во имя Астрапа, нет!

Он рванулся с неистовой силой угодившего в капкан леопарда и вдруг увидел Чезаре. В алом плаще стратега и с седой прядью надо лбом, прежде ее не было.

– Рино! Рино, сюда!.. – отчаянный крик друга, долетевший сквозь рев пламени и звон тысяч рвущихся струн, был последним, что услышал Ринальди Ракан, третий сын владыки Золотой Анаксии, своей волей последовавший за избравшей его адой. Лиловые огненные крылья сомкнулись, отрезая от прошлой жизни, от неудавшейся смерти, от него самого. Это был конец, и это было начало.

…У него не было ни имени, ни прошлого. К его ногам льнули пахнущие горечью цветы, а над головой резво бежали похожие на корабли облака.

– Я ждала тебя, Страж Заката. – Рыжеволосая красавица призывно улыбнулась. Он знал, что это – ада, теперь он знал многое. Отблески былого и зори грядущего, тайны сгинувших миров, имена еще не рожденных звезд, безжалостные пророчества, прихоти судеб, законы Этерны, песни Рубежа – все это теперь стало частью его. Он мог отворять двери между мирами и находить дорогу в любой тьме и в любом тумане, мог узнавать своих и чуять грызущую Внутренние миры скверну… Он не был бессмертен, но убить его было немыслимо, невообразимо трудно. Время обтекало Стража Заката, не причиняя ему вреда, его ждали бои и празднества, бесконечные бои и празднества.

– О чем ты думаешь? – спросила ада и засмеялась. Налетевший ветер разметал рыжие кудри, запах цветов стал острее и горше. В Этерне царила весна, но лиловые колокольчики пахли осенью.

О чем он думает? В самом деле, о чем? Все решено раз и навсегда, все правильно. Он выбрал свою судьбу и не должен ни жалеть, ни оглядываться, тем более оглядываться некуда. Утром он уйдет на Рубеж, но сперва будет ночь, которую еще нужно скоротать. Ада хочет его, и она красива, очень красива… Страж Заката сам удивился злобе, с которой рванул алый шелк.

10

Мастер

Великий Диамни Коро умирал. Чтобы больного не тревожил топот подбитых гвоздями сапог, мостовую под окнами мастера застелили соломой. У порога жилых комнат толпились ученики и просто живописцы, кто с искренней, кто с нарочитой тревогой вглядывавшиеся в непроницаемые лица лекарей. Каждые два часа прибегали посыльные от императора, а к вечеру повелитель явился лично. Вместе с Эсперадором[4] и магнусом Славы, одним из немногих, кто помнил молодые годы Коро.

Император и клирики прошли к больному, свита осталась под дверью. Сперва придворные с подобающим случаю скорбным выражением стояли неподвижно, затем начали переминаться с ноги на ногу и перешептываться. Наиболее смелые рискнули прислониться к стене, а бойкий молодой художник вполголоса поведал, что мастер Коро упорно называет магнуса Адриана мирским именем Чезаре. Геренций выразил надежду, что молитвы его высокопреосвященства будут услышаны и больной исцелится, присутствующие благочестиво возвели глаза к потолку, и вновь стало тихо. Время шло, а повелитель все не появлялся. Казавшийся бесконечным день подошел к концу, красное от усталости солнце утонуло в водах Данара, и Кабитэлу окутали долгожданные сумерки. Над новой столицей поплыл колокольный звон, и дверь спальни, словно в ответ, распахнулась, пропустив Эсперадора и магнуса. Первый проследовал в храм на вечернюю молитву, второй, почти сбежав с крыльца, вскочил на сразу же сорвавшегося в галоп коня. Император остался с умирающим. Это была неслыханная честь. Смелый, жесткий, подчас жестокий Анэсти Гранит железной рукой претворял в жизнь замыслы своего немощного телом, но отнюдь не духом отца. То, что порфироносный ценит мастера Коро, знали все, но никто и помыслить не мог, что император так отличит умирающего старика. К полуночи Анэсти вышел, на ходу бросив лекарю, что мастер заснул и не стоит его тревожить. Свитские, стараясь ступать как можно тише, потянулись за императором; они еще никогда не видели, чтобы глаза владыки столь сильно блестели, но некоторые наблюдения лучше держать при себе.