Полная версия
Невеста Смерти
Госпожа Фолкнор закончила обход и вытащила одну летучую мышь и себе, поскольку готовила зелье параллельно с нами. В другую руку она взяла нож, которым мы измельчали некоторые ингредиенты.
– Все просто, – спокойно сообщила она. – Отрезаете одним быстрым движением голову и тут же выдавливаете кровь в зелье. Только действуйте быстро. Не стоит мучить животное. Да и кровь будете терять.
Свои слова она сопровождала соответствующими действиями. За ней повторили и остальные. Одна я осталась стоять, окаменев подобно статуе. Я чувствовала в руке трепыхание живого существа и не представляла, как отрежу ему голову и выдавлю из крохотного тельца кровь.
– Линнея, чего вы ждете? – недовольно поинтересовалась госпожа Фолкнор. – Еще немного – и время будет упущено, вы не сможете активировать зелье.
– Но я… я не могу… это сделать.
Госпожа Фолкнор раздраженно закатила глаза, стремительно подошла ко мне и забрала у меня летучую мышь. Взяв мой нож, она прижала мышь к доске, на которой мы все резали, и одним быстрым движением отсекла ей голову, а потом выдавила кровь в зелье.
– То, что мы здесь преподаем – это магия смерти. Она всегда требует жертву. Или привыкайте, или займитесь чем-то другим.
Я медленно кивнула, будучи не в силах оторвать взгляд от маленькой головы, оставшейся валяться на доске, и пятен крови. Госпожа Фолкнор бросила к ним еще и безжизненное тельце, и мне стало совсем не по себе.
Как закончилось занятие, я помнила плохо. Голова была занята безумными паническими мыслями, которые крутились в ней со страшной скоростью.
Бежать отсюда. Умолять отца не выдавать меня за Фолкнора. Или сбежать и обвенчаться с первым встречным, только бы не достаться шеду. Я не могу здесь находиться. Я не смогу здесь учиться. Это была скверная затея, с самого начала обреченная на провал.
Я вернулась к себе в комнату, заперла дверь на задвижку и практически упала на кровать лицом в подушку, обессиленная и раздавленная.
Я замерзла. Проголодалась. Устала. Мне хотелось реветь, потому что я понимала: эта магия не для меня. Я даже летучую мышь не смогла убить, как я буду приносить другие жертвы? Почему я сразу не подумала о том, какую именно магию преподают в Фолкноре? Это же было очевидно.
Я чувствовала себя дурой. Никчемной дурой, которая возомнила, что сможет обрести независимость. Отчасти мне даже было стыдно за эти надежды, за намерения.
Через четыре часа меня ждал ужин с женихом, и это не добавляло оптимизма. Я едва ли смогу проглотить даже кусочек хлеба под его взглядом. Значит, опять голодать?
Я вдруг отчетливо поняла, что если останусь тут, то умру. От холода, голода или отвращения к магии смерти. Это не моя жизнь. Не мой путь. Все это должно оказаться дурным сном.
Но это не было сном. И умирать мне тоже не хотелось. Поэтому полежав какое-то время и пожалев себя, я встала, вытерла мокрые глаза, села за письменный стол, достала из ящика учебник языка Богов и словарь, которые положила туда во время перерыва, и раскрыла. Глубоко вдохнув, принялась всматриваться в закорючки, означающие буквы алфавита. Я еще успевала поучить его до ужина с Фолкнором: там собиралась впихивать в себя еду, как бы ни смотрел на меня шед. А перед сном приму горячую ванну, чтобы как следует согреться.
Я уже прыгнула через пропасть, и законы природы не позволят мне вернуться назад. Мой единственный шанс – добраться до другого края.
А если его не существует, мне придется создать его из небытия.
Глава 8
На наш ужин жених опоздал на добрых четверть часа, если не больше. Все это время я просидела в столовой, превосходившей по размерам нашу школьную. Стол здесь тоже был ничуть не меньше того, за которым помещались все ученики школы. Место для шеда было накрыто, конечно, во главе, а для меня – по правую руку от него. Компанию мне составляли молодой лакей, кажется, тот же, что помогал Карлу с моими чемоданами, и бокал воды. Больше, естественно, в отсутствие Фолкнора мне ничего не подали.
К счастью, Ирис, заметив, что я не пришла на полдник, о котором просто ничего не знала, принесла мне в комнату стакан молока и пару жаренных лепешек из домашнего пресного сыра. Правда, это было уже давно, и я даже не помнила, как проглотила это все, поэтому уже снова мучилась от голода. Секунды тянулись для меня невыносимо долго. Я исподтишка разглядывала убранство столовой, вновь поразившее меня своей сдержанной элегантностью и уютом, и мысленно накручивала себя перед новой встречей с женихом, гадая, как он себя поведет. Других приборов на столе не было, а это означало, что ни Ронан, ни госпожа Фолкнор к нам не присоединятся.
Наконец двери распахнулись, и я вздрогнула. Сначала в столовую вошел Долорсдон, распорядитель дома, а потом буквально влетел Торрен Фолкнор. Он шел так стремительно, что мантия жреца развевалась за ним, словно крылья, заставив меня вспомнить о бедной летучей мышке.
– Я прошу простить меня за опоздание, Нея. Возникли серьезные обстоятельства, вынудившие меня на время покинуть Фолкнор. Я надеялся вернуться вовремя, но задержался.
Он сел рядом со мной и залпом осушил свой бокал воды. Его движения были резкими, стремительными, вид – уставшим. Это позволяло надеяться, что он не соврал: действительно отлучался по делам и действительно торопился вернуться.
Интересно, кто научил его называть меня «Нея»? Скорее всего, Ронан.
– Ничего страшного, шед Фолкнор. Вы честно предупредили, что вы занятой человек.
Он покосился на меня, слегка изогнув бровь, словно мой ответ его удивил, но ничего не сказал. Нам как раз начали приносить еду, и от разнообразия закусок у меня глаза разбежались. Ужин хозяина дома разительно отличался от того, что подавали в школьной столовой. Здесь хватало и свежих овощей, и легких молодых сыров, и нежирного, тонко нарезанного мяса, и даже рыбы слабой соли. Мне потребовалось призвать на помощь все свое воспитание и самообладание, чтобы не накинуться на содержимое тарелки с непристойным энтузиазмом.
Фолкнора еда интересовала гораздо меньше, чем меня. Боковым зрением я видела, что он не столько ест, сколько медленно потягивает вино из бокала и поглядывает на меня. Но мне было наплевать. Первый раз за два дня я видела перед собой нормальную еду, и поскольку сам шед молчал, не торопясь инициировать разговор, я позволяла себе есть. И собиралась наесться и за прошедшие дни, и впрок, если получится.
– Приятно видеть, когда кто-то в моем присутствии ужинает с таким аппетитом, – наконец заметил Фолкнор, когда моя тарелка почти опустела. – Редкое зрелище.
Я торопливо прожевала то, что успела положить в рот, и максимально нейтральным тоном поинтересовалась:
– Ваше присутствие обычно отбивает у людей аппетит?
– Очевидно, немаловажную роль играет тот факт, что я известный на все королевство отравитель, – таким же нейтральным тоном ответил он.
Кусочек рыбы, который я пыталась проглотить в этот момент, встал поперек горла. Я непроизвольно замерла, почувствовав, как забилось сердце, исподлобья покосилась на жениха. У него было странное выражение лица: губы сжаты в прямую линию, но глаза при этом как будто улыбаются.
Я проглотила рыбу, откашлялась, незаметно сделала глубокий вдох, успокаивая сердце, и поднесла к губам бокал вина, давая себе время привести в порядок мысли и обрести контроль над голосом.
– Полагаю, вы обручились со мной и позволили приехать в ваш замок не для того, чтобы отравить меня.
– Конечно, – кивнул он. – А я полагаю, что вы очень голодны. Мне сказали, что вы плохо едите.
Даже не знаю, от чего я смутилась больше: от того, что не смогла скрыть голод, или от того, что он был в курсе моих проблем с питанием – незначительного, как мне казалось, для него обстоятельства. Интересно, кто ему сказал?
– Я понимаю, что наша еда для вас непривычна, Нея, – голос жениха прозвучал почти… мягко? – Но вам придется к ней привыкнуть. В нашем климате иначе не выжить.
Пока он это говорил, нам как раз подали основное блюдо. И если у него на тарелке лежал большой мясной стейк, сочившийся розовым, то мне принесли запеченную белую рыбу и поджаренные на огне свежие овощи. Другими словами, именно то, что я привыкла есть на ужин.
– Здесь не юг, большую часть года свежие овощи и фрукты – роскошь. Моя семья может это себе позволить, но я не собираюсь снабжать ими столовую школы. Рыба доступнее, но она не питает так, как мясо.
Он отрезал себе кусок стейка, и на тарелку полился розовый сок, да и мясо внутри оказалось красноватым, что называется «с кровью». Меня слегка замутило, поэтому я предпочла перевести взгляд на свою тарелку и смотреть впредь только туда, чтобы не портить себе аппетит.
– Жирная пища помогает нам не мерзнуть, – продолжил Фолкнор лекцию, прожевав и запив мясо еще одним глотком вина. – Так что привыкайте, Нея. Вы нужны мне здоровой и сильной. Чтобы родить здоровых и сильных детей.
Я опустила нож с вилкой, снова посмотрев на жениха. Да, конечно, наследники.
– Значит, я вам нужна для продолжения рода? В этом весь смысл нашего брака?
– Разве не в этом смысл любого брака?
Он снова встретился со мной взглядом, вопросительно приподняв бровь. Она у него словно жила собственной жизнью, отдельной от него. Я дала себе время обдумать ответ, сделав еще один глоток вина, и все-таки призналась:
– До того, как вы появились в моей жизни, я считала, что в брак вступают, чтобы любить, уважать и заботиться друг о друге. По крайней мере, я думала, что у меня с Роаном будет именно так.
– С кем? – удивился он.
– Так звали моего прежнего жениха. Отец отказал ему, когда вы возникли на горизонте. Вы не знали?
– Я не интересовался его именем.
– А вы вообще чем-нибудь интересовались? – вырвалось у меня.
Он равнодушно пожал плечами, переключая все внимание на стейк.
– Нет. Зачем? Вы мне подходите, Нея. Остальное не имеет значения. Только скажите, мне ждать вызова на поединок от вашего бывшего?
Он спросил это с плохо скрываемой насмешкой, и мне захотелось швырнуть ему в лицо содержимое тарелки и посмотреть на реакцию. Однако рыба и овощи были слишком хороши, чтобы так бездарно их расходовать.
– Нет. Он не жрец, простой военный. Он не может вас вызвать.
Фолкнор снова отвлекся от еды и вперил в меня свой пронзительный и прожигающий насквозь взгляд.
– Любой мужчина может вызвать другого на поединок, Нея, – строго заявил он. – Было бы желание. Да, я имею право не принять его вызов. Или сражаться нечестно, применяя магию. Но это будет свидетельством уже моей трусости. То, что он меня не вызвал, свидетельствует об одном: не очень-то вы были ему нужны.
Я снова почувствовала, как в горле встал ком. Я и так это знала, но получить напоминание в открытую, да еще и от него, оказалось вдвойне больно.
– Я и вам не нужна, – с горечью заметила я. – На моем месте могла бы быть любая другая. Вам ведь все равно и нет до меня никакого дела. Я вам даже не нравлюсь. Ни вам, ни вашей матери. Не понимаю только, зачем вам невеста из южных земель? Что, своих не нашлось подходящих?
На его лице снова промелькнуло удивление, смешанное с недоверием. С ответом он не торопился, я уже начала думать, что его и вовсе не последует, когда он наконец заявил:
– Не нашлось. У вас есть то, чего нет у моих землячек. Поверьте, я искал. Вы дочь жреца. У вас есть Сила. Наших жрецов почти не осталось. Только я, моя мать и мой брат. Ни на ком из них я не могу жениться. У девушек в Северных землях Силы нет. Некоторые стараются ее получить, но даже лучшим из них далеко до вас, хоть вы никогда не обучались магии. Ваша Сила с вами с рождения. Поэтому вы мне подходите. Ни ваши, ни даже мои желания в расчет не берутся. Нам обоим остается только смириться.
Теперь уже я достаточно долго молчала, непонимающе глядя на него. Зачем ему моя сила? Он и так верховный жрец, его старший сын наверняка будет отмечен Некросом и получит Великую Силу. Моя Сила, имеющая совсем другу природу, может только помешать.
Я хотела спросить об этом, но почему-то задала совсем другой вопрос:
– А как же Лилия? Она вам подходила?
Его приборы громко звякнули о край тарелки, в тишине столовой звук получился оглушающим. Я видела, как Фолкнор прикрыл глаза и сжал челюсти, борясь с какими-то эмоциями, но с какими именно – со стороны было не угадать. Всего пару мгновений спустя он откинулся на спинку стула и посмотрел на меня уже совершенно невозмутимым взглядом.
– Подходила. Она была редкой девушкой. Не имея в роду жрецов, по крайней мере, официально, она обладала врожденной Силой, достаточно большой.
– Вы проводили расследование того, что с ней случилось? – осторожно поинтересовалась я, внимательно следя за его реакцией. – Как она оказалась на той крыше?
– Она любила гулять на крыше, – отстраненно ответил он. – Я много раз предупреждал ее, что это опасно, но она меня не слушала.
– Но вы уверены, что она упала случайно?
Фолкнор так долго молча смотрел на меня, что я успела пожалеть о своем вопросе, но при этом тоже не отрываясь смотрела на него. Я была не в силах отвести взгляд от его глаз, словно он меня гипнотизировал. Наконец Фолкнор тихо выдохнул:
– Я этого никогда не утверждал. Впрочем… – добавил он уже громче. – Довольно о моей несчастной супруге. Вы ведь приехали сюда познакомиться со мной. Так вы написали в своем письме? Время идет, а вы пока не задали мне ни одного вопроса обо мне. Что бы вы хотели узнать?
Я растерялась и все-таки отвернулась. Почему-то мне не приходило в голову, что он спросит об этом так прямо. Я вдруг поняла, что у меня осталось еще очень много вопросов, но ни один из них не касался его лично. О чем я могла его спросить? Какой у него любимый цвет? Как он предпочитает проводить досуг? Спит ли он со всеми студентками в своей школе или у него есть какие-то критерии отбора?
Видимо, мое молчание затянулось, потому что он тихо хмыкнул и прокомментировал:
– Вижу, что вопросов у вас нет. Я так и думал. Что ж, тогда я хочу узнать вас получше, раз уж вы здесь.
Он потянулся за бокалом вина, сделал большой глоток, неотрывно глядя на меня, пока я делала вид, что моим вниманием теперь владеет рыба. Или то, что от нее осталось. А потом он неожиданно потребовал:
– Снимите платье.
На этот раз мои приборы громко звякнули о край тарелки. Мне показалось, что я ослышалась, по крайней мере, очень хотелось на это надеяться. Я посмотрела на шеда, чувствуя, что сердце бьется быстро и неровно, а дыхание перехватывает.
– Что?
– Вы внезапно оглохли, Нея? – довольно грубо поинтересовался он в ответ. – Вроде до этого слышали меня прекрасно. Я прошу вас снять платье.
– Зачем?
– Как зачем? – бровь вновь взлетела вверх. – Я собираюсь на вас жениться и хочу посмотреть, что мне достанется.
Я против воли бросила растерянный и, наверное, испуганный взгляд на лакея и Долорсдона, которые стояли здесь же. И если на лице молодого парня еще отразилось какое-то подобие удивления, то распорядитель стоял с каменным лицом, как будто происходящее его совершенно не трогало.
Мой взгляд снова метнулся к шеду. Я старалась сохранить внешнее спокойствие, но чувствовала, что начинаю дрожать, и это вполне могло быть заметно. Мне и так было холодно в моем платье, а теперь меня еще и нервная дрожь била.
Шед сидел, откинувшись на спинку стула и потягивая вино, и выжидающе смотрел на меня. Оставалось надеяться, что он не встанет и не заставит исполнить его желание силой. Едва ли я смогу ему сопротивляться: он выше ростом и сильней. И едва ли слуги вступятся за меня.
– Это категорически неприемлемо, шед Фолкнор, – я хотела сказать это твердо, но голос все же дрогнул. – Я не буду этого делать.
Его губы едва заметно скривились, в глазах появилось странное выражение, похожее одновременно и на презрение, и на удовлетворение. Он вдруг наклонился ко мне, заставив отпрянуть, насколько позволяла высокая спинка стула. Его взгляд снова скользнул по моей диадеме.
– А не так уж вы послушны, да, Нея? Может быть, это украшение в ваших волосах – лишнее? Оно вводит в заблуждение по поводу вашего характера.
Я больше даже не пыталась скрыть дрожь. Какой смысл? Все равно он наверняка видит и мой страх, и мою растерянность. И наслаждается ими.
– Мое послушание распространяется только на отца, брата и мужа, – слегка заикаясь, выдавила я. – Вы пока мне не муж, я не обязана вас слушаться. Вам придется дождаться первой брачной ночи. Тогда увидите все, что захотите. И сможете делать со мной все, что захотите.
На мгновение выражение его глаз изменилось. В них промелькнуло уважение, но я решила, что мне показалось. Едва ли этот человек умеет испытывать подобное к женщинам. Или вообще к кому-либо.
– Знаешь, девочка, в чем беда твоего нынешнего положения? – вкрадчиво произнес Фолкнор, внезапно перейдя на «ты». В его тоне при этом появились нотки сочувствия, но я полагала, что они обманчивы. – Я могу объявить нас мужем и женой, не вставая с этого стула. В любой момент. Я верховный жрец этих земель. Единственный, а потому могу венчать кого угодно. Даже самого себя. И объявив тебя своей женой, я смогу дальше делать с тобой все, что захочу. Например, взять тебя прямо сейчас на этом столе в присутствии своих слуг еще до того, как нам подадут десерт. Независимо от того, как ты отнесешься к такой перспективе. Было очень опрометчиво с твоей стороны приехать сюда вот так. Одной, без сопровождающих, положившись лишь на мое слово. Рядом с тобой нет никого, кто заставил бы меня это слово сдержать. Ты либо очень смелая, либо очень глупая.
Я понимала, что он прав, поэтому мне стало так страшно, что даже замутило. Весь прекрасный ужин грозил позорно покинуть мой желудок, поэтому я потянулась за бокалом с водой, надеясь, что прохладная жидкость поможет унять это ощущение. Заодно это был хороший повод отвернуться от жениха. Слезы страха и обиды подступили к глазам, рука дрожала, когда я брала бокал, и шед не мог этого не видеть. Я чувствовала себя в ловушке, в безвыходной ситуации, и озвученная им перспектива казалась такой реальной, словно это уже происходило со мной. Он меня пока даже пальцем не тронул, но я уже чувствовала себя униженной одними его словами.
– Вы правы, шед Фолкнор, – с горечью признала я, не глядя на него. Голос уже настолько не слушался меня, что слова прозвучали едва слышно. – Это было глупо. Было глупо считать, что все мужчины похожи на моего отца. Меня растили так же, как и всех дочерей жрецов, оберегая от неприглядной правды жизни. По наивности я решила, что слово верховного жреца на севере столь же нерушимо, как и на юге.
Ком, собирающийся в горле, мешал говорить, и я сделала еще один большой глоток воды, чтобы протолкнуть его. Глаза жгло, но я очень старалась не разреветься. Это наверняка доставит ему еще большее удовольствие.
– Теперь мне понятно, почему из всех возможных вариантов, из всех дочерей жрецов востока, запада и юга, вы выбрали меня. Девушку младше вас вдвое, опрометчиво выбравшую диадему, потому что мужчины, окружавшие меня, пока я росла, были добры, заботливы и любили меня. Глядя на них, я считала, что быть послушной дочерью, сестрой и женой будет легко и приятно. Я не подозревала, что однажды диадему обратят против меня. И посчитают, что она дает право поступать со мной, как душе угодно: запугивать, угрожать, унижать, оскорблять. Да, вы можете объявить меня своей женой и сделать все, что вы озвучили. В соответствии с традициями моей родины, я вам слова поперек не скажу. И приму все.
Тяжело сглотнув, я заставила себя посмотреть на него, прежде чем задать последний вопрос:
– Но скажите мне, шед Фолкнор, неужели верховному жрецу Некроса нужно все это, чтобы почувствовать себя мужчиной?
На не слишком выразительном лице жениха появилось весьма растерянное выражение, которое плохо сочеталось с его общим обликом. Не ожидал такого ответа? Да я сама не ожидала. Видимо, ощущение безысходности придало мне сил и дерзости. Разве может со мной произойти нечто более страшное, что он уже пообещал? Не станет же он меня бить.
Фолкнор склонил голову набок и посмотрел совсем иначе. Потом он резко отстранился, снова садясь на стуле прямо и возвращаясь к прерванной трапезе с абсолютно невозмутимым видом. У меня появилось странное ощущение, как будто я только что прошла какую-то странную проверку, но ее результат мне был непонятен. Пока у меня появилась надежда, что этим вечером его женой я не стану.
– Вам разве пятнадцать? – неожиданно спросил шед между пережевыванием стейка. Я отметила про себя, что он вернулся к прежнему учтивому тону.
После его выпада продолжить свою трапезу я уже не смогла, только потянулась за вином: от холодной воды сводило желудок.
– Нет, почему? Мне восемнадцать. В пятнадцать меня бы никто сюда не отпустил.
– Просто вы сказали, что вдвое меня моложе. А мне не так давно исполнилось тридцать.
Я недоверчиво покосилась на него. Почему он вдруг решил мне об этом сообщить? Да и какая разница, старше он меня на двенадцать лет или на пятнадцать?
Хотя в глубине души я вынуждена была признать, что это немного меня утешило.
– Вы выглядите старше, – осмелилась заметить я.
– Правда? Не задумывался об этом.
Я вдруг поняла, что он лжет: он прекрасно знает, что выглядит старше истинного возраста, и его это тревожит. Интересно, почему? Корд был даже рад, когда стал выглядеть старше меня. Может быть, это проходит с возрастом?
– Я понимаю, что не нравлюсь вам, Нея. – Это заявление Фолкнора огорошило меня еще сильнее. – Наверное, теперь и вовсе кажусь чудовищем?
На этот раз он вопросительно посмотрел на меня, а я окончательно растерялась. Фолкнор так резко перешел от угроз взять меня силой на обеденном столе к светскому тону и вполне вежливым расспросам, что у меня голова кружилась от такой перемены. Я не знала, чего ждать от него в следующую секунду.
Однако после того, как он показал мне, насколько я беззащитна в его замке, я парадоксальным образом перестала так сильно бояться. Как будто успела мысленно смириться с тем, что самое страшное в моей жизни вот-вот произойдет, и я ничего не смогу с этим сделать. И когда оно не произошло, я испытала что-то вроде эйфории.
– Шед Фолкнор, только не говорите, что все это время вы пытались мне понравиться, – осторожно попросила я. – Потому что если это так, то лучше вам действительно отравить меня на следующем ужине.
По его губам скользнуло некое подобие улыбки. Или кривой усмешки. Он сложил на почти опустевшей тарелке приборы, давая знак, что закончил трапезу. Я сделала то же самое. Чудесную рыбу, которую я съела лишь наполовину, было жаль, но после полученного стресса я уже не могла есть. Фолкнор обратил внимание на мое движение, как и на то, что я не доела, но ничего не сказал. Вместо этого он заверил:
– Нет, теперь я вас точно не отравлю. Потому что теперь вы мне нравитесь.
– Неужели?
Он снова склонил голову набок, едва заметно поморщившись, и махнул рукой, признавшись:
– Ладно, возможно, «нравитесь» – это слишком сильно сказано. Вы мне интересны. Вы не вписываетесь в схему. Либо вы очень смелая и гораздо умнее меня, либо очень глупая. Первое маловероятно, но и на дуру вы непохожи. Возможно, все не так, как мне кажется. Я пока не понял, но мне стало очень интересно разобраться. И понять, зачем на самом деле вы приехали в Фолкнор.
Я почти не поняла его последние слова, но не стала ничего спрашивать. Вдруг, пытаясь выяснить, о какой схеме он говорит, я выдам истинную причину своего приезда? Кто знает, как он тогда себя поведет? Его угроза объявить нас мужем и женой в любой момент все еще звучала у меня в ушах, рисковать не хотелось.
– Полагаю, вы наелись, – продолжил Фолкнор, когда я так ничего и не ответила. – Десерт вас интересует?
Я покачала головой. Я всегда была равнодушна к сладкому, а сейчас тем более не смогла бы что-то съесть. Лишь большая корзина с фруктами, стоявшая на столе, заставила меня печально вздохнуть. Я планировала добраться до нее как раз в качестве десерта, но теперь мне хотелось только поскорее уйти. Идею попросить разрешения взять с собой яблоко или апельсин я сразу отвергла: я ведь твердо решила ни о чем его не просить.
Если шед и заметил мой вздох, то ничего не сказал. Лишь понимающе кивнул, досадливо нахмурившись. Он снова посмотрел на меня, но на этот раз его взгляд не прожигал насквозь. Или у меня просто выработался иммунитет?
– Может, хотя бы горячий чай? – предложил он. – Вы выглядите замерзшей.
От горячего чая я отказываться не стала: легкое искристое вино, которое мне наливали, совсем не грело, а я действительно все время мерзла. Жених посмотрел на распорядителя дома, и тот кивнул, понимая безмолвный приказ. Наши тарелки убрали, стол принялись накрывать к чаю.
– Учитывая, что мы обручены, вам необязательно обращаться ко мне официально, – заметил Фолкнор, пока Долорсдон и лакей суетились вокруг нас. – Вы можете звать меня по имени. Даже по сокращенному, если вам так будет удобнее.