Орхидея

Они ехали в страну вечного лета с коротким дождливым сезоном. В страну моря и пальм, в которой снег – экзотика, а настоящий листопад – мечта.

Это оказалась страна галдящих детей и таких разных взрослых, что было странно представить, что эти люди всех цветов и оттенков – один народ.

Наташа растворилась в новой жизни быстро – после коротких языковых курсов устроилась в детский сад нянечкой, усердно взялась за язык. Мечтала о курсах воспитательниц. Алинка пошла в садик – в старшую группу, а потом – в школу поблизости.

И только Гена не находил себя. Он не понимал и не принимал этот странный язык, эти буквы, похожие на птичьи следы на снегу. Эту бесцеремонность соседей, эти радушие и безразличие, тепло и снисходительное презрение к вновь прибывшим. Вся эта адская смесь захлестывала и не давала дышать, к ней было невозможно привыкнуть. Они оказались одни – без привычного окружения и без друзей, которых разметало по свету. Без родителей, которые пока выжидали.

И только тогда стало понятно, как неуютно им рядом. Это было не то отсутствие тепла, которое Наташа ощущала в прошлой жизни. Это был леденящий холод, который невозможно было растопить ничем. Гена устроился сварщиком, приходил домой поздно. Дополнительные часы работы хорошо оплачивались. Натка вечерами сидела с Алиной, продиралась через вязь незнакомого языка, пробовала – безуспешно – смотреть какие-то передачи, фильмы и новости. Новых друзей почти не было. Те, с кем столкнулась в ульпане, были такие разные, как будто приехали из разных стран. Было странно, что в прошлой жизни они листали одни буквари, пели одни и те же песни, зачитывались одними и теми же книгами и смотрели одни и те же фильмы. В их группе оказалось много столичных жителей: из Москвы и Риги, Минска и Киева. Остальные – из крошечных украинских местечек. От первых несло снобизмом, и они очень ревностно относились к чужим успехам в языке. Штурмовали какие-то курсы, собирали информацию, брали новую страну на абордаж, презрительно косясь на мешки с одеждой, которые несли и несли в ульпан местные.

Провинциалы в этих мешках копались с удовольствием, выуживая порой почти новые вещи. Они слабо продвигались в языке да и на русском говорили с каким-то странным акцентом. Зато очень быстро понабирали уборок – подъезды и квартиры, а на переменках собирались в группку и судачили о ценах на квартиры на периферии.

Именно тогда Наташа вынесла для себя истину – все люди разные. Собственно, она, наверное, понимала это и раньше, но именно в те, первые месяцы в стране, поняла, насколько это верно.

А потом, после устройства на работу, времени совсем не стало. С 7-ми до 5-ти – детский садик. Ухаживая за чужими малышами, она с горечью думала, что её Алинка сама, с ключом на шее, возвращается домой, сама греет себе еду, а потом – до её прихода – замирает у телевизора. Да, она идёт с соседкой, забирающей из школы своего внука, но не с ней, а значит – одна. И эта мысль не давала Наташе покоя.

А потом она забеременела – так неожиданно и так не вовремя. Беременность была странная – никакого токсикоза, так мучавшего её, когда она носила Алинку.

Нет, всё было прекрасно на физическом уровне, но совсем не прекрасно на моральном. Появилось какое-то неприятие окружающей действительности, отторжение всего и всех, страх – что будет дальше? Как они будут жить?

А потом случился выкидыш, внезапно и беспричинно, как будто природа именно так захотела ответить на все её вопросы. Срок был уже поздний. Ей сочувствовали на работе, жалели и утешали: бывает, ещё родишь.

А потом садик закрылся, и она оказалась дома. На поверхности держали только дочь и упрямое желание забеременеть и родить. Муж её мечты не разделял. Он по- прежнему работал допоздна, и их отношения разладились окончательно.

Иногда Наташа думала, что, собственно, ничего и не изменилось между ними. Изменилось их окружение, их образ жизни. Исчезла та среда, которая создавала иллюзию, что у них всё замечательно: походы к родителям, посиделки, общение с друзьями и вылазки в театры. Всё это осталось где-то далеко, спа́ло, как шелуха, обнажив то, что было сутью их семьи – просто совместное проживание под одной крышей случайных людей. После происшедшего дочка грустно смотрела понимающим взглядом, а однажды, обняв её, прошептала:

– Но ведь я у тебя есть.

Да, у нее была ее Алинка, чуткая, не по годам взрослая и понимающая.

Именно она не давала полностью погрузиться в депрессию, из которой так трудно вынырнуть и в которой можно зависнуть на долгие годы.

Наташа твердо решила, что будет рожать. В этой стране, с их многодетными семьями, она не оставит дочку одну. Поделилась своими мыслями с приятельницей – соседкой. Та посмотрела с изумлением:

– Ну, ты даешь! При ваших-то отношениях с Геной… Подумай, а он-то хочет?

Ответила жёстко:

– А я не ему рожать собираюсь.

И в этот момент поняла, какая ерунда это выражение "стерпится- слюбится". И соотношение в паре, когда один любит, а другой позволяет себя любить, – оно не есть постоянная величина. У него не слюбилось, а у неё – разлюбилось. Невозможно танцевать танго одной до бесконечности. Даже самая сильная любовь скукоживается и вянет без взаимности, без отдачи. Остаётся удивление – и я любила этого человека? А ещё сомнение – а любила ли? И чувство освобождения от иллюзий, в которых было так удобно жить.

Мысль о втором ребенке держала цепко. У Алины должен быть братик. Или сестрёнка. Всё равно. Она не должна остаться одна. А то, что ребенок должен быть зачат в любви, – так она его уже любит. И её любви хватит с лихвой и на Алинку и на малыша.

А Гена? Наверное, не самый удачный муж, но живут и с намного худшими.

Глава третья

Они никогда не были подружками, не перезванивались, не встречались отдельно – сходить в кино или поесть мороженое. Их связывали только Алик и Игорь, и на этих немногочисленных совместных вылазках в театр или на выставки они неплохо общались. Так неплохо, как можно общаться с шапочными знакомыми – легко и поверхностно, на уровне "как дела?" или "что нового?"

А сейчас они накинулись друг на дружку, как лучшие подруги, не видевшие друг друга вечность. В маколете было пусто, и продавщица, улыбаясь, смотрела на них с пониманием.

– Ната, ты совсем не изменилась!

– А ты постриглась и цвет поменяла, и вообще… – Наташа с изумлением рассматривала Раю. Совсем другая: похудела и как будто немного выросла. Вместо несуразной прически – модная ассиметричная стрижка, которая до неузнаваемости поменяла её облик. Мелирование, несомненно выполненное рукой дорогого стилиста. Прежними остались только улыбка и ямочки. Именно по этой улыбке Наташа её и узнала. Стильная, даже изысканная одежда – юбка- карандаш, шелковая светлая блузка с замысловатым воротником типа шальки, и босоножки под цвет – переплетённые ремешки бежевого и горчичного цвета, плотно облегающие ступню. И каблук. В таком наряде у них не ходили, разве что в театр или на свадьбу. Но точно, что не за покупками. А сумка! О такой сумке можно было только мечтать.

– Раечка, я пить хочу, – возле них непонятно откуда появилась девочка лет шести. Пухленькая, с густыми волосами цвета зрелой пшеницы, перехваченными красивой заколкой.

– Сейчас, Натусик, купим тебе водичку или лучше сок?

– Сок, – подтвердила малышка. – Апельсиновый.

Рая прошла к холодильнику, а Наташа осталась у кассы со своей маленькой тезкой, которая доверчиво протянула ей руку. Кажется, что совсем недавно ее дочка была такой же – пухленькой, общительной, легко заводящей знакомства.

И тут Наташа увидела то, на что сначала не обратила внимания. Глаза. Характерный монголоидный разрез за толстыми стеклами в розовой оправе.

– А как тебя зовут? – голос, манера речи… Да, сомнений не было.

– О я вижу, что вы уже познакомились и даже подружились, – Рая уплатила за сок. – Слушай, Наташа, у тебя есть время? Мы ведь сто лет не виделись. Не хочешь посидеть где-нибудь?

Да, у нее было время, море времени. Алинка только через пять часов вернётся из школы. Дома было мороженое в большой банке, фрукты, кофе. Надо только докупить молоко.

– Рая, а давай ко мне, мы живём совсем рядом, через дорогу. Посидим, поболтаем.

– В гости, в гости, – малышка протянула недопитую бутылочку Рае.

– Хорошо, Натусик, в гости так в гости. Давай тогда тортик купим.

Пойдем, выберем вместе.

Они вышли из спасительной прохлады маколета, провожаемые улыбкой и сочувственным взглядом ярко накрашенной продавщицы.

Глава четвертая

Дома Наташа засуетилась, принесла с балкона большой пластмассовый ящик, наполненный всякой всячиной – игрушками Алины. Кубики, куклы, какие-то игры. Внезапно обожгла мысль – почти ничего купленного, все подаренное.

– А рисовать ты любишь? – обратилась она к девочке.

– Люблю рисовать, люблю.

– Ну, вот, – Наташа разложила на маленьком столике карандаши, фломастеры и принесла альбом. Этого добра в доме хватало – Алинка очень любила и рисовать и раскрашивать.

– У тебя дочка, правда? Сколько ей уже?

– Десять, совсем взрослая, – Наташа торопливо собирала на стол: мыла фрукты, заваривала чай, расставляла посуду. – А откуда ты знаешь, что у меня дочка? – спохватилась она и сама торопливо ответила:

– Ну, да, по игрушкам, вот я балда.

– Не балда совсем, – улыбнулась Рая и добавила:

– Я от Алика многое знаю – и то, что ты в Израиле живёшь, и что дочка у тебя уже большая, Алиса, по-моему? – она вопросительно посмотрела на Наташу.

– Алина, – она замерла с пачкой вафель в руках, переваривая услышанное.

– Алина… красивое имя. Да ты вафли не открывай, – остановила она Наташу, – тортик же есть.

– Да, тортик, – повторила она машинально. – Слушай, я не спросила, может, ты кофе хочешь?

– Все нормально. Никакого кофе. Будем пить чай. А где руки можно помыть?

– По коридору и направо, подожди, я полотенце принесу.

Она проводила Раю с девочкой в туалетную комнату – тесную, со старым кафелем и страшным подтекающим краном, интуитивно понимая, что Рая приехала из других условий.

– Схирут? – понимающе кивнула Рая, вытирая руки малышке.

– Да, а ты откуда знаешь? Мне показалось, что ты туристка.

– Что, так заметно?

– Ну, в общем, да, – смутилась Наташа.

– А тортик, тортик где? – встряла маленькая Наташа. Она растопырила ладошки:

– У Натусика чистые ручки, чистые ручки, можно пить чай.

Они пили чай на кухне из расписных пиал, наливая понемногу – так, как привыкли с детства. Рая терпеливо вытирала мордашку и пальчики малышки, вымазанные шоколадным кремом, поила её чаем, а потом отпустила рисовать, дав тарелку с яблоком, очищенным и разрезанным на дольки.

Проводила взглядом и вздохнула:

– Это Алика дочка. Когда вы расстались, он сказал, что назовет первого ребенка в честь тебя. Я ещё пошутила – а если пацан родится? Повезло, родилась девочка.

Они помолчали.

– Знаешь, Ната, мы как-то потерялись с тобой после вашего с Аликом разрыва. А я всё хотела тебя спросить – ты знала?

– О чем? – Наташа непонимающе посмотрела на Раю, в очередной раз поразившись, как прическа, макияж и наряд меняют женщину.

– Об их семье. О том, что что-то не то в их роду, на генетическом уровне, что много больных детей рождается. Да-да. Я была уверена уже потом, что кто-то тебе сообщил. Ведь информация приходит иногда от совершенно посторонних людей. Иного объяснения тому, что вы расстались у меня не было. Но это уже потом. А тогда подумала – поссорились, разбежались – с кем не бывает. Вопросов не задавала.

Алик молчал, только про имя сказал как-то мне наедине. Я всегда понимала, что он тебя очень любит, это так бросалось в глаза.

– Наверное, – Наташа задумчиво теребила фантик от конфеты. – Вот только я как-то…

– Да, помню, помню. То, что ты его не любила, тоже бросалось в глаза. Ну, во всяком случае я это прекрасно понимала. Любовь себя проявляет ярко – взгляды, цветы, подарки, прикосновения, улыбки. А вот нелюбовь – она, на мой взгляд, просто кричит о себе. Молча кричит. Это из меня филолог полез, образование не пропьёшь, – добавила она, горько усмехнувшись.

А Наташа вдруг со стыдом подумала, что совершенно не имела понятия, где Рая училась, кем работала. Не было интересно? Не пришлось к слову? Да, собственно, и виделись они не часто. А вот сейчас сидят и болтают, как лучшие подруги. Странная это штука – человеческие отношения.

– Женился он только через три года после вашего разрыва, – задумчиво продолжила Рая. – Ни с кем не встречался даже. А потом как-то внезапно и неожиданно для всех появилась эта Марина. Младше его на семь лет. Какой-то скомканный у них был конфетно- букетный период. Буквально через полгода уже расписались. И никаких свадеб. Алик не захотел. И через год с лишним родилась Натусик. Солнечный наш ребёнок. У нас с ней необыкновенные отношения. Очень близкие. Она, как барометр – чуткая, в мгновение считывает твое настроение, эмоции. Иногда мне кажется, что и мысли.

В эту минуту девочка оставила раскраску и, аккуратно ступая и держа в вытянутых руках пустую тарелочку, подошла к столу.

– Съела яблочко? Умница! – похвалила Рая, обняв малышку за плечи. Та расцвела улыбкой, словно получив заряд от этого прикосновения.

– Было вкусно, спасибо большое, – это была явно заученная фраза, которую девочка произнесла очень правильным тоном, словно стоя на стульчике и рассказывая стихотворение Деду Морозу.

Ната вспомнила, как Алинка в два годика декламировала первые стихи – улыбаясь, чуть склонив на бок головку, с выражением, помогая себе руками.

– Иди порисуй ещё, – Рая заботливо поправила малышке волосы, неуловимо быстрым движением убрав на бок челку. – Потом нам покажешь.

– Потом покажу, – девочка вернулась к своему занятию.

– Она у нас часто гостит, любит гулять со мной, любит, когда я ей читаю. Иногда с ночёвкой остается. – Рая замолчала. А у нас с Игорем детей нет. Хотя, что это я? Есть. Мальчик. Большой, старше твоей дочки. Но он дома не живёт. В специнтернате. Он проблемный. Очень. Больной ребенок. Таких не держат дома. Да, и Игорь ни за что не хотел. Он сказал это один раз, но так сказал, что я к этой теме больше не возвращалась. Это все равно, что стучать в закрытую дверь с огромным амбарным замком, ключ к которому потерян. Потерян, – Рая прикрыла глаза, массируя виски.

Ухоженные руки, красивый маникюр модного приглушённого оттенка. Женщина. Стильная женщина, как говорят сегодня – сделанная. От макушки и до переплетённых и так красиво сидящих на ступне босоножек.

Наташа кинула взгляд на свои руки – не до маникюра ей было ни в начале их жизни в Стране, когда считалась каждая копейка, ни чуть позже, когда работала нянечкой в садике, ни сейчас, когда она сидела дома. Да, у нее красивые ногти, аристократичная кисть – так ей говорила в детстве учительница по фортепиано. И да, у неё есть какой-то наборчик в тисненном коричневом футлярчике под кожу и пара флакончиков с лаком – серебряным и прозрачным. Но у неё нет и никогда не было такого маникюра, как у Раи. И такой сумки. И вот сидит у неё за столом в маленькой съемной квартирке такая интересная женщина, каждой деталью своего облика демонстрирующая состоятельность и успешность, и с трудом сдерживает слезы.

– Рая, может, чаю ещё, я заварю горячего?

– Горячего? Да, конечно, люблю горячий чай, – Рая как будто очнулась от своих мыслей. Улыбнулась. – А ты точно угадала, что я туристка. Я здесь в гостях. Уже две недели. Живу у дяди. Он тут с 75-го года. Успешен, устроен. Мы не общались, он долгие годы жил в Прибалтике, так что я знала его только по фотографиям: это кто? – это дядя Миша. Позже связь наладилась: письма, звонки. А потом пригласил в гости. Вот я и приехала. На разведку, как у нас говорят.

– А Игорь? Он тоже здесь? – Наташа заварила свежий чай и прикрыла чайник полотенцем.

– Игорь? Нет, я здесь с Аликом, Мариной и Натусиком. Они сегодня укатили куда-то на север, а мы решили просто отдохнуть, на море съездить, ракушек пособирать. Просто побездельничать. Она не очень хорошо переносит долгую дорогу в автобусе. Так что я сегодня вместо мамы и папы.

– Игорю отпуск не дали? – понимающе кивнула Наташа.

– Отпуск? Да нет. Игорь сейчас занимает такой пост, что он решает, кого отпустить в отпуск. Мы очень хорошо устроены материально. Грех жаловаться. Ему изначально очень помогла тетка. Кира Львовна. Помнишь её? Это был человек со связями, она дала ему старт, а он сумел правильно воспользоваться. А больше ничего не изменилось, – с горечью произнесла Рая.

– Ты так же его любишь? – улыбнулась Ната. – Я помню, как ты на него смотрела.

– Нет, это он так же равнодушен ко мне, как и раньше. А я? Даже самый талантливый танцор не может танцевать без пары, один. Вот я и оказалась этим танцором. Почему-то мне казалось, что у нас с ним всё будет отлично и что моей любви хватит на двоих. Не хватило. Она стала усыхать, как цветок, который не поливают. Если бы были дети, все было бы иначе, наверное. Хотя, кто это может сказать? До нашего Гарика у меня был выкидыш. А после его рождения Игорь сказал, что больше не намерен испытывать судьбу. Что есть море бездетных пар. На мое предложение усыновить ребенка он даже не ответил. Просто посмотрел таким странным взглядом, словно я предложила ему слетать на Луну на метле. Раз в неделю я еду проведать сына. Игорь едет со мной очень редко. А я очень хочу родить. Возраст ещё позволяет. Здесь у вас очень принято искусственное оплодотворение, я уже в курсе. Дядя Миша уговаривает остаться. Он три года, как овдовел. Живёт в своем доме. Дом – это, конечно, громко сказано, но площадь большая и дворик приятный, зелёный. Цветы и даже качели. Сыновья разлетелись – один в Канаде, другой в Новой Зеландии. Весь комод уставлен фотографиями внуков.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.