Высотный шторм

Улукбек Чиналиев

Высотный шторм

Глава I

Урочище Каркыра

Урочище Каркыра издавна привлекало меня своим необычным названием, легендами и сюжетами эпоса «Манас». Эта местность богата целебными травами – душицей, морковником, осотом, чабрецом и джийде. Мед благодаря такому травяному составу обладает тонким вкусом и редким ароматом. В любое время года, за исключением зимнего, земля здесь напоминает удивительный ковер сочной, пленяющей взгляд зелени, вспоенной ручьями. Нигде не встретишь такого разнообразия ландшафта, такой игры света и тени, как в этом краю. Путешественники со всего мира сравнивают красоту этой долины с райскими садами Эдема.

Зеленые арчовые леса поднимаются по горным склонам. Постепенно, с набором высоты, ели превращаются в низкорослый стланец, потом заметно редеют и исчезают совсем. Только нагие мглистые скалы. В иных местах холмы по прихоти природы сошлись так близко, что между ними не поместиться ни пашне, ни хижине, только раздолье для выпаса скота. То вдруг долина расширяется, и жилые постройки, разбросанные там и сям, наводят на мысль о трудолюбивой бедности.

Сверху долина кажется бесконечной равниной, но, пересекая ее, видишь, как сильно она изрезана и рассечена. Причиной тому – многочисленные ручьи и речушки, которые, размывая свои русла, образуют ущелья и овраги. Река Каркыра, берущая начало в ледниках Кюнгей-Ала-Тоо, в среднем течении служит кыргызско-казахской государственной границей, а в нижнем – впадает в реку Кеген. Почти все летние пастбища находятся наверху урочища и покрыты зеленой травой. Вблизи высятся арчовые деревья, мощные корни удерживают их на крутых склонах, создавая впечатление волшебного леса.

Свое название это место получило благодаря серым журавлям, которые, как и путники Великого Шелкового пути, останавливаются здесь, чтобы передохнуть весной во время сезонных перелетов в Пакистан и Индию. В течение 10–15 дней, в зависимости от погоды, на относительно небольшом участке птицы, гнездящиеся в России и Казахстане, объединяются в многочисленные стаи и обучают молодняк, готовя их к большому перелету на зимовку.

Наука не дает исчерпывающего объяснения тому, как птицы находят дорогу во время перелетов и как разыскивают свои родные места.

С перелетами птиц связан любопытный исторический факт. Когда Колумб приближался к американскому континенту, он увидел большие стаи птиц, направляющиеся на юго-запад. Это означало, что земля где-то поблизости, и Колумб изменил курс и направился в юго-западном направлении. Поэтому он высадился на Багамских островах, вместо того чтобы оказаться на берегу Флориды.

У кого не отзовутся в сердце светлой грустью или далекими воспоминаниями прощальные журавлиные крики? Кто не проводит взглядом до самого горизонта скользящий по небу печальный клин? Глядя на отрешенно и устало машущих крыльями птиц, осознаешь, что летят они бесконечно долго и этот путь утомил их. На своем пути они пересекают великие горные массивы, перелетая высочайшую точку планеты – Эверест! Объяснения феномена выживания птиц на высоте десяти тысяч метров пока нет, есть лишь научная версия, что, поднимаясь ввысь, журавли замедляют метаболизм.

У самой восточной границы Каркыра, в местности Чааркудук (Пестрый Колодец), построен акклиматизационный лагерь для туристов и альпинистов. Нам с женой Светланой и внучкой Габриэлой предстояло провести несколько дней, наполненных особым содержанием. Увидеть что-то новое, окунуться в атмосферу тех, кто готовится посетить «заповедные выси», что является как бы иной стороной бытия, питая исследовательскую жилку, всегда связанную с нашим естественным любопытством.

Дорога до альплагеря из Бишкека неблизкая, но на машине мы движемся вдоль реки Чу. Дно ее покрыто галькой, камнями разной величины и окраса, берега поросли камышом и кустарником, смешиваясь с цветами. Основное русло разбивается на многочисленные ответвления, а затем, сливаясь воедино, течет степенно, неторопливо, по благодатной Чуйской долине, правый берег ее принадлежит Казахстану. Граница между двумя странами больше подпадает под определение сближения соседних народов и является источником дружбы и сотрудничества. Выжженные луга за рекой тянутся до самого подножия отрогов и кажутся безжизненными, в отдалении с южной стороны прорезаются снежные зазубрины Кыргызского Ала-Тоо.

Мы едем по Чуйской долине, по полуденному шоссе, мимо белых домиков, высоких тополей, садов, сжатых полей, среди чудного дневного мира. Навстречу бесконечным потоком движутся фуры из Китая, везущие пластмассу, ткани, химические продукты, шины, покрышки и многое другое. Поток грузовиков разбавляют трактора с бортовыми прицепами, груженные картофелем и капустой, арбузами и дынями.

Наступал полдень, когда шоссейная магистраль дугой втянула нас в Боомское ущелье[1]. Оно не всегда было таким, каким мы его видим сегодня.

Великий русский путешественник П. П. Семенов-Тянь-Шанский[2], со своим отрядом проехавший через Боомскую теснину по пути к западному берегу Иссык-Куля осенью 1856 года, мастерски описал, что представлял собой тогда Боом: «Когда мы вошли в ущелье, оно скоро так сузилось, что по правому берегу Чу, на котором мы находились, далее следовать было невозможно, потому что каменные утесы громадной высоты падали в реку совершенно отвесно. Мы вынуждены были перейти в брод бурное течение реки на левый берег, по которому и продолжили свой путь, но затем такое же препятствие заставило нас перейти опять на правый берег».

Река и сегодня проявляет бурный темперамент, вся сизая и снежная от пены, клокоча и ударяясь то в одну, то в другую сторону каньона, сотрясая до основания крепь горы, по скатам которой меж тем в блаженной тишине цветут ирисы.

Автострада повторяет крутые виражи водной стихии, а вслед за ней – стальная магистраль. В десятках метров над шоссе поблескивают рельсы – здесь прорубили железную дорогу. В середине 40-х годов прошлого века строители работали на таких сложных участках, как «Мертвая петля», «Дуга», «Красная скала».

Строительство железной дороги Фрунзе – Рыбачье в годы Великой Отечественной войны. На переднем плане – группа рабочих, укладывающих рельсы. Графическая работа Александра Ивановича Мисюрёва[3]

Утром 19 мая 1948 года принаряженный народ стал стекаться на станцию Рыбачье, на берег Иссык-Куля. Высоко поднятые транспаранты и знамена развевались на ветру, громко играла музыка. У подножия горы показался стелющийся дым, следом медленно двигался паровоз, все ближе и ближе, потом остановился у празднично украшенной арки, где собрался народ.

«Сегодня – особый исторический день для всего киргизского народа, в том числе для жителей Иссык-Куля и Тянь-Шаня. Открыта железная дорога Кант – Рыбачья. Теперь Иссык-Кульская и Тянь-Шаньская области связаны железной дорогой со всеми областями и республиками Советского Союза. Спасибо всем работникам железной дороги за их неустанный труд! Поздравляю вас всех с новыми победами!» – сказал председатель Совета Министров Киргизской ССР Исхак Раззаков на митинге».[6]

У подошвы Тянь-Шаньского хребта великий русский путешественник Петр Семенов гостил у старого манапа племени бугу Боромбая. На рисунке художника Павла Кошарова[4] изображены манап Боромбай[5], его старшая жена Альма и дочь Джузюм

Рельсовый путь шел среди черных и красных скал – то исчезали, то вновь появлялись белые нити; прогудел паровоз, толкавший вагоны. Взору первых пассажиров открылся необыкновенный вид: на переднем плане шоссе, за ним – бурлящий водный поток, утопающий в зелени, затем почти вертикальный взлет отвесных скал, его склоны, поросшие травой, местами ярко освещены солнцем. Поезд прогрохотал на уровне крыш аила Кыз-Куйоо (Невеста и Жених) и между развороченных гор, которые разрушили, чтобы дать ему дорогу, и наконец, дыша огнем, дымом и слепя светом над бурлящей рекой, пронесся по мосту. Дальше, дальше, и вот он ракетой вырвался рядом с речной гладью. Излучины, повороты ему нипочем – презирая все преграды, он мчится к намеченной цели, как Время, которое не смотрит, глубокие или мелкие земные воды, отражают ли они небесный свет или тьму, поят ли корни трав и цветов, меняют ли свой путь, шумят или хранят тишину, волнуются или застывают в покое. Время знает, что всем им предопределен один конец, каковы бы ни были их истоки и русла. Однако у человека есть особое преимущество: сотворив осмысленные символы и накопив важные воспоминания, он научился продлевать собственное существование и влиять на других людей, отдаленных во времени и пространстве, одушевляя бескрайние области опыта и знания.

Три артерии, железнодорожная, шоссейная и водная, как три неразлучные сестры-милосердия, Вера, Надежда и Любовь, пересекают долину, над которой властвует неукротимый ветер Улан, его свирепый характер проявляется в осенне-зимний период. Зарождается он в самом начале Боомского ущелья, зажатый между горными исполинами, и, вырываясь из их объятий, начинает дикую пляску на просторах долины. Втягивая в свой перепляс окружающую природу, скалу, напоминающую фигуру громадного слона, погрузившего хобот в реку, жителей Кок-Мойнок, города Балыкчи и благословенный Иссык-Куль. Подобно тому, как движется все живое, покоряясь непреодолимому магниту Вечности.

После полудня мы выехали на развилку шоссе, одна дорога вела к Балыкчи, высокогорному озеру, вторая сворачивала вправо, к Нарынской области. Мы поехали на Балыкчи, туда, где виднелись дома и синела морская гладь. Вот она, сказка, рядом, умей только разглядеть ее! Вдоль дороги тянется деревенский плетень, приветливо шелестят серебристой листвой березы, за ними – зеленый луг, у прибрежной полоски трепещут от ветра тополя, дальше открывается вид на озеро и горные дали, переливающиеся, в зависимости от настроения и погоды, серыми, голубыми, золотыми и даже розовыми оттенками. Мимо мечетей, церквей, кладбищ, мимо речек, где растут тростники: мимо огороженных загонов, усадеб и стогов, которые тают в убывающем вечернем свете. Не знаю, есть ли в мире место прекраснее этого.

Подобно удлиненной синей жемчужине, озеро лежит среди снеговых гор, в центре Иссык-Кульской долины. Лазурь воды вправлена в тополевую зелень прибрежной полосы, изумрудные берега обрамлены снеговыми вершинами. Ультрамарин озера настолько густой, что, зачерпнув воды в руку, невольно смотришь, не синяя ли она в горсти и не окрасились ли пальцы ее синью. Вероятно, такой кажется вода путнику, видящему мираж в пустыне, да и нам вдруг начинает казаться: не мираж ли эта немыслимая, разящая синева Иссык-Куля?

Так мы продвигались на восток, к Центральной части Тянь-Шаня, миновали перевал Сан-Таш, что означает счетные камни, и остановились неподалеку от его курганного комплекса. Относительно этой груды камней сохранилось между кыргызами следующее предание. Тимур (Тамерлан) в последней четверти XV века предпринял свой первый поход из Самарканда мимо южного побережья озера Иссык-Куль в отдаленные восточные страны Азии и направился в нынешнюю китайскую Верхне-Илийскую долину через самый удобный перевал, из иссык-кульского бассейна в илийский, получивший название Сан-Таш только после Тамерланова похода по следующему обстоятельству. Так как Тимур шел во главе несметного войска, то на перевале, ведущем в не подчиненные еще его владычеству страны, ему вздумалось сосчитать количество своих войск до начала военных действий. Для этой цели, проходя по прибрежью Иссык-Куля, он приказал каждому из своих воинов захватить с собой по одному камню. При переходе через перевал по приказу Тимура воины сложили свои камни в импровизированный курган. И когда, победив всех врагов во множестве битв, завоевав обширные страны на востоке, Тимур возвращался домой тем же путем, он произвел новый счет своей победоносной армии. Каждый воин, вернувшийся через Сан-Таш, забрал по одному камню из рукотворной пирамиды. Когда оставшиеся камни были пересчитаны, стало известно число погибших во время похода. Этот курган олицетворяет собой памятник воинам, сложенный в чужой стране их собственными руками.

Знаменит перевал и тем, что в этой местности зарождается восточный ветер Сан-Таш. Встречаясь с западным Уланом на середине озера, они вступают в схватку. Бывалые моряки Иссык-Кульского пароходства рассказывают, что вода кипит от встречи двух равных по силе противников…

Посещал эти места и Василий Гроссман[7]. Эссе писателя «Поездка в Киргизию», опубликованное в 1948 году, такое светлое и доброе, что становится ясно: автору было хорошо на этой земле, среди этих людей. «Днем мы слушали сказителя-манасчи, Саякбая Каралаева – кыргызского Гомера. Полный, небольшого роста, с брюшком, человек в грубошерстном пиджаке, в черной рубахе и невысоких сапожках, снял с черной круглой головы белую киргизскую шляпу, уселся, положив на стол свои маленькие, коричневые, с изящными тонкими пальцами руки, и со спокойным, медленным любопытством оглядел слушателей ярко-карими круглыми глазами.

Здесь уже нет различия между известными писателями, ученым, сотрудником академии, чабаном с обветренным лицом или темноглазым мальчиком со смуглыми босыми ногами. Слушатели улыбаются, смеются, кивают головами, машут в досаде руками, и вдруг блестят на их глазах слезы, когда плачет Каралаев. Воистину великое искусство.

Слушая Каралаева, глядя на него, я старался запомнить его наружность, выражение лица, жесты. То, казалось, сама история, подобно горячему минеральному ключу, пробив тяжелый камень времени, журчит, пузырится, пенится, вырвавшись из темной глубины. То было соединение пения и бурного, быстрого водопада стихов, и упругого речитатива, и медленного рассказа; но то не было пение певца со сцены и умелое чтение прозы и стихов старым хорошим актером. Мне кажется, меньше всего было актерства в том, что происходило. Манасчи не повторяет заученного текста, а импровизирует, говорит, каждый раз вновь и вновь ткет узор и ткань своего рассказа на тысячелетних пяльцах, на вечных узлах сюжета. Он не играет, не актерствует, а вновь и вновь, должно быть, видит битвы и пиры Манаса, горестно плачет, смеется, торжествует, гневается, когда в душе и в мозгу его возникают и меркнут видения правды и лжи отошедших веков».

Одним из центральных событий эпоса является эпизод поминок Кокетея в долине Каркыра:

Ташкентский хан Кокетей, друг Манаса, умирает в преклонном возрасте и своего близкого родственника Баймырзу просит передать наказ своему сыну:

– Моя болезнь усиливается, перед смертью я не сумею увидеть своего сына Бокмуруна. Передай же ты ему мои слова: когда я умру, пусть он не тратит понапрасну скот на поминки; пусть сделает поминки скромные, как свадьбу вдовы, как игру старух; пусть мои похороны останутся незамеченными. Скот нужен живым, а Бокмурун еще молод, своей детской головкой он решит, что мне нужны почести, и изведет понапрасну весь скот на угощенье. Пусть не сообщают пока о моей смерти и Манасу, сыну Джакыпа, ибо, если он узнает, то, не жалея скота, вздумает устроить огромный пир, чтобы прославить мое имя.

– Баймырза, родной! Передай эти слова мои Бокмуруну, не проливая, не просыпая ничего из них.

В то время Бокмурун уезжал за своей невестой Канышай, когда он вернулся вместе с ней, отец был уже мертв. Страшно горевал Бокмурун, что не пришлось ему видеть отца перед смертью и услышать его последние слова.

Когда на землю спустилась ночь, Баймырза призвал к себе Бокмуруна и передал ему завещание отца устроить похороны скромные.

И добавил еще, серьезно или в шутку:

– Оповестите всех о моей смерти,

Всех людей, которые кишат на поверхности мира.

Соберите на поминки мои весь мир.

Услыхав это, спросил Бокмурун:

– Скажи, как же похоронить Кокетея?

И ответил ему Баймырза:

– Заколи дряхлую кобылицу, позови жителей своего аила и устрой угощение, подобно свадьбе вдовы, подобно играм старух.

Но Бокмурун возразил:

– Ничего толкового я от тебя не услышу. Поеду-ка я к Манасу, он был другом моего отца в радости и в печали, пусть он посоветует, как быть.

По совету Манаса Бокмурун, юный приемный сын одного из верных соратников Манаса-хана Кокетея, устраивает последнему пышные похороны, а по прошествии двух лет – еще более грандиозные поминки (поминки старого, полностью исчерпавшего жизнь человека воспринимались как праздник). Местом для пиршества была избрана долина Каркыра, куда Бокмурун переселяет весь свой народ.

Эпос красочно описывает передвижение огромного каравана, голова которого отставала от хвоста на расстоянии трех дней пути. Прибыв на место поминок, Бокмурун начинает готовиться к пиршеству и посылает могучего богатыря Джаш-Айдара оповестить все народы о смерти отца и пригласить их на поминки-аш. Послу приказано объявить об огромных призах для выигравших скачки коней и предупредить тех, кто откажется приехать, что их ждет суровая расплата за нанесенное отказом оскорбление. Начался съезд гостей. Последним прибывает Манас.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

На древнетюркском языке слово «боом» означает «крутая высокая скала, высокий утес».

2

Петр Петрович Семенов-Тянь-Шанский (1827–1914), великий русский ученый, географ, государственный и общественный деятель. Приписку к своей фамилии «Тянь-Шанский» получил за описание Тянь-Шаньских гор. Вице-председатель Императорского Русского географического общества, президент Русского энтомологического общества, Почетный член Императорской Академии наук и Академии художеств. Действительный член всех российских университетов.

3

Александр Иванович Мисюрёв (1936–2002) окончил Московский полиграфический институт, 20 лет проработал в городе Фрунзе (ныне Бишкек) в издательствах «Мектеп» (Книга) и «Кыргызстан», создал живописную и графическую серию «Вечерний Фрунзе». В 1971 году за иллюстрации детских книг кыргызских писателей получил серебряную медаль на Международной выставке искусства книги в Лейпциге. Образы, созданные художником к книгам Чингиза Айтматова «Белый пароход», «Плаха», точны и проникновенны, раскрывают глубину характеров национальных героев. Работы Мисюрёва хранятся в Третьяковской галерее, в собраниях и частных коллекциях более чем в 150 странах.

4

Павел Михайлович Кошаров (1824–1902) – первый русский художник, посетивший Тянь-Шань. Мальчик из семьи дворовых князя Голицына, рано проявивший способности к рисованию, после трехгодичного обучения в Петербургской академии художеств был удостоен звания учителя рисования.

5

Боромбай Бекмурат уулу (1779–1858) родился в семье видного манапа племени бугу Бекмурата. С детства отличался острым и проницательным умом, обладал организаторскими способностями.

6

Источник: «Кыргыз туусу» № 65 от 27.08.2013. Стр. 6. https//www.gezitter.org/politic/

7

Василий Семенович Гроссман (1905–1964) – советский писатель. Роман «Жизнь и судьба», главная книга писателя, конфискован в 1961 году и впервые опубликован в 1980 году в Швейцарии.