Берендей

– Да, осталось немного. Лисы есть, много лис. Зайцы, кабаны. Лоси. На лосей и приезжают охотиться.

– А медведи?

– Нет, здесь медведей нет. Восточней, ближе к Вологодской области, встречаются. А здесь мы вообще между двух железных дорог зажаты, жилье кругом, дороги. Какие тут медведи!

– Слушай, а где учатся на егеря? Я в детстве этого так и не выяснила.

– Не знаю. Мой отец был егерем. И я стал.

– А твой отец жив?

– Нет. Он умер два года назад.

– А мать?

– Я жил с отцом, – уклончиво ответил Берендей.

– Так ты совсем один живешь? И, наверное, где-то в лесу?

Берендей пожал плечами и улыбнулся:

– У меня есть пес. Так что я живу не один.

Из «красной» комнаты показалась заспанная голова Виталика, едва не задевавшая косяк.

– Виталик, привет, – тут же переключилась на него Антонина Алексеевна.

– Здравствуйте. А ванна свободна?

– Там Юлька, но она сейчас выйдет. Уже воду выключила.

Виталик втянул голову обратно в комнату и закрыл дверь.

Юлька и вправду тут же вышла из ванной, кинула взгляд на сидящих за столом и закусила губу. Что-то с ней все-таки произошло, вчера она была совсем не такой. Она была веселой и улыбчивой. А сегодня помрачнела и насупилась.

– Юлик, садись ко мне поближе, – ее мама хлопнула по стулу рядом с Берендеем, – а там сядут Виталик со Светочкой.

Интересно, она так заранее запланировала или это получилось случайно? Антонина Алексеевна села за стол так, что образовалось две пары свободных мест. И, какое бы место ни занял Берендей, ему все равно пришлось бы сидеть рядом с Юлькой. Если, конечно, Света с Виталиком сядут вместе.

Юлька чуть не заплакала. У нее даже наморщился нос. И загорелись щеки. Да что же с ней такое? Она не хочет садиться рядом с ним, она чуть не плачет оттого, что ей придется рядом с ним сидеть! Что он такого сделал вчера, чем так обидел ее? Берендей уткнулся в кружку и боялся на нее посмотреть. Когда они возвращались домой, все было хорошо: она смеялась. Потом они пили чай, и она снова смеялась. Может быть, он слишком резко развернулся, когда уходил в «желтую» комнату? И ее это задело? Они остановились у стола, и говорили о чем-то малозначительном, и раз двадцать успели пожелать друг другу доброй ночи. А потом он понял, что ему пора уходить, иначе он сделает что-нибудь непоправимое. Может, не стоило так сразу? А он сказал ей: «Все. Спать», развернулся и ушел.

А может, ее смутило то, что их вдвоем увидел Андрей? Они вернулись с улицы и над чем-то смеялись. И Берендей подхватил ее за локоть, почти по привычке, когда она споткнулась о порог. А в кухне сидел Андрей и пил чай. Впрочем, он почти сразу ушел наверх.

Юлька села рядом, и он левым боком почувствовал ее напряжение.

– Ну что ты села? – улыбнулась ей мама. – Наливай чай, я, между прочим, объездила здесь все магазины, чтобы найти твой любимый медовик.

– Я просто не выспалась, – уныло ответила Юлька.

– Егор, на буфете сзади тебя кружки, дай Юлькину, пожалуйста.

Берендей вздрогнул и обернулся. Юлькина была с желтой лилией, высокая и тонкая, как кубок. Он поставил кружку перед Юлькой, боясь случайно прикоснуться к ее руке.

На этом месте Юлькина мама хитро улыбнулась и подмигнула ему. Он постарался сделать лицо непроницаемым.

– Значит, говоришь, медведей здесь нет? – Антонина Алексеевна сделала вид, что продолжает начатый с ним разговор, хотя остановился он вовсе не на медведях.

Он покачал головой. Интересно, она и про медведей догадалась? Это вряд ли.

Мимо них из «красной» комнаты в ванную молча проскользнула Света – маленькая, худенькая блондинка. Виталику она доставала едва ли до подмышки и говорила тихо и по-детски. Берендею она не нравилась: чем больше он ее узнавал, тем больше убеждался, что беспомощной она только притворяется, на самом деле оставаясь трезвой и холодной.

А потом он выяснил, что мама Светы – библиотекарь, и у нее есть еще старшая сестра-студентка. А Виталик – мальчик из весьма обеспеченной богемной семьи.

– Сегодня в магазине народ говорил, что на краю поселка видели медведя, – продолжила Юлькина мама, – и что он, вроде как, на кого-то напал. И что медведь этот огромный, чуть ли не с корову размером.

Берендей хмыкнул и поспешил пояснить:

– Это байки. Во-первых, их здесь нет. Во-вторых, медведи зимой спят, в-третьих, медведи крайне редко нападают на людей.

– А шатуны? Когда им нечего есть? – спросила Людмила.

– Медведь не пойдет к жилью. Даже шатун. Животные боятся запаха дыма. Про корову и говорить нечего. Наши медведи мелкие, весят килограммов сто-сто пятьдесят. Это размером со свинью. Самые крупные медведи живут на Камчатке и на Аляске – вот их еще можно сравнить с коровой. До трех метров рост, когда на задние лапы встают. Но это на Камчатке. Так что видели, наверное, лося, а приняли его за медведя.

Берендей весил двести пятьдесят килограммов, когда оборачивался. Берендеи всегда много крупней настоящих медведей. И когда он наберет полную силу, то дорастет килограммов до трехсот пятидесяти. А про медведей трехметрового роста и весом в семьсот килограммов он только слышал или читал.

– Если честно, я не очень-то в это поверила, – тут же согласилась Юлькина мама, – мало ли что в магазинах болтают.

– А я слышал, что медведи очень часто нападают на людей, – вставил скучающий от отсутствия внимания Андрей, – особенно зимой.

Берендей пожал плечами:

– Вообще-то зимой медведи спят.

– Я недавно читал статью в Интернете, там как раз говорилось о нападениях медведей на человека, – не сдался Андрей, и Берендей почувствовал в его словах непонятную враждебность. Откуда бы?

– Если собрать в одну статью все случаи нападения медведей на человека за последние сто лет по всему миру, получится очень солидный список. И у того, кто этот список прочитает, сложится впечатление, что медведи часто нападают на людей. Я думаю, такие статьи пишут, чтобы привлечь читателей, а не для того, чтобы анализировать факты.

– Да тебе-то откуда знать, для чего пишут такие статьи?

Берендей глянул на Андрея исподлобья: он не хотел конфликтов, он и так чувствовал себя не в своей тарелке. Юлька смотрела в стол, но Берендей заметил, что она внимательно слушает их разговор. Он уже собирался ответить Андрею чем-нибудь не менее вызывающим, но тут из ванной вышла Света, тихонько села рядом с Юлькиной мамой, и та решила сменить тему:

– Кстати, а куда вы дели Ивана? Его отец звонил мне вчера вечером. И откуда только телефон взял?

– Мама, – нервно ответила Юлька, – ты же сама велела дать всем родителям твой телефон. Вот я и дала.

– Ну, я это просто так сказала, что было бы неплохо… – мама прыснула. – Так куда Ивана дели?

– А он уехал еще в Новый год, – ответила Людмила, – ему тут не понравилось. Он у нас весь на пальцах мальчик, только мерседес сломался.

– Как же он уехал? Он что, без машины был?

– Про мерседес – это присказка такая. С машиной, конечно. На семерке раздолбанной приехал, – фыркнула Людмила. – Зато понтов сколько было! Уехал – и скатертью дорога!

– А до дома не добрался, наверное, еще где загулял. Родители его с ума сходят. Я им позвоню. Во сколько он уехал? Кто-нибудь помнит?

Андрей буркнул под нос:

– Я его вообще не помню.

– Я на часы не смотрела, но Новый год уже наступил, – ответила Людмила, – мы на улицу вышли. Наверное, около половины первого. Вернулись мы в час, это я точно помню.

Юлькина мама достала телефон и, накинув шубку, направилась на улицу: Берендей еще вчера понял, что из дома нельзя позвонить, почему-то в нем не было сети. Первого утром все поминутно бегали на крыльцо, где появлялась сеть, чтобы поздравить родных и знакомых с Новым годом.

Антонина Алексеевна вернулась очень быстро.

– Так, ребятушки. Сюда едет отец вашего Ивана. У меня сложилось впечатление, что он бандит. Я, конечно, могу ошибаться, но уж больно похоже по голосу.

– У него папаша депутат, – скроила презрительную мину Людмила.

– Одно другому не мешает, – философски заметил Андрей.

– И он в бешенстве, – продолжила Антонина Алексеевна. – Так что быстро вспоминайте все подробности про этого Ивана. Кто что кому сказал, с кем дружил, с кем ссорился.

Берендей сперва не придавал разговору значения, пока не вспомнил: а ведь он появился здесь именно в это время. Между половиной первого и часом. Он не застал Ивана, потому что не видел, как отъезжала машина. Но, черт возьми, он слышал ее, когда лежал в снегу и боялся открыть глаза! И кто догонял его в лесу? Кто или что? Может быть, оно нашло себе новую жертву? Полегче, чем берендей?

7

Игорь Скоробогатов любил, чтобы его уважали. Он осознал это еще в детстве и никогда не притворялся перед самим собой. Когда ему было десять лет, родители поменяли квартиру, и ему пришлось идти в новую школу, где никто его не знал. Скоробогатов не боялся оказаться новеньким – в старой школе он быстро доказал свое превосходство над остальными при помощи тяжелых кулаков. Он с первого класса занимался боксом. Но в новой школе его ожидало разочарование: его кулаков никто не испугался. Вернее, не так. Его боялись, но уважать так и не начали – сторонились. А он привык к тому, что сверстники юлят перед ним, заискивают и заглядывают в рот.

Никто не обламывал его, не устраивал ему «темную», не травил, не объявлял бойкотов. Он просто остался один. И так продолжалось целых два года, пока Скоробогатов не начал понимать, что кулаками работать бесполезно: никто не приходит в восхищение от его почти профессиональных ударов. Но у него ничего больше не было – ни достатка, ни уважаемых родителей. Учился он плохо, никаких интересов бокс ему не оставлял, пожирая все его время. Чем еще он мог заслужить уважение одноклассников?

И в один прекрасный день он позвал весь класс на соревнования, в которых ему прочили выигрыш. И, как ни странно, почти все пришли. Скоробогатов до сих пор был благодарен им за то, что они пришли и не оттолкнули его тогда. Он участвовал в трех боях и во всех трех вышел победителем. Если бы на него не смотрели тридцать одноклассников, он бы не смог этого сделать: соперники оказались намного серьезней, чем предполагал тренер. Одноклассники болели за него, они кричали и хлопали ему. Наверное, никогда больше он не испытывал такого счастья, как в тот день.

А назавтра одноклассники встретили его совсем не так, как всегда, – они обрадовались его приходу. Девчонки восхищенно вздыхали, а пацаны хлопали по плечам и просили рассказать о боксе. Они приняли его! Приняли с уважением и даже с любовью. Все, что он имел, – огромные кулаки – на этот раз сослужило ему хорошую службу.

Скоробогатов запомнил это. И всегда старался вызвать уважение, а не страх. Другое дело, что ничем, кроме кулаков, он пользоваться так и не научился и отдавал себе в этом отчет.

Но тот случай подарил ему не только уверенность в себе – он навсегда связал его с той, которую он до сих пор трепетно любил и без которой не мог представить себе жизни: Ирэну.

История их любви, избитая и истертая сотнями дворовых песен, не становилась от этого менее романтической. Он – двоечник и хулиган, она – отличница и первая красавица класса. Да еще с таким необычным и красивым именем. Вся школа прилипала к окнам, когда он брал у нее портфель и провожал домой. Понятно, почему красивая и умная девочка нравилась задире и хулигану, но что она нашла в нем? Это оставалось для Скоробогатова загадкой и теперь, когда они вместе прожили девятнадцать лет.

Им пришлось пожениться сразу после школы: Ирэна ждала ребенка. Он носил ее на руках всю беременность, и появление на свет мальчика стало главным чудом в его жизни, несмотря на головокружительный успех, богатство и карьерный рост.

Мальчика назвали Ванечкой, как этого захотела Ирэна. Он рос точной копией матери, за что Скоробогатов любил его еще сильней.

Сначала их жизнь была безоблачной – они жили у родителей Ирэны, вполне обеспеченных инженеров. А потом случился отпуск цен, и жизнь их покатилась под откос. Сбережения родителей обесценились в один день, а работы не стало. Отец Ирэны пробовал себя в бизнесе, но быстро разорился, потерял квартиру, машину и бо́льшую часть мебели. Впятером им пришлось переехать к родителям Скоробогатова, в двухкомнатную хрущевку. Ванечке тогда было всего пять лет. Родители Скоробогатова разве что имели жилье – денег у них тоже не было, завод если и выдавал зарплату после полугодовой задержки, то продукцией собственного производства, а не наличными деньгами. Ирэна училась, Скоробогатов работал на рынке охранником, но его зарплаты не хватало на семь душ.

И он, недолго думая, пошел в банду боевиком. В отличие от мальчишек, которых влекли легкие деньги и не страшил риск, он отдавал себе отчет в том, на что идет и что будет с семьей, если его случайно убьют в перестрелке. Но теперь он знал, что́ нужно, чтобы тебя уважали: нужно быть бесстрашным и побеждать. И он побеждал. Он летел вверх по иерархической лестнице своей группировки и добрался до небывалых высот.

Скоробогатов разбогател, неприлично разбогател. И, опять же, успел остановиться. Он не стал создавать своей группировки, которая удесятерила бы его капитал. Он ушел в бизнес, так и оставаясь на вторых ролях. И снова выиграл: пока авторитеты продолжали стрелять друг в друга, он успел занять такие ниши, которые потом у него было поздно отвоевывать. А когда остальные спохватились и решили жить в мире и спокойствии, Скоробогатов уже сидел в депутатском кресле. Конечно, в городской думе, а не в государственной, но ему и этого вполне хватало.

Он и сам до сих пор удивлялся своему невероятному успеху и приписывал его звериной интуиции, умению подбирать помощников и отсутствию тщеславия. Сам по себе, без помощников, он бы никогда ничего не добился. Со всех сторон его окружали тигры, а он тигром себя не чувствовал. Так, упрямый бык, который не рвется водить стадо, зато потихоньку берет себе любую корову, которая ему понравится, пока вожак разбирается с внешними врагами. Недаром он родился под созвездием Тельца.

Скоробогатов забросил спорт, а потом и спортзал с бассейном. Растолстел, обрюзг и облысел. Но Ирэна была счастлива и гордилась мужем. Они выстроили себе скромный особнячок в курортной зоне, выделили по отдельной квартире родителям, а тестю Скоробогатов купил небольшой, но доходный бизнес. Ванечка рос в достатке и любви, имел все лучшее – учителей, врачей, товарищей, не говоря об игрушках. Скоробогатов не мог надышаться на сына. Сын казался ему и самым умным, и самым храбрым, и самым добрым мальчиком.

Ванечка начал рано интересоваться девочками, и это только позабавило отца. Ванечка хотел нравиться сверстницам, и Скоробогатов не скупился: теперь у сына была лучшая одежда, лучшие машины и много карманных денег – ведь девчонки любят цацки и дорогие кабаки.

Этот Новый год Ваня собирался встретить на даче с какой-то подружкой, и Скоробогатов не возражал: зачем ему сидеть в душном ресторане среди чопорных и полупьяных друзей отца? Пусть отправляется на воздух, где будет веселая компания сверстников.

Ирэна как раз не хотела его отпускать и даже потребовала телефон подружки, на дачу к которой он отправляется.

А в Новый год, в половине первого ночи, когда веселье в ресторане было в самом разгаре, Ирэна вдруг закачалась и присела на стул у чужого столика. Скоробогатов, не уставший за девятнадцать лет любоваться своей женой даже на людях, немедленно заметил это.

– Тебе нехорошо? – тихо спросил он, когда протолкнулся сквозь толпу.

– Игорь, ты не смейся надо мной. Что-то с Ванечкой сейчас случится. Позвони ему, я сама боюсь.

Скоробогатов кивнул и вышел в тихий холл, где можно было говорить по телефону. Иван сразу снял трубку, и Скоробогатов вздохнул с облегчением. Он боялся признаться себе, что поверил в предчувствие жены. Это было как-то не по-мужски.

– Алло, сынок? У тебя все в порядке?

– Да, – удивленно ответил Иван. Отец никогда не контролировал его по пустякам и никогда не мешал спокойно развлекаться. И Ирэну отговорил это делать: мальчика не должна подавлять родительская опека.

– Ты на даче?

– Не, я ухал оттуда, мне не понравилось. Все как-то беспонтово у них. Типа бедно, но чисто.

– И куда ты едешь?

– Не знаю еще. К вам в кабак сейчас заеду, а там посмотрю. Надо же мне нормально поесть, а в приличное место уже не попасть, все забито под завязку.

– Ну давай, ждем тебя. Сколько тебе добираться?

– Час… Может, полтора. Снег идет и дорога скользкая.

Но прошел час, потом два, а Иван так и не приехал. Скоробогатов позвонил ему, но трубку никто не снял. Не появился он и утром, и снова не отвечал на звонки. Конечно, мальчик запросто мог найти себе хорошую компанию. Мог не слышать мобильного или потерять его. Мог выпить лишнего, наконец, – и забыть о родителях. Но Ирэна не спала до утра, и Скоробогатов не находил себе места.

К семи часам вечера он вызвал Семена, начальника своей охраны, и поставил перед ним задачу найти мальчишку немедленно. Не трогать, не мешать ему, а лишь выяснить: где он и что с ним. И велел при этом докладывать о результатах каждый час. Не потому что не доверял Семену или считал его глупей себя. Нет, он просто не мог успокоиться, а это заполнило бы тянувшееся бесконечно время. Лучше обсуждать с Семеном его поиски, чем ходить из угла в угол, как лев по клетке.

Семена Скоробогатов ценил и даже по-своему любил, Семен был предан ему как пес. Бывший опер, которого Скоробогатов вытащил из грязи, поклонялся ему, как идолу. И Скоробогатову это льстило. Но кроме преданности, у него было немало других достоинств: Семен жил одиноко, отлично знал свое дело, на него можно было положиться в самых щекотливых вопросах. У него нашелся только один пунктик, на который Скоробогатов смотрел сквозь пальцы: Семен обожал собак. Говорили, что и жена от него ушла из-за собак. Он держал их штук шесть или восемь. И ни одной породистой. Он подбирал их на улице – тех, которых особенно жалел. Кормил, чесал, лечил, выгуливал. Они поглощали все его свободное время. При этом с пафосом пояснял, что все его собаки – отличные ищейки. Некоторые ходят по следу, а некоторые выучены на поиск наркотиков. Но все понимали, что это ерунда.

Через час Семен знал фамилии и телефоны всех, кто уехал на дачу вместе с Ваней. Их было девять человек. У шестерых мобильники находились вне зоны доступа, а троих удалось отловить – к девяти вчера Семен доставил их домой к Скоробогатову. Никто из них до этого Ивана не знал, познакомились они на даче. Из всей компании хорошо знали друг друга только шестеро студентов биофака, остальные были их гостями – в том числе Иван.

Имя Людмилы показалось Скоробогатову знакомым, и он позвал Ирэну.

– Да, Людочка была у нас, – подтвердила та. – Она учится в университете. По-моему, что-то связанное с зоологией. Хорошая девочка, из хорошей семьи, я была рада, что Ваня привел ее к нам домой.

У Скоробогатова скоро заболела голова от повторения имен и бесконечного круга вопросов, которыми Семен мучил подростков. Но ничего нового выяснить не удалось: почему уехал Иван, никто не знал и не помнил. Он ни с кем не прощался, сел в машину и уехал. Они смотрели салют, пили шампанское, и никому до Ивана не было дела. Только одна мысль почему-то очень тревожила Скоробогатова: почему и как на месте Ивана оказался Егор? И Ивана после этого больше не видели. Зато все видели Егора, и никто не знал, кто он такой и откуда взялся.

Ребят отпустили, а Скоробогатов велел Семену выяснить, кто такой этот Егор и почему он не попал в его список. На всякий случай он даже позвонил хозяйке дачи и нашел, что это вполне приличная женщина. Но она ничего не знала ни про Ивана, ни про Егора.

Ночь прошла в безуспешных поисках: никакого Егора найти не удалось, все остальные версии о местонахождении Ивана тоже не подтвердились. Семен методично обзвонил всех его друзей и знакомых, каких смог достать, проехал по клубам и ресторанам, в которых Иван мог побывать. Его нигде не видели. Не видели даже похожего на него. Его мобильник приятным женским голосом сообщал о том, что телефон выключен или находится вне зоны действия сети.

Часов в десять утра позвонила хозяйка дачи и сообщила, что Иван действительно уехал в половине первого ночи и не возвращался обратно.

Скоробогатов, не спавший две ночи, пришел в отчаянье. На этой даче его сына видели последний раз, значит, оттуда и надо начинать поиски. Семен с ним согласился и в поездку взял двух своих «ищеек» и одного «быка». «Быка» звали Вовой, и он напомнил Скоробогатову девяностые годы: бритые затылки, кожаные куртки, лопающиеся на крутых плечах, короткие толстые шеи. Этот «бык» казался пародией на «братков» начала его карьеры. Впрочем, сам Скоробогатов ничем от них тогда не отличался.

По пути на дачу – а Семен успел выяснить, как туда добираться, – им дважды пришлось останавливаться. В первый раз Скоробогатову показалось, что он видел Ванечку в толпе у магазина, а второй раз – на заправке стоял его «мерседес». Семен напомнил, что Иван уехал на «семерке», поскольку «мерседес» в ремонте.

До дачи оставалось не более полукилометра, когда машину остановил сам Семен.

– Сиди здесь, Николаич, – велел он, вышел из джипа и вернулся на несколько шагов назад.

Скоробогатов вдруг испугался. Он испугался так сильно, что перестал дышать и зажмурился. Место, где Семен остановился, было пустынным. С обеих сторон дороги стоял лес. Перед ними по свежему снегу проехала лишь одна машина. Наверное, это и была хозяйка дачи. Никого. Ни домов, ни пионерских лагерей, только лес и заснеженная дорога.

Семен открыл заднюю дверь и вывел на снег своих ищеек. Скоробогатов побоялся его спросить, что он там нашел, а Семен, мрачнее тучи, ничего ему не сказал.

Он вернулся минут через пять, которые показались Скоробогатову пятью часами.

– Слышь, Николаич… – начал Семен робко и вкрадчиво, – ты тока не бери в голову. Я машину его нашел…

– Что?

– Семерка его в кювете лежит, на бок перевернута. Пустая она.

– Это не его, – сразу решил Скоробогатов.

– Смотри сам.

– Да я даже смотреть не хочу. Я говорю, это не его машина.

– Николаич, возьми себя в руки. Это его машина. Я точно знаю. Я думал собачек по следу пустить, да снегом все завалило, не чуют они ничего.

В отличие от Семена, Скоробогатов уже понял, что Ивана нет в живых. Теперь он знал это так же точно, как и то, что дальнейшие поиски бесполезны. Наверное, он понимал это с самого начала, с того момента, как Ирэна сказала ему о том, что с Ванечкой сейчас что-то случится. Но глупая, нелепая надежда на то, что он ошибся, все еще согревала ему сердце. Семен не смог бы этого понять, для него нет тела – нет дела. А Скоробогатов знал, давно знал, что Ванечка покинул их навсегда. Но все равно верил в чудо. И хотел продолжать верить в чудо, и продолжал бы, наверное, если бы не пустая машина, лежащая в кювете…

Собачки почему-то жались к ногам Семена и тихо поскуливали. Скоробогатов подумал, что они ничего не учуют, даже если сапоги крепко смазать одеколоном и пустить их по следу через пять минут. Эта мысль до того его рассмешила, что он захихикал. Он хихикал долго, а потом разрыдался. Ему пришло в голову, что если бы собаки Семена умели брать след, то уже нашли бы Ванечку.

Убитая надежда медленно вытекала из глаз, оставляя вместо себя желание отомстить всему миру за смерть сына. Всем! Хозяйке дачи, у которой дом оказался недостаточно хорош. Людмиле, которая не смогла найти лучшего места для встречи Нового года и не удержала мальчика около себя. Егору, который почему-то немедленно занял его место. Отомстить за то, что все они живы, а его ребенок – уже нет.

– Поехали, Семен, – мрачно выжал из себя Скоробогатов.

– Слышь, Николаич, может, он попутку поймал? – Семен попробовал вернуть нелепую надежду.

– Не поймал, – скривил губы Скоробогатов. – Не поймал! Это они, они все виноваты, все! Все!

– Николаич, ты это… погоди. Не горячись. Еще ж ничего не ясно. Я сам с детишками поговорю.

– Не смей соваться не в свое дело! – взорвался Скоробогатов. Обычно он не кричал на Семена.

Семен опустил голову. Не обиделся, нет. Впрочем, Скоробогатову было все равно. Ему надо было вылить свою боль, пока она не схватила за горло, пока не задушила его совсем. Все что угодно, только не думать о том, чего нельзя вернуть!

Колючий взгляд прищуренных глаз Семена на минуту стал ласковым.

8

– Надо бы котел протопить, – вздохнула Юлькина мама.

Ребята расслабились и перестали замечать ее присутствие. За столом шел оживленный разговор о «Мастере и Маргарите», который показали перед самым Новым годом. Берендей помалкивал. Он вообще не любил говорить, когда его не спрашивали напрямую.

Юлькина мама поднялась и собралась одеваться.

– Антонина Алексеевна, – тихо окликнул ее Берендей.