bannerbanner
f20 тело
f20 тело

Полная версия

f20 тело

Язык: Русский
Год издания: 2024
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Юлия Марфильская

f20 тело

В этом отражении я всегда пыталась найти себя, но видела лишь тело.

Мысль первая. Детство.

У меня есть тело. Или я и есть тело? Этот вопрос появился тогда, когда пятки этого тела не доставали до пола. Ноги свободно качались в воздухе, по старому телевизору шли бабушкины сериалы, за окном была жара, тянуло тиной от близлежащей речки, а моё тело просило шоколада. Я сама его не хотела, но эта глупая оболочка что-то смела требовать от меня. Это расстраивало. В таких ощущениях, конечно же, стоило разобраться, но до маленького сознания, которое только начинало свою жизнь, было всё мутно, поэтому идеи и помыслы откладывались. Но, когда же на голову обрушивалась ночь, приходило ощущение, чувство, что "я" есть нечто за гранью. Я была больше своего маленького детского тела, словно бы общность образов запечатали в плоть и кровь.

Было это так, что я физически ощущала, как мозг отправляет импульсы, чтобы пальцы рук начали двигаться. То есть тело было машиной, где все команды выполняются с помощью компьютера – сердце качает кровь, лёгкие кислород, желудок отвечает за топливо и так далее. Но чем была именно я?

Я мысль, лёгкое дуновение ветра, сверкающая молния, скоротечный поток реки. Я не тело. Тело это конструкция, в которой я обитаю. Употреблять пищу хочу не я – это потребность в энергии для тела. Мыться хочу не я – это необходимая гигиеническая мера для тела. Сладости хочу не я – это нужная деталь для поддержания серотонина в теле. Играть хочу не я – это посредственное использование избытка энергии в юном теле. Связь с другими людьми – …просто мне не нужна. Не мне, не моему телу. По крайней мере детскому телу.

Ноги не доставали до пола, а я уже понимала, что быть человеком мне не нравится. Не было ничего, что меня действительно интересовало, хотя со стороны казалось как раз-таки наоборот. Я тянулась ко всему и внимательно разглядывала всё что видела, потому что пыталась найти хоть что-то важное для себя. Иногда удавалось к чему-то приобщиться, но это быстро исчезало. Так например, каждое моё день рождения родители отводили меня в Мейлендесян – тогда это был один из лучших магазинов игрушек. Я хорошо помню, как мама говорила консультанту, что у нас сумма в десять тысяч рублей (доллар тогда был – 25 рублей) и потратить я могла всë. Консультанты вспыхивали и устраивали мне шоу, почти шапито, но всё же не так по чёрному. С каждым пройденным стеллажом пыл ослабевал, хотя были и те, кто даже входил в азарт. Дело в том, что меня трудно было заинтересовать. Мне не хотелось машинок, плюшевых игрушек, кукол и домиков. Всё было как-то посредственно. Для меня было важно, чтобы игрушка имела смысл. Куклу надо одевать или расчесывать волосы. Мне тяжело было своё тело собрать, а здесь кто-то другой. Консультанты уже молили выбрать хоть что-то, как и моя мама пускала мелкое ворчание на меня и мою "избалованность".

Я сдавалась и выбирала маленькую коробку пазлов. Не то чтобы они мне нравились. Скорее я им искренне завидовала. Пазл собираешь по деталям, которые идеально подходят друг другу. В итоге получается целая картинка. Я хотела чтобы кто-то также пришёл и собрал кашу в моей голове. Возможно, ты – читатель, испытываешь нечто схожее. Ты запутался в себе и не понимаешь себя. Всё кажется вроде и очевидным и одновременно с тем непонятным. Вся твоя суть это пазл и самого себя собрать у тебя не выходит. Тебе страшно, тебе больно, ты растерян. Я понимаю. Но на самом деле любой пазл можно легко собрать. Возможно даже не одному, а с друзьями, семьёй, любимым человеком или всё же в одиночку. Нужно лишь внимательно оглядеть все детали и разложить их в логической системе, а там дальше будет проще собрать целую картинку.

Мне хватало маленькой коробки пазлов на год, но остальные от чего-то испытывали разочарование. Особенно мама, которая всё равно набирала те игрушки, которые считала нужными. По итогу я даже не играла ими, отчего чувствовала вину. Уже тогда, не понятно откуда, у меня была денежная значимость. Вина росла от того, что на меня потратили деньги, а я воротила нос. От чего в конце концов мне приходилось делать вид, что мне всё нравится, что мне комфортно. Так же и со вкусностями из магазина, которые я не просила, но их купили. Я бы могла прожить жизнь на самом минимуме, но на меня вечно что-то давило и говорило "так надо". От этого я чувствовала себя неспокойно. Неспокойно от того, как меня затаскивали в рамки и говорили как правильно, хотя те же люди сами ни черта не знали как правильно. Поэтому я начала кормить вкусняшками тело не потому что это необходимо или хочется, а ради того, чтобы не обидеть и удовлетворить кого-то.

Неспокойно было просто дышать. Взрослые ждали от меня другого поведения. Я проводила свои дни тихо и незаметно. Мне это нравилось. Я могла целый день сидеть лицом в стену, рассматривая узоры, будто телевизор. Но мне впихивали игрушки и ждали что я буду вести себя шумно и активно. Я же хотела скрыться от всех, как кот в коробку. Неспокойно было, когда со мной пытались заговорить или с кем-то подружить. Мне было не интересно и пусто. Хотя в этом свои плюсы. В гостях если и брала что-то в руки, то аккуратно смотрела и ставила на место. Взрослые говорили "какая скромная и воспитанная девочка". Хотя, как по мне, странно когда ребёнок молчит весь день и смотрит в пустоту. И я не преувеличиваю. Возможно взрослым стоило задуматься об аутизме у ребёнка, но, как и всегда, люди крикнут “депрессия в ноль лет”. Если бы люди относились к психическим отклонениями как к простуде, удалось бы избежать хотя бы половину того, с чем я столкнулась.

Однажды я услышала о смерти. Ох, о смерти я думала много. Меня она интересовала. Хотя, казалось бы, тогда я даже не сталкивалась с ней напрямую. Чуть позже я поняла, что смерть окружает нас. Как когда находились мёртвые гусеницы и бабочки. Я брала их в руки и долго смотрела. Это было забавно, когда руки живого тела, держали мёртвую плоть. Я долго носила с собой эти трупы и складывала в особый угол. Со временем части их тела уносило ветром и тогда я думала, что теперь они часть воздуха, мысль. Так же хотелось и мне. Раствориться на части, в пыль и улететь подальше от всех. Я могла бы сделать это и в шесть лет.

О смерти я думала и тогда, когда нужно было накормить тело. Поедая, например, курицу, мне было вкусно, но грустно. И стыдно. Не перед курицей. На неё мне было всё равно. Она уже мертва. Я думала об устройстве мира и способе пожирания жизни. Каждое возможное желание, которое когда-либо возникало в мире – было создано природой. За это я её не любила. Желания сковывают нас, но тут же и дают тягу к жизни. Быть живым значит – впитывать, получать. Когда же существо умирает, то медленно сгнивает в почве или становится съеденным. Быть мёртвым значит – рассеять, отдать. Чем я являлась в этой цепи, если с ранних лет моё сознание существовало отдельно от тела, которое и просило что-либо? Если я не имею желаний, значит не впитываю. Значит не живу. Но и себя я ничему не отдаю.

Наверное, дело в том, что я лишь мысль?

С каждым днём моё настроение становилось всё более пассивным. Я молчала, пряталась, никогда не спорила и редко что-то просила. Так же злилась, если мне давали то, что я не просила, ведь тогда бы пришлось придумывать, что с этим сделать, чтобы не расстроить того, кто дал мне это. Бывало впадала в полную апатию и отстранённость от всего мира. Я не слушала окружающих меня людей. Во мне были попытки услышать нечто большее, чтобы найти смысл и идею. Так и случилось однажды, когда я почувствовала неожиданный прилив эйфории.

Это было на даче. На днях собирали грибы. Мне пришло осознание, что тело моё гриб. Именно. Гриб. Это было сильное убеждение, которое ничем не испортить.

Ба, я гриб! Деда, я гриб-гриб!

Взрослые лишь смеялись, списывая на детскую дурашливость. Руки этого тела тянулись вверх, над головой, будто шляпка. На лице была улыбка, впервые за последнюю неделю. Всё померкло, как нежданная гроза в жаркий летний день. Сначала была паника, руки дрожали, словно первые толчки землетрясения. Мир стал словно не настоящий. В животе неприятно заскрежетало, словно ещё чуть-чуть и я вырвусь из тела. Тогда помимо себя, истинной себя, я услышала будто бы чужую мысль.


– Черви.


Эта мысль мне не понравилась. Не понравилось её значение и тот факт, что мне она не принадлежала. То как это и бывает с грибами, в теле закопошились черви. Я испугалась и побежала к дедушке, прося его достать из меня червей. Тело чувствовало, как они копошатся под кожей. Это было щекотно и противно.


– Не придумывай! Ты просто заигралась!


Верно. Дети ведь от скуки придумывают глупости. Тело убежало обратно в дом. Я была маленькой и не знала, где находятся ножи. И это везение. Если бы я нашла нож, всё было бы намного хуже. Самым верным решением мне тогда, казалось достать червей самостоятельно. В тамбуре валялся старый кривой штопор, которым и были совершены попытки вскрыть тело. Ничего не вышло. На мой плачь пришёл дедушка и отобрал штопор. Помню он был удивлён и растерян.


– Не говори об этом родителям, ладно? А то они больше не отпустят тебя на дачу.


И я молчала. Точнее… По большей части молчала. Иногда, в самые тяжёлые дни, вдруг хотелось говорить. Говорила я с папой.

Летом, когда по реке ещё ходил туман, отец будил меня. Я торопливо собиралась, чтобы отправиться с папой вверх по реке, где был перекат. На спине папа нёс немного еды и надувную лодку. Шли мы долго. Лес мне нравился. Жара не нравилась. Сияющие полевые цветы нравились. Ветер нравился. Насекомые не нравились. Говорить с папой мне нравилось. Говорить с папой было спокойно. Возможно от того, что я никогда не слышала от него упрёков.

Уже на перекате было полно людей. Я не помню почему все собирались там с ближайших деревень. Просто так было. Семьи жарили шашлыки, спали в палатках, играли в игры и завороженно смотрели на реку. Мы с папой отлично вливались к ним. Ближе к вечеру отец надувал лодку и мы сплавлялись вниз по реке обратно к дому. Я рассказывала папе о своих слишком реалистичных снах; о смерти; говорила о листьях; странных поступках взрослых, которые меня пугали; о бобрах, которые иногда проплывали рядом; о небе; количестве звёзд, сосчитанных перед сном. Тогда папа отвечал мне словами о Боге; читал Библию, которую он всегда брал с собой; говорил о космосе; о том, что в жизни я встречу много людей и странностей, с которыми мне придётся сосуществовать.


– Поступай по уму. Прислушивайся к словам окружающих, но никогда слепо не следуй. Слушай себя. Ничего не бойся.


Я не боялась. Если честно, я ничего не боялась. Всё принимала как факт. Может многое избегала, чтобы не добавлять себе лишней мороки. Возможно именно моё отсутствие страха перед чем-либо и стало причиной, по которой я молчала. Папа уезжал в город. Это тело снова было само по себе. В особые дни, когда настроение уходило в минус, я начинала слышать и ощущать то, чего быть не могло. Так например, были ночи, когда в перерывах от кошмарных снов, я то и дело слышала скрежет из коридора. Мне всегда думалось, что лучше его игнорировать, но однажды, уже под утро, я осмелилась пойти на шум, который по итогу исходил из старой канистры. Внутри оказалась рыба, которая билась в конвульсиях. Всё ее тело было пронизано червями, а запах стоял такой, что можно было вывернуть кишки этого тела наружу. Я рассказала всё бабушке и привела её, но в канистре уже не было червей. Лежала засохшая мёртвая рыба. Возникло чувство растерянности и глупости. Особенно это ощущение усилилось, когда взрослые внедрили мне мысль, что я надумываю.

Всё стало хуже, когда телу исполнилось семь лет. Это пора школы. Там я столкнулась со многим, что меня поразило. Я не имела представления зачем она нужна и к чему меня готовит. В школе можно учиться или находить друзей. Ни то ни другое меня не интересовало. В первом случае, интересно было до того момента, пока меня не заперли в рамки. С этим у меня всегда была бурная реакция. Частенько мои знакомые спрашивали, почему я не ходила в художественную школу, имея талант. Я же всегда придерживалась мнения, что школы отбирают у детей талант и внедряют в общие рамки. Я ведь пыталась ходить в художественную школу в детстве. Как-то мой рисунок, где подоконник фиолетовый, критиковали, ведь все подоконники белые. Тогда меня считали глупой. Я же считала глупыми тех, кто верит лишь в одну единственную верную правду, когда как правда для каждого своя.

Или когда я делала что-то, что казалось бы понятно для всех, но на деле взрослые опять критиковали. Рисунок был простой, красное яблоко, а рядом здание размером с него.


– Таких больших яблок не бывает, глупости!


– Яблоко маленькое. Просто оно близко, а здание вдалеке. Вот вам и кажется.


– Оправдываешься!


В школе мне становилось дурно. Меня всегда интересовало, почему учителя так тащат за отличников и совсем не обращают внимания на двоечников. Казалось бы, куда больше внимания стоит уделять двоечникам и вытягивать их.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу