Субэдэй. Яростное сопротивление

– Значит, Тэлэк тоже будет охотником? – вдруг прервал их разговоры Богдан, громко обратившись к вождю. Он, как никто другой, понимал, что сейчас важно добиться признания вслух, при всех, чтобы потом не было пути назад.

– Э-э… Ну…

– Две палки – два копья?! – обращаясь к охотникам воскликнул Богдан, как бы говоря им, скажите, вы же слышали, что ваш вождь говорил это. Туматы почувствовали благородный порыв чужака. Они подхватили его слова и несколько раз прокричали:

– Две палки – два копья! Две палки – два копья! Две палки – два копья!

Баргуджину ничего не оставалось, как признать в душе своё поражение. И впервые в жизни он сделал это с искренней радостью.

– Тэлэк из рода Ныргая будет охотником! – вынес он свой вердикт и поднял над головой кулак.

Взрослые мужчины радовались, как дети, хлопали друг друга по плечам, что-то выкрикивали и даже смеялись. И только Тэлэк сидел под деревом и плакал. Но это были слёзы счастья.

Всех юношей собрали у гэра вождя. Охотники помогали шаману готовить их к последней волнующей процедуре – нанесению татуировки. Хотя на самом, деле, это была непростая татуировка. Туматы делали тату в зависимости от события. Обычно они означали победу над врагом, очень удачную охоту, рождение ребёнка или посвящение в охотники. От других племён их отличали именно эти странные знаки, поэтому туматов часто называли «шитые лица». Её наносили иглой и ниткой, испачканной в пепле костра. Получался тонкий пунктирный узор. При посвящении в охотники юношам делали то же самое, только на левой руке – от кисти до шеи.

Когда подошла очередь Богдана, старшие охотники предложили сразу нанести ему знак на лицо, потому что он, по их мнению, заслужил это своим поведением. Вождь посоветовался с шаманом и отказал, потому что все поступки чужака были совершены до того, как он стал охотником. А знак особой заслуги на лице наносился только после этого ритуала. Остальным пришлось согласиться. Однако это оказалось к лучшему. Почти у половины юношей кожа после этого вздулась и покраснела. Их знобило, поднялась температура. Они потели и тяжело дышали.

Богдану тоже было не по себе, но он вместе с Тускулом несколько раз спускался к реке и там вынимал косточки из ран. Затем они промывали их водой и давали немного подсохнуть. Изобилие трав и растений в этой части леса было очень кстати. Повсюду виднелись высокие стебли тысячелистника с чашеобразными веточками. Цветы в этом месте были жёлтые. Чем-то эти растения напоминали маленькие сосны – такие же тонкие стебли без веток, большая крона вверху, только цветов у сосен не было. Ещё Богдан протирал раны соком полыни. Но не самой травы, а её корня. Так учила мама, когда он однажды в детстве порезал ногу на озере.

Шаман, кстати, знал об этих травах. Но у него были ещё свои рецепты, о которых он не хотел рассказывать. Дзэтаю приходилось следить за ранами других. В этом году воспаление было у большого количества юношей. Богдан понимал, что это – результат попавшей в кровь грязи, и втайне, когда рядом не было шамана, помогал ребятам, вынимая кости из-под кожи и выдавливая сукровицу с гноем из ран до появления крови. Он протирал их тем же самым корнем полыни, что и себе, а потом подкладывал листья тысячелистника. Как ни странно, шаман либо не замечал этого, либо был не против. К счастью, в этом году никто не умер. Говорили, что обычно один или два человека умирали, но для туматов это считалось честью.

Глава 3. Страшная новость

Несколько дней прошли в томительном ожидании. Было больно, нудно и скучно. Никто ничего не делал. Когда юноши смогли идти, вождь приказал возвращаться. Пора было готовиться к празднику охоты и поиску жён, как говорили старшие воины. Однако в стойбище их ждали ужасные новости. Произошедшее потрясло даже взрослых туматов своей беспощадной суровостью.

У самых первых гэров стало ясно, что случилось что-то плохое. Где-то вдали слышались причитания женщин. Охотники поспешили туда и увидели страшную картину: на земле лежали два завёрнутых в ткань тела. Старейшины готовили костры. Значит, умерли два человека. Это были две беременные женщины. Обе скоро должны были рожать и ходили перед этим к Гризе, жене шамана. Их родственницы громко плакали, другие стенали, старейшины угрюмо молчали – всё случилось накануне вечером, буквально перед самым возвращением охотников.

Богдану показалось подозрительным, что у беременных была температура, они были горячими, как говорили плачущие родственники, жалуясь шаману и вождю. Ночью несчастные начали общаться с духами, их речь стала бессвязной, они потели, тяжело дышали и смотрели безумными глазами в пустоту. Всё это было похоже на заражение какой-то инфекцией, но больше в племени никто не заболел, хотя вокруг двух беременных постоянно находилось много людей.

– Мы не можем проводить праздник до следующего полнолуния, – сказал вождь, обращаясь к старейшинам.

– Сколько охотников вернулось? – прокряхтел кто-то из седовласых стариков. Он задавал этот вопрос не просто так.

– Все.

– О-о… – с удивлением и тайным пониманием выдохнули старейшины. Для них всё стало ясно. – Духи леса взяли их жизни. Они ушли вместо них, – со знающим видом заключил самый главный из них, Тоэхай.  Вождь повернулся к шаману.

– Надо готовиться к обряду очищения. Иди, собери всё что нужно, и приходи к моему гэру.

– Духи леса не взяли охотников. В этом году никто не умер. Они взяли души женщин и детей, – трагично произнёс Дзэтай. Баргуджин ничего не ответил. Словами здесь было не помочь. Он оставил охотников и родственников горевать у тел, и направился к своему жилищу. Шаман медленно побрёл в сопровождении сына и чужака к спуску. Теперь Дзэтаю предстояло провести два дня в гэрах этих женщин, сжигая в костре горькие травы. Ещё он должен был просить духов леса не забирать жизни других соплеменников.

Это был тяжёлый обряд, который требовал много сил, а их у бедного шамана уже не осталось. Он и так почти не спал несколько ночей во время посвящения.

Они подходили к холомо, когда Дзэтай вдруг остановился и замер. Тускул тоже напрягся, посмотрев в сторону натянутых шкур и торчащих палок. Над отверстием не было дыма, и полог, обычно открытый в такую жару, был наглухо закрыт. Солнце висело в самом центре небосклона. Они поспешили вперёд, и их напряжение передалось Богдану. Даже у него тряслись руки, когда они пытались развязать кожаные ремешки, удерживающие изнутри длинную шкуру. Полог был закреплён очень надёжно.

– Гриза! – громко позвал шаман. Тишина только усилила нервное напряжение, и Дзэтай, споткнувшись о лежавшую у входа палку, упал на колени. Богдан с Тускулом сумели засунуть руки под полог и найти места креплений. Через несколько мгновений шкура отлетела в сторону, и внутрь ворвался яркий солнечный свет. Богдан поймал себя на мысли, что узкая полоска напоминает ему луч прожектора, но испуганный вид Тускула заставил сразу забыть об этом. Шаман продолжал сидеть у входа, что-то бормоча посиневшими губами. Он не решался войти. Тускул, его сын, первым шагнул внутрь.

Гриза лежала у потухшего костра на большой медвежьей шкуре. Видимо, на ней было теплее, чем на других. Она спала, подложив руку под голову. Всего в двух шагах от неё лежали остывшие угли, на которых дрожал потревоженный резким порывом воздуха пепел. Тускул подошёл ближе и опустился на колени. Затем медленно положил руку на плечо и повернул мать к себе. Тело безвольно откинулось назад, на спину, голова запрокинулась, и он увидел матовую маску воскового лица. Тускул отшатнулся, но не встал, продолжая смотреть на закрытые глаза, обострившийся нос и бесцветные губы.

Богдан стоял у входа, когда сзади послышалось тяжёлое дыхание Дзэтая. Тот с трудом шагнул вперёд и схватился за вовремя подставленную руку. Оба подошли к Тускулу и опустились рядом с телом Гризы.

– А-а-ах… – со стоном выдохнул шаман, увидев что-то возле пояса жены. Дрожащей рукой он подтащил к себе развязанный мешочек и достал оттуда щепотку травы. – А-а-ах… – снова простонал он и прижал его к груди. Глаза наполнились слезами, и Дзэтай, не сдержавшись, разрыдался.

Богдан вышел наружу. Вскоре подошёл Тускул. Какое-то время оба молчали, чувствуя, что три смерти в племени внезапно сделали их намного старше.

– Надо сказать вождю, – негромко предложил Богдан, понимая неуместность соболезнований. Он искренне сочувствовал другу, но слова застряли в горле. Лучше было промолчать.

– Да, – еле слышно произнёс Тускул. Потом повернулся к нему и тоже расплакался.

– Ну, ну, прекрати, – с трудом выдавил из себя Богдан. – Слезами горю не поможешь. Ты не виноват. Это – жизнь, ничего не поделаешь, – ему противно было говорить эти слова, от них веяло фальшью и неискренностью, однако он действительно не знал, что делать.

– Мы все умрём, – вдруг выпалил Тускул.

– Что?!. – у Богдана глаза полезли на лоб, а в голове закрутились тысячи мыслей о том, что в племени точно началась эпидемия, Тускул об этом знает и теперь всех убьют.

– Они были тут. Они приходили к ней! – захлёбываясь от слёз, бормотал Тускул. – Трава. Она дала им траву. Я знаю. Это – трава для родов. Они умерли. Она тоже… тоже пила… эту траву, – глухие рыдания сотрясали его сильное тело, и Богдан не мог без боли смотреть на мучения друга. Но, оказалось, это было не всё.

– Ты не виноват, – снова попытался успокоить Тускула он, думая, что тот жалеет мать и умерших женщин.

– Совет выгонит нас. Лесные люди. Мы умрём. Мы не можем жить в лесу. Мы умрём, – повторял он одно и то же, и тут до Богдана дошло, что Тускул боится изгнания. Вот оно что! Его мать была виновата в смерти тех женщин… и в своей тоже!

– Нас всех выгонят? – осторожно спросил он. Тускул кивнул в ответ. Богдан лихорадочно соображал, что делать. Получалось, это касалось и его. Раз он жил с шаманом, значит, они были вместе. Спрашивать об этом Тускула не стоило. Но интуиция подсказывала, что действовать надо было срочно. Вождь ждал Дзэтая для совершения обряда и мог прислать охотников. В это время из гэра послышались странные заунывные звуки. Они сразу ринулись внутрь.

Отец Тускула сидел на том же месте, рядом с трупом жены, и медленно раскачивался из стороны в сторону. Возле него, на куске кожи, лежал маленький мешочек. Из него высыпалась светло-серая пыль, очень похожая на пепел.

– О-ох! – вырвалось у Тускула.

– Что? – видя волнение друга, спросил Богдан. Тот схватился руками за голову и скривил лицо. – Ну что? Скажи, чёрт тебя подери!

– Всё, он ушёл, – простонал Тускул.

– Куда ушёл?

– К духам. Далеко. О-ох! – сына шамана охватило отчаяние. – Что делать? Как сказать вождю?

– Подожди! – резко оборвал его Богдан. – Как ушёл? Ты можешь объяснить? Что он сделал?

Тускул посмотрел на него осмысленным взглядом и кивнул на отца.

– Вот.

– Что вот?! – еле сдерживаясь, резко спросил Богдан. – Что?!

Вместо ответа парень открыл ладонь и провёл по ней указательным пальцем. Затем высунул язык и лизнул его.

– Ах вот оно что! – воскликнул Богдан. До него наконец дошло, что тот имел в виду. Он наклонился к шаману, но Тускул схватил его за плечо.

– Нет! Это плохо. Надо спрятать! Очень плохо. Это – гэдэгай! О-ох, гэдэгай…

– Гэдэгай? Мухоморы, что ли? Хм-м… Странное слово. Да, вижу. Мешочек на завязках. И ещё завёрнут в кожу. Не зря. Хм-м… Слушай, значит, это он его на язык и к духам, да? – быстро спросил Богдан, поняв, что в мешочке у шамана хранилась какая-то галлюциногенная трава.

– Да, – подтвердил тот.

– И долго он там будет? Ну у духов, я имею в виду. Час, два? Вот чёрт… Нельзя так. Долго он так будет сидеть теперь? До заката?

– Нет, до утра, – безвольно опустив руки, с грустью ответил Тускул. Богдан быстро прикидывал, что можно сделать. План был прост, но для этого надо было обмануть друга. Он недолго колебался. – До утра ждать нельзя! А как же обряд проводов? Мы не можем ждать. Ты должен его вернуть. Понимаешь?

– Я? Вернуть? Как? – Тускул был явно не в себе. На него навалилось страшное горе. Он боялся, до дрожи в коленях боялся, что их с отцом выгонят из племени. Полные ужаса глаза смотрели на Богдана, и тот видел, что бедняга ничего не понимает. Но он хотел при помощи хитрости всё исправить. Надо было убедить Тускула только пойти за отцом.

– Знаешь, твой отец очень хороший человек, – начал он. – Отец пошёл к духам, чтобы найти твою мать. Он хочет попросить их вернуть Гризу. Он её любит. Понимаешь?

– А-ах… – у парня перехватило дыхание. Эти слова попали в самое сердце.

– Надо вернуть его. Слышишь? Ты ведь сможешь это сделать? Ты поможешь своему отцу? – искренне произнёс он. Тот с благодарностью закивал головой. На глазах выступили слёзы. – Давай, бери! – Богдан подтолкнул его в спину и показал на мешочек. – Надо догнать его, пока он не ушёл слишком далеко!

Дрожащий палец коснулся серой пыли и медленно перенёс её на язык. Тускул поморщился.

– Молодец! Ещё, ещё! – подбадривал его Богдан. – Отец далеко ушёл. Его надо догнать. Бери ещё!

Во второй раз к мокрому пальцу прилипло гораздо больше перетёртой травы.

– Я… – попытался что-то сказать сын шамана, преданно глядя ему в глаза и теряя ориентацию.

– Садись, садись, – Богдан помог опуститься на шкуру рядом с отцом и принёс воды.

Напоив Тускула, он выглянул из гэра. На тропинке никого не было. Надо было поторопиться. Однако перед последним шагом требовалось подождать, пока юноша погрузится в мир иллюзий. Когда глаза Тускула закатились наверх, а рот открылся в бессильной попытке что-то сказать, настал момент для решительных действий. – Дзэтай, ты меня слышишь?! – громко позвал Богдан. Ему пришлось несколько раз повторить свой вопрос и даже потрясти шамана за плечи, пока тот не посмотрел на него пустыми глазами. Шаман явно ничего не видел. Однако он его слышал. И это было самое главное. – Духи леса забрали Гризу в долину предков. Ты слышишь? – Богдан вынужден был повторить это несколько раз, пока он не добился того результата, о котором ему когда-то рассказывала мама-Таня. По сути, это был гипноз. Когда Дзэтай вдруг горестно выдохнул и повторил его слова, Богдан чуть не подпрыгнул от радости. Дальше последовало точно такое же внушение по поводу умерших беременных женщин. Проделав это с шаманом, Богдан перешёл к его сыну. С Тускулом всё получилось гораздо быстрее. Но время шло, и надо было торопиться. Поэтому последнее, что оставалось сделать, это закрепить эффект и «уничтожить улики», то есть тот мешочек, который лежал рядом с телом Гризы.

Богдан вышел из гэра и принёс воду. Она не привела отца и сына в нормальное состояние, однако немного взбодрила и даже заставила пошевелиться. Они фыркали и отворачивались, закрывая лицо руками. После этого Богдан снова повторил придуманное им заклинание:

– Гризу забрали духи леса! Духи забрали двух беременных женщин. Духи забрали их детей. Духи защищают туматов. Это – жертва духов. Они взяли их себе. Дух леса, дух реки и дух гор. Три духа – три жертвы, – и так по кругу несколько раз.

Дзэтай и Тускул повторяли за ним эти фразы до тех пор, пока снова не выключились. Отец завалился на спину, а сын – на бок. Теперь оставалось только ждать и надеяться на лучшее. Богдан повернул голову к выходу и увидел вверху, в самом начале тропинки, двух взрослых охотников. Ему хватило времени, чтобы осторожно затянуть маленький мешочек и снова завернуть его в кусок кожи. А второй, который лежал рядом с Гризой, он сразу высыпал в кострище.

Когда два тумата вошли в жилище шамана, перед ними открылась удивительная картина: у дальнего войлока лицом вверх, вытянув руку в сторону, неподвижно лежала Гриза, Рядом с ней распластался Дзэтай. Тоже без признаков жизни. Возле него, нелепо подвернув под себя руку, лежал на боку их сын. С другой стороны от потухшего костра сидел, обхватив руками голову, Билбэт. Он раскачивался и повторял одну и ту же фразу:

– Жертва, жертва… Духи леса забрали Гризу! Духи леса забрали Гризу!..

Охотники сразу поспешили к вождю. Вскоре тот, в окружении десяти охотников и двух старейшин, пришёл к холомо шамана.  Там он застал ту же картину. Баргуджин сразу всё понял: Гриза была мертва, а шаман с сыном попали к духам леса. Однако он знал, как их спасти.

Вскоре на головы Дзэтая и Тускула обрушились струи воды.

– Что случилось? – спросил вождь. Он пристально смотрел в грустные, полные скорби глаза чужака и чувствовал, что это – не последнее странное событие, связанное с его появлением в племени туматов.

– Гризу забрали духи леса. Она ушла в долину предков. Шаман пошёл за ней. Он просит духов вернуть жену и ребёнка. Тускул пошёл за отцом. Он хочет вернуть его в гэр. Дух леса, дух реки, дух гор взяли трёх женщин! Три духа защищают туматов. Они взяли их с собой! – эти слова произвели на всех сильное впечатление.

Надежда Богдана на то, что туматы суеверны и вождь не подумает о том, как это произошло и как шаман с сыном могли отправиться к духам, полностью оправдалась. Охотники со страхом переговаривались, обсуждая смерть Гризы. Ведь это была третья беременная женщина в племени. Такого ещё никогда не было. Даже старейшины были испуганы и хмурили брови, с недоумением качая головами. В таких событиях они видели недобрые предзнаменования. А ссора с уйгурами и нависшая над ними угроза войны только укрепляли их в этой мысли. Они долго обсуждали произошедшее с вождём, ожидая когда охотники наконец «вернут» шамана. Когда Дзэтай смог говорить, его сразу подвели к Баргуджину и старейшинам.

– Что случилось? – грозно спросил он.

– Гризу забрали духи леса. Я видел их. Они забрали женщин. Духи защищают туматов. Три духа – три жизни…

Больше от него ничего нельзя было добиться. Дзэтай повторял одну и ту же фразу в разных вариантах. Почему духи забрали трёх беременных женщин, как это произошло, как сам шаман отправился вдогонку за своей женой, а потом и его сын – всё это осталось без ответа. Но, как и рассчитывал Богдан, эти вопросы никого не интересовали.

Тускул не смог ничего добавить, и его оставили в покое. Вождь знал, что тот не очнётся до следующего утра. А чужак так искренне горевал, что сомневаться в его непричастности не было смысла. Тем более, что для Баргуджина всё выглядело закономерно: беременную жену забрали духи леса, шаман любил её и пошёл за ней. Сын тоже любил отца и мать и последовал за ними. Единственное, чего вождь не мог понять, это смысл послания, которое оставили ему духи в этих словах. А в том, что они о чём-то предупреждали, вождь туматов не сомневался.

Всю дорогу до становища он думал только об этом. Но мысли всё равно приходили к тому, что скоро настанут тяжёлые испытания и к ним надо готовиться ещё более тщательно. В гэре его уже ждала Айлана. Замерла у стены, подождала, пока он сядет на своё место и тихо подошла ближе. Они долго молчали. Комары жужжали над головой, залетая в просветы между незакреплённым пологом и шкурами стен. Есть не хотелось. Баргуджин поднял взгляд и увидел в них любовь, терпение и безграничную преданность. Айлана погладила его по руке. Впервые за долгие годы он обнял её и молча уткнулся в плечо, как ребёнок.

– Духи леса забрали Гризу, – тихо произнёс он.

– Да. Бедных Найру и Дилу тоже, – добавила она.

– Ты всё знаешь. Сложное время. Неспокойно мне.

– Нам всем неспокойно. Уйгулана вся извелась.

– Понимаю. Скажи, не до обряда сейчас. Три смерти – это знак. Нельзя его проводить. Надо подождать.

– Я-то понимаю. И она смирится. Но Нурэй…

– Что Нурэй? – насторожился Баргуджин.

– Злится. Говорят, он хочет без обряда взять Уйгулану.

– Хм-м… Только этого не хватало! Тогда все могут так… Нет, сейчас нельзя. Точно нельзя. Я чувствую.

– Я тоже. Ты прав. Женское сердце подсказывает мне, что надо сделать шаг навстречу.

– Что? Кому? Мне? – не понял он.

– Сегодня вернулись дозорные. Они видели в долине стадо буйволов. Одного даже убили и съели. Говорят, можно много шкур собрать, – осторожно попыталась донести до него свою мысль Айлана.

– И?..

– Если уйгуры придут, ты говорил, нужны копья и луки. Железные стрелы и топоры. Много длинных ножей. Ты сам говорил.

– Ну да.

– Чужак сказал, что надо обменять все шкуры, какие есть, на эти длинные ножи и топоры.

– Опять этот билбэт! – вспыхнул Баргуджин. – Куда не сунься, везде он! Ты знаешь, что он сделал на посвящении? – дальше последовал рассказ о подвёрнутой ноге Тэлэка и хитрости чужака.

– Он обманул тебя, но все поддержали, – покорно согласилась Айлана и снова вернулась к своей мысли. – У тебя теперь много охотников. Они с радостью пойдут за буйволами, пока не пришли дожди.

– Конечно. Ты – молодец. Надо их отправить, – согласился Баргуджин.

– За молодыми нужен глаз да глаз. Нужен опытный и сильный охотник. Чтобы слушались и не спорили.

– Ах вот ты о чём! – наконец догадался он. – Как хитро! Отправить туда Нурэя, чтобы не мешал здесь?

– Разве это плохо? Старейшины согласятся. И Уйгулана не будет нервничать.

– Надо подумать, как это сделать. Так будет спокойней.

– Конечно, конечно. Ты подумай. Посоветуйся со старейшинами. Это поможет. Тогда они все решат так. Не ты один. Правильно?

– Какая ты хитрая лисица у меня! – с улыбкой прошептал ей в ухо Баргуджин и крепко прижал к груди. Они даже не думали, что дочери, в отличие от сыновей, не спят и внимательно прислушиваются к каждому их слову, как испуганные куропатки в кустах, заметив приближающуюся опасность.

Глава 4. Знахарка и одежда

На следующий день туматы встали до рассвета. Надо было проводить умерших в долину предков и отправить юных охотников за буйволами. В это время в стойбище пришёл Богдан. У него возникли две проблемы. Первая, шаман и его сын ещё не пришли в себя и лежали, как брёвна, в мрачном холомо. Причём на его шкуре. Есть было нечего. Вторая проблема была в том, что ночью стало холодно. Сон был прерывистым до самого утра, пока не появилось солнце. Даже разминка и купание в реке не изменили настроение.

К тому же Богдан понял, что пора менять одежду и убогий шалаш. Если начнутся дожди, то вся эта прекрасная природа сразу превратится в отвратительную, мерзкую, грязную и холодную растительность. А земля станет медленно вытягивать тепло из дрожащего тела, пока он не умрёт. Надо было срочно подумать об одежде и жилище. Даже если шаман разрешит жить в холомо, зимой без тёплой одежды всё равно будет холодно.

Тропинка привела Богдана к крайним гэрам, но сердце заставило пройти дальше, к жилищу вождя. Там он замедлил шаги и, увидев женскую фигуру, осторожно приблизился.

– Привет! – окликнул он девушку. Та повернулась и вздрогнула от неожиданности. Это была Аруна. Она сразу нырнула внутрь и вскоре оттуда появилась Уйгулана. – Привет! – повторил он. Дочь вождя подошла ближе и улыбнулась.

– Покажи, – вместо приветствия сказала она, протягивая руку к плечу.

– А-а, это! – хмыкнул Богдан. Раны уже подзажили, но они всё ещё ныли.

– Ты – охотник! – важно произнесла Уйгулана. – Это хорошо.

– Да, наверное. Вот, смотри, – пунктирная полоска была не такой широкой и чёрной, как у взрослых, и в нескольких местах кожа вздулась, но его это не волновало. Главное, дочь вождя была рядом и с ней можно было поболтать. – Прямо, как у бурундука на спине, – пошутил он, но неудачно. – Шов такой большой, да… вот…

– Бурундук – глупый. Билбэт – умный. Это – хорошо. Ты теперь охотник и сын племени. Ты не должен просто так смеяться, – назидательно заметила она.

– Ну да! Что я, старик, что ли? Без шуток можно умереть. Ты вон тоже совсем не шутишь. Такая суровая, как лёд на реке. Не растопишь.

– Я не суровая. Я осторожная, – поправила его Уйгулана.

– Да, сама матушка осторожность, – пробубнил Богдан и, заметив, что из-за полога за ними подсматривает её сестра, решил сменить тему. – Слушай, у меня тут проблема… Вот чёрт, опять это слово. Короче, мне надо одежду сшить. Понимаешь? Где вы её берёте?

– Одежду? Зачем? – почему-то удивилась она.

– Как зачем? Чтобы не замёрзнуть. Дожди, осень, потом зима, холод, снег. Знаешь такие слова? – с насмешкой в голосе спросил он.

– Я знаю такие слова. А ты, что, не умеешь делать одежду? – в очередной раз поставила его в тупик дочь вождя.

– Делать одежду? Э-э… Как? Сам? – опешил Богдан, с трудом понимая, что в племени, наверное, каждая семья, каждый род делали одежду сами. Это звучало логично. – И охотники тоже? – с сомнением спросил он. Уйгулана утвердительно кивнула. А потом рассмеялась.

– Ты такой хмурый, как барсук! Я тоже пошутила! Охотники делают только зимние шкуры и штаны. Остальное – женщины. Если у тебя в холомо нет женщины, тебе надо к Сигхе.