Парижская архитектура: от ампира до модернизма

В своих мемуарах[12] он ярко описывает портрет будущего префекта столицы: «Как ни странно, меня соблазнили не столько способности его замечательного ума, сколько недостатки характера. Передо мной была одна из самых необыкновенных личностей нашего времени. Высокий, сильный, решительный, одновременно энергичный и проницательный, хитрый, с богатым духом. С видимым самодовольством он разъяснил мне основные моменты своей административной карьеры. Для борьбы, сказал я себе, против хитрых, скептических, беспринципных людей, вот совершенный человек […] Там, где джентльмен самого высокого духа, самый искусный, с самым высоким характером, самый благородный безошибочно потерпит неудачу, этот энергичный атлет с крепким позвоночником, грубой шеей, полный дерзости и ловкости, способный противопоставлять хитрости хитростям, ловушки ловушкам, обязательно добьется успеха».

Наполеон крайне доволен выбором министра. Годом ранее он путешествовал по провинциям и заезжал в Бордо, где как раз делами управлял Осман со своей правой рукой Адольфом Альфаном. Чистота города, успешно реализованные урбанистические проекты и триумфальный прием, оказанный властями города, восхитили императора. 22 июня 1853 года Наполеон III назначает префектом столицы 44-летнего Жоржа-Эжена Османа. «Я не мог […] отказаться от работы ради этой новой миссии, воплощением которой я являюсь и которая далека от завершения, работы, которая рискует погибнуть в менее твердых руках»[13], – пишет Осман в письме министру внутренних дел. Спустя пять дней он переезжает из Бордо в Париж.

Жорж-Эжен Осман (1809–1891) родился в Париже в семье немецкого происхождения родом из Эльзаса. Отсюда и фамилия, неверно транскрибированная в XIX веке на русский язык. У префекта Парижа довольно распространенная немецкая фамилия Haussmann, которую и стоило бы перевести как Хаусман. Однако под влиянием французского языка на культуру Российской империи переводчики допустили ошибку, используя французское произношение. Отсюда в русскоязычной среде часто путаница и возникающие вопросы, какая связь между Османской империей и парижской модернизацией. Как видите, никакой. Бароном же он начал называть себя сам, но на законных основаниях титул начали использовать с 1857 года, после его назначения сенатором, а также в память о деде, имперском бароне.

Сын комиссара и военного интенданта Наполеона I и дочери генерала и члена Национального конвента Жоржа-Фредерика Дензела (1755–1828), барона империи, Жорж-Эжен учился в одном из лучших лицеев страны Генриха IV, изучал право и занимался музыкой в парижской консерватории. С 1830 года, став префектом Нерака, начал строить административную карьеру, поднявшись до департамента Жиронды. Под эгидой Османа в Бордо проложили множество дорог, улучшили газовое освещение и водоснабжение, в том числе благодаря строительству трех монументальных фонтанов.

Барон Осман в 1860 году

Трудолюбивый, прямолинейный, ростом под два метра, с внушительной фигурой, Осман завоевал авторитет за двадцатилетнюю карьеру в регионах. Поклонник бонапартизма, он быстро снискал уважение племянника Наполеона I. «Император спешил показать мне карту Парижа, исчерченную им лично синим, красным, желтым и зеленым, новые пути, которые он предлагал создать», – вспоминал Осман о первых встречах с Наполеоном. Между императором и его префектом возникают химия, доверие и полное согласие. Они находятся в постоянном контакте. День и ночь гонцы доставляют срочные сообщения из дворца Тюильри или резиденции Сен-Клу, где обитал император, в парижскую ратушу и обратно. Ни Наполеон III, ни Осман не терпят невнятности, нерешительности, лени. Они видятся по несколько раз в неделю, вне встреч работают почти без остановок. Идеальный симбиоз. У Наполеона III много идей, а барон Осман полон решимости их реализовать.

Довольно быстро император сформулировал главный лозунг, звучавший впоследствии в течение 17 лет стройки: «Paris embellie, Paris agrandie, Paris assainie»[14]. 2 августа 1853 года публикуются план и программа по улучшению столицы.

В проекте по украшению города Парижа император желает установить следующие правила:

1. Все основные городские артерии ведут к железнодорожным вокзалам.

2. Высота домов всегда равна ширине улиц и никогда не превышает ее.

3. В очертаниях главных улиц делать столько углов, сколько нужно, чтобы не сбить ни памятников, ни красивых домов, сохраняя при этом ту же ширину на улицах, и таким образом не быть зависимым от исключительно прямой линии.

4. Напечатать и опубликовать карту всех проектов по благоустройству.

5. Этот план распространяется и на городские укрепления.

6. Работы вести как на левом, так и на правом берегу.

7. Пусть работа по улучшению начнется с расширения улицы Риволи до улицы Фобур Сен-Антуан; с продления бульвара Страсбург до набережной Сены, через бульвар Мальзерб. На левом берегу начинаем с расширения улицы Эколь до Сент-Маргерит с одной стороны, а с другой – до железнодорожного пирса Орлеана, пересекая Ботанический сад.

В своих мемуарах министр внутренних дел Персиньи представляет Османа как ответственного администратора. В первой части «Воспоминаний» он рассказывает о его долгой карьере, где префект предстает человеком с любознательным и открытым умом, увлеченный наукой. На каждом посту Осман оценивал сильные и слабые стороны вверенной ему территории, глубоко анализировал технические и экономические проблемы и приступал к реализации модернизации и развития. За годы административной работы он накопил багаж знаний, которые теперь можно было использовать в Париже, выявляя таланты для создания слаженно функционирующей администрации и команды. Прирожденный организатор, он знал, как стимулировать своих сотрудников и воздать им должное. Трудоголик, он без колебаний организовывал очень поздние рабочие встречи, на которые прибывал в форме, бодрый и активный, после какого-нибудь официального вечера. В разговоре со своими инженерами Персиньи шутливо пожаловался, что имеет дело с префектом, который «знает математику», и погрузился в технические документы, чтобы детально их перепроверить.

В целом Осман был удивительным предтечей поколения высокопоставленных технократов в лучшем смысле этого слова, которые столетие спустя возьмут на себя ответственность за великие экономические изменения послевоенного периода и возглавят восстановление Франции в период Четвертой и Пятой республик.

Благодаря всем этим качествам Жорж-Эжен Осман смог в полной мере проявить себя в области крупномасштабного городского планирования еще до того, как урбанизм и соответствующая практика были четко определены. Он в совершенстве овладел навыком постоянно работать в разных масштабах. Его общее стратегическое видение было безупречно, но он также уделял внимание мельчайшим деталям исполнения. Например, его команда разработала уличную мебель, а затем промышленно изготовила ее по низкой цене. До сих пор скамьи, фонтаны, бывшие хранилища песка украшают улицы города.

Исторически сложилось так, что полномочия по планированию города во Франции принадлежат муниципалитетам. Страна сделала исключение, национализировав эту власть в 1942 году, прежде чем вернуть ее муниципалитетам посредством законов о децентрализации 1982 и 1983 годов. Важно помнить об этом общем принципе, потому что он объясняет поразительную эффективность и скорость работы Османа: всего семнадцать лет, чтобы полностью перестроить Париж. Этот исключительный подвиг стал возможен благодаря тому, что в качестве префекта Сены Осман обладал исполнительными полномочиями, которые сегодня принадлежат мэрам и председателям Генеральных советов, с дополнительным преимуществом, заключающимся в том, что местные собрания назначались правительством, а не избирались. Выбор опытного и инициативного администратора, так хорошо описанный Персиньи, был в таком контексте необходимым и достаточным условием успеха предприятия, которого желал Наполеон III.

Градостроительство столицы крупного государства часто выходит за рамки общей схемы муниципальной ответственности. Помимо функций, выполняемых всеми другими городами, столица играет важную символическую роль, которая должна выражаться в ее городском планировании. Версаль, Бразилиа[15] или Чандигарх[16] – примеры того, как строительство монументальных новых городов отражает очень специфический политический проект, будь то абсолютная королевская власть или федерализм.

В истории Парижа прямые вмешательства глав государства встречались часто, но лишь немногие из них относились к сфере городского планирования. Большинство лидеров стремились связать свои имена с отдельно стоящими архитектурными объектами: дворцами, музеями, оперными театрами. Например, Дом инвалидов, строительство которого было начато по приказу Людовика XIV. Только двое, Наполеон III и Шарль де Голль, действительно стремились начать глобальные процессы модернизации парижской агломерации, и они смогли найти в лице Жоржа-Эжена Османа и Поля Делуврье[17] дирижеров, способных справиться с этой задачей.

Преобразование Парижа, которого жаждал Наполеон III, – это прежде всего крупный политический проект, демонстрация превосходства имперского режима над национальным и международным общественным мнением.

Часто поднимается дискуссия о том, что главной целью перестройки города была защита центральной власти от беспорядков и революций, столь частых с 1789 по 1848 год. Было бы наивно думать, что такие люди порядка, как император и Осман, не обсуждали это. Поддержание порядка силой и воспитание рабочих классов через зрелище красоты и доступ к благосостоянию неразделимы: «Эти просторные улицы, эти архитектурные дома, эти открытые для всех сады, эти художественные памятники, повышая благосостояние, совершенствуют вкус», – сказал Наполеон III на торжественном открытии бульвара принца Эжена, ныне бульвар Вольтера, в декабре 1862 года. Однако в воспоминаниях Персиньи и префекта о желании подавлять недовольных властью напрямую не упоминается. Только одно упоминание об этом: Осман сообщает, что для придания проспекту Принца Эжена (сегодняшнему бульвару Вольтера) прямого и ровного профиля, который бы его устраивал, придется опустить и перекрыть канал Сен-Мартен, «заменяя тем самым защиту, которую раньше канал предоставлял бунтовщикам в их привычном центре протестов»[18]. Но утверждать, что все широкие бульвары и авеню были созданы для стрельбы из пушек или облегчения кавалерийских атак, явное преувеличение. Забота о поддержании порядка в столице империи осталась вторичной по отношению к целям общей организации городского пространства и эстетическому выбору.

Финансирование османизации

Животрепещущий вопрос, волнующий всех причастных к модернизации, касался ее финансирования. У императора в планах было снести средневековые трущобы и отстроить современный город. Откуда взять деньги на строительство? В первые же недели работы Осман ведет переговоры с министром Персиньи и своим предшественником Берже. Позже в своих мемуарах и Персиньи, и Осман припишут себе гениальное решение финансовой задачи. Впоследствии барон часто подчеркивал, что кроме него и императора никто из власть имущих не играл важной роли в модернизации. Хотя изначально он был выбран для выполнения программы преобразования, опубликованной в августе комиссией «Старого Парижа»[19], а не для участия в ее градостроительных положениях и финансовом устройстве. Фактически менеджер и организатор, но не автор идей. Однако амбициозного префекта, желавшего перетянуть одеяло на себя, роль управляющего не устраивала. Первое, с чем он не согласился, так это с третьим пунктом плана Комиссии, который касался бóльшей свободы планировки. Одержимый осями и прямыми линиями, Осман его всячески оспаривал. Ради «культа осей» он готов уничтожить и зеленые насаждения, например Люксембургский сад, а также снести некоторые здания, такие как рынок des Innocents или церковь Saint-Benoît-le-Bétourné, потому что они стоят на пути прямых авеню.

Тем не менее раздельно или совместными силами, но министр внутренних дел и префект довольно быстро разработали оптимальную схему финансирования императорской программы.

В середине XIX века государственные бюджеты оставались по большей части операционными, ими было принято распоряжаться аккуратно, не прибегая к заимствованиям и кредитам. Города инвестировали в свое развитие только в той мере, в какой создавался профицит, а он чаще всего был незначительный. В Париже эта модель была доведена до крайности. Изучая документы своего предшественника Берже, Осман видел, что доходы занижены, а прогнозы расходов намеренно завышены. Эта осторожность совпадала с позицией буржуазии, разбогатевшей благодаря революции и продаже национального имущества. Имущественное отношение отдавало предпочтение внеоборотным активам, в идеале все стремились жить на доход от своего дохода. Но происходящая промышленная революция и бум современного банка рождают противоположное течение, играя на кредитах как на двигателе роста.

Дебаты 1852 года о вариантах финансирования модернизации поставили реальную фундаментальную проблему. Она должна была быть решена по личной воле Наполеона III путем применения теории производительных расходов, предложенной в первой половине XIX века философом и социологом Анри Сен-Симоном (1760–1825). Под влиянием сенсимонизма Наполеон III и инженеры, такие как Мишель Шевалье, или предприниматели, такие как братья Перейр, поверили в экономический волюнтаризм, способный преобразовать общество и победить бедность. Авторитарная власть должна была побудить капиталистов начать крупные работы, которые принесли бы пользу не только обществу в целом, но и беднейшим слоям населения. Стержнем обновленной экономической системы середины XIX века был развивающийся банк. Принципы Анри Сен-Симона нашли идеальное применение в проектах модернизации Парижа. Работа Османа будет решаться и контролироваться государством, осуществляться частными предпринимателями и финансироваться за счет займов.

На практике это означало, что профицит государственного бюджета, замаскированный префектом Берже, будет использоваться не для непосредственной оплаты текущих работ, а для гарантирования кредитов, необходимых для начала преобразования Парижа гораздо более быстрыми темпами. Теория Сен-Симона, которую возьмут за основу финансирования, состоит в использовании добавленной стоимости земли, экспроприированной, а затем перепроданной, и прибыли, полученной от соответствующих инвестиций в недвижимость. Таким образом, система становилась выгодной как для государственных, так и для частных инвесторов и теоретически должна была позволить оплачивать новые работы.

Доктрина префекта заключалась в том, чтобы «покрыть расходы на строительные работы единственным излишком муниципального дохода, постепенно увеличивавшимся благодаря самому эффекту этих плодотворных операций». Сен-Симон писал, что в стабильном режиме государственные инвестиции становятся продуктивными. Таким образом, Париж фактически перестанет считаться администрацией и станет полноценным развивающимся бизнесом. С большой политической осторожностью префект хотел финансировать свою работу, занимая у банков и откладывая расходы на будущие поколения налогоплательщиков. Он отказался увеличить налоги населения и размер субсидии, рассчитывая только на развитие бизнеса, вызванное его постройками, для увеличения доходов, чтобы выплачивать проценты и понемногу амортизировать ссуды.

Осман, с его новым и смелым подходом, столкнулся лицом к лицу с традиционными финансистами, опасавшимися этого безрассудного натиска, в частности с натиском банка во главе с Ротшильдом. Чтобы иметь больше поддержки, префект поддерживал создание и развитие новых выгодных для него банков: Crédit Mobilier братьев Перейр, основанный в 1852 году, и Crédit Foncier, созданный путем объединения нескольких мелких земельных банков.

От государства во главе с Наполеоном III префект получил 50 миллионов франков на всё. В период с 1859 по 1867 год власти заработали в пять раз больше, чем субсидировали, то есть почти 250 миллионов. Париж и впрямь стал успешным бизнес-проектом!

К моменту назначения Османа префектом закон 1841 года об экспроприации земель в пользу государства, которым Рамбюто так и не успел полноценно воспользоваться, расширили. Декрет-закон от 25 марта 1852 года позволял экспроприировать все соответствующие наделы, а решение общественной полезности зависело только от Наполеона III. Из закона следовало: «В любом проекте экспроприации для расширения, выравнивания или формирования улиц Парижа администрация будет иметь возможность включить все затронутые здания, если она сочтет, что оставшиеся части не имеют площади или формы, которые позволяли бы возвести там чистую и здоровую застройку». Таким образом, гигиена становится инструментом спекуляций, одним из орудий перестройки города с чистой совестью, под похвальным достойным предлогом.

Поначалу успех неоспорим! Осман получает от Государственного совета возможность действовать путем конфискации участков. Последующая перепродажа земель, увеличенных за счет строительства новых бульваров, принесет значительный прирост капитала в пользу города: развитие платит за развитие – все как и планировал префект.

Возникла целая банковская система, основанная на операциях с землей и недвижимостью, существовавшая отдельно от традиционной банковской деятельности. Братья Перейр, владельцы банка Crédit Mobilier, организовали кампанию, которая собрала 24 миллиона франков для финансирования строительства улиц в обмен на право застройки вдоль дороги. Они покупали земли в центре города у властей по низким ценам, благодаря экспроприациям обустраивали их и выгодно перепродавали. Например, в районе Лувр-Риволи в 1854 году они купили участки по цене 380 франков/м2, а недалеко от Конкорда земля стоила 950 франков/м2.

Всего с 1853 по 1869 год Жорж-Эжен Осман оформил четыре займа, потратив на работы за почти 17 лет деятельности 2,5 миллиарда франков, тратя от 50 до 80 миллионов франков в год. Если первый заем в 1855 году в размере 600 миллионов и второй, в 1858–1860 годах, были без труда одобрены законодательным органом, то за третий кредит проголосовали с большим трудом. Последний, четвертый, кредит в 1869 году вызвал ярость и недовольство. Растущее напряжение демонстрировало и ослабление власти и престижа Наполеона III, и рост популярности республиканцев. Знать из провинций и регионов, господствовавших в Палатах, не желали платить за столицу в ущерб развития их территорий.

Наполеон III подарил Жоржу Осману власть и отсутствие контроля. Только при таких беспрецедентных условиях был возможен почти полный снос города и строительство нового. Но эйфорический старт барона Османа не продлится долго. Экспроприацию земель у жителей Парижа по легкому имперскому указу, сотрудничество с дружественными банками, перепродажу земель и участков Государственный совет перестает поддерживать. И отказывается одобрять конфискации больших территорий на том основании, что декларация общественной полезности может применяться только к землям, предназначенным для включения в общественное достояние, а не к землям, предназначенным для перепродажи. Второй щепетильный момент, менее известный, чем первый, был связан с хитрыми манипуляциями префекта и его команды. Имея предприимчивых менеджеров, власти города экспроприировали земли с опережением на несколько лет, чтобы освободить здания от своих обитателей по мере истечения срока трехлетней аренды. Благодаря этому договоры аренды расторгались без компенсации в соответствии с законами того времени. Так Осман не тратил деньги на выплаты бывшим владельцам, сохраняя деньги в бюджете. Как только это выяснилось, кассационный суд изменил закон, установив обязательную компенсацию жильцам, лишившимся имущества.

В результате одна из самых больших трудностей, с которыми сталкивались городские планировщики, заключалась в возмещении стоимости земли, добавленной общественными работами. Они финансировались из государственных средств, но добавленная стоимость доставалась частным владельцам, получавшим выгоду от улучшения района (но не жильцам, потому что, когда они получали более высокий уровень комфорта, их арендная плата одновременно увеличивалась). После 1858 года владельцы приобрели привычку оспаривать конфискации в государственном совете, который все чаще выносил решения в их пользу. Добавленная стоимость, созданная в результате работы, больше не возвращалась городу, а возвращалась к бывшим владельцам, что серьезно угрожало финансированию работ и вынуждало Османа изобретать все новые методы финансирования.

В своих мемуарах барон Осман классифицировал градостроительные операции как «trois réseaux» – «три сети» – термин, который будет использоваться для обозначения всей семнадцатилетней стройки. Три сети не относились к приоритетам или урбанистическим схемам, но разделяли этапы работы в соответствии с предпринятыми способами финансирования. Первая сеть определяла все городские процессы, начатые еще до назначения префекта и завершенные под его эгидой, вторая сеть относилась к работам, на треть финансируемым государством, и третья должна была финансироваться городом только благодаря кредитам.

Стадия «первой сети» длилась с 1851 по 1855 год. В Париже проложили 9,5 километра дорог, завершили строительство центральной улицы Риволи, начатой еще при Бонапарте, и построили ось север – юг от Севастопольского бульвара до бульвара Сан-Мишель. Четыре года стройки обошлись городу в 272 миллиона франков, включая 121 миллион, предоставленный кредитами в 1852 и 1855 годах. Вторая сеть (1858–1868) должна была соединить центр Парижа с периферией. В этот период Осман тратил те 50 миллионов от государства и добавил 27 километров дорог. С третьей, финальной, сетью возникло больше всего проблем. Она подвергалась наибольшей критике и труднее всего финансировалась: необходимо было расширить город до недавно присоединенной периферии, то есть на 28 дополнительных километров без государственной субсидии. Стоимость этих работ оценивалась префектом в 300 миллионов франков.

Забегая вперед, скажу, что после завершения работ барон Осман успешно перепродал неиспользуемые участки земли, стоимость которых значительно возросла благодаря улучшениям городской среды. Между 1860 и 1864 годами городские власти перепродали парижских земель на 162 миллиона. Вся схема финансирования была немного похожа на идею городской добавленной стоимости, компенсирующей задолженность города, которая в любом случае должна была сильно и надолго ложиться на муниципальные бюджеты, поскольку только в 1910 году город заканчивает выплату последнего кредита империи, взятого в 1869 году.

Сохранение памяти

Если мы говорим о деятельности Османа, то не он спроектировал главные парижские проспекты. Осман руководил операцией и заботился об административных аспектах, таких как общественные работы или финансирование. Именно урбанисту и архитектору Эжену Дешаму, куратору парижского плана, мы обязаны планировкой бульваров и авеню. В ноябре 1851 года Дешам, явно неравнодушный к историческому наследию, написал письмо архитектору Габриэлю Давиу: «Прорыв улицы Риволи уничтожит почти 250 домов, 80 из которых будут снесены в январе следующего года. Администрация хочет сохранить хотя бы память об этих районах, которые исчезнут». С помощью своей команды Давиу посвящает себя выполнению задачи по сохранению памяти, хотя она превышала первоначальный заказ и требовала много времени. Обмеры и перенос средневековых домов на бумагу продлились три года и затронули более чем 1000 домов, расположенных на нынешнем месте улицы Риволи между молельней и ратушей и на улице Сен-Жак на левом берегу. Дома были разрушены между 1852 и 1854 годами.

Чертежи Габриэля Давиу

Давиу с командой создает цветные точные чертежи. К сожалению, они исчезнут в дыму при пожаре ратуши во время Парижской коммуны в 1871 году. Как подчеркивает архитектор и историк Пьер Пинон (1945–2021): «Дома будут разрушены дважды: сначала киркой по-настоящему, а затем, символически, пламенем».

От многодельной работы команды Габриэля Давиу остались только карандашные наброски, подготовительная работа для полноценных цветных чертежей. Тем не менее они уже чрезвычайно подробны. Указаны названия вывесок магазинов, прорисованы жалюзи и ставни. Многочисленные аннотации дополняют эскизы, описывая цвета или материалы зданий. На этих эскизах отсутствуют только жители, эта драгоценная коллекция представляет нам город-призрак, заброшенный, мертвый, готовый к сносу. Из вычерченных Габриэлем сохранилось лишь несколько зданий, такие как башня Сен-Жак и протестантская церковь Оратуар дю Лювр.