Чудесный сад

Валентина Карпицкая

Чудесный сад

© Карпицкая В. Л., текст, 2022

© Издательство Сибирская Благозвонница, оформление, 2022

* * *

Молния

Сызмальства мы всегда играли вместе: я и мои племянницы – Алёнка и Светланка. Все думали, что мы сёстры, поскольку разница в возрасте у нас была небольшая: Алёнке – четыре, Свете – восемь, а мне – девять лет.

Часто мы устраивали шумные забавы: носились как угорелые по всему дому; бросались подушками; кружились, взявшись за руки, пока не начинали валиться с ног от усталости.

Однажды, разрезвившись, я подставила ногу мчащейся Алёнке. Малышка упала и сломала руку. Когда родители стали искать виновницу случившегося, я, испугавшись, показала на Свету. Ни за что ни про что её отчихвостили по первое число и поставили в угол. Уткнувшись лбом в стену, она долго всхлипывала, потирая горевшее от ремня место и стараясь не смотреть на меня, чтобы не показать, как ей больно и обидно за то, что её оболгали и предали.

Несколько дней она не разговаривала со мной. И в автобус, который отвозил нас в школу, мы заходили не вместе: я – в переднюю дверь, а Света – в заднюю.

В тот майский день возле школы нас ждали мамы. Они взяли наши разбухшие портфели, нагруженные новенькими учебниками, которые нам выдали в школьной библиотеке, и мы всей толпой зашагали к остановке. По дороге я стала хвастаться годовыми пятёрками.

– А ты что молчишь? – спросила Тамара притихшую дочь.

– Нам ещё не выводили оценок, – покраснела та.

– Врёшь, врёшь! Тебе по математике и по русскому тройки поставили! – с головой выдала я племянницу.

Света заплакала. Сестра укоризненно посмотрела на меня, и мне стало неловко, я пожалела о своих словах. Свете, может, и не даётся учёба так легко, как мне, зато она первая лыжница в школе и в городе. Но через пять минут я уже обо всём забыла: показывала Свете язык и корчила смешные рожицы.

Пока мы стояли на остановке, погода начала портиться. Ветерок, до этого ласкавший наши лица, стал сердитым: он задирал подолы платьев и лохматил волосы.

Ласточки, спустившись с высот, шныряли прямо над головами. А на краю неба, словно большая безобразная клякса, расплывалось фиолетовое грозовое облако. Моя мама стала беспокойно вглядываться в даль, высматривая автобус, и когда наконец он подкатил, битком набитый пассажирами и мы еле втиснулись в заднюю дверь, она вздохнула с облегчением: успеем уйти от дождя. Но её радость была преждевременной.

Выйдя из автобуса, мы замерли, глядя на небо: грозная туча занавесила синь, не оставив ни малейшего просвета. Внезапно налетевший ураганный ветер поднял пыль. Вверху зловеще загудели и стали извиваться, как чёрные змеи, телеграфные провода. На мгновение, только на одно мгновение, вся природа замерла. И вдруг огненная струя с оглушительным треском расколола небо и вонзилась в землю. Мамы схватили нас за руки и бросились к развесистому дубу, росшему рядом с остановкой. Едва мы прижались к дереву-великану, как гром сотряс всю округу и, словно пустопорожняя бочка, покатился над головой.

– Светка, бежим! – вырвала я руку из маминой ладони, устремляясь вперёд.

Племянница невольно метнулась за мной. До нашего дома было не слишком далеко, всего несколько минут быстрого бега. Родители что-то кричали нам вслед, но, объятые страхом, мы не обращали на это внимания. Мельчайшие песчинки поднявшейся пыли летели нам в глаза, скрипели на зубах, били по щекам. Я споткнулась о вросший в землю камень и едва не упала. Глянув под ноги, ахнула: туфелька дразнила меня сморщенным красным язычком вырванного на мыске лоскутка кожи.

Вспыхнувшая и озарившая всё вокруг молния заставила меня позабыть о ней и что есть духу припустить к дому. И тут… Целый океан воды обрушился с небес, вмиг промочив нас до нитки. Каменистая дорожка стала осклизлой, и Света, поскользнувшись, растянулась на ней во весь рост. Её нарядные белые колготки были испорчены раз и навсегда: на одной коленке они порвались, обнажив большую кровоточащую ссадину. Я подала племяннице руку, помогла подняться и потащила за собой. Уже влетая в калитку, я вспомнила, что ключ от дома остался у мамы…

Ливень не унимался. Молниеносная туча рычала диким зверем, выбрасывая из пасти огонь, и не думала отступать. Гром дубасил так, что земля содрогалась от его ударов. Промокшие, дрожащие от холода и страха, мы с племянницей тесно прижались друг к дружке, припав к стене дома. Крыша укрыла нас от низвергающихся потоков. Мутная река неслась в двух шагах от нас, увлекая за собой всё на своём пути: истёртый веник, дырявую миску, старый помятый алюминиевый таз… Даже грабли, подчиняясь воле стремительного потока, пытаясь уцепиться негнущимися пальцами хоть за что-нибудь, медленно проползли мимо.

Я взглянула на Свету. Её хорошенькое личико было очень грустным: наверное, она думала о том, что после дождя ей предстоит взбучка, а может, и лупцовка и за плохие отметки, и за порванные колготки, и за выпачканное платье, и за то, что она ослушалась маму и помчалась за мной. Мне стало так жалко её!

– Свет, прости меня, а?

Племянница поглядела мне в глаза и хотела что-то сказать, но вдруг… прямо перед собой мы увидели огромный ослепительно огненный шар, возникший как будто из ниоткуда. Густо-оранжевый, с краснотой в серёдке, жёлтый по краям, с серебряным нимбом вокруг, он сверкал, как металл под лучом света, переливался, завораживал. Мы стояли оцепенелые и были не в силах оторвать глаз от играющего зарева. Словно само солнце спустилось с небес на землю, чтобы вместе с нами укрыться от неукротимого ливня под крышей нашего дома.

Шар гудел, еле удерживая себя на весу, и, казалось, всматривался в наши лица. Светланкина ладошка медленно потянулась к чуду…

– Не тронь! – вскрикнула я, и племянница замерла с приподнятой рукой.

Но шар уже тронулся нам навстречу, дыша огнём…

Страшно подумать, что могло произойти в следующую минуту, если бы не взъерошенная кошка, будто выросшая из-под земли. Зашипев, она промчалась у наших ног и шмыгнула за угол дома.

Огнедышащий шар приостановился и, покачивая боками, тяжело поплыл в том направлении, куда стрельнула Мурка. Через мгновение он пропал за углом.

Мы остались стоять совершенно очумелые, бессловесные, не в силах прийти в себя.

Опомнились, когда стукнула калитка, пропустившая во двор промокших насквозь наших мам. Дерево, под которым они хотели было спрятаться от ливня, от удара молнии раскололось пополам; им пришлось спасаться бегством, чтобы не быть раздавленными падающим гигантом.

Всевышний смилостивился над всеми нами и не покарал за грехи, – сказала потом моя мама, и я опустила глаза, подумав, что всё случилось из-за меня: это ведь я совершила тяжкий грех, оболгав Свету, а огненный шар, наверное, и был Сам всевидящий Господь…

Мы с племянницей решили не рассказывать родителям о шаровой молнии. Этот случай удивительным образом сблизил нас, стал нашей общей тайной, нашим секретом. Я отважилась сознаться в том, что это не Света, а я настоящая виновница Алёнкиной травмы, и всё обошлось: мы обе избежали наказания. Впрочем, никто никого и не собирался наказывать.

2 марта 2009

Чудесный сад

1

Кому довелось побывать на Севере, тот знает: северяне – народ добрый и дружный. Сплачивают людей тяжёлые условия. Ведь что такое Север? Несколько десятков кучно расположенных домов, а на сотни километров вокруг непроходимые болота и необозримые таёжные дебри, зимой – заваленные снегом, летом – кишащие кровожадной мошкой. Солнце здесь редкий гость. Тепла от него не много, зато народ – щедрый на тепло. Случись что – в беде не оставит.

Но иногда люди меняются: портят их характер достаток и высокое положение. Так случилось и с Леной: выбившись в начальницы, стала смотреть на всех свысока, очерствела сердцем. Подойдёт к ней работница: «Леночка, отпусти ради Бога, дочка заболела!» А в ответ: «Не умрёт твоя дочка». Или: «Леночка, у меня сегодня день рождения. Гости придут, а ещё ничего не готовано». А она сердито: «Не Леночка, а Елена Николаевна! День рождения подождёт».

«Она как холодный камень пещерный», – с обидой говорили о Лене бывшие подруги. И всё прощали. Северяне – народ отходчивый. Даже сочувствовали гордячке: легко ли такой молодой начальствовать? Потом и вовсе жалеть стали: здоровая да красивая, и муж хороший достался, а детей нет.

Слава Богу, надоумил кто-то: съездила Лена в монастырь и вымолила-таки у Господа ребёночка…

Дочку назвала Верой. Девочка была прехорошенькой. Кто видел малышку, говорил: «Чисто ангел». Только вот беда: больна неизлечимо.

2

Утро выдалось на редкость солнечным. Из недавно выстроенной церкви доносились радостные колокольные звоны. Лена, боясь разбудить дочь, тихонько приоткрыла дверь, но, увидев, что она уже не спит, обрадовалась:

– Доброе утро, ангел мой!

Улыбка заиграла на прозрачном детском личике.

– Мамочка! Что я тебе расскажу! Сегодня ночью ко мне приходил дедушка.

У него добрые-предобрые глаза и белая борода. И одежда у него белая, как облако. Дедушка погладил меня и сказал, чтобы я приехала в его сад. Только обязательно чтоб приехала, потому что он будет ждать! И знаешь, мамочка: от дедушки был такой большой свет, как от солнца. Мне было так хорошо! Я не хотела, чтобы он уходил…

Выслушав дочку и решив, что она видела во сне родного дедушку, Лена пообещала:

– Дедушка скоро приедет. Он звонил и сказал, что уже взял билет на самолёт.

Однако Верочка на удивление спокойно отнеслась к радостной вести. Совсем по-взрослому, пристально она посмотрела на маму:

– Я рада, что приедет дедушка. Но, мамочка, мне не мой дедушка снился! И это был не сон! Ко мне приходил настоящий дедушка! Настоящий! Понимаешь?

Лена растерялась, проговорила еле слышно:

– Да-да, прости, я такая непонятливая…

Подойдя к стене, на которой висел православный календарь, она перевернула страничку и улыбнулась.

– Сегодня, оказывается, праздник…

– Мамочка, так вот же этот дедушка! Видишь, у него белая борода и добрые-предобрые глаза! – оживилась Верочка.

Давно уже Лена не видела дочь такой радостной: на её щёчках проступил румянец, глаза блестели. Малышка не сводила взгляда с календаря, на котором Божий угодник Сергий был запечатлён за привычным для него занятием – каждодневным ношением родниковой воды из далёкого источника в святую обитель.

Не до конца ещё веря словам дочери, Лена ласково спросила:

– Верочка, а не в Сергиев ли Посад приглашал тебя чудесный дедушка?

– Да! В Сергиев Посад! Как ты угадала, мамочка? – сильно удивившись, взволнованно спросила малышка.

– Это очень знаменитый дедушка. Все знают, что он там живёт, – задумчиво ответила Лена.

3

Вечером она всё рассказала мужу, и он сразу же принял решение: лететь, нисколько не медля!

Через несколько дней мама с дочкой уже стояли у трапа самолёта…

Верочка была настолько слаба, что командир экипажа, взглянув на неё, возмутился:

– Как можно ребёнка в таком состоянии куда-то тащить? Сердца у вас нет, мамаша. Сдайте билеты, вам вернут деньги.

– Нам очень надо. Прошу вас… – умоляюще посмотрела Лена на человека в лётной форме.

Лётчик метнул недовольный взгляд на пассажирку с красивым, но усталым лицом:

– Гражданочка, вы тоже поймите меня: лететь три часа. А если ребёнку станет плохо? Кто сможет оказать квалифицированную врачебную помощь? Простите, но я не имею права взять на себя такую ответственность. Не задерживайте рейс, пожалуйста, мы и так из-за вас время потеряли.

Слёзы покатились по щекам матери.

– Умоляю… Это наша последняя надежда…

Командир экипажа, явно нервничая, внимательно посмотрел на девочку, тихо сидящую в инвалидной коляске, в её большие синие глаза, смотрящие со смирением и доверчивостью. И, вздохнув, кивнул хорошенькой бортпроводнице, которая всё это время участливо прислушивалась к разговору сквозь шум двигателей лайнера:

– Помогите поднять коляску. Через пять минут выходим на взлётную полосу.

4

Нет таких слов, чтобы описать всё великолепие этого святого места! Троице-Сергиева Лавра – это рай на земле. Особенно красив Троицкий храм – усыпальница преподобного Сергия, откуда Верочка долго не хотела уходить: она всматривалась в лики святых на старинных иконах, что-то шептала, прикладываясь к святым мощам…

Здесь же, в храме, познакомились с местной прихожанкой, которая пригласила северянок к себе домой. Узнав, что с малышкой случилась беда, посадница подбодрила:

– Для Бога всё возможно. Только надо горячо надеяться на Него и на Его святых.

– Посоветуйте, пожалуйста, к какому старцу нам лучше обратиться? – спросила Лена.

– Да хоть к какому! У нас тут все батюшки славные! Зримые чудеса происходят по их молитвам! Но лучше всех отец Наум, он прозорливый. Только к нему тяжело попасть. Некоторые по месяцу ждут. Но, Бог даст, повезёт.

И Бог дал…

– Вот, райская пришла! – словно заждавшись, устремился навстречу старец.

Он принял паломниц с отеческой любовью и долго слушал Елену Николаевну. А она, волнуясь, говорила о том, что болезнь дочери зашла слишком далеко, врачи не в силах её остановить, и конечно же, поведала о чудесном сне Верочки, в котором угодник Божий Сергий позвал её к себе «в гости». Закончив рассказ, Лена вопросительно посмотрела в ясные глаза монаха.

– Вы обращались к экстрасенсам или целителям? – задал он всего лишь один вопрос.

– Нет-нет, только к врачам, – торопливо уверила Лена.

– Возвращайтесь домой. За дочерью вернётесь через три месяца.

Лена опешила: как – через три месяца? Оставить больную дочь, пусть даже и в святом месте? Да она просто с ума сойдёт от тоски и переживаний!

Старец невесомо коснулся руки бедной женщины:

– Поезжайте, матушка. Молитесь о тех, кого вы обидели, может, Господь и простит.

У Лены от этих слов мороз побежал по коже: «Так вот оно что! Это я виновата в страданиях дочери!»

Молчавшая всё это время Верочка вдруг спокойно сказала:

– Мамочка, не волнуйся, мне здесь будет хорошо.

5

Три месяца…

Девяносто нескончаемых дней…

Никогда ещё время не тянулось так мучительно медленно. Тоска по дочери была бы невыносимой, если б не добрые люди. Всё это время Ленины подруги были рядом, поддерживали, не давали унывать. Точно так же, как и Лена со своим супругом, северянки с волнением ждали наступления того долгожданного дня, когда наконец увидят Верочку здоровой и жизнерадостной.

…Встреча произошла в просторном вестибюле регентской школы для девочек при Троице-Сергиевой Лавре. Лена нетерпеливо поглядывала на часы, как вдруг по коридору застучали лёгкие туфельки, и розовощёкая школьница с удивительно живыми глазами радостно впорхнула в её объятия:

– Мамочка, я так рада, так рада, что ты приехала!

– Слава Богу, доченька, наконец-то мы будем вместе! – задохнувшись от счастья, воскликнула Лена, покрывая ненаглядное личико поцелуями. – Дай мне наглядеться на тебя! Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – поспешила ответить Верочка и прибавила: – Мамочка, ты только не обижайся. Я не смогу с тобой поехать. Я остаюсь!

– Как – остаёшься?! – побледнела Лена. – Тебе со мной плохо?

– Вовсе нет, мамочка! Я очень люблю тебя и папу, но… – Сделавшись серьёзной, Верочка твёрдо сказала: – Я обещала святому… Мамочка, ну как ты не понимаешь?

И такая тяжкая, такая смертельная скорбь вдруг нахлынула на Лену, что она закрыла глаза. Три долгих месяца она всем сердцем непрестанно просила Господа, чтобы Он не отнимал у неё дочь! Неужели Он так и не простил её? Как тогда жить дальше?

До конца не осознавая то великое чудо, которое произошло в стенах Троице-Сергиевой Лавры, Елена отправилась за спасительным советом к прозорливому старцу.

Убелённый сединой отец Наум с пониманием выслушал несчастную мать и с ангельской улыбкой ответил:

– Матушка, я, конечно, не могу вас убеждать принять какое-либо решение. Одно скажу: многие братья и сестры, и я в их числе, всю свою жизнь возносили молитвы преподобному Сергию, но ни один из нас не удостоился благодати зрить его воочию, а дочери вашей это дано… Блажен человек, который удостаивается войти в святое общение с Царём Небесным и Его угодниками. Тому Сам Бог опека…

Старец долгим взглядом посмотрел Лене в глаза: в них стояли слёзы. Но она вдруг улыбнулась: будущее открылось ей. Да будет воля Божия! Пусть её любимая доченька живёт здесь, в «райском саду» преподобного, открывая себе путь ко спасению. Они же с мужем переедут поближе к ней и будут вести скромную жизнь, пребывая в общении с Богом.

2 апреля 2014

Жизнь – это чудо

Молитвами святой блаженной Ксении да даст Господь Свою милость и благословение всем, с верою и любовию притекающим к её небесному предстательству. Аминь.

1

Поднимая скучающую на дороге пыль, наш старенький автомобиль мчал нас мимо редких деревушек с живописными названиями: Яблонька, Сосенки, Кузнечики, Святые Леса…

Солнце уже вовсю ма́рило, когда неказистая ямистая шоссейка перетекла в грунтовку и нырнула в лес. Могучие ели и сосны молча обступили нас, наглухо закрыв вековой сенью небо. Я невольно поёжилась от внезапно разыгравшегося воображения: того и гляди бросится тебе навстречу из сумрачной дубравушки былинный вор-разбойничек!

Не успела так подумать, как из тёмных дебрей выскочил яркий, как мотылёк, рыжий в пятнышках оленёнок. Замер у дороги, шевеля ушками, и не успели мы налюбоваться на чудо природы, как он – скок! – и пропал, будто не было.

Долго бежала неровная дорожка под таинственными сводами тенистых деревьев, в которых звонко перекликались птицы. А потом лес неожиданно расступился – и перед нами предстала дышащая прохладой водная гладь, сверкающая на солнце серебряной чешуёй, словно большая ленивая рыбина. Конец пути!

Распахнула я дверь, занесла ногу, а поставить-то её и некуда: вся поляна усыпана спелой черникой!

Супруг мой, Володька, выйдя из машины, зачерпнул пригоршню ягод и, отправив в рот, стал присматривать место для привала.

Мы были не первыми: на берегу важно раздувала бока чья-то добротная палатка. Лёгкий как пёрышко катерок покачивался на воде. В тени размашистой сосны укрывался от палящих солнечных лучей чёрный внедорожник. Я глянула на номера: «Ну конечно! Вездесущие москвичи! Теперь не придётся насладиться тишиной».

Однако столичные робинзоны оказались на редкость дружелюбными.

– Нашего полку прибыло! – в один голос грянули бородачи. – Давайте к столу! За хлеб-соль денег не берём!

Сидели долго. Разговаривали. Пели. А после шумного и сытного застолья, как будто мы уже сто лет знакомы, вместе со всеми лихо парились можжевеловыми вениками в походной баньке. Разгорячённые, с гиками влетали в прохладное озеро, в котором вымеркали последние огни заката.

Июльские ночи в этих местах особенны. Ночная темень густа, как кисель. Отойдёшь от костра и ступаешь осторожно, будто идёшь с завязанными глазами. Лес не спит. Он живёт своей ночной жизнью: мирно перекликаются кузнечики, изредка ухает сумрачный филин. Запрокинешь голову, глянешь в небо – дух захватывает! Вечные звёзды, не мигая, глядят на тебя. Станет вдруг не по себе от этого взгляда.

Юркнешь в палатку, запакуешься в спальный мешок. А сон долго нейдёт. Слушаешь, как робко, по-бабьи вздыхает волна; назойливо звенит ненасытное комарьё, и озеро что-то всё шепчет, шепчет…

Опьянев от соснового духа, уснули мы с Володькой без задних ног и чуть не проспали утреннюю рыбалку! Я первой вылетела из палатки. В округе ещё стояла тишина, изредка нарушаемая скрипом сосны и дробью дятла. Солнце, только-только оторвавшись от земли, медленно взбиралось на небо по чешуйчатым стволам сосен. Я сладко потянулась, и в этот миг откуда-то сверху прямо мне на голову упала сосновая шишка. «Белка!» – проводила я взглядом рыжий огонёк и поспешила к воде, но вдруг заметила, что соседский катер белеет уже далеко от берега. Москвичи и тут нас обошли!

Наспех умывшись, бегом вернулась в палатку и стала тормошить мужа:

– Вставай, соня, соседи всю рыбу выловят!

Впопыхах собрали снасти, поставили резиновую лодку на воду и схватились за вёсла.

Заметив издали наше тихоходное судёнышко, нежадные москвичи стали зазывать нас к себе на прикормленное место. Только не успели мы заякориться, как небо стало стремительно заволакиваться хмурыми, длинными, тянущимися до самого горизонта облаками. Внезапный ураганный ветер навалился на воду, глубоко вспахав безмятежную озёрную гладь. О рыбалке не могло быть и речи! Уныло посмотрев вслед катеру, промчавшемуся мимо нас, Володька налёг на вёсла, но зря старался: лодку сносило всё дальше и дальше от берега.

Заморосило. Меня стало знобить. Наглухо застегнув куртку, доставшуюся мне от сестры, сунула руки в карманы. В одном из них нащупала небольшую картонку. Удивилась, достав иконку. Лик и имя святой были сильно затёрты, но удалось рассмотреть её одеяния – красную юбку и зелёную кофточку. Повинуясь непонятному душевному порыву, пробормотала:

– Святая угодница Божия, помоги выбраться на берег.

И тут… совсем близко от лодки, буквально на расстоянии вытянутой руки, я заметила неподвижное водное зеркало, в котором отражалось солнышко, извивались длинные тёмно-зелёные жгуты водорослей, колыхались золотистые купавы и резвились игривые плотвички.

– Володя, возьми левее, – указала я.

Но лодка уже и сама повернулась туда носом…

Рывок, ещё рывок… и муж уронил вёсла: что за диковина? Солнце слепит глаза. Воздух пламенеет и струится, искажая обережь[1]. Мокрые бока лодки мгновенно просохли. Мне, ещё недавно дрожавшей от холода, сделалось парко, и я начала сбрасывать с себя поочерёдно куртку, толстовку, рубашку. Володька тоже разделся. Закурил, пытаясь понять происходящее. А происходило невероятное: солнце купалось в безмятежной озёрной воде, и рыба, одуревшая от жары, так и плясала вокруг лодки.

Я уже разматывала удочку…

Вот это, скажу я вам, была рыбалка! Одна увесистее другой, краснопёрки так и прыгали в ведро, а мы с мужем благодушествовали под ярчайшим небом и неподвижным золотокаёмчатым облаком, подпирающим, как подушка, бок солнца.

Ведро давно уже было наполнено доверху, садок туго набит всё ещё вздрагивающими жирными рыбицами, но покидать это удивительное место совсем не хотелось. Только мы, честно говоря, здорово проголодались. К тому же у Володьки плечо «загорелось» на солнце.

– Валя, приметь это место, – сдался наконец он.

Легко сказать: приметь. Но как? Обычно рыбаки отмечают заветные места, втыкая длинный шест в дно водоёма. А у нас при себе ничего такого, что можно вогнать в ил. Я всмотрелась в обережь: дерево с обломанной макушкой, которое ближе всех остальных подобралось к воде, – вот и все приметы этого необыкновенного места.

В последний раз мы окинули взглядом чешуящуюся мириадами серебристых блёсток озёрную гладь и направили лодку к берегу.

Несколько взмахов вёслами, и из одной реальности мы попали в другую: холодные, как льдины, тучи обложили солнце; ветер ошалело гонит волны, и они, лохматые и злые, ударяют грудью в мягкие бока лодки, всё ещё хранящей тепло чудесного места.

На этот раз течение понесло нас прямо к лагерю. Несколько раз я бросала взгляды за спину в надежде хоть краешком глаза ещё раз увидеть рыбацкий раёк среди беснующегося озера. Но увы… Если бы не трепыхающаяся под ногами рыба, то не поверила бы сама себе: а было ли это всё?

Встречали нас все. Мужчины помогли втащить лодку на берег, подали мне руку, и когда я со словами «Берите-берите, нам столько не надо» протянула одному из них полное ведро улова, он спросил:

– А где вы были? Мы думал и, что вы к берегу прибились и по лесу чернику собираете. Озеро как на ладони, а вас нет.

Утром мы искали наше счастливое место, настойчиво кружась по усмирившемуся озеру. Вот оно, то самое обломанное дерево, рассматривающее свою обезображенную макушку в озёрном зеркале; вот песчаный мысок, вдающийся в заросший травой берег. Но озеро как будто глядело на нас холодными тёмными глазами.

На следующий день мы, обменявшись телефонами с дружелюбными москвичами, уехали домой.

2

Всё вокруг ещё цвело, зеленело и дышало зноем. Казалось, лету не будет конца. Однако сердце дрогнуло и загрустило над вспыхнувшей золотыми горошинами пижмой, и какое-то беспричинное беспокойство вселилось в душу. «Виною скорая осень», – решила я.

Но вскоре узнала: моя старшая сестра Тамара серьёзно больна. При диагнозе, который поставили ей врачи, даже у сильных духом людей опускаются руки. И я тут же засобиралась в Санкт-Петербург.