Хранители

Владарг Дельсат

Хранители

Глава первая

Александр Тихонравов

БТР 1 со скрипом остановился, не глуша, впрочем, двигатель. Отдельный разведывательный батальон перебрасывался с техникой из Баграма в Гардез 2 . Первая часть пути прошла неожиданно спокойно, «зелёнка» будто вымерла. В Кабуле встали на обед, заправку, чтобы «выгрести всё, что осталось на складах», и прочие военные развлечения. Прапорщик с редкой фамилией Полуэктов с удовольствием занимался выгребанием. Местные интенданты, видя этого «почти офицера» с двумя орденами, впадали в кратковременный ступор, чем товарищ прапорщик с удовольствием пользовался.

Старший лейтенант Васин отдыхал, пока его друг «выбивал» из складов хоть что-нибудь ещё сверх положенного. Юрку старший лейтенант знал давно, поэтому верил в него, как в самого себя. И действительно, взмыленный прапорщик отнял один из грузовиков и куда-то умчался. Васин только хмыкнул… Предстоял стодвадцатикилометровый переход в Гардез по не самым простым местам, и самое неприятное было в том, что старлей этим маршрутом шёл впервые. То есть возможных сюрпризов не знал.

– Прапорщик, возьми сестричку до точки, – попросил Полуэктова какой-то офицер. Приглядевшись, прапорщик узнал бригадного особиста 3 , что вызвало логичные, с точки зрения «почти офицера», вопросы. Рядом с начальником особого отдела бригады стояла Юлечка Ивантишина, при виде которой сердце Юрия на минуту замерло. Давно и, как он считал, безнадёжно влюбленный в женщину Полуэктов попал в логический тупик.

– Командир меня на ДШК 4 наденет, – задумчиво ответил так и не пришедший ни к какому выводу прапорщик отдельного разведбата. – Мы же впервые идём, а вдруг там эти…

– Это приказ, прапорщик, – спокойно произнёс особист, отметая тем самым все сомнения.

– Есть, понял, – козырнул Полуэктов и улыбнулся Юлечке, спрыгивая с подножки. – Залезайте в кабину, товарищ медсестра.

Васин, увидев молодую женщину, сильно удивился. Удивлялся он минут пять 5 , вслед за ним удивлялся и поставленный в известность по радио начальник колонны. Когда поток… удивления иссяк, Юлька задорно улыбнулась, ответив тирадой, смысл которой сводился к тому, что её наличие в колонне не относится к служебным обязанностям товарища старшего лейтенанта, чем оного полностью убедила. Женщиной Ивантишина была весёлой и за словом в карман не лезла.

Разобравшись в порядке следования и разбудив механиков-водителей, офицеры готовились выступить в путь. Была надежда на то, что крупная колонна просто отпугнёт басмачей 6 , но, конечно, надежда была так себе. Проверив и зарядив всё, что поддавалось этому, а поддавалось абсолютно всё, колонна отдельного разведбата с приданным ему «кое-чем» выдвинулась «кое-куда». Взревели двигатели боевых машин, матерно перекликнулись водители, зашевелились башни и, испуская сизый дым сгоревшей солярки, машины одна за другой уходили в сторону конечной точки. В пути были возможны неприятные сюрпризы – впрочем, солдаты и офицеры уже привыкли к такой обстановке.

Юлечку затолкали в бэтээр 7 , чтобы злые дяди не обидели девочку нежданным выстрелом. Это было и правильно, и не очень – что-то покрупнее могло и похоронить всех. Басмачей уже потихоньку начинали называть просто «духами» 8 , но Васин перестраивался медленно, продолжая называть «нехороших дяденек» так, как привык. Внутри транспортёра было душно и жарко, впрочем, жарко было везде, а воду требовалось беречь. Самые умные пили не простую воду, а слегка подсоленную, а у глупых на марше фляги отбирали офицеры. Впрочем, глупых было немного, они или учились и умнели, или меняли полевую форму на цинковую 9 и отправлялись домой.

Прапорщик сидел рядом с Юлечкой, наслаждаясь просто тем, что она рядом. Женщина была молчалива, задумчива, но при этом с хитринкой поглядывала на Полуэктова. Юра понимал всю бесперспективность своей любви, но ничего с ней поделать не мог. Юля же… Женщина была умной, носила погоны, о которых никто не знал, и занималась делами очень тайными, о которых знать посторонним не следовало.

– Ну, что сидишь, глазами лупаешь? – по причине шума в брюхе машины ей приходилось кричать. – Обними девушку!

– Есть, – рефлекторно отреагировал товарищ прапорщик, выполняя приказ красивой женщины.

– Тёплый, – констатировала она, впервые подумав о том, что дома её никто не ждёт. Юля была сиротой. Мамы своей она не знала, а папа погиб, когда девчушке было пять. Папины друзья не оставили, конечно, ребёнка, но возвращаться ей было совсем некуда – её никто не ждал. А ей, как и всякой женщине, хотелось тепла и ласки.

Поставив точку, я вздыхаю, задумчиво глядя в окно. В Афганистане меня не было, конечно, по возрасту не прошёл, но пишу о нём, потому что это более-менее безопасно. Попробовал бы я что-то такое о Чечне написать, начальству это точно не понравилось бы.

Я – писатель-фантаст, и эта история будет в результате очень даже фантастической, соединив прапорщика и медсестру, которая, конечно же, никакая не медсестра – ну да это уже понятно: не будут простую медсестру впихивать в колонну по приказу особиста, так что тут уже ясно, что всё не просто. Надо писать дальше, ибо считается, что кормлюсь я именно с этих вот книг.

На дворе – второй год так называемых «нулевых», бардака в стране хватает, и такая легенда вполне проходит, конечно. Ну а та контора, где я на самом деле работаю, огласки не любит, потому приходится легендироваться даже дома. Впрочем, на мой взгляд, это норма, нечего и думать о смене работы. Во-первых, от нас можно уйти только ногами вперёд, а это мне ещё рано, и, во-вторых, смысла в этом нет – работа интересная, с командировками, а от добра добра не ищут.

Мне тридцатник недавно стукнул, то есть детство моё прошло в той самой стране, где все и процветали. Допроцветались до того, что полыхнуло всё вокруг, как бензином политое, потому у меня сразу же нашлись интересные занятия. Года до девяносто шестого активно занимался, а потом меня пригласили уже и в нашу контору. Сыграло свою роль многое – и знание пяти языков на уровне свободного владения, и опыт, и даже тот факт, что заочно на физтехе тогда учился.

Ну а сейчас я на отдыхе после очередной командировки, сижу вот, книжку пишу, по сторонам поглядываю, но тут у нас тихо. Город Энск что при Союзе был тихим, что сейчас сонное царство, даже бандитов нет – нечего им тут делать.

Лихие девяностые, конечно, жизнь перевернули. И помотало меня где ни попадя, и семью забрало… Первым батя ушёл – просто не перенёс падения огромной страны, вот и подвело его сердце, а мама ушла вслед за ним, оставив меня одного на всём белом свете. Ну, тут ничего не поделаешь, жизнь – она такая…

Тяжело вздохнув, я снова берусь за перо – нужно дописать хотя бы до конца главы. Завидую я этому прапорщику – девчонка рядом непростая к нему неровно дышит, да и он сам влюблён, не то что я – один как перст. Но с моей работой так, может, и лучше, просто тоскливо иногда. Человек – всё же животное коллективное… Ладно, всё, отставить хандру, писать надо.

Лилия Найдёнова

Сидя на высоком стуле, стоящем на веранде богатого дома, я курю тонкую сигарету, задумчиво глядя на качающиеся ветки дерева. Что это за дерево, мне неинтересно, я просто бездумно смотрю на шевеление листьев. Сижу, курю и смотрю…

Мне недавно исполнился двадцать один год, можно было бы сказать, что я ещё ребёнок, вот только детства у меня никогда не было. Хотя, может быть, я его просто не помню, ведь нашли меня голой и босой на улице. Хорошо, хоть лето было. Сидела в траве, ничего не понимала, даже разговаривать не умела, как говорят. Докторша записала меня двенадцатилетней, так я в детском доме и оказалась. Даже имя мне там дали, ведь настоящего я не помню. Я о себе настоящей вообще ничего не помню…

Первое моё воспоминание связано с детским домом. Наверное, память сохраняет только самые яркие моменты, поэтому моим первым воспоминанием оказывается боль. Сильная боль сзади, чей-то истеричный крик – и больше ничего. Взрослые в детском доме были злыми и какими-то усталыми, отчего предпочитали с нами общаться тумаками, поэтому я быстро научилась прятаться, пока не начала разговаривать, а вот в школе… Помню, что хорошо училась, но вот чему там учили – не помню совершенно.

Прятаться надо было не только от взрослых, но и от старших ребят, которым я чем-то нравилась, хотя ничего особенного во мне нет. Большие зелёные глаза, светлые волосы, ну и худая я очень была, потому что кормили нас так себе. Кто постарше и небрезгливый, те воровали, а я не могла. Меня даже заставить пытались силой, но я всё равно не могла, поэтому, наверное, и отстали.

Самое страшное началось, когда выросла грудь. За неё любили хватать старшие ребята и даже иногда взрослые. И пугали сильно, просто до дрожи. Я одно время даже спала под кроватью, чтобы не нашли. Так что воспоминания у меня о детстве не очень.

С Серым я познакомилась, когда мне четырнадцать уже было. Не знаю, что Серёжа забыл возле нашей школы, но он меня отбил тогда от целой компании. Старшие ребята уже задирали на мне одежду – понятно, что собирались сделать, они зажимали мне рот и били в живот, отчего я не могла им сопротивляться. Я как сейчас помню этот день…

– Будешь сосать хорошо – целая останешься! – шипел мне в лицо Колька из десятого класса.

– Сейчас мы тебя… – вторил ему его приятель, залезший потными пальцами прямо… туда.

Я уже прощалась с жизнью, осознавая, что после такого жить будет совсем незачем, и тут вдруг откуда-то налетел огромный такой взрослый, как шкаф. Он сильно побил десятиклассников, а потом взял меня на руки. Это было очень приятно… Сергей меня тогда отвёз к врачу, который подлечил меня, а потом как-то очень сильно припугнул воспитателей в детдоме, отчего меня совершенно перестали трогать.

Я почувствовала себя более защищённой, но после девятого класса всё равно попросилась к нему, потому что очень уж страшно было. К тому времени я уже согласна была на это самое, только бы не били, а в школе в последнее время меня начали подкарауливать девки. Зачем им нужно было меня обязательно унизить и избить, я не понимала.

Тогда я уже знала, что Серёжа – бандит, но считала, что раз всё равно рано или поздно со мной это сделают, то лучше пусть это будет тот, кто мне хотя бы не противен. Но, против моего ожидания, мужчина не стал меня сразу «распечатывать», напротив, он говорил, что побережёт меня. Что это значит, я на тот момент не понимала.

Прикрепив ко мне машину с шофёром, Серёжа обеспечил меня курсами, чтобы мне не было скучно, так я и училась. Ну а когда мне исполнилось семнадцать, он официально расписался со мной. Вот только тогда он меня и… Не скажу, что между нами есть большая любовь. Серый меня, может, и любит, а я его – нет. Раздвигаю ноги из благодарности, изображаю любовь и удовольствие от этого дела, хотя не чувствую почти ничего. Но тут ничего не поделаешь, идти мне некуда, поэтому буду женой бандита, куда деваться…

В последний год Серёжа начал называться «олигархом», но для меня разница небольшая, разве что сейчас он сам никого не убивает, а я… Я – фифа снаружи, а вот внутри… Кому какое дело до той маленькой безымянной брошенной девочки, что горько плачет где-то на дне моей души? Никто этого не видит и не увидит, потому что никому это и не надо.

У меня есть всё, что мне нужно, и даже сверх того, но я понимаю, что просто устаю. Мне бы заняться чем-нибудь важным, но работать мне не позволит Сергей, а ничего другого важного я просто не знаю. Книги писать? Так тут талант нужен, хотя муж вполне может купить мне типографию, которая будет печатать, что сказано. Вышивать? Разве это важно? Вязать? А смысл? Детей у нас нет, с чем это связано, я не знаю.

Сергей возил меня к докторам, но те сказали, что я абсолютно здорова, а себя проверять он не решился. Я уже подумывала взять ребёнка из детского дома, но, вспомнив свой опыт, не решилась. Дети там звереют быстро, иначе просто не выжить. Наверное, надо завести собачку какую-нибудь или кошечку, как жёны Серёгиных друзей делают, но мне просто не хочется. Сама я любви никогда не знала, разве смогу я полюбить кого-нибудь? Как бы узнать, что это такое – любовь?

Я трезво смотрю на жизнь, хоть и прожила совсем немного вроде бы. Смысла у моего существования совсем нет, я просто прожигаю день за днём, симулирую удовольствие – что в постели, что в повседневности. Я отлично это понимаю, вот только выбора у меня нет совсем никакого. И хочется выплакаться, но я, во-первых, не умею, а во-вторых, некому. Приятельницы меня просто не поймут, а близкой подруги, которая смогла бы понять, у меня просто нет. Мы хихикаем, делимся какими-то мелочными проблемами вроде цвета и длины ногтей, но друг другу ни на гран не доверяем.

Кому тут доверять, если все мы изображаем из себя клинических дур, а некоторые, как Матильда, похоже, ими и являются. Но её мужу с погонялом10 Зубило это, кажется, нравится. Он сам невеликого ума человек, ну да от него не ум требуется, а умение бить. Правда, думать о том, чем занимаются в жизни наши «олигархи», мне не хочется. Все вокруг суть дикие звери, потому и не жалко никого.

Кажется, зачем мне такая жизнь? Но выбора всё равно нет никакого, поэтому и сижу я сейчас, покачиваясь на высоком стуле, на веранде нашей виллы и смолю длинную тонкую сигарету ради баловства.

Глава вторая

Александр Тихонравов

Что я помню из своего детства? Папа работал дипломатом, ну и мама с ним, поэтому по детству я помотался по миру с родителями. Оттуда и свободное владение языками, кстати. Есть что вспомнить, да и детство своё я считаю очень счастливым. Возможно, именно поэтому на меня Контора внимание и обратила. Ну а мне-то что…

Как Союз рухнул, так и полыхнуло всё кругом, молодому парню приключения нашлись. Где меня только ни носило, везде успел, даже там, где официально наших не было. На память о девяностых остались, кроме родительской могилы, два лёгких ранения и контузия. В общем-то, можно сказать, легко отделался – живой же. Живой… А зачем?

Вот когда я себе задавал вопрос, что теперь будет, на меня Контора и вышла. Так я обрёл смысл какой-то в моей жизни. Сначала, конечно, была подготовка, времена-то изменились, никто рацию на себе не таскает, технологии появились разные, вот и готовили меня довольно-таки серьёзно. Ну а потом в качестве практики послали в одну интересную страну – выкрасть не самый простой документ. К моему везению, в той стране как раз начался бардак местного масштаба, отчего мне удалось довольно просто выполнить задание.

За первым заданием последовало второе, затем третье, награды, деньги, вот только было у меня ощущение, что всё это – баловство какое-то, несерьёзное совершенно. Своё мнение я, разумеется, держал при себе и рта без команды не открывал. Сейчас вот уже полгода – тишина, что очень странно, ибо вряд ли все враги закончились. А что это значит? Значит, надо ждать.

Чтобы скоротать ожидание, пишу книгу. Работы мои берёт охотно одно известное издательство, хотя я подозреваю, что и тут Контора подсуетилась, обеспечивая мне легенду. Гонорары невысокие, но они есть, кроме того, те же соседи видят мои книги в магазинах, поэтому не возбухают. Ну а деньги есть – зарплата конторская, да наградные, да премии – так и набегает довольно-таки солидная сумма.

Есть у меня ощущение, что не зря меня так долго держат вдали от работы: или провокация какая готовится, или нужна подготовка для моей работы. Во второе я верю больше, потому что провокация с моим участием – это просто не смешно. Меня пристрелить легче, чем что-то устраивать, да и та часть Конторы, в которой я работаю, работу на дом не берёт. Значит…

Вот только где я могу понадобиться, мне пока совершенно непонятно. Вроде бы в мире ничего серьёзного особо не происходит. Да и не пошлют меня на акцию, я же не боевик. А для агентурной разведки нужно время… Действительно, могут заслать на длительную инфильтрацию, типа живи, расти, пока не позовём. Задумавшись об этом варианте, я понимаю, что мне всё равно.

Здесь меня ничто не держит, нет у меня никого, поэтому я в своих решениях свободен, как птица в полёте. С девушками мне почему-то не везёт – или привитые родителями манеры их отпугивают, или отсутствие «Мерседеса». «Мерседес», кстати, как раз есть – папин, но он стоит в гараже, некуда мне ездить, а до набережной, если что, я и пешком добраться могу. Вот только кроме магазина никуда мне не нужно. В кино не тянет, в театр… тоже, честно говоря. Да и нет у нас в городе больше театра, а от кино одно название осталось.

Мои размышления прерывает звонок новомодного мобильного телефона. Потянувшись к кирпичу с воткнутым кабелем зарядки, выщёлкиваю антенну и только после этого нажимаю зелёную клавишу приёма вызова. Килограмм, наверное, весит аппарат, но зато качество связи отличное.

– Тихонравов, – бросаю я в трубку, потому что номер у меня служебный, отчего позвонить может только понятно кто.

– Двигай в Контору, – сообщает мне знакомый голос Василича. – Час у тебя всего.

Василич – колоритный старик лет восьмидесяти, кажется. Он и Сталина помнит, и Берию, и кого только ни помнит. Суровый старик, смотрит – как в прицел, с непривычки не по себе становится. Ну а раз он и срок назвал, то, значит, время не терпит. Возможности ждать такси у меня нет – не успею, значит, поеду на папином автомобиле. Пришла, значит, пора…

Двинувшись в гараж, открываю створки вручную, чтобы оглядеть транспорт. Турбодизельная машина выглядит так, как будто только что с завода, несмотря на то что выпущена двадцать лет назад. Обслуживаю я её, конечно, регулярно, поэтому к движению она готова. Хмыкнув, сажусь за руль, ощущая каким-то чудом не выветрившийся запах папиного одеколона. И вот тут меня впервые за все эти годы тянет просто расплакаться. Вдруг появляется странное желание – обнять маму, прислониться к папе, как в детстве…

Едва справившись с собой, я завожу с готовностью заурчавший дизель. Надо ехать, в Контору просто так не зовут. Автомобиль легко отзывается на нажатие педали, мягко выкатываясь на улицу. У меня всего час, и за это время нужно доехать до «внешнего» офиса, потому что, если бы имелся в виду основной, Василич назвал бы «стекляшку», а так… Ну да мне же проще.

Я шустро выскакиваю на окраину городка, чтобы рвануть по шоссе в сторону виднеющегося на горизонте большого города, точнее, его окраин. Что-то мне подсказывает, что зря я не запер дом на десять замков… Ну да ничего, если что, того же Василича попрошу, он присмотрит.

Долетаю я как-то очень быстро, но едва успеваю выскочить из машины, как тут же попадаю в оборот – меня буквально за рукав хватает начальник оперативного отдела, затаскивая к Генералу. Это и кличка его, и звание, но вот тот факт, что меня буквально затаскивают к высокому начальству, не дав даже представиться по-человечески, удивляет. Настолько всё срочно, что ли?

– Без чинов, – жёстко командует товарищ генерал. – Покажи ему!

– Вам о чём-то говорит эта бумага? – интересуется начальник оперативного, вынимая из папки довольно старый документ и протягивая его мне.

Вчитавшись, я понимаю, что действительно говорит. Бумага, написанная готическим шрифтом, что сразу же указывает на её солидный возраст, говорит о тайнике с чудо-оружием серьёзной разрушительной силы. По описанию похоже на термоядерную бомбу, что странно, ведь будь у фрицев такое оружие… Понятно, что использовали бы.

– На туфту похоже, товарищ генерал, – честно отвечаю я. – Хотя обороты речи и характерные, но будь у фрицев что-то такое…

– Да, я тоже так подумал, – кивает генерал. – Но проверить нужно. Поэтому ты и проверишь, завтра… Нет, сегодня же вылетаешь в Швейцарию и занимаешься этим делом.

Вот тут я настораживаюсь. Детскую игру напоминает. Так дела не делаются, сначала происходит легендирование, затем тщательная подготовка, обеспечение и тому подобные радости. Подставить под слив хотят? Проверить, откуда течёт? В любом случае, это задание точно несерьёзное и выглядит совершенно нелепым… Но приказ есть приказ, его нужно выполнять… Впрочем, учитывая, куда меня направляют, варианты у меня есть, в том числе и те, о которых Контора и не догадывается.

Через пять минут сотрудникам Конторы удаётся поколебать мою уверенность, потому что лечу я под своей легендой – писателя, которого за правду невзлюбили. Так себе отмазка и сейчас уже не сработает, но вполне обосновывает мой прилёт и нежелание бывать на людях. Будем считать, что старшим товарищам виднее, и включимся в процесс подготовки. Всё же, почему такая срочность?

Лилия Найдёнова

Люди думают, что если ты жена «олигарха», то постоянно как сыр в масле катаешься, а ведь это не так. Как бы Серёжа себя ни называл, он был бандитом, бандитом и останется. А это не только взгляд на вещи, это сама суть, поэтому и ударить может, например. Помню, когда лет в шестнадцать пыталась взбрыкнуть, огребла по морде так, что левый нижний резец протезировать пришлось. Потом-то он, конечно, извиняется, но это же потом…

Предчувствие у меня сегодня нехорошее. Примерно такое же, как тогда, когда по нашей машине из автомата стреляли. Но сегодня мы вроде никуда не собираемся, а предчувствие такое, как будто смерти в глаза заглядываю, как тогда, в четырнадцать. Страшно становится…

Сергея нет, он то ли в том месте, которое называет работой, то ли с корешами где-то – не моего ума это дело. Вот почему-то убежать хочется так, как никогда в жизни, только куда я убегу? У меня нет ничего – ни специальности, ни работы, ни денег особо. У меня только липовый аттестат школьный, сертификаты с каких-то курсов по домоводству, и всё. Да и найдёт меня Серёжа, тогда мне точно небо с овчинку покажется. Нет, бежать мне некуда…

Но почему-то страх, как морской волной, накатывает, затопляя всё вокруг. Только бы не сильно пьяный вернулся. Когда Серёжа сильно пьяный, он либо тушка, либо бешеный зверь – и порвать может, по крайней мере, такое ощущение возникает. Есть шанс перенаправить его усилия – если раздеться, его встречая, тогда мысли пойдут в одном направлении, а там я всё равно почти ничего не чувствую, только распирание. А так – ни боли, ни удовольствия… Да и нет у меня тяги именно к такому удовольствию, даже попытка погладить себя вызывает, скорее, щекотку, как будто я всё ещё маленькая девчонка.

За открытым окном слышится звук мощного двигателя, резко оборвавшийся. Я выглядываю в окно и сразу же замечаю, что дело плохо – Серёжа мой не только пьян, он ещё и зол, значит, может сорваться от чего угодно. В любом случае, секс будет жёстким, он иначе в таком состоянии не умеет. Ну что ж, пусть будет платой за «сладкую жизнь». Бельё надо снять, а то разорвёт, жалко будет… Несмотря на то что денег на меня Сергей не жалеет, я не люблю расставаться с тем, что мне нравится, пусть даже это всего лишь трусы.

Дверь распахивается, я спешу навстречу своей судьбе, но, видимо, неправильно оцениваю состояние мужа. Он сейчас, скорее, разъярённый медведь. Увидев выражение его лица, я чувствую панику, отчего взвизгиваю и пытаюсь убежать. Это, пожалуй, ошибка – бежать в смысле. Сергей протягивает руку, ловя меня за волосы, я чувствую удар прямо в лоб, и сознание меркнет.

Открываю глаза я от боли, сразу же закричав. Обнаруживаю себя голой, с шеей, зажатой его ногами, а боль концентрируется сзади и на спине. От этого, казалось, давно забытого ощущения я в первый момент замираю, оборвав крик. Он меня – что? Как в детдоме? Но свист с последующим ударом обжигает спину и ягодицы, вышибая все мысли из моей головы. Больно так, как никогда, кажется, не было, поэтому я визжу, визжу, а он только сильнее от этого распаляется.

Я не знаю, сколько времени это длится, кажется – бесконечность. Но избиением дело не заканчивается. На смену хлёстким ударам приходит мучительно-разрывающая боль сзади, от которой моё сознание гаснет. Видимо, я отключаюсь надолго, потому что, когда я снова открываю глаза, этого зверя рядом нет. Болит всё тело, и очень сильно, отчего я просто реву, не в силах сдержаться.

Именно так Сергей никогда ещё со мной не поступал. Именно так не бил и не делал кое-что другое. Чуть успокоившись, я медленно поднимаюсь на дрожащие ноги, взвизгнув ещё раз от страха – я вижу, чем он меня. Толстый тяжёлый ремень, покрытый заклёпками, отсвечивает красным, значит, кожу он мне содрал, получается…

Медленно, держась за стены, я почти ползу в ванную, чтобы оценить, чем для меня закончилась ярость мужа. Раньше, когда он меня бил, это было всегда за дело, а сегодня совсем непонятно, почему. Ну и ремнём он меня ещё ни разу не бил… Странно, что я могу связно рассуждать, а не катаюсь в истерике.