Полная версия
История от зверушек
Татьяна Андросова
История от зверушек
Нашим папам и мамам посвящается…
…И увидим весь этот мир глазами рыб, глазами птиц…
Гр. «Несчастный случай» песня «Уголочек неба»
Вначале был Хома
Вру. До Хомы, на старой квартире, вместе с нами в частном доме жили кошки, собаки, цыплёнок в ватном жилете, и Каштан – мой первый собачий друг, хотя я помню его очень смутно. Там мы прожили до моих четырёх лет. Начало семидесятых.
Каштан родился раньше меня, его в коробке принёс мой дедушка, которого я не застала. Говорят, Каштан делился со мной корочками хлеба, которые ему давали покушать, он зарывал их на «чёрный день», потом выкапывал и угощал меня. С тех пор у меня полное взаимопонимание с пёселями – нашими, чужими.
К сожалению, помимо невинных симпатий ко мне, Каштан очень любил собачек-девочек, что, в общем-то, естественно для собаки-мальчика. И, когда у хвостатых чёрных и рыжих соседей, охраняющих завод железобетонных конструкций, находящийся через дорогу, случались «сучьи свадьбы», он пропадал со двора, принимая в них самое активное участие. И как-то раз не вернулся.
Ещё в воспоминаниях о старой квартире фигурирует гамак, особенное дерево-жердёла с плодами большими и вкусными, и как я помогала папе красить гараж. Над гаражом рос большой дуб («Дюп», в моей интерпретации). Гараж был зелёный. Мотоцикл «Урал-2», который жил в гараже, тоже был зелёный, с большой чёрной «семечкой» на бензобаке. Когда папа въезжал на «Урале» во двор, Каштан заскакивал в коляску и обгавкивал бензобак. В целях профилактики пожарной безопасности.
Собачья будка Каштана стояла перед сараем, и, когда я слышала выражение «упасть с сарая без зонтика» всегда представляла себе этот сарай.
Цыплёнок в ватнике, кажется, родился лысый, и одна из моих прабабушек сшила жилет из ваты, чтобы он не мёрз. Потом у него отросли перья. Только я этого не помню. Меня ещё не было.
Хома был первым живым существом, которое завели именно для меня. Хома, само собой, был хомяк. Обыкновенный, рыженький.
На самом деле Хом было три. Хома № 1, Хома № 2 и Хома № 3. Они у меня в памяти немножко сливаются – что с кем было. Хома № 1 точно жил в трёхлитровом баллоне в обрезках газет. Потом жилищем для хомяков служил большой круглый аквариум. Помню, что собственноручно (ну, может, с помощью бабушки) сшила Хоме тельняшку, и, при попытке его одеть, он влезал в подол и убегал через ворот. Вообще, вся игра с Хомами заключалась в основном в том, что, берёшь его в руку – он убегает – подставляешь следующую руку – он убегает – и так далее – такая бесконечная дорожка.
Один из Хом, вероятно, первый, в свободном доступе иногда гулял по комнате, где у папы хранились мольберт и масляные краски. В итоге, он попробовал «охру» на зуб. Попытки отпоить его молоком из пипетки не помогли. К сожалению, хомяки живут три года. Ну, где-то столько все наши хомяки и жили.
Хома № 2 отличился тем, что в своем домике, в котором его купили в зоомагазине, прогрыз себе «унитаз»1. Мы думали, что Хома в нём (в домике) будет спать, а он себе прогрыз в полу дырку, и полюбил в ней сидеть, опустив туда свою длинную хомячью попу с курдючком-хвостиком. Вся эта конструкция стояла уже в аквариуме, в резаной газете.
Третий Хома прославился тем, что, когда «уходил на радугу», отправил папе мысль об этом. Мы в это время гостили у папымаминых друзей в городке Белая Церковь. Папымамина подруга второй раз вышла замуж за одинокого отставного военного дядю Ваню, и переехала к нему туда с дочкой жить.
Отдыхали мы там замечательно! Тихий уютный маленький городок. Под балконом панельного девятиэтажного дома – парк с акациями. Во дворе – качели. Мы загуливались с Наташкой на улице до самого вечера. Тем более, темнело здесь как-то резко. Не так, как у нас. Светло-светло – потом раз! – и темно. Но только аж в одиннадцать вечера.
Спали вместе на одной кровати в детской. Постоянно над чем-то смеялись, и, в самый разгар закатывания от смеха, Наташка делала каменное лицо и серьёзно провозглашала:
– Не смешно! – и мы закатывались ещё сильнее.
Выезжали на дяди Ваниной машине в лес, проезжали мимо белой церкви, по берегам живописной речки Рось собирали чабрец, который потом ножницами резали в чай.
И вот, как-то в разгар отдыха, папа вышел на балкон покурить – возвращается – не в себе – дома что-то случилось! Приезжаем – Хома ушёл. Больше хомяков мы не заводили.
Ой, я вспомнила! – ещё, когда я ходила в детский садик, у меня жила черепаха. Сухопутная. Откуда она взялась, не помню. Черепаха жила в большой коробке из-под телевизора, ела редиску, травку и какала. Сходила один раз со мной в детский садик, где я чуть не лопнула от собственной значимости в роли хозяйки черепахи. А потом мы её на свободу, в степь выпустили.
Но я всегда мечтала о собаке. И собака появилась, когда я училась в начальной школе. Маленький пёсик Дружок, его принесла с работы мама. Сам он был чёрненький, блестящий, грудка и подбородок белые, три лапки в носочках, одна передняя – в гольфике, глазки – бусинки.
Мы очень дружили. Я с ним гуляла. Он обожал поливитамины «Ревит», которые принимала бабушка. Стоило ей погреметь пузырьком, Дружок летел к ней и начинал «служить» – становился на задние лапки и выпрашивал таблеточку. Ну как можно было ему отказать? И вообще, он был весёлый шустрик, всеобщий любимец. Очень жалко было, когда его не стало. Дружок недолго с нами прожил, предположительно, его сгубило большое количество принимаемых витаминов. Так что, не все витамины одинаково полезны. Но мы тогда этого не знали.
А ещё Дружок пересёкся с одним из Хом. Когда Хому доставали из – банки? Аквариума? – Дружок приходил в дикий восторг, остервенело «служил» – дайте мне его, дайте! Когда давали понюхать, начинал с энтузиазмом вылизывать Хоме попу. Хома тоже был «в восторге».
Дружок вылизывает Хоме попуХомы, черепаха и Дружок жили с нами уже на новой квартире, на первом этаже в панельной пятиэтажке-хрущёвке, которую папе выделил завод. Вовсю шли семидесятые.
Сима
Сима – сиамская кошка – одна из часто встречающихся героинь моих сочинений2 произвела на меня неизгладимое впечатление, как личность.
Появилась она у нас случайно. У одного из соседей были нелады с криминалом, и он периодически «сидел». Посидит – выйдет, посидит – выйдет. По легенде, сосед украл где-то в Батайске сиамскую кошечку и принёс домой. Его мама сказала:
– Ой, плохая примета, ты в прошлый раз кошечку принёс, а потом тебя посадили.
Кошечку выкинули на улицу. А сосед в пьяной драке проломил кому-то голову, и его опять посадили. Кошечка осталась жить во дворе. Все соседи от неё шарахались, думали больная или лишайная – кто ж сиамскую кошку на улицу выбросит?
Идём с мамой в соседний подъезд в гости, а папа сидит на лавочке, кошка у него на коленях, и он её гладит.
Мы:
– Ты что, с ума сошел? («С сарая упал без зонтика?») Она, наверное, лишайная!
Папа:
– Сами дуры! Я чище кошки не видел!
Возвращаемся с мамой обратно. Папа уже дома, в прихожей по телефону разговаривает. А кошка сидит в подъезде под нашей дверью и слушает. Мы с мамой открыли дверь в квартиру и сказали:
– Ну, заходи! – так у нас появилась Сима.
Сима была очень серьёзная. Говорят, собаке нужен хозяин, а кошке – дом. Возможно. Сима охраняла территорию. Она не пускала в подъезд даже собак, и те её боялись.
Меня всегда собаки любили (взаимно). Уже когда мы переехали в панельку-хрущёвку, целая собачья свора, во главе с Шариком (Кабыздохом, по версии папы) провожала меня в детский садик и охраняла от других прохожих. Шарик поправлял мне шапку. Шапка была – как колпачок у Буратино – в желтую и белую полоску, на конце с кисточкой. Версия мамы:
– Идем в садик, смотрю, а у тебя шапка назад съезжает, поправляю – а она опять съезжает. Присмотрелась – а это Шарик её за кисточку стаскивает!
Так вот, даже Шарик, старый дружбан, а он не маленькая собака, при Симе боялся в подъезд заходить!
А с другими кошками у неё вообще был разговор короткий. На третьем этаже, у моего друга детства жила пушистая кошка Муся. Если Муся заходила в подъезд и пересекалась с Симой, нам с другом приходилось вылетать на душераздирающие Мусины звуки и срочно её спасать. За 5 сек Сима могла надрать с Муси трехлитровый баллон шерсти. Просто, Сима считала, что это ОНА в этом доме хозяйка.
Зря говорят, что сиамские кошки злые. Сима просто очень сдержано выражала свои чувства. Если обычная кошка ластится, громко урчит, извивается всем телом, трётся об твои ноги (метит тебя, как свою собственность), то Сима ограничивалась тем, что молча проводила по тебе один раз хвостом (Всё. Мой человек). Высшим, и не таким уж частым выражением её любви, было прийти и лечь к тебе с урчанием на грудь.
Она знала себе цену и вызывала уважение. Сидит на подоконнике, зовёшь:
– Сима! – «ноль» эмоций.
– Сима! – «дёрг» ухом.
– Сима! – вздрогнул и замер хвост.
– Ну, Сима! – медленный царственный поворот головы:
– Ну, что? Я же знаю, тебе ничего не надо, ты просто так меня зовёшь!
Очень красивая, цвета кофе с молоком, с огромными голубыми глазами, тёмно-коричневыми лапами и хвостом. Возможно, Симой она стала в честь Симоны Синьоре – популярной итальянской актрисы времён моих родителей. Мама, глядя в бездонные Симыны глаза начинала задумываться об устройстве вселенной – о том, например, что, вероятно, на землю нас завезли инопланетяне. Или о том, что Сима больше, чем кошка, и понимает, как устроен мир, гораздо лучше, чем мы.
Сима полюбила сидеть в аквариуме, доставшемся ей в наследство от Хом. Иногда ей нравилось играть, лежа в нём на спине и доставая нас оттуда лапой.
Сима в аквариуме
Сима оказалась верной женой и заботливой матерью. Когда она «гуляла», за ней всегда ухаживали не менее пяти «кавалеров», все получали по мордам, ждала одного – чёрного пушистого кота Портоса из соседнего дома.
В первый раз родились четверо котят. Двое чёрненьких, один дымчатый, один полосатый. Дымок и Тигрик, черненьких не помню, как назвали. Дымок потом ушёл жить к двоюродному дедушке в частный дом к ещё одному моему большому другу – рыжей овчарке Амиго3. Амиго – тоже отдельная страница биографии. Но вернемся к кошачьей странице.
Всех четырёх котят мы раздали, когда им уже было по три – четыре месяца. Сима всему научила своих детей – самостоятельно кушать нормальную еду, ходить в лоток с песком. Но кормила их своим молоком до самого расставания. Трёхмесячные «кони», наевшись мяса и рыбы, приметив «на горизонте» худую, как тень мать, прерывали свои силовые игры, валили её на ковер и принимались сосать.
Потом рождались преимущественно чёрные котята, их тоже, по мере вырастания, пристраивали по родственникам и знакомым.
У Симы начались проблемы со здоровьем. Папа с мамой свозили её в ветлечебницу, и там ей прописали уколы. Папа отказался принимать участие в этой экзекуции:
– Не буду я кошку мучить!
Пришлось маме и мне. Я Симу держала, а мама делала укол – делала так, как запомнила. Потом, оказалось, что иглу надо направлять параллельно хвосту, а мама, по неумению, направляла её перпендикулярно, как ей казалось, в попу, а, по сути, в кость. Симе было больно, но она понимала, что мы ей помогаем. Постанывала, кусала меня за пальцы, но не прикусывая, только потому что не могла сдержаться. Потом перестала с папой спать, потому что он уколы делать отказался. А когда выздоровела, стала опять прекрасно рожать.
Её сыну было одиннадцать дней, когда Сима пропала. Мы думаем, её украли. Кошка была потрясающей красоты! И гиперответственная мама – она не могла бы бросить котёнка. В ближайших окрестностях мы её не нашли. Малыша пришлось выкармливать молоком и детской смесью из пипетки. Чтобы он пописал или покакал, ваткой провоцировали его на это дело, потому что кошки котят лижут, чтобы они сходили в туалет.
Котёнок выжил, победил авитаминоз (авитаминоз – потому что молоко было не кошачье). И вырос в красивого чёрного (чёрно-бурого на свет!) гладкого справного кота с огромными жёлтыми глазами. Назвали Атосом. Ну, то есть, Атосом Портосовичем.
Атосик в детстве. Рядом – мягкий игрушечный пёс Арчик, задом – белый медвежонок Миша.
Атосик
Атос Портосович, он же Атос, граф де ля Фер4, а попросту Атосик статью пошел в мать – грациозный, ладный, знающий себе цену. Он рано превратился в настоящего кошачьего мужчину – много времени стал проводить по ночам на улице, появляясь только под утро, и стал папой месяцев в десять, наглядно продемонстрировав в действии второй закон Менделя, который мы, как раз, проходили в школе по биологии.
У одноклассницы «загуляла» сиамская кошка. Семья одноклассницы уже была готова «лезть на стенку» от её (кошки, не одноклассницы) внутриутробных воплей, и мы решили наших питомцев поженить. Сначала «невесту» принесли к нам, но она тут же забилась под стул за пылесос, и выколупать её оттуда не представлялось никакой возможности. Атосика она очень заинтриговала, он заглядывал за пылесос то с одной, то с другой стороны и, как обходительный мужчина, пытался её деликатно уговорить:
– Муррр! Ну, муррр!
Девушка оборону держала крепко. Пришлось «жениху» пойти в гости к «невесте» на три дня. Там он её и «уговорил». Родились три чёрненьких котенка и один сиамский, как и обещалось в том самом втором законе Менделя про доминантные и рецессивные гены, и «три к одному» во втором поколении.
После этого Атосик почувствовал себя совсем взрослым и гулял, где хотел, когда хотел и как хотел. Но, однажды, домой не вернулся.
Я очень скучала. Позже Атосик появился в сочинении про школьные приключения одной девочки, где фигурировал чёрный кот, в поисках которого, главная героиня, при подсказке Шерлока Холмса, отправилась в Хоггвардс, школу чародейства и волшебства из книги Джоанны Роулинг. Кот там нашелся в качестве ученика, умеющего превращаться в человека, потрясающе танцевать и устраивать романтические прогулки по крышам.
Амиго
Вышеупомянутый Амиго – тоже друг детства. И тоже значительная фигура в моей биографии и в моем творчестве5. Мы с ним знакомы с самого моего и его щенячьего возраста.
Мы с Амиго в детстве
Ну, моего уже осознанного. И дружили мы с ним практически до моей юности – сохранилась фотография, где я уже девушка-девушка, а Амиго рядом ещё не старый.
Мы с Амиго в юности-зрелости
Жил он у двоюродного дедушки в частном доме, куда мы с родной бабушкой часто ходили в гости. Двоюродный дедушка – двоюродный брат бабушки.
До Амиго у дедушки жил пушистый кот Барсик и собака Джек. Кстати, Амиго и Джек, кажется, пересекались. Только Джек был старше, но меньше. Бабушка отдала мне в игрушки двух маленьких керамических собачек – коричневую и белую в черных пятнах. Белую звали Райт, в честь собаки, про которую я или книгу читала, или фильм смотрела. А коричневую – Джек, в честь того Джека. Но с Джеком у нас сложилась не такая тесная дружба, как с Амиго.
Амиго меня почему-то сразу полюбил, и так радовался, так радовался, когда мы с бабушкой приходили, что аж уписывался. Благо встреча происходила во дворе – в дом ему нельзя было заходить. Он жил в большой будке, только зимой его пускали в предбанник, на теплую подстилку из старого ватника.
Он любил меня так сильно, что, когда дедушка в шутку замахивался на меня и говорил:
– Вот я буду Таню бить! – проверяя на «вшивость», он, хоть и, явно смущался, гавкал и бросался на него. Но это было великое исключение. Он защищал своего хозяина ВСЕГДА, дедушка для него был «светом в окошке».
Думаю, из уважения ко мне, Амиго ел жердёлы и тютину, только потому что я угощала. Нам всегда было очень интересно друг с другом. Если меня обижали в школе, это легче было пережить, когда я представляла себе, что рядом Амиго. Тогда никто бы не отважился меня обижать.
Мы часто ходили гулять с Амиго и дедушкой в разные интересные красивые места. Например, купаться на речку. Там мы вместе плавали. Я заходила в воду «по шейку» и звала Амиго. Он плыл за мной, возле меня разворачивался, я хваталась за его ошейник, и обратно к берегу уже добиралась на нём. Дедушка считал, что не плыла, а топила пса, потому что через некоторое время тот не стал заходить в воду, когда его звали, ни со мной, ни с дедушкой.
Ещё мы гуляли в санатории. Тогда в него можно было свободно войти, сейчас – забор и охранники. Это был прекрасный парк, в котором очень наглядно сменялись картины времен года.
Весной звенели ручьи, пробивая себе дорогу сквозь снег, вылезали первоцветы, или, вдруг, среди снежной белизны открывался нежно изумрудный холм, покрытый молодой травкой.
Летом речка с мостиком, отражала в себе зеленые деревья.
Осенью – те же деревья, но непередаваемых цветов – жёлтые, красные, фиолетовые. Похожие краски я видела только со смотровой башни в Сочи в ноябре, при хорошей погоде, откуда было видно Кавказский хребет.
Зимой очаровывали белые пушистые сугробы и протоптанные дорожки в них. Деревья, отражающиеся в речке в это время года, были серые. А однажды, на границе зимы и весны, встретилось сказочное дерево, всё в сверкающих ледяных сосульках!
Там мы играли с Амиго в прятки. Дедушка закрывал ему глаза, а я пряталась. Он меня искал. Я думала, что пёс будет «брать след» как пишут в книгах, но такое чувство, что он слушал, куда я побежала. И, либо находил меня сразу, либо быстро терял интерес, и без особого энтузиазма обегал окрестности, надеясь на меня просто наткнуться. Получается, у нас было много общих дел и интересов.
Амиго отличался большим умом (и сообразительностью). Когда мы переходили дорогу, существовала команда «машина!». Тогда Амиго останавливался, и пропускал транспорт. Часто мы с бабушкой отправлялись из гостей домой не на автобусе или трамвае, а пешком, и дедушка с Амиго провожали нас до самого подъезда. Мы переходили через дороги, пропуская машины, проходили мимо речки, где плавали вместе, пугали бабушек-соседок на лавочке возле нашей пятиэтажки. Как правило, Амиго шёл без поводка, умел по команде ходить «рядом» и вовремя прибегать «ко мне!». Дедушка его прекрасно воспитал.
Если Амиго и дедушка сами приходили к нам в гости, то я узнавала об этом по громкому лаю Амиго под окном большой комнаты, выглядывала, убеждалась, что это, правда, они, и срывалась в подъезд, навстречу.
Амиго прожил долго – до глубокой собачьей старости.
Это были мои восьмидесятые.
Алиса и Ося (тут были)
После Атосика, прожив без зверушек месяца два, мы с родителями поняли, что не можем так дальше жить, и, как-то вернувшись со школьного субботника, я обнаружила рядом с мамой на диване очаровательную маленькую нежную сиамскую кошечку. Мама и папа съездили на птичий рынок и купили там эту чудесную Алису (она продавалась уже с именем). Она с самого начала имела такой невинный вид, что казалось – ну как можно обидеть такое чудо?
Первое впечатление – верное. Алиса, действительно, оказалась очень ласковым доброжелательным существом. Любила всех. Даже моего первого мужа, за которого я вышла замуж на первом курсе института, и развелась на третьем, который мог её пнуть, или выкинуть за шкирку из кресла, чтобы занять её место. Она в удивлении округляла и без того огромные голубые глаза:
– Я же тебя так люблю, отчего же ты меня не любишь?
На этой почве (безграничной любвеобильности) она рано «загуляла» – месяцев в семь-восемь.
В наследство от Симы Алисе достался её жених Портос – котята рождались чёрные. Но свои материнские качества она не успевала толком проявить. То есть, котят Алиса, конечно, кормила, но им не успевало исполниться и двух месяцев, как она снова рвалась на «гульки». При этом она так орала басом (и у Алисы, и у Симы были немелодичные голоса, скорее скрипучие, наверное, у сиамчат, у всех такие), что мы, вспоминая жену Атосика, тоже готовы были «лезть на стенку», и не могли Алисе отказать – открывали дверь на улицу. Пару раз, летом, засунули под отрезвляющий душ. После этого Алиса на некоторое время «заткнулась», чтобы вылизаться, потом всё началось по новой. В общем она была ласковой, любвеобильной и плодовитой. За любовь и погибла – не вернулась с одного из свиданий.
История повторилась. От Алисы остался двухнедельный котенок, чёрненький, гладенький, благо опыт выращивания котят у нас был – пипетка, ватка, детская смесь.
Вырос он в красивого черного кота Остапа, (названного, конечно, в честь Остапа Бендера), а попросту Осю (Ося и киса в одном лице). Очень умного. Он сам научился, по нашему примеру, ходить не в кошачий туалет (кюветка для проявления фотографий с нарезанной бумагой), а прямо в унитаз. Только что не научился смывать за собой.
Ося и Кися в одном лице
В последствии Ося отплатил нам чёрной неблагодарностью. В связи с тем, что все наши кошки пропадали на улице, я сказала, что Ося на улицу ходить не будет, сама ему буду кошек водить.
Папа от него млел, всегда оправдывал, и давал ему пососать мочку своего уха вместо соски. Так как Ося – сирота. Ося захлебывался слюнями от такой щедрости.
В первый раз он действительно «подженился» дома. Не помню, кто нам сосватал загулявшую полосатую кошечку, с её хозяевами мы потом дружили. Невеста сразу пришла к нам домой. И, видимо, познав любовь, Осе захотелось большего, но на улицу же он не выходил!
Летом были попытки погулять вместе со мной и недавно родившимся у меня сыном. Коляска стояла под окнами, я сидела рядом на стульчике, Ося – на подоконнике, иногда решался спрыгнуть на землю и походить вокруг нас. Однажды, он чего-то очень испугался и влез на дерево. Снимали всей семьей при помощи стула и швабры.
Кошек Осечке, по всей видимости, не хватало, поэтому характерец у него стал тот ещё. Первый звоночек был, когда он сильно покушал маму. В прямом смысле. Она даже к врачу ходила. Вместо того чтобы дать коту по морде или хотя бы провести политзанятие, папа его оправдал – «это мать на меня не так сказала!» В итоге мама стала кота бояться. Я, за попытки нападения на меня – бить, чем под руку попадется. Детским горшком, например. Ну, как бить? – Иногда, «сбивала в полете», чтобы понял, что я не беззащитна, и не боюсь. Но, когда мама надолго уехала на Дальний Восток, где сильно заболела её сестра, чтобы вытащить её с того света (к счастью, удалось), Осе не на кого стало выплескивать свою неудовлетворенную энергию, и он показал себя во всей красе.
Когда мы с сыном на руках, по дороге из ванной, играли в игру, кто громче крикнет, Ося кинулся на нас и сильно порвал меня. И даже малышу немного досталось. Папа Осечку еле от меня отодрал, но продолжал его оправдывать, типа это он ребенка защищал, потому что я на сына кричала. Мне тут же стали понятны страхи мамы. Естественной реакцией отца моего ребёнка, второго, актуального и горячо любимого мужа, было Осю тут же показательно расстрелять (и это реакция человека, который вырос с кошками!). Но папа был категорически против. На моё предложение приучить кота гулять, или пристроить его в столовую у себя на работе, где ему было бы тепло, светло, сытно и виделись бы каждый день(!), папа почему-то обиделся и отвез его в холодный гараж (дело было зимой), в темноту, к крысам, и два раза в день ездил его навещать, отпрашиваясь с работы. Потом, через неделю, папа наконец понял, что Осе там страшно, и вернул его обратно. Ося стал жить исключительно в комнате бабушки, выходя под конвоем в туалет. В итоге он слегка покушал бабушку. Ну, я бы на Осином месте, тут тоже озверела бы – ходил везде, ухо давали пососать, и вдруг холодный гараж с крысами и бензином, а потом «твой дом – тюрьма»! В общем, чрезмерная доброта в воспитании кого бы то ни было – совсем не доброта. Воспитуемого всё-таки надо учить правилам совместного проживания.
В итоге не сразу, но всё закончилось хорошо. Мы подарили Осю моим бывшим одноклассникам -близнецам, мечтавшим о чёрном коте. Сначала Ося пИсал им на коврик между кроватями, и они его за это не только не прибили, но даже не выгнали! А потом он привык к улице, и ходил с их отцом на рыбалку. И прожил долгую полноценную кошачью жизнь.
Начались девяностые.
Юта и другие