Моя первая жизнь, или Все имена и фамилии изменены

–В первой роте меньше гоняют и по «физо», и вообще меньше ко всему придираются, – говорит Краснов, увидев, что я на него смотрю. – Я с Саней Алексеевым из нашего технаря говорил в курилке вчера, понял – никакого сравнения нет с нашей долбанной отличной ротой.

– Осталось ещё почти четыре месяца до конца учебки, потом разъедемся по разным заставам. Там, говорят, как в семье живёшь, все друг за друга. Будем только вспоминать этот ужас. Потерпи.

– Нет. Я буду рапорт писать, чтобы перевестись в первую роту. Я на комиссии у врача узнал всё. Пишешь командиру взвода, отдаёшь через своего сержанта. Должны перевести. – Не унимается Паша. – А одно место рвать на «отличника», чтобы лишнюю лычку получить? Да на хрен мне это. Очень хорошо, если буду после школы младшим сержантом. Вообще говорят – чистые погоны, чистая совесть.

–Меня бег тоже совсем достал, сапоги очень велики. Вчера мне из дома стельки войлочные прислали. Вставил, вроде стало можно жить, не знаю надолго или нет хватит. И рука болит очень в локте. Я тебе рассказывал – это я с турника сорвался на своих проводах в армию, – говорю я, а сам несколько раз согнул руку в локте и чувствую, что меньше стала она болеть. Не соврал врач еврей. Хороший врач! – Нет, я потерплю уж, немного осталось.

–А я рапорт подам, тем более, что всё равно скоро все разъедемся, – бубнит курсант Краснов.

У него немного дёргается щека, это с рождения у него. Мне он кажется похожим на белого медведя. Белого потому, что волосы у нас поотросли, и теперь мы их сами друг другу стрижём ручной машинкой или просто ножницами под расчёску. И стало видно, что Паша белобрысый – с почти белыми бровями. А медведь потому, что гимнастёрка у него как- то мешком сидит. Не успеет он заправиться, как она опять у него вся расправляется. Что – то с размером не так. Да у нас у всех форма как- то вся висит. А сержанты свою ушивают по фигуре, эх, ничего, доживу и я до этого дня…

– Да! Время совсем не двигается. День быстро пролетает, а неделя долго идёт. До конца учебки не дождёшься, – отвечаю я, глядя за окно на плац. На плацу кого- то муштруют строевой. РАЗ, ДВА, РАЗ, ДВА… Нога достает до погона впереди идущего, РАЗ, ДВА. Я не слышу, но понимаю уже, что там творится.

–Мужики! Есть план!– подходит Романенко к нам.

– Есть ли у Вас план мистер ФИКС. – Смеёмся мы.

– Да слушайте. Чудаков надолго ушёл. Когда воду менять пойдём в следующий раз, можно тазик внизу спрятать и смотаться в кафешку самим. Всё равно не отпустит нас сержант. Наших командиров никого! Никто ничего не спросит. Если что – подумают, вдруг нас офицер послал, что- то купить.

–Да, можно попробовать, – говорю я, глядя в окно. Там заветное кафе не видно, но я знаю – оно сбоку от плаца. И занятия строевой закончились. На территории – как все вымерли. Все где- то при деле находятся.

–Да. Сейчас самое время. Занятия минут двадцать ещё продолжатся, – размышляю дальше, а сам уже лезу рукой во внутренний карман гимнастёрки.

Тут должны храниться тоже обязательные для всех бойцов вещи. Платок, маленькая расчёска и военный с комсомольским билеты. Некомсомольцев в погранвойсках не было. Ну и денежки хранили. Кто – то письма ещё от любимой хранил. Всё это полагалась на утреннем осмотре вынимать и показывать сержантам. Они наводили в твоих вещах «шмон» и половина вещей у тебя в кармане оказывалась не положенной к хранению. Но деньги, надо отдать должное, никогда не брали. Почти все хранили их под корочками для документов.

Боец получал три рубля восемьдесят копеек. Много это или мало – не скажешь. Для курильщиков этого мало. А у меня пара рубликов желтеньких всегда в заначке была. Вы, может, подумаете – что, на что тратить то деньги. Ведь в столовку строем ходим – бесплатно, обмундирование бесплатное, в кафе не пускают. Но, как и везде деньги быстро кончаются, их собирают на всякие «разности». То на тетради, то на ручки с карандашами. Несколько раз делали фото цветные. Они очень дорогие. Я свои отправил домой бабушке. Она потом в ответном письме спрашивает: « Всё ли хорошо у тебя? Грустный очень и худой».

– Это шанс немного скрасить суровые будни курсанта, – решаюсь я, сжимая в кулаке два жёлтеньких рубля.– Давай Паша, пошли менять воду вниз в туалет. Быстро сбегаем.

– Я не пойду. – Вдруг говорит Краснов.

– Что засикал? Вон уже видно потекло, – ехидничает Романенко.

–Да пошёл ты! Чего сам- то не идёшь? А?– Паша когда нервничает, у него щека больше дёргаться начинает. Он переступает к тазику, тряпку мокает. Я смотрю на его толстые икры в сапогах, кажется, сейчас голенища лопнут, настолько они в «обтяжку». Думаю ему трудно натягивать их по утрам.

– Меня же Чудаков за старшего оставил. Если вдруг выйдет. То что? – приводит безотказный аргумент Романенко.

– Я вообще скоро перевожусь от Вас. Мне залёты не нужны, – отбивается Паша.

–Да ты вообще размазня! Пограничник хренов. В «стройбат» тебя надо, – говорит Романенко и смотрит уже на меня.– Митин. Ну, ты же вроде нормальный пацан. Другого раза не будет.

– Да ладно, Паша давай таз, пойду заодно воду поменяю, – решаюсь я, да и деньги уже в кулаке зажаты.

–Сочень и ещё ТУ-134 пачку купи, пожалуйста, – протягивает мне бумажку Романенко, – запазуху засунешь, невидно будет.

Вот уже бегу по цветочной аллее мимо ухоженных клумб. Красота! Все бордюры побелены. Розы классно пахнут. Через плац короче, но нельзя по нему без дела ходить. И вообще пешком ходить тоже курсантам нельзя. Любой сержант докапается: «Алё военный, ты чего разгуливаешь как на гражданке?» И вопросы, и упор лёжа принять, и 50 раз отжался. Поэтому бегу потихоньку. Стараюсь уверенно с беззаботным видом. Вот недавно меня послали капитана Рыжикова позвать с занятий. Я также бежал, и сердце не стучало, что же сейчас – то, оно просто выскочить готово. Вот и дверь в Кафе. Встаю в очередь. Знакомых искоса выглядываю. Ни-ко-го. Ха! Коржик возьму и сметану пол стаканчика, нет – целый стакан сметаны. Стою, смотрю в окно на плац.

Совсем недавно я был нормальный человек. А теперь… Помню, привезли нас сюда под вечер. Спрыгиваем с машины, в которую посадили после поезда. Оглядываемся по сторонам. Сержанты, что нас сюда привезли, пытаются построить нас в колонну. А мы всё толпой ходим. С трудом им это удалось. Но идём – кто, как хочет, разговариваем друг с другом. Мимо нас ровные квадратики людей в форме пробегают. Туда – сюда. Один квадратик бритоголовых около нас остановился, и бегут они такие, на месте. Сапогами топают. Мы даже подальше от них посторонились. Из дурдома, что ли?

– Взвод! На месте. Стой! В колонну по одному в столовую марш!– командует им сержант. И побежали солдатики друг за другом. Умора какая то! Ха-ха!!

– Вешайтесь ребята! Вы ещё не знаете – что вы ПОПАЛИ! – раздаются возгласы от пробегавших.

– Разговорчики, – прикрикивает им командир.

А теперь я и сам, как робот, на месте со всеми бегаю. Марширую, говорю по-дурацкому.

–Митин! Тебя сюда кто послал?– Раздаётся сзади голос.

Не поворачиваясь, я узнаю. Это наш замок, то есть заместитель командира взвода сержант Кочетков. Он вообще-то в карауле должен быть. Как он здесь оказался? Что соврать то теперь?

–Никто. – Сам не зная почему, я говорю правду. Просто, наверное, подумал, что всё равно всё выяснится. Лучше сразу отмучиться.

–Совсем припухли! – говорит не сильно громко сержант. Ему неудобно отчитывать меня в Кафе. За прилавком отоваривают посетителей две женщины – наши буфетчицы.

–Это залёт воин! Пойдёшь в роту, доложишь сержанту Чудакову, что бы тебя наказал, как следует. Я потом проверю, как исполнил приказание. – Он говорит мне всё это, а сам косится на буфетчицу Капку. Гримасы суровые не строит мне, стесняется её видно и со стороны может показаться, что просто разговариваем мы ни о чём.

–Есть. Разрешите идти.

–Не идти, а бегом марш! – Сквозь зубы рычит Кочетков.

Обратно бегу не торопясь, чего уж теперь то. И сердце не стучит, как будто легче стало, что ли.

Зато теперь я герой! На весь взвод прославился. Теперь завтра только обо мне говорить и будут.

–Всё! Хана. Поймал меня Кочетков!– говорю я Романенко – Забирай свой рубль.

–Откуда он там взялся?

–Они термосы с едой из столовки в караул несли, наверное, ну вот он и заскочил в Кафе. Не судьба значит. – Пашка говорит.

– Да! Ты замолкни! Ты всё накаркал, – злится Романенко.– А к Чудакову, ты сходи перед самой нашей сменой. Может к вечеру все добрее будут.

****

Вот подвал – здесь туалеты и умывальники, и сушилка, и ещё кладовки для разного инвентаря. Окна узкие наверху – повыше, чем у меня дома были. В умывальном отделении по всему периметру крантики с холодной водой. Да, горячую воду мы видим только раз в неделю в бане. Но ничего уже привыкли и бреемся холодной водой и умываемся без проблем. Те краны, что у окон, всегда свободные. А у других стен к воде по утрам очереди выстраиваются, курсанты торопят друг друга, ругаются. Всем успеть надо, время как всегда ограничено, нужно ещё столько дел сделать кроме умывания. Постель заправить так, чтобы рубчик был сбоку и чтобы полоски на байковых одеялах были на всех кроватях в одну линию, не виляли. Не понравится сержанту – будешь раз десять перезаправлять. Вот все и торопятся. А к свободным кранам у окошек не идут. Это места для сержантов. Многие решали попробовать рискнуть умыться здесь. Потом или отжимались, пока силы не кончатся, и плошмя не упадёшь, или ещё какие экзекуции тебе придумают. Так что мало не покажется. В общем, всегда они свободные, чтобы сержант без очереди, неспеша, всё сделал. Они командиры наши, что скажешь. Это всё-таки не так обидно, как если бы тобой командовали деды. Они то – тоже рядовые. А тут вроде ты по уставу должен подчиняться сержантам. Они младшие командиры. Скоро и мы такими станем. Хотя перегибы конечно есть. Во второй роте один курсант достал своего сержанта, тот сорвался и ударил бойца. Неудачно попал. У того фингал весь глаз накрыл, не скроешь. Разжаловали драчуна в рядовые и отправили в строй роту. Неизвестно повезло ему или нет.

Но я в другом отделении подвала, где нужду справляют. На возвышении в две ступеньки вмонтированы чаши, на одном уровне с полом, между ними кафельная плитка. Эти плитки и «очки» должны быть чистыми. Так мне Чудаков сказал, когда назначил меня сюда в наказание за неудачный поход за жрачкой.

–Алё! Военный! Как там тебя, иди сюда. Передай шланг с водой и покажи, как кирпичиками чистят, – обратился он к бойцу по фамилии Кулагин, который там в наряде был, потом добавил. – Вот Митин, что бывает, если борзеть начинаешь.

Вообще сюда назначают в наряд или больных, или у кого «залёт». Боец достал откуда-то маленькие осколки разбитого красного кирпича и стал царапать кафельную плитку, потом полученное месиво смыл шлангом.

–Так, Митин, всё понятно? Чтобы всё блестело, я приду – проверю. – Чудаков ещё хотел, что- то сказать, наверно лекцию прочитать про службу по Уставу, и как тогда бойцам плохо будет, но не успел.

– Товарищ сержант, разрешите обратиться,– появился вовремя наш дневальный. – Вас к командиру роты вызывают.

–Так, всё понятно? – спросил ещё раз сержант.

–Так точно!– отвечаю я.

–Выполнять,– бросил удаляясь Чудаков.

–Вот бери, а я пойду, покурю, – протягивает мне кирпичи курсант Кулагин. Он постоянно косит под больного. Не хочет служить, потому, что знает – ему скоро из военкомата придёт приказ об освобождении от воинской обязанности в связи с рождением второго ребёнка.

Нехотя я взял эти красные камешки, поскоблил немного. Потом подумал, что это ведь недостойное занятие. Пацаны мои засмеяли бы, если бы узнали – чем я тут сейчас занимаюсь. Да. Всё хватит – и так всё чисто, открыл кран с водой для шланга, и стал поливать всё вокруг. Точно, и так всё чисто. Сыро, но чисто. Тут слышу гром от множества бегущих сапог, это занятия кончились. Бойцы на перекур бегут через туалет. В подвале стало тесно от курсантов.

– Надо завязывать это грязное дело,– подумал я. Бросил шланг, закрыл воду. Скоро вообще смена наряда должна быть. И Кулагин куда-то делся?

– Опа! Опять Кочетков идёт, – увидел я, как курсанты расступаются перед идущим, похоже, прямо ко мне, сержантом.

Это, значит, они с караула уже пришли. Наряд закончен. Я отвернулся, пытаюсь, как будто, по нужде пристроиться. Но не успел.

–Курсант Митин! Ко мне! – сзади команда.

–Курсант Митин по Вашему приказанию прибыл!– Рапортую я, протиснувшись между бойцов к сержанту.

– То, что доложил Чудакову, всё как положено – молодец! У тебя сегодня день рождения, мне сказали.

–Так точно. Девятнадцать!

–Молодец! Ладно, освобождаю тебя. Иди готовься к ужину.

–Есть! Товарищ старший сержант.

Ну и денёк! Ну и день рождение.

Про день рождения

День рожденья – день варенья! В детстве почти не справляли мне эти дни. Один раз помню, классе в третьем, разрешили друзей привести. Мама лимонада купила, пирожных. Поели мы и нас быстренько на улицу выгнали гулять. Всё-норма!

Только 18 лет решил сам отметить. С бабушкой договорился.

–Бабанька! – говорю – Восемнадцать всё же. Можно позову друзей.

Разрешили, может, потому, что братан мой двоюродный к этому времени со своей девчонкой уехал к её родителям. И тетя Вера с ними. Типа смотрины. Познакомиться.

Вот, пока я дома с бабушкой остался вдвоём, пригласил Андрюху Мовергоза со своей девчонкой и Виталика Колесова к себе домой. Больше просто не поместилось бы. Надо отдельно описать моё жилище.

****

А дом мой – это подвал старинного трёх этажного кирпичного здания, построенного князем Куракиным. Дом угловой, с одной стороны набережная, с другой памятник Некрасову. Он открывает вход на «Бродвей». Так мы бульвар называем. Впрочем, 3 этажа будет, если считать и наш подвал. Подвал или полуподвал, кто как называет. Окна стоят прямо на асфальтовом тротуаре. Видно как ходят ноги. Иногда это ноги молодых женщин, я сколько раз приседал, чтобы подсмотреть, что там у них под юбкой. Но ничего не увидел – стены очень толстые. Нужно на подоконник вылезти ближе к стеклу, чтобы лучше увидеть, но тогда и тебя бы заметили.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.