Сокровища замка Руппин. Приключенческий роман

– Хорошо! – согласилась Любомира. – Только надо забрать с собой казну́. Него́же23 дарить нашим смертельным врагам богатую добычу просто так. – Княгиня нахмурила брови. Её красивое лицо исказила гримаса гнева.

– В этом нет необходимости – мои воины бросили сундук с казной в колодец, что стоит у стены дворца. Там его никто не найдёт. А теперь идём!

Бра́цко взял княгиню за́ руку и они, в сопровождении двадцати дружинников, поспешили из тронного зала к узкой винтовой лестнице. Спустившись по ней вниз, беглецы оказались в винном погребе, в конце которого за огромной бочкой с вином торчало из стены железное кольцо. Бра́цко ухватился за него и с силой потянул на себя. Раздался сухой скрип механизма и часть стены отъехала в сторону, обнажив узкий вход в тёмный тоннель, из которого пахну́ло сыростью и холодом. Это был тайный подземный ход, шедший под озером Руппи́нер. Он вывел княгиню Любомиру и её спутников к неглубокому оврагу, стоявшему в центре лесной чащи, в окружении старых дубов. Среди корней одного из них был спрятан выход из подземного хода. Первыми из него выбрались дружинники. Трое прошли дозором в конец оврага, откуда начиналась узкая тропинка, петлявшая среди стройных елей, сосен и кудрявых берёз с белоснежными стволами. Остальные воины, замаскировавшись между деревьями, зарядили арбалеты и были готовы в случае нападения немцев прикрыть метким огнём княгиню и воеводу. Вернувшийся вскоре дозор сообщил, что путь свободен. То́тчас Любомира и Брацко покинули подземный ход и вся группа быстро зашагала по лесной тропинке на север, в сторону города Ли́ндов. Шли молча, стараясь не шуметь, чтобы вражеские дозоры их не обнаружили. Любомира следовала за Брацко. Погружённая в печальные воспоминания о гибели супруга, она даже не заметила, как её плащ зацепился за колючий куст терно́вника, росший вдоль лесной тропы. Любомира рывком освободила его из цепкого плена, потеряв при этом фи́булу – золотую застёжку плаща в виде эллипсовидной формы бро́ши, с ромбовидным крупным светло-розовым рубином посередине и такого же окраса, но размером поменьше, рубинами по краям.

Останавливаться и искать брошь было не́когда – в любой момент могли появиться вражеские дозоры. К тому же вся земля под терновыми кустами была густо усеяна листьями деревьев. И Любомира продолжала идти вперёд, едва поспевая за Брацко. Через четыре часа пути беглецы достигли стен Ли́ндова…

…Штурм замка Руппи́н длился, не ослабевая. Фон Арнштайн бросал в бой новые, свежие отряды. К середине дня всё было кончено – от славянского замка остались лишь груды дымящихся развалин. По ним, словно голодные псы, бродили кнехты и ворошили пепели́ще, в надежде найти среди обломков что-нибудь ценное. Граф Вальтер II фон Арнштайн безмолвно взирал на эту картину, стоя возле неглубокого каменного колодца в окружении рыцарей. Случайно заглянув в него, граф увидел, что на дне колодца что-то тускло блестит под яркими лучами полу́денного солнца. Граф приказал двоим дюжим воинам спуститься вниз и поднять предмет, привлёкший его внимание. К великому удивлению Арнштайна им оказался большой деревянный сундук, окованный серебряными листами. Когда его открыли, стоявшие возле графа рыцари замерли в немом изумлении: сундук был по́лон золотых и серебряных монет. Нетерпеливым взмахом руки фон Арнштайн подозвал своего советника и казначея, графа фон Ку́нерсдо́рфа, и велел ему с помощниками пересчитать золото и серебро, а затем половину монет выплатить за верную службу рыцарям и кнехтам. Оставшуюся часть денег граф Вальтер II фон Арнштайн потратил на строительство на полуострове А́мтсве́рдер небольшой новой крепости, на месте которой через 48 лет, в 1196 году, вырос каменный замок Руппи́н, простоявший 310 лет и ставший родовы́м гнездом для нескольких поколений графов фон Ли́ндов-Руппи́н…

Глава 3. Meine Ehre heißt Treue! («Честь моя – Верность!» (нем.), или «Находки в лесополосе»

ГДР, округ По́тсда́м, посёлок А́льт-Руппи́н,

сентябрь 1963 года

Жилой городок для семей офицеров 332-го танкового полка располагался в сказочно красивой местности, в километре от южной окраины посёлка А́льт Руппи́н и в трёх километрах от города Но́йруппи́н. Восемь домов, вытянутых в один ряд – пять трёхэтажных, два двухэтажных и один одноэтажный, были окружены высоким деревянным забором, в середине которого стояли крепкие стальные ворота и сложенный из кирпича КПП – контрольно-пропускной пункт, охраняемый круглосуточным нарядом в составе двоих солдат-автоматчиков и одного офицера.

Во время Второй Мировой войны в этих домах размещался военный госпиталь, где лечились раненые немецкие офицеры и генералы.

Вправо от жилого городка, до самого озера Руппи́нер, простирался густой лес, где вперемежку с елями и соснами росли осины, берёзы и липы. А вдоль бетонного шоссе «Нойруппин —Фю́рстенбе́рг», рассекавшего лесной массив на́двое, росли яблоневые и грушевые деревья. В сентябре на них созревали ароматные, сочные груши и яблоки, сорвать которые и насладиться их вкусом мог любой желающий.

Вовкин дом стоял в конце жилого городка и был трёхэтажным. На каждом этаже, с общими кухнями, ванными и туалетами, жили пять-шесть семей с детьми и несколько холостых офицеров. Семья Вовки занимала большую комнату на самом верхнем этаже, в которой когда-то размещалась госпита́льная палата для выздоравливавших гитлеровцев.

О той лихой поре напоминали надписи на электровыключателях: «Einschalten» и «Ausschalten» – «Включать», «Выключать». Комната Вовке очень нравилась. Она была внушительных размеров – в ней свободно помещались: большой круглый обеденный стол с двенадцатью стульями, две кровати, сервант, пла́тельный и книжный шкафы, а также старинное пианино из вишнёвого дерева с бронзовыми канделя́брами24, которое мама купила у одного немца, жившего неподалёку в лесной усадьбе. Звали его Фритц Кна́йпе. К его дому, стоявшему на зелёной лужайке в окружении фруктового сада и огорода, примыкал роза́рий. Каждый год, в день рождения мамы, Вовка с отцом покупали для неё у Фритца огромный букет роз, изумительной красоты и нежнейшего аромата. Выручка от продажи цветов была ощутимым дополнением к весьма скромной зарплате сорокалетнего настройщика роялей и пианино. Встречая гостей, этот весельчак и балагур, сыпал смешными прибаутками-скороговорками. Две из них Вовка хорошо запомнил:

Gucken, gucken – nicht verstehen,

Tsap-Tsarap – auf Wiedersehen!25

Frau Hagen, darf ich’s wagen, Sie zu fragen,

Wieviel Kragen Sie getragen in den Tagen,

Als Sie lagen krank am Magen,

In der Hauptstadt Kopenhagen?26

Самое удивительное то, что у Фритца Кнайпе на кистя́х рук отсутствовали диста́льные (ногтевы́е) фала́нги пальцев, которые ему когда-то отрезало дисковой пилой во время распило́вки досок на бруски. Но это не мешало мастеру своего дела в работе. Однажды мама пригласила Фритца настроить Вовкино пианино. Тот управился часа за два. А затем для проверки инструмента стал играть «Ча́рдаш» Витто́рио Мо́нти. Вовка во все глаза смотрел на пальцы Фритца, и не мог понять, как им удаётся так быстро бегать с лёгким стуком по клавишам. Ведь на их обрубленные кончики были надеты протезы – лёгкие металлические колпачки, соединённые пружинками с какими-то длинными узкими пластинками, прикреплёнными к запястьям. Видимо, они помогали Фритцу играть на удивление хорошо. Вовка это оценил по-достоинству – он заканчивал музыкальную школу по классу фортепиано и за годы учёбы прилично овладел инструментом. Кроме классических произведений ему нравился джаз и рок, хотя в те поры́ в СССР (да и в ГСВГ) идеологам «социалистической культуры» было не по душе это «тлетво́рное влияние Запада». Вовку всегда тянуло к инструменту. Даже в школе он на большой перемене первым забегал в пионерскую комнату, садился за рояль и играл Рок-н-Ролл. Старшая пионервожатая и секретарь комитета комсомола за это «протянули» Вовку в школьной стенгазете:

Адрианов стилебраз,

Каждый день играет джаз.

Всех хватает он за руки

И танцует Буги-Вуги.

Под стишками был рисунок – Вовка, с взъерошенными на голове волосами и улыбкой до ушей, танцует Рок-н-Ролл, схватив за руку перепуганную девочку…

Но дальше такой «критики» его вкусов и поведения дело не пошло. Может быть, ещё и потому, что Вовку всегда защищала добрейшая, и со здоровым чувством юмора, классный руководитель и учительница математики Анна Васильевна. Она любила Вовку за весёлый нрав, а за активное участие в жизни школы часто называла его «жи́вчик». И не случайно: Вовка многого успел достичь за эти шесть лет учёбы в восьмилетней 29-й Нойруппи́нской школе. Попробовав свои силы в спортивных секциях фехтования и лёгкой атлетики, он бросил их и стал ходить только в секции пулевой стрельбы и плавания, занимая на межшкольных соревнованиях первые и вторые места.

На летние каникулы родители отправляли его в международные детские, а затем и в юношеские лагеря со спортивным уклоном. В них Вовка тоже добился неплохих спортивных результатов: сдал нормы и получил серебряный нагрудный знак ГДР «Bereit zur Arbeit und Verteidigung der Heimat» («Готов к Труду и обороне Родины»), а за стокилометро́вый трёхдневный скоростной поход по резко пересечённой и горной местности, был награждён золотым Знаком «Hundert Friedenskilometer» («Сто километров Дружбы»).

С пятого класса Вовка сидел за одной партой с Леночкой Пи́люс. Он влюбился по́ уши в эту красивую девочку с нежно-васильковыми, как утреннее небо, глазами и большими ба́нтами в волосах цвета спелой ржи, заплетённых в две косички. Леночке Вовка тоже понравился. И не только потому, что хорошо пел и играл на пианино и гитаре, лучше всех в школе владел немецким языком, а также мог собрать собственной конструкции радиоприёмник или отремонтировать телевизор, но прежде всего за то, что всегда был готов прийти на помощь товарищу, попавшему в беду.

В прошлом году, во время соревнований по бегу на 8 километров, Вовка уже приближался к финишу, до которого оставалось всего метров сто, как вдруг увидел, что бежавший впереди него Коля Плешако́в упал и скатился с шоссе́ в кюве́т. Он попытался подняться, но снова упал, и, схватившись за ногу, громко застонал – видно порвал связки, или растянул мышцу. Вовка бросился к Коле, взвалил его на́ спину и дотащил до финишной прямой, где пе́редал на́ руки подоспевшим медикам…

…Леночка и Вовка крепко подружились, когда оба стали посещать танцевальный кружок. На первом же занятии руководитель кружка Любовь Николаевна поставила их в пару. Уже через месяц они отлично танцевали как народные, так и бальные танцы. А в конце года на конкурсе бального танца в городе Ви́ттшто́ке за́няли первое место, исполняя та́нго. Оба были сча́стливы, ведь это была их победа!

Танцгруппа школы №29 возвращалась тогда в Нойруппин поздним вечером. Водитель автобуса, заметив, что многие ребята устали после напряжённого дня и дремлют, выключил свет и салон погрузился в темноту. Минут через пятнадцать сидевшая рядом с Вовкой Леночка стала зевать а потом и заснула, опустив голову на его плечо. Вовка приобнял её рукой и замер, боясь разбудить. Так просидел он до самого конца поездки…

…Субботним утром Вовка, как всегда, отправился знакомиться с окрестностями Альт Руппина. Он любил эти вылазки на природу, во время которых часто открывал для себя что-то новое и интересное. Обычно путешествовал один, но в это утро его догнал Серёга Стриго́цкий, одноклассник, живший в соседнем доме. Он постоянно мастерил оригинальной конструкции приборы и механизмы, поэтому в школе все звали его за это, как и знаменитого русского изобретателя, – «Кулибин». Вовка многому у Серёги научился. Хотя и сам придумывал забавные, но и полезные для дома штуки. Например, пол-выключатель в коридоре: пока стоишь на нём, свет горит, а когда уходишь, гаснет. Или раздвижные шторы на окне, приводимые в движение электромоторчиком при простом нажатии кнопок…

– Ну что, куда сегодня? – спросил Серёга.

– Давай сходим на свалку велосипедов.

– А что мы там забыли?

– Хочу найти детали и собрать велосипед с моторчиком, или мопед. Рама, колёса и всё остальное у меня уже есть. Не хватает только це́пи с педалями и звёздочки.

– А мотор и бензобак где достанешь?

– Толмач27 обещал помочь, – ответил Вовка. Взяв Серёгу за́ руку, он потянул его с дороги, по которой они шли, в лесополосу. – Нам сюда!

Толмачо́м обитатели Вовкиного дома именовали его соседа, молодого лейтенанта Ивана Соболева, служившего переводчиком в одной из частей. Недавний выпускник Московского Военного Института Иностранных Языков, он в совершенстве владел немецким, английским и французским языками. Комната лейтенанта была рядом с комнатой Вовки и он часто заходил к нему, чтобы пригласить на обед, приготовленный мамой, или позаниматься немецким.

Благодаря Ивану Вовка мог без акцента свободно говорить не только на литературном языке – Hochdeutsch, но и на берлинском и баварском диалектах.

Немецкий язык он полюбил с детства. В их доме был патефон и много пластинок с немецкими песнями, которые Вовка с удовольствием слушал, а потом и напевал. Мама, видя такое увлечение сына, уже в четыре года научила его читать и писать по-русски и по-немецки, благо она сама когда-то в школе освоила Deutsch на «отлично». И Вовка запоем читал в оригинале произведения немецких классиков и современных писателей: братьев Гримм, Карла Фридриха Мая и Йоганна Вольфганга Гёте, Анны Зе́герс, Дитера Но́лля и Гюнтера Грасса…

Такой уровень лингвистической подготовки позволил Вовке уже в шестом классе получить первый приз на конкурсе чтецов немецких сказок, проводившемся их 29-й школой совместно с Нойруппинской гимназией имени Пушкина. Не забывал он читать и книги русских и советских писателей. И всегда помнил строки, написанные летописцем Нестором в «Повести временных лет» о книгах: «Это ведь реки, напояющие вселенную, это источники мудрости.»…

…Лесополоса, куда пришли друзья, находилась в полутора километрах от жилого городка. Она состояла из молодых елей, посаженных в 1945-м году после войны, и тянулась вдоль бетонного шоссе Нойруппин – Ви́ттшто́к. Слева от шоссе, за высоким сетчатым забором с колючей проволокой, был военный аэродром. Время от времени, громко ревя моторами, с его взлётной полосы взмывали в небо реактивные самолёты с красными звёздами на крыльях и хвосте – «МИГ-17», «МИГ-19» и «МИГ-21»… Когда они во время полёта преодолевали звуковой барьер, в воздухе раздавался похожий на взрыв мощный хлопо́к, от которого неприятно закладывало уши. К этому Вовка с мамой в первые три месяца по приезде в жилгородок не могли привыкнуть, но потом притерпелись…

В самом начале лесополосы была расчищена от деревьев небольшая площадка, на которой прямо на земле лежали уложенные рядами велосипеды самых разных марок: «Brandenburg», «Diamant», «Simson». У многих из них были сломаны рамы или смяты в «восьмёрку» колёса – видно побывали в аварии. Но встречались и такие, у которых уцелели и были в хорошем состоянии разные узлы. Вовка достал гаечные ключи и друзья весело приняли́сь за работу. Вскоре нужные детали уже лежали в рюкзаке. Вовка наклонился, чтобы его поднять, как вдруг заметил, что в кустах между двумя густыми ёлочками лежит какой-то мате́рчатый свёрток. Протиснувшись туда сквозь колючие еловые лапы, он обнаружил на земле мешок из толстого брезента, перехваченный в горлови́не ко́жаным шнурком. Вовка развязал мешок и аккуратно высыпал его содержимое. То, что он увидел, обрадовало и удивило его. Ещё бы, ведь это были настоящие сокровища для любого мальчишки: у его ног лежал кинжал в чёрных ножнах, рядом с ним компас, наушники от радиостанции и каска. Всё было немецкое, и как новое.

– Серёга, смотри, что я нашёл! —позвал товарища Вовка, размахивая кинжалом. Он надел на голову каску и, сделав суровое лицо, шутливо крикнул: – Halt! Hände hoch!28

– Jawohl, mein General!29 – в тон ему ответил Серёжа.

Подойдя к другу, он увидел находки и восхищённо воскликнул:

– Ух ты, настоящие фри́цовские! И выглядят как новенькие! Наверное, недавно какой-то бывший солдат выбросил.

– Да, только не солдат, а офицер-эсэсовец! – Вовка вынул из но́жен кинжал и внимательно его рассматривал.

– А ты откуда знаешь? – удивился Серёжа, – На нём что, написано?

– В точку попал, – иронично заметил Вовка, – Вот, смотри сам. Рукоятка посередине украшена сере́бряным орлом с распростёртыми крыльями, который держит в когтях венок со свастикой. Это был государственный герб Гитлеровской Германии. Сделана рукоять из эбе́нового30 дерева.

– А почему она чёрная?

– Это цвет формы СС. А вот и эмблема эсэсовцев, – Вовка указал на верхнюю часть рукоятки кинжала. – Видишь, повыше орла здесь вставка в виде серебряного кружочка, в центре которого выбиты чёрные ру́ны – «Зиг», что означает «Победа». Ру́ны – это угловатые буквы алфави́та древних германцев, предков нынешних англичан, голландцев, немцев, норвежцев и шведов. Они в виде двух вертикальных «молний» стилизованно изображают латинские буквы «SS». Такая эмблема была у эсэсовцев везде: на петлицах их мундиров, пе́рстнях, знамёнах, в наградах, на зданиях, танках и машинах.

И ещё, Серёга, глянь на лезвие кинжала. Здесь готическим шри́фтом вытравлен девиз войск СС: «Meine Ehre heißt Treue» («Честь моя – Верность»). Эмблема СС есть и на каске с правой стороны – две чёрные руны – «Молнии» в серебряном треугольном щите.

– Каска тоже чёрная! Она что, для похоронных процессий?

– Да нет. Чёрного цвета каски эсэ́сманы надевали для парадных маршей.

– Ну, ты даёшь, профессор! – улыбнулся Серёжа. – И кто же тебя просветил?

– Папа мне рассказывал. Он бил этих гадов на Курско-Орловской дуге, а потом в Курля́ндии, и знает об эсэсовцах всё… Ну а буквы «SS» – это сокращение названия «Schutzstaffeln» – «Охранные отряды». Со́здали их в 1933 году для личной охраны Гитлера. Но потом они разрослись и стали уже «Войсками СС» («Waffen SS»). Подчинялись лично Гитлеру и Рейхсфю́реру Гиммлеру. Эсэсовцы не только воевали на фронтах, но и служили комендантами, охранниками и палачами в концлагерях, где зверски замучили и убили миллионы людей…

– Солдаты Ве́рмахта31 тоже не отставали от СС. Они творили чудовищные преступления везде, где побывали, будь это расстрелы в Бабьем Яру под Киевом, или в Ба́геровском рву возле Ке́рчи. – Серёжа пнул ногой каску. – От нашей Родины к Европе за ними тянется кровавый след…

Друзья вдруг замолчали. В наступившей тишине слышалось только пение птиц, периодически заглушаемое гулом самолётов на аэродроме.

– Помнишь, мы всей школой ездили на экскурсию в самый крупный в Европе женский концлагерь «Ра́венсбрю́к» под Фю́рстенбе́ргом? – тихо сказал Серёжа.

– Да, такое не забывается… – Вовка нахмурился, а потом добавил: – Как только не измывались эти садистки-эсэсовки над женщинами и детьми, а потом приказали отравить их газом «Циклон-Б» и сжечь в крематории, многих живьём. Вроде бы и сами были женщинами…

– Зверюги они и убийцы, а не женщины! – перебил Вовку Серёжа. – В Равенсбрюке эсэсовки уничтожили почти сто тысяч женщин и их детей. И не было у них ни сердца, ни души, ни, тем более, чести. Была лишь верность своему бесноватому фюреру, считавшему немцев «Übermenschen» – «сверхчеловеками», а остальные народы «Untermenschen» – «недочеловеками», которых надо полностью уничтожить!.. А честь у этих изуверов превратилась в девиз эсэсовцев: «Meine Ehre heißt Treue». Жаль, что не все палачи получили по аслугам…

– Но наши с тобой отцы и их боевые товарищи врезали им хорошо! – добавил Серёжа, – Да так, что те, кто уцелели, наложи́ли в штаны и до сих пор трясутся и выбрасывают всё, что может указать на их фашистское прошлое. Хотя кое-кто из них затаился, надеясь создать уже четвёртый рейх и взять реванш. Только вряд ли это у них получится… – Сергей вздохнул и, указав рукой на находки, спросил:

– А с этим что будем делать?

– Компас и наушники возьми себе, – отозвался Вовка, – они в рабочем состоянии и в прочном корпусе из бакели́та32, и тебе пригодятся. А кинжал я подарю Толмачу. Он сделает из него нож, с которым будет разделывать добычу на охоте. Вот только герб, эсэсовскую эмблему и девиз надо обязательно стереть, чтобы ничто не напоминало о фашистах. Ну, а каску оставим здесь. Нам она ни к чему…

…День незаметно подошёл к полу́дню. Задул прохладный ветер и серые тучи вдруг затянули осеннее небо сплошной пеленой, свозь которую солнечные лучи едва пробивались к нача́вшей остывать земле. Друзьям стало ясно, что скоро польёт дождь, и они, прихватив рюкзаки, пошли быстрым шагом домой.

Глава 4. Завещание Ви́хманна I, графа фон Ли́ндов-Руппи́н

Замок Руппи́н, полуостров А́мтсве́рдер, земля Бранденбург, Германия, 28 февраля 1524 года

Третьи сутки над замком Руппи́н и селением Альт Руппин, где он стоял, бушевала метель. Порывистый ветер швырял крупные снежинки в окна, затянутые цветными стёклами витражей, громко и протяжно завывал в трубе большого ками́на в спальне Ви́хманна I, графа фон Ли́ндов-Руппи́н. Граф лежал на широкой кровати, укутанный со всех сторон пуховыми одеялами, несмотря на то, что в опочивальне было жарко натоплено. Его голова покоилась на высоких подушках, тёмно-русые волосы разметались по плечам. Он только что выпил очередную порцию глинтве́йна33 из итальянского вина с мёдом и теперь тяжело дышал, переводя дух. Щёки графа горели нездоровым румянцем, светло-синие глаза глубоко ввалились в глазницы и глядели оттуда сквозь чёрные круги опухших век на стоявших перед кроватью родственников. Бабушка – вдовствующая графиня Анна Якоби́на фон Што́льберг-Ве́рнигеро́де; старшая сёстра, графиня Анна и её муж, барон фон Геро́льдзек; младшая сестра, графиня Аполло́ния, с ужасом смотрели красными от слёз глазами на обезображенное оспой лицо Вихманна. Они не могли поверить, что ещё четыре дня назад он был совершенно здоров, полон сил и, сидя на лошади во время охоты, с аза́ртом преследовал на полном скаку резвого оленя.

Этот двадцатиоднолетний красавец был большим любителем женщин, романы с которыми, впрочем, были недолгими, хотя каждую из них он, страстно любя, всегда щедро одаривал драгоценностями, разбираться в которых его научила бабушка, Анна Якоби́на, графиня фон Што́льберг-Ве́рнигеро́де.

В четыре года Вихманн потерял обоих родителей. Его мать – Маргарета фон Хо́эншта́йн, графиня фон Ли́ндов-Руппин и фон Ма́нсфельд, была первой красавицей Бранденбурга. От неё Вихманн унаследовал не только внешность, очаровывавшую женский пол, но и гибкость ума, поэтому к семнадцати годам (как отмечали многочисленные родственники и друзья) он обладал «мудростью старика». Отец же его, Йоахим I, граф фон Линдов-Руппин из дома Што́йсслинген, оставил по смерти солидный капитал, обеспечивший сыну и его ближайшему окружению достойное содержание и позволивший бабушке, которая неустанно занималась воспитанием любимого внука, нанять хороших учителей. Будучи способным учеником, Вихманн в совершенстве овладел английским, итальянским, французским языками и имел глубокие познания по арифметике и геометрии, астрономиии и географии. Ну а бабушка, хорошо разбиравшаяся в светском и дворцовом этикете, помогла юноше постичь его тонкости.

До совершеннолетия опекуном Вихманна I был назначен архиепископ Ха́фельбе́ргский Йоханн фон Шла́брендорф. Отягощённый заботами об архиепископстве, он относился к своим обязанностям формально. Это очень не нравилось бабушке Вихманна. Женщина гордая и властная, она постоянно была рядом с внуком и окружила его заботой и вниманием. Однако тот вскоре захотел избавиться от давлеющего над ним бабушкиного авторитета и от порой весьма чрезмерной заботы о нём.

В 1520 году умер опекун Вихманна, епископ Хафельбергский Йоханн фон Шлабрендорф, и семнадцатилетнего юношу его сюзере́н34, курфюрст35 Бранденбургский Йоахим I по прозвищу Нестор36 объявил совершеннолетним. Теперь юный Вихманн I, граф фон Линдов-Руппин, мог самостоятельно распоряжаться солидным наследством, доставшимся от отца. Тут же Вихманн назначил своим советником и поверенным37 графа Ганса фон Ци́тен цу Ви́льдберг. И хотя тот всеми силами пытался удержать юного графа от лишних трат, дорогие подарки любовницам, бесконечные ба́лы, пиры и пышные выезды на охоту вскоре значительно опустошили его казну. Единственное, к чему этот мот и транжи́ра не прикасался, а потому и сберёг в полной целости и сохранности, так это большой кованый сундук, с драгоценностями рода фон Линдов-Руппин. Хранился он в подземелье замка, в тайной комнате, попасть в которую можно было только из графской спальни. Как туда пробраться знал лишь Вихманн. Раз в месяц он спускался в сокровищницу, чтобы положить в сундук очередную партию драгоценностей…