Одиночка. Честь и кровь: Жизнь сильнее смерти. Честь и кровь. Кровавая вира

– Что скажешь, Елисей? Говорил со стариком?

– Говорил, Котэ батоно, – задумчиво кивнул парень. – Да только боюсь, одного его мало будет. Парень сейчас от горя сам себя не помнит. А Опонас тот еще учитель. Или по матушке обложит, или нагайкой вытянет. Сам понимаешь, что после этого будет.

– Ссора, – коротко кивнул Котэ.

– Вот-вот. Так что придется мне самому в Тифлис ехать, – снова вздохнул Елисей. – Но сначала мне надо тут дело наладить. Сам понимаешь, я здесь мальчишек не ремеслу учу. В общем, ежели Опонас согласится, вместе поедем. А ежели нет, сам поеду. Плохо будет, ежели у Дато сын горьким пьяницей станет. Очень плохо.

– Спасибо, дорогой. Только что ты один сделать сможешь? – удивленно спросил мужчина.

– Что-нибудь да смогу, – пожал плечами Елисей. – Двум десяткам мальчишек нахожу, что сказать. С казачьим кругом тоже общий язык нахожу. Даже с контрразведкой и то договориться сумел. Значит, и тут что-нибудь придумаю, – напустил он туману.

Слушая его, Котэ только согласно кивал. Потом, чуть улыбнувшись, хитро прищурился и, понизив голос, негромко сообщил:

– Нино часто тебя вспоминает. Понравилось ей, как ты на гитаре играешь.

– Ой, Котэ батоно, не смеши, – усмехнулся Елисей. – Она – князя дочка, а я казак. Одно название, что дворянин. Казаком родился, казаком и помру. Не такой зять Дато нужен.

– Плохо ты Дато знаешь, дорогой, – загадочно усмехнулся Котэ. – Если Нино захочет, он для нее луну с неба достанет. После того, что с мальчиком случилось, он с дочки пыль сдувать готов.

– Вот-вот. Потому и не согласится, – кивнул Елисей.

– Ай, дорогой, не о том ты думаешь, – решительно отмахнулся Котэ. – Ты лучше скажи, когда про учителя знать будешь?

– Обещал завтра ответ дать, – развел Елисей руками.

Женщины позвали их к столу, и разговор увял сам собой.

Утром следующего дня мальчишки начали тренировки по уже обычному расписанию, когда во двор вошел Опонас и, оглядевшись, прямым ходом направился к парню. Его старая, аккуратно заштопанная черкеска была вычищена, а папаху казак надел новую. Эти перемены Елисей отметил про себя сразу, едва фигура старого лошадника показалась в воротах.

– Ты скажи, – вместо приветствия начал казак, – тебе тот княжич для дела нужен, или ты выгоду свою блюдешь?

– Нет мне в том деле ни выгоды, ни дела. Отец его, человек добрый, потому и помочь хочу, – ответил Елисей, спокойно выдерживая его испытующий взгляд.

– Угу. Добре. Поедем, – помолчав, коротко кивнул старик. – Только уговор. Ежели со мной там случится чего, ты тело мое сюда хоронить привезешь. Тут всю жизнь прожил, тут и лежать хочу, – жестко выдвинул условия казак.

– Сделаю, дядька Опонас. Слово даю, – решительно кивнул Елисей.

– Загодя скажешь, когда к дороге готовым быть, – буркнул старик, коротко кивнув в ответ.

Проводив его взглядом, Елисей тяжело вздохнул и, почесав в затылке, принялся вспоминать, кто из семьи у Опонаса остался. Как оказалось, кроме сына и двух замужних дочерей, другой родни у него нет. Да и те подались из крепости в места, где жизнь поспокойнее. В крепости старик жил бобылем, предпочитая общество лошадей общению с людьми.

– Что же вы, пни старые, все про костлявую вспоминаете-то? – возмущенно выдохнул Елисей, глядя ему вслед.

Собрав десятников, он принялся ставить им задачи на время своего отсутствия. Услышав, что парень собрался в Тифлис, мальчишки удивленно переглянулись, не понимая, что произошло. Вернувшиеся же из похода парни только понимающе кивнули. Глядя на них, Елисей чуть улыбнулся и, тыча пальцем в каждого, нарезал круг задач. Слушая его, парни кивали, иногда задавая уточняющие вопросы.

Убедившись, что его услышали и поняли, Елисей занялся подготовкой к поездке. На этот раз нужды в транспорте не было. Но требовалось решить вопрос с гостинцами. Вспомнив, что среди его трофеев есть небольшая диадема, Елисей выволок на свет божий сундучок с драгоценностями и зарылся в него с головой. Диадема представляла собой тонкий плетеный обруч с тремя рубинами и россыпью мелких гранатов.

Изе пришлось вставлять в нее камни. Прежние были извлечены. Что тут было раньше, Елисей и понятия не имел, но ювелир сказал, что это восточная работа и в такое украшение вставлять нужно именно рубины. Так что теперь диадема была словно новенькой. Повертев украшение в руках, Елисей задумчиво хмыкнул и, пожав плечами, проворчал:

– Не понравится, продам к черту.

Князю он решил подарить украшенный серебром и золотой инкрустацией рог. Точнее, это был своеобразный кубок из бычьего рога. Вся разница была в том, что здесь была приделана серебряная ножка, так что тару можно было спокойно поставить на стол. А вот с подарками княжичу парню пришлось попотеть. Наконец, выбрав в своем арсенале лучший револьвер, украшенный все тем же Изей, Елисей успокоился.

Оружие это, хоть и покрытое инкрустацией, было боевым. Прибавив к нему готовые патроны, кобуру и набор для чистки, Елисей упаковал все в кожаный мешок и принялся собираться в дорогу сам.

Спустя еще два дня из ворот крепости вышел караван из трех телег, в сопровождении двух верховых.

* * *

Переход до Тифлиса прошел спокойно. Спустя две недели они въехали на подворье княжеского дома, и Котэ, на правах хозяина, тут же принялся раздавать приказания, заставляя слуг метаться, словно перепуганные мыши. Как выяснилось, самого князя дома не было, так что гостей встречали слуги и княжна Нино. Княжич так и не соизволил выйти из своей комнаты. Котэ, выслушав рассказ девушки о том, как ее брат проводит время, только кивнул и выразительно покосился на казака.

Сообразив, что он хочет сказать, Елисей только кивнул и, отдав все оружие старому казаку, попросил проводить его к пострадавшему. Котэ, удивленно хмыкнув, чуть пожал плечами и повел парня в дом. Без стука распахнув двери, Елисей ввалился в покои княжича и, остановившись посреди комнаты, презрительно скривился:

– Ну и гадюшник. Эй, Ильико, ты живой тут? Хоть бы окно открыл, дышать нечем.

– Ты кто? – послышался в ответ страдальческий голос.

– Елисей. Помнишь такого?

– Какой Елисей? Зачем Елисей? Эй, ты знаешь, куда вломился? Это мой дом.

– Да ладно?! А я уж подумал, в ночлежку для бродяг попал.

– Ты в дом князя Буачидзе пришел, шакал! – горячая кровь наконец сумела затмить похмелье, и из спальни вывалился расхристанный, небритый, едва держащийся на ногах княжич.

– Твое счастье, что Дато твою опухшую рожу не видит, ишак, – не остался в долгу Елисей. – Ты боевой офицер, или сопля на ножках? Позор семьи. Да на тебя смотреть противно. Чего вылупился? Ударить хочешь? Давай, попробуй. Чтобы тебя по стенке размазать, мне даже руки не нужны.

Заведясь, Елисей не сдерживался и орал на молодого офицера так, что в окнах стекла дребезжали. Зарычав от злости, Ильико бросился в драку. Еще не протрезвев окончательно, он неловко взмахнул уцелевшей рукой, и тут же получил жесткий пинок ногой в живот. Отлетев к стене, княжич громко икнул и, зажав рот рукой, быстро завалился на бок. Рвало его долго и мучительно. Кое-как опорожнив желудок, Ильико тяжело перевалился на спину и, проморгавшись, хрипло спросил, утирая рот рукавом:

– Легко с инвалидом справляться?

– А ты не заметил, что я с тобой справился, вообще рук не поднимая? – иронично усмехнулся парень. – Ильико. Ты мужчина или баба беременная? Руку в бою потерял, и что? От этого перестал мужчиной быть? Да у меня мальчишки смелее.

– Подожди, – наконец прорвавшись сквозь алкогольные пары, сообразил княжич. – Ты начальник школы пластунов. Я тебя узнал. Твои мальчики меня спасли.

– Наконец-то, – усмехнулся парень. – Не прошло и года. Очухался? Тогда на двор пошли.

– Зачем? – тупо уточнил княжич, даже не делая попытки подняться.

– Затем, что мои мальчики тебя спасали не за тем, чтобы ты в отцовском доме от чачи сдох, – жестко заявил Елисей. – Пошли. Человека из тебя делать будем. Офицера.

– Ай, какой я теперь офицер, – вяло отмахнулся Ильико. – Инвалид. Даже на коня сесть не могу.

– На коня ногами садятся, а не на руках влезают, – фыркнул Елисей.

– У править им как? – не сдавался княжич.

– Ногами. Как степняки.

– Я так не умею. И никто здесь не умеет.

– Есть у меня человек, научит, – усмехнулся парень.

– Где? Там у тебя? В крепости? – пьяно скривился Ильико.

– Нет. Здесь. В этом доме. Я его с собой привез.

– А кто он? Тоже степняк? – заметно оживился молодой человек.

– Казак. Из тех, кто всю жизнь с абреками резался. Не станешь его слушать, он тебя и нагайкой вытянуть может. Никого не боится.

– Я тоже не боюсь, – вдруг заявил Ильико и, закряхтев, начал подниматься на ноги.

– Знаю. Потому и приехал, – вздохнул Елисей.

Подхватив его за пояс, он вывел княжича на задний двор и, подведя к колодцу, принялся обливать водой. Вздрагивая, крякая и тихо ругаясь, Ильико стоически перенес эту процедуру. Заглянув ему в глаза и убедившись, что княжич окончательно протрезвел, Елисей повел его в дом. Выскочивший на крыльцо Котэ тут же набросил на молодого человека одеяло и, передав с рук на руки слугам, что-то быстро сказал по-грузински. Тяжело вздохнув, он повернулся к парню и, покачав головой, устало сказал:

– Не знаю, что у тебя дальше получится, но за два месяца я его первый раз трезвым вижу.

– Получится, – покатав желваки на скулах, кивнул Елисей. – Или оживет, или окончательно в канаву скатится. Но ты уж прости, Котэ батоно, он щадить я его не стану. Так Дато и скажи. Не может помочь, пусть хоть не мешает.

– Не беспокойся, дорогой. Сам его из дому выгоню, если мешать станет, – понимающе кивнул мужчина.

Княжича накормили горячим хашем, влили в него пару чашек крепкого кофе и усадили в гостиной, укрыв ноги пледом. Осоловевший от горячей пищи, Ильико сонным взглядом наблюдал за суетой слуг, готовивших праздничный стол. По просьбе Елисея, на стол ничего крепче молодого вина не ставили. Котэ следил за этим лично.

Князь Дато вернулся домой под вечер. Едва увидев гостей, он расцвел радушной улыбкой и, крепко обняв Елисея, с ходу спросил:

– Что случилось, дорогой? В чем помощь нужна?

– У меня все, слава богу, князь. А приехал я, потому что весть услышал, что это тебе помощь требуется, – негромко отозвался парень.

– Ты о чем? – насторожился князь.

– Ильико, – коротко пояснил Елисей.

– Вай-ме, – скривился князь, укоризненно покосившись на стоящего рядом Котэ. – Зачем сказал?

– А что делать, Дато? Ты который месяц бьешься, ничего сделать не можешь. А он приехал, а Ильико уже трезвый. Подрались, правда, сначала, но зато толк есть.

– Как подрались? – вскинулся князь.

– Ерунда, – отмахнулся Елисей. – Он на меня кинулся, ну и получил слегка.

– Где он? – засуетился Дато.

– В гостиной сидит, – улыбнулся Котэ, беря его под руку. – Не суетись, Дато. Он уже хаш покушал, кофе выпил, теперь в кресле сидит, отдыхает.

– Что, трезвый? – не поверил князь своим ушам.

– Трезвый, Дато. Трезвый. И вот еще что. Елисей с собой человека привез. Казака, который умеет конем только ногами управлять. Дато, Ильико плакал, что теперь не может на коня сесть. Вот, – он указал рукой на парня, – его человек Ильико научит, как без руки ездить. Что скажешь?

– Не знаю, – растерянно признался князь. – Ты из-за этого приехал? – уточнил он у парня.

– Дато батоно, ты меня другом назвал. И какой же друг буду, если к тебе в дом беда пришла, а я в стороне останусь?

– Вай-ме, мальчик! Если у тебя получится, богом клянусь, я для тебя все сделаю, что сам попросишь. Все отдам, – поклялся князь, судорожно вздохнув.

– Не шуми, Дато батоно. Сначала нужно дело сделать, – аккуратно осадил его Елисей. – Пойдем в дом. Ильико там. Пусть на глазах будет.

Увидев трезвого и какого-то умиротворенного сына, князь скупо улыбнулся и поспешил отвернуться, пряча повлажневшие глаза. Елисей сделал вид, что ничего не заметил, и, хлопнув княжича по плечу, нарочито весело спросил:

– Ну что, Ильико, отдохнул? Ужинать пойдем. Слуги уже стол накрыли.

– Я сыт, Елисей, – попытался отказаться молодой человек.

– И что? С нами посидишь. Не хочешь кушать, не кушай. Чай пей. Фрукты ешь.

Сообразив, что он не отстанет, Ильико встал и покорно поплелся в столовую. Князь, глядя ему в спину, только растерянно покачал головой. Елисей же, хрустнув костяшками пальцев, ухватил за рукав первого попавшегося слугу и, отведя его в сторону, попросил принести из своей комнаты кожаный мешок. Когда все расселись, парень развязал горловину мешка и, чуть улыбаясь, принялся одаривать хозяев.

Вышедшая к столу княжна, увидев диадему, тихо ахнула и зарделась маковым цветом. Князь, увидев украшение, только растерянно крякнул и, качнув головой, негромко проворчал:

– Дорогой подарок.

– Красивой девушке красивая вещь, князь, – улыбнулся в ответ парень. – А тебе, Ильико, вот это, – с этими словами он положил на стол кобуру с револьвером. – Второго такого больше нет.

– Зачем мне теперь оружие, – грустно улыбнулся княжич.

– Затем, что ты все еще мужчина. Кто станет дом защищать, ежели враг придет? Отец? Так он в годах уже и один долго не продержится. Это твой крест, княжич. Без руки, без ноги, да хоть без головы, а дом свой ты защищать должен. И ты это знаешь.

– Ох, и упрямый ты, Елисей, – растерянно усмехнулся Ильико.

– Упрямый, – спокойно согласился парень. – Потому и жив до сих пор. Если бы я каждый раз, когда меня ранили, лапки задирал, уже бы давно закопали. Бог тебе силу и волю дал, чтобы жить и дело делать, а не для того, чтобы ты сам себя чачей убивал. Не хочешь больше воевать, не воюй. Отцу в делах помогай.

– Нет, не хочу, а не могу, – начал было княжич, но Елисей жестко оборвал его:

– Нет такого слова. Хочешь сделать, значит, сделаешь. Я тебе старого казака привез. Мастера в джигитовке, каких поискать. Он тебя научит конем без рук управлять. Захочешь научиться, выучишься. Нет, значит, никто тебе не поможет. Тогда, можешь забыть, как меня зовут. Отцу твоему, сестре, всегда помогу. А про тебя и думать забуду. Выбирай, княжич, кто ты. Мужчина или баба перепуганная.

Елисей специально говорил так, чтобы вывести Ильико из равновесия. Заставить взбелениться. Разозлить. Гордо выпрямившись, княжич вперил в парня бешеный взгляд и, окинув стол задумчивым взглядом, негромко приказал стоявшему рядом слуге:

– Сациви положи, и лобио. Вина на глоток налей.

Подняв свой бокал, он сделал глубокий вздох и, взяв себя в руки, тихо произнес:

– Сегодня не буду тебе ничего отвечать. Завтра все сам увидишь, – с этими словами он выпил тот самый глоток вина и набросился на еду. Но перед этим демонстративно перевернул свой бокал ножкой вверх.

Князь со своим родственником только растерянно переглянулись. Елисей, чуть улыбнувшись, одобрительно кивнул и, подняв свой бокал, ответил:

– Твое здоровье, княжич. Я верил, что беда не сломала тебя. Завтра будем о деле говорить.

Ильико, на минуту оторвавшись от еды, окинул его долгим, внимательным взглядом и, улыбнувшись, покрутил головой.

– Я хотел тебя на дуэль вызвать, – признался он.

– Я знаю, Ильико. Но получив вызов, я бы получил право выбора оружия. И поверь, против меня у тебя не было бы ни одного шанса. Не потому, что ты плохой воин. А потому, что ты давно не тренировался. А я оружие из рук не выпускаю. Поверь, брат, я не драться с тобой приехал, а помочь.

– Верю, – тихо вздохнул Ильико. – И спасибо тебе, Елисей. За мальчиков твоих, за помощь, за то, что кровника нашего наказать сумел. За все спасибо.

– Он прав, бичико, – поддержал сына князь. – Мы перед тобой в долгу.

– Нет между нами долгов, Дато батоно. Все, что делаю, делается или от души, или вообще не делается, – отмахнулся Елисей. – Я в этой жизни друзей ищу, а не выгоды. Для выгоды у меня другие люди есть.

– Слушаю тебя, бичико, и ушам и глазам своим не верю. Сидит за столом еще мальчик, а говорит умудренный мужчина, – задумчиво проворчал князь. – Как так?

– Умные люди меня учили, батоно. Потому и жив по сию пору, – развел парень руками. – Скажи, Дато, у тебя в табуне молодые кони есть? Из тех, которых еще учить не начали?

– Конечно, есть, дорогой. Тебе конь нужен? Только скажи, лучшего приведут, – тут же вскинулся князь.

– Не мне, – качнул Елисей головой. – Ему, – он кивнул на княжича. – Мой человек сказал, что всадника вместе с конем учить надо. Тогда они друг друга сердцем слышать будут. Так что, найдешь такого коня?

– Все будет, Елисей, – решительно кивнул князь. – Что твой человек скажет, все достану. Пусть только поможет.

– Добре, – улыбнулся парень. – Завтра с ним говорить будем. Только сразу тебе скажу, Ильико. Опонас – казак суровый. Чуть что не так, может и нагайкой вытянуть. Так что лучше внимательно слушай, что он говорит, и старательно исполняй. Плохому он не научит, слово даю.

– Я запомню, Елисей, – тепло улыбнувшись, кивнул княжич.

* * *

То, что Опонас был заядлым лошадником, Елисей знал всегда, но того, что старик устроил князю, едва увидев его табун, не ожидал никак. Осмотрев всего пару коней, казак принялся материть табунщиков так, что те едва за кинжалы не схватились. В ответ сам Елисей демонстративно вытащил из кобуры револьвер и взвел курок, мрачно рассматривая табунщиков. Сообразив, что бросаться с заточенным железом на ствол просто экзотический способ самоубийства, мужики насупились и присмирели.

Князь же, внимательно слушая старика, то и дело бросал на них суровые, многообещающие взгляды. Кое-как угомонившись, Опонас выдал на-гора десяток советов о том, как правильно исправить только одному ему заметный ущерб, и принялся выбирать подросшего жеребенка. На сленге лошадников – стригуна. Чем именно старый казак руководствовался в своем выборе, никто так и не понял, но лошадник, выбрав жеребенка, ловко накинул ему на шею аркан и, в два счета стреножив, взялся за более тщательный осмотр.

Вздрагивая всем телом, жеребенок пытался шарахнуться или лягнуть казака, но тот, что-то еле слышно нашептывая, умудрился очень быстро успокоить его. Уже через пару минут жеребенок перестал вздрагивать и делать попытки вырваться. Судя по вытянувшимся физиономиям табунщиков, такого им тоже видеть не приходилось. Осмотрев, ощупав и обнюхав жеребенка, Опонас отступил в сторону и, одобрительно кивнув, с довольным видом проворчал:

– До́бра лошадь будет, – до́бра он произнес с ударением на первый слог. – Теперь смотри, князь, чтобы эти криворукие его не загубили. В таком деле только лаской надо. А объезжать его я сам стану.

– Думаешь, мои люди сами его объездить не сумеют? – удивился князь.

– Угу, суметь-то сумеют, да только в страх его загонят. А тут не страх, тут любовь нужна. Сына сюда вези. Пусть сам за жеребенком ходит. А я помогать стану. А когда время придет, объезжу и ему передам.

– Дато батоно, лучше сделай так, как он говорит. Человека, лучше него лошадей знающего, я еще не видел, – на всякий случай добавил Елисей.

– Хорошо. Будет так, как просишь, – чуть подумав, решительно кивнул князь.

– От и добре, – с довольным видом кивнул Опонас. – И прикажи нам тут шалаш какой поставить. Поначалу тут поживем с сыном твоим.

– Зачем шалаш, уважаемый? – возмутился князь. – Вон там целый дом есть, где все табунщики живут. Там живите. Надо будет, еще один дом поставить прикажу.

– Э, нет, княже, – упрямо мотнул казак головой. – У них свои дела, а у нас свои будут. Да и жеребенок к своему хозяину привыкнуть должен. Да ты не беспокойся. Присмотрю я за обоими. Не впервой.

Князь растерянно оглянулся на парня и, увидев одобрительный кивок, только руками развел. Они вернулись в Тифлис, а из города спустя несколько часов в сторону княжеских выгонов отправился целый караван телег. С тем же караваном отправился и Ильико. Провожая сына задумчивым взглядом, Дато только тяжело вздыхал. Понимая его состояние, Елисей чуть усмехнулся и, подойдя поближе, тихо посоветовал:

– Не рви сердце, Дато батоно. Опонас плохого не сделает. Да и лучше Ильико там будет. Соблазнов меньше, да и слуг там не будет. Придется самому за собой ухаживать.

– Он сын князя, – вскинулся Дато. – Есть вещи, которые ему делать не нужно.

– Это если он дома. А ежели в походе? – тут же нашелся парень. – Хочешь, чтобы сын твой себя здоровым человеком считал, не мешай и не жалей. Точнее, жалеть можешь, сколько сам хочешь. Только сделай так, чтобы он этого не знал и не видел. Только так его к нормальной жизни вернуть можно.

– Ты говоришь так, словно сам без руки ходил, – помолчав, проворчал князь.

– Я, княже, в казачьей станице родился. А там всякие были. И безрукие, и безногие. И все себя воями считали, – огрызнулся Елисей.

– Не сердись, бичико, – сообразив, что ляпнул что-то не то, повинился князь. – Просто сердце за сына болит. Его не станет, что тогда будет? Кому все оставлю? Род прервется, беда будет.

– Вот потому я и решил помочь тебе, Дато батоно. Казаки ко всему привычные, а Ильико в царском дворце служил. Ему настоящая боль неведома.

Князь снова завелся, чтобы возразить, но сообразив, что парень прав, медленно выпустил набранный в грудь воздух сквозь плотно сжатые губы и, покачав головой, буркнул:

– Тебе, Елисей, только в политики идти. Любого уговоришь.

– Казак я, княже, – рассмеялся парень. – Казаком родился, казаком и помру. Ты лучше скажи, купца того искать перестал, или шустрят еще люди твои?

– Ищут, – мрачно кивнул князь. – Спрятался где-то, шакал. Когда его в столице арестовали, думал, всё. В тюрьму посадят, своего человека пошлю, он дело сделает. Нет, отпустили. А когда мои люди в его дом пришли, он сбежал уже. Где теперь, не знаю. Ищут.

– Плохо ищут, если он набрался наглости в Пятигорске появиться, – буркнул в ответ Елисей, машинально потерев пострадавший бок.

– Ай, не говори, – взмахнул рукой князь. – Сам, когда узнал, чуть их не пристрелил. Пойдем в дом, бичико. Нино с утра что-то на кухне затеяла. Для тебя старается, – добавил он, лукаво покосившись на парня.

– Добрая хозяйка будет, – вежливо кивнул Елисей.

– Слушай, Елисей, не пойму я. Она тебе что, совсем не нравится, да? – вдруг спросил князь, разворачиваясь к нему всем телом.

– Нравится, – честно признался Елисей, глядя ему в глаза. – Да только ты сам сказал, что хочешь ей жениха знатного и богатого. А я кто?

– Вай-ме, шени деда![1] – выругался Дато, схватившись за голову. – Это, ра-квия[2], я ее счастливой видеть хочу, а что сказал, забудь. Дурак был. Мне Котэ прямо сказал, что дурак я. И что нравишься ты ей. Что скажешь?

– А что я могу сказать, Дато батоно? – растерялся Елисей от такой прямоты. – Да, она мне сразу понравилась. Потому и подарок ей выбирал такой, чтобы красоту ее показать. Да только Нино – княжна, а я простой казак, получивший дворянское достоинство. Разве ты согласишься за такого ее отдать? Да и из крепости я никуда уехать не могу. Сам знаешь, там школа у меня, и перевозить ее куда-то нельзя. Мне мальчишек учить надо.

– И все? – терпеливо выслушав его, поинтересовался князь.

– А что еще-то? – не понял Елисей. – Ты отец, тебе ее судьбу решать. Сам знаешь, у меня из родных нет никого. Сиротой остался.

– Ай, бичико, богом клянусь, вот знаю, что умный ты, а сейчас как дурак говоришь, – фыркнул князь и, развернувшись, направился к дому.

– Это что сейчас было? – растерянно проворчал Елисей, почесывая в затылке и глядя ему вслед.

Вздохнув, он поспешил следом за хозяином дома. Котэ, перехватив его в коридоре, удержал парня за рукав и, нагнувшись к самому уху, еле слышно шепнул:

– Я с Дато говорил. Время не теряй, проси Нино за тебя отдать.

– Говорили уже, – вздохнул Елисей и в нескольких словах пересказал ему их разговор.

– Ага, – выслушав его, весьма содержательно высказался Котэ, задумавшись. – Ладно. Главное ты сказал.

Подтолкнув парня в сторону столовой, он развернулся и бесшумно скрылся за поворотом.

– Или я дурак, или лыжи не едут, – буркнул Елисей, окончательно запутавшись в хитросплетениях местных матримониальных планов.

Пройдя в столовую, он застал князя за столом, задумчиво тянущего из бокала вино и уставившегося невидящим взглядом куда-то в противоположную стену. Услышав шаги парня, Дато очнулся от дум и, указав ему ладонью на место рядом с собой, вздохнул:

– Я спросить тебя хочу, бичико. Если купца найдешь сам, что с ним делать станешь? Закону отдашь или сам все сделаешь?

– Сам, – коротко отрезал Елисей. – Если не вспоминать, что он кровник твой, то закону его отдавать бесполезно. У купца денег много. Опять выкрутится. Да и у меня к нему много неприятных вопросов набралось. За рану свою спросить хочу.

– Не боишься, что полиция арестует? – поддел его князь.

– Пусть сначала докажут, что я его вообще видел, – презрительно скривился парень. – Я пластун, Дато батоно. И для меня ночью врага прирезать, как воды попить.