Предел дозволенного

Она вышла из комнаты в освещенный коридор, и по раздосадованному лицу девушки Ноа понял, что ситуация со спальнями действительно терзает ее. Усталая, без макияжа, она выглядела взрослее, чем утром.

“Должно быть, нервничает перед тестированием, – подумал Ноа. – Придумывает себе всякое”.

Тестирование проходил каждый житель Метрополя на свой шестнадцатый День Рождения. Эту дату не принято было отмечать, ведь в этот день решалась твоя судьба. Жизнь в Первом классе навсегда заканчивалась, и гражданин переходил либо во Второй класс, либо – что было реже – в Третий. В класс одаренных.

Распределение на ту или иную профессию происходило чуть позже; иногда требовались тесты, чтобы выявить склонности и сильные стороны гражданина Второго класса, иногда учитывались даже пожелания. В целом, некоторые “Вторые” даже жили неплохо, если не умирали от голода во время обучения.

В последние годы в связи с повышенной роботизацией общества, Второй класс разделился на две категории: те, кому повезло исполнить свою мечту и стать, например, врачом или политиком, и те, кто с верхов спустился на самое дно. Сиделки, живые игрушки, эскорт, обслуга… Пилоты, вроде Ноа стояли на ступень выше этой прослойки, однако их жизнь среди копоти нулевых районов не сильно отличалась от бытия преступников и отбросов общества.

Другое дело – Третий класс. Везунчики, выигравшие эту жизнь.

Семьдесят лет назад, во время правления династии Шан, одаренные жили на затерянном в океане острове. Но после серии террористических актов, восстания и бегства одаренных на материк, президент Лил Дель Пао утвердила новую программу. Отныне представители Третьего класса жили в Метрополе, хоть и по своим собственным правилам.

Взглянув на Фелисити, Ноа на мгновение подумал, какая жизнь ее ждет во Втором классе. Впрочем, кем бы ты ни стал, снимать корону величия и вседозволенности всегда неприятно. Глядя на то, как Фелисити сложила руки на груди, словно пытаясь защититься от жестокого мира, Ноа подумал, что будет, если через год они станут соседями? Разумеется, если она не откроет в себе одаренность.

– А как по твоему, в чем дело с этим термостатом? – спросил Ноа, выходя в коридор. Теперь он был уверен, что просто так не уйдет.

– Не знаю, – Фел нервно пожала плечами. – Точнее, у меня есть одна версия.

– Расскажи.

Неожиданно он оказался к ней так близко, что мог при желании дотронуться. Только это не привело бы ни к чему хорошему, и неважно, какие эмоции вложил бы в прикосновение мистер Ларкетт. То, что они вообще вот так разговаривают друг с другом – немыслимо само по себе, и уже подлежит наказанию.

Первому и Второму классу нельзя было совершать социальные интеракции без веских на то причин. Даже с родителями они расставались слишком рано: в возрасте восьми-девяти лет среднестатистический гражданин Первого класса начинал жить отдельно.

Считалось, что одаренность может проявиться лишь до шестнадцати. И этому нельзя было мешать.

За неформальное общение между гражданами Первого и Второго класса предусматривалось наказание.

Фелисити могли отчислить из школы.

Пилота вроде Ноа – просто убить.

– Кто-то взломал операционку умного дома, – прошептала Фелисити.

Ноа фыркнул, но тут же взял себя в руки.

– При всем уважении, мисс, зачем это кому-то?

– Не знаю! – мисс Стоун всплеснула руками. – Температура повышается не во всем доме, а лишь там, где я сплю! Раньше я спала в большой комнате, но после того, как заметила эти сбои, переехала в гостевую спальню…

“Кажется, кто-то здесь всерьез верит в теорию заговора”, – Ноа старательно делал вид, что внимательно слушает.

– В гостевой история повторилась, словно некто сознательно управляет моим термостатом. Теперь я сплю в этой, самой маленькой спальне, но и тут происходит ровно то же самое!

Когда она закончила говорить, воздуха в ее легких почти не осталось.

Ноа выдержал паузу, словно давая ей собраться с мыслями.

– Мой вопрос остается тем же, – спокойно и вкрадчиво проговорил он. – Зачем кому-то поднимать температуру в твоем доме?

– Чтобы поджарить меня? – Фелисити и сама улыбнулась своей версии.

Неожиданно, словно заметив, что пилот и впрямь стоит к ней слишком близко, девушка отстранилась и повела его обратно в просторную гостиную.

– Воды? – спросила она на ходу.

– Да, пожалуйста, – ответил молодой человек: во рту его давно пересохло.

Ноа нечасто был в гостях у граждан Первого класса… по-правде говоря, он не мог вспомнить, было ли такое вообще. Ожидая Фелисити в гостиной, он рассматривал ее фотографии с подружками и ловил себя на мысли, что никогда по-настоящему не знал роскоши элиты. Даже будучи ее представителем в тринадцать и пятнадцать лет, он продолжал заботиться об отце, сидящем на экстазине.

– Держи, – Фелисити протянула ему воду, и их руки снова соприкоснулись.

“Уже не такая холодная”, – подумал Ноа и залпом осушил стакан.

– Что ж, раз ты ничем не можешь помочь, я больше не задерживаю тебя, – мисс Стоун устало потерла переносицу.

– Я могу остаться на ночь, – как бы между делом предложил Ноа. – Поспать в каждой из спален, чтобы проследить за повышением температуры.

– Да, класс, – Фел посмотрела на него словно на умалишенного. – Ты останешься ночевать у меня, почему бы и нет? Но завтра тебе придется уйти, ведь мои ночевки с пилотами расписаны на месяц вперед.

Ноа усмехнулся: ему даже не было обидно. Не в этот раз.

– Ты сама пригласила меня, – напомнил он, возвращая стакан.

– Потому что ты привез перчатки, – Фелисити жестом велела поставить стакан на тумбочку; руки ее при этом были скрещены на груди.

– Я хотел выбросить их, – сам не зная зачем, сказал Ноа.

– Так почему не выбросил? – Фелисити нахмурилась.

“Хороший вопрос. Потому что ты зацепила меня чем-то”, – невольно подумал Ноа и развернулся к окну. Ветер, похоже, улегся: больше не гнулись стволы изогнутых японских кедров, да и луна окончательно вылезла из-за туч и теперь подсвечивала оранжерею, точно холодный фонарь. Идеальная погода и момент, чтобы лететь обратно.

Он не был джентльменом и никогда не стремился им стать. Ноа часто ловил себя на мысли, что никогда не делает чего-го для людей без выгоды для себя. Было ли так всегда или началось с момента его вступления во Второй класс – этого он вспомнить не мог.

– Наверное, потому что ты оставила мне хорошие чаевые, – наконец произнес он.

Фелисити вскинула брови, а ее губы исказила холодная, дежурная улыбка, предназначенная для общения с обслугой.

“Ты лжешь мне, значит и мой черед быть неискренней”, – словно прочел Ноа на ее лице.

– Что ж, доброй ночи, мисс, – кивнул Ларкетт и вышел в холодную ночь.

Фелисити Стоун ничего не сказала вслед, а он не обернулся.

Глава 3 – Стоун

Ноа вернулся домой в третьем часу ночи: долго летал над городом, чтобы выгнать из головы всю дурь.

Фелисити зацепила его; он не мог понять чем, но образ девушки, ее фарфоровая кожа под струящейся шелковой тканью, преследовали его, точно наваждение.

Он долгое время считал, что его сердце навсегда принадлежит другой. Но после того, что случилось с Терезой, после того, что они сделали с ней, Ноа не был уверен, что остался для нее тем же самым.

Тереза изменилась до неузнаваемости. Иногда Ноа даже ловил себя на мысли, что теперь они чужие люди.

“Эта Стоун иная, не такая как Тереза. Представительница Первого класса – какого черта, Ларкетт?! – твердил он сам себе. – То, о чем ты сейчас думаешь, запрещено законами Метрополя!”

Однако то, как доверчиво Фелисити пригласила его в дом, то, как провела в свою спальню и попросила помочь ей – тронуло Ноа до глубины души.

Чисто теоретически: он ведь мог ограбить ее. Мог изнасиловать.

“О чем она думала? Живет одна и приглашает в дом пилота такси?!” – то и дело мысленно фыркал он, описывая круг за кругом над ночным городом.

В полтретьего ночи, Ноа привычно поднялся по пожарной лестнице человейника, чтобы бесшумно пролезть в кухонное окно. Впрочем, он беспокоился зря: Скотта не было дома.

Безуспешно поискав в холодильнике хоть что-нибудь съедобное, Ларкетт завалился спать.

Пробуждение было жестоким: Скотт стоял над ним с налитыми кровью, остекленевшими глазами и поливал его… нет, даже не водой. Вонючей дрянью из пивной бутылки.

– Какого дьявола?! – Ноа вскочил с кровати и гневно уставился на сводного брата. Тощий, со светлыми спутанными волосами, в свои двадцать три года Скотт был копией их отца. Он работал автомехаником по распределению протектория, однако в последнее время дела его шли не очень. Вначале из-за пристрастия к алкоголю, а затем к экстазину.

– Где вся жрачка? – хрипло спросил Скотт. Он еле стоял на ногах, тогда как глаза его бегали с бешеной скоростью – первый признак передоза.

– А я откуда знаю? Я пилот, а не служба доставки, – проворчал Ноа, инстинктивно обходя брата на расстоянии вытянутой руки. Снял облитую дерьмовым пойлом футболку, отбросил в сторону. Потом уберет, сейчас лучше держаться от братца подальше.

– Деньги есть? – негромко спросил Скотт. Он знал, что есть, мог бы и не спрашивать.

– Для тебя – нет, – Ноа прошагал к двери, но Скотт остановил его, железной хваткой впившись в плечо. Он был силен, точнее, это адреналин вселял в него чувство всесильности. Ты быстр, ты работоспособен, тебе горы по плечу – именно поэтому люди и подсаживаются на допинг. Ноа никогда не пробовал его, но на примере Скотта знал, что расплата бывает тяжелой.

Он видел, в какую тряпку братец превращается всякий раз, когда у него заканчивается эта дрянь.

– Ты хочешь, чтобы я отделал тебя? – Скотт хищно склонил голову набок – плохой признак.

Ноа невольно поморщился.

– Нет? Тогда переведи мне денег.

Ноа попытался сбросить руку Скотта; деньги были нужны ему, ведь это именно он платил за чертову квартиру в чертовой дыре.

– Бра-а-ат, – протянул Скотт; Ноа хорошо знал эту его манеру: он делал так всегда, когда собирался избить его.

– Ладно! Отпусти меня.

Ноа достал из под подушки телефон и приложил его к запястью Скотта. Баланс на его счете начал стремительно падать, монета за монетой. Тогда как братец обогащался, не прилагая никаких усилий.

– Стоп, – велел Ноа, но Скотт крепко прижал телефон к своему покрытому липким потом запястью.

– Качай все без остатка, – сказал он.

“Ну уже нет!” – Ноа сжал зубы до хруста.

Он вырвал телефон и бросился к двери напролом, надеясь, что Скотт слишком пьян, чтобы достать его. Но он ошибался.

Удар кулаком в челюсть сместил траекторию Ноа в сторону окна. Если бы не решетки, он наверняка выпал бы и разбился насмерть. Следующий удар пришелся под дых, затем снова в челюсть. Скотт швырял его из стороны в сторону, словно щенка: наверняка со стороны это выглядело жалко.

В какой-то момент Ноа почувствовал привкус крови во рту. Дело плохо, еще пара ударов по лицу, и его не пустят на работу, пока все не заживет.

– Стой, – произнес Ноа, на долю секунды опережая очередной удар. Выдохнул, оперся о стол. – Ладно. Я все отдам.

Скотт хищно ухмыльнулся. Он победил, снова. Он всегда побеждал. Единственная причина, по которой Ноа не прикончил братца и не съехал от него: он обещал Хайгеру не привлекать к себе внимания, а эта дыра была самой надежной из всех.

После успешной сдачи экзамена, Хайгер обещал Ноа отдельную комнату. Оставалось лишь дождаться этого момента.

Баланс Ноа опустел до нуля. Когда Скотт наконец хлопнул дверью, Ларкетт едва ли не глотал слезы от обиды. Лицо саднило, живот болел, словно его начинили горящими углями. Впрочем, поесть он все равно сможет не скоро: денег не было ни на еду, ни даже на топливо. И надо ли было рассекать пол ночи над городом?!

Пропикал будильник. Кое-как подняв себя с дивана, на котором он, прижав руки к животу, сидел последние двадцать минут, Ноа направился в душ. Смыл с себя остатки пива, обработал разбитую нижнюю губу.

Для семнадцатилетнего парня он был довольно крепким, но у Скотта просто не было тормозов. Вытеревшись насухо, Ноа достал тональный крем и легонько закрасил места соприкосновения с кулаками братца.

Когда-то давно, умирая от стыда, он купил эту баночку в магазине косметики. Тогда вопрос стоял ребром: либо Ноа маскирует следы побоев (из-за разлитой банки пива Скотт избил его чуть ли не до полусмерти), либо работы не будет в ближайшую неделю.

Службе такси не нужны были пилоты с разбитой физиономией, и мистер Ларкетт это понимал.

По началу результат был катастрофическим, однако вскоре Ноа научился довольно сносно ладить с косметикой, и даже подумывал о том, чтобы купить себе еще и кисточку.

“Лучше мне просто не попадаться ему на глаза”, – подумал Ноа, критически осматривая то, что получилось. Неплохо, почти не заметно. Если бы также легко можно было починить то, что разбивалось внутри всякий раз.

Он прилетел в офис, расположенный в одной из башен Твин Тауэрс за десять минут до начала смены. Подумал даже взять кофе своему менеджеру Такаяме, но вовремя сообразил, что его баланс все еще на нуле.

Конечно, он мог пойти к Хайгеру, однако Ларкетту не хотелось в очередной раз выставлять себя не умеющим постоять за себя желторотым птенцом.

“Я попрошу аванс”, – Ноа не сомневался в своем успехе. Посадив аэрокар в свободный док, он на какое-то время задержался, чтобы причесать волосы. Сегодня нужно произвести хорошее впечатление на босса.

Мельком взглянул на пассажирское сиденье: пусто, конечно же.

“Я бы мог починить ее термостат, – мысль промелькнула в его голове. Мысль, от которой живот Ноа словно бы перестал болеть. – Попросить перечислить мне несколько… Нет! Нет, и хватит уже об этом!”

Он не хотел быть в долгу у гражданина Первого класса. К тому же, Ноа почти убедил себя в том, что Фелисити пригласила его зайти по ошибке. И наверняка уже пожалела об этом.

Встреча с Такаямой сразу пошла не по плану. Босс был не в духе: растрепанные волосы на висках, следы от обруча на лбу, какие бывают лишь после ночи в дешевых виар клубах… Интересно, сколько он просадил за последние сутки?

– Аванса не будет, – Такаяма обрубил надежды Ларкетта на корню. – Ты теряешь клиентов, парень.

– Что? – Ноа не понимал, о чем он говорит, ведь его рейтинг был безупречен.

– Тебя заблокировали, – Такаяма ничего не забывал и всегда был в курсе репутации своих пилотов.

– Кто? Почему? – Ноа не отставал от босса, следуя за ним по пятам.

– Это меня уже не волнует, – босс остановился возле кофемашины и приложил запястье к терминалу. Ноа тем временем судорожно просматривал свои полеты… что же он пропустил? Какая сволочь отправила его в бан?

– У меня много пилотов, парень, – Такаяма устало потер глаза. – Мне без разницы, кто работает больше, кто меньше. Один в блоке, значит другой выполняет его работу. Но если все будут в блоке, тогда что? Возить малолеток будем уже не мы, а “Вортекс”!

“Вортекс” – конкуренты компании, где работал Ноа. Такаяма ненавидел их, впрочем, эта ненависть была хорошенько припрятана за маской льстивого благолепия.

Но мистер Ларкетт уже не слушал. Он нашел того виновника: мисс Стоун заблокировала его, поставив одновременно высокий балл и накинув чаевые!

“Стоун, ну ты и…”, – Ноа не мог подобрать слов. А Такаяма уже подхватил стаканчик американо и теперь направлялся в свой кабинет.

– Мне не выйти на смену без аванса, – негромко сказал Ноа. – Я попал… в неприятную ситуацию.

Гордость не позволяла ему рассказать о том, что Скотт сделал с ним.

– Мне бы лишь машину заправить, – произнес Ноа, ощущая, как его живот сводит от голода.

– Бери служебную, – махнул босс, скрываясь за дверью.

– Спасибо, мистер Такаяма! – Ноа готов был упасть перед ним на колени: не то от накатившей слабости, не то от облегчения.

Служебной машиной оказался покоцанный красный аэрокар (“Красный? Кто вообще красит машины в красный цвет?”). Заведя его, Ноа взмыл в серое от густого смога небо, даже не прогрев двигатель. Злость и голод двигали им, но злость не к Скотту и не к жестокой реальности. Фелисити Стоун, и то как она повела себя с ним – вот что не давало Ноа покоя. Набрав высоту так резко, что уши заложило, Ноа направился по знакомому маршруту: нужно было задать девушке несколько вопросов.

***

На утро снежная буря окончательно улеглась. Тучи разогнали метеорологи, и личный пилот Фелисити Стоун по обыкновению забрал ее с хелипорта в семь сорок пять.

– Как добрались вчера, мисс? – пилот из компании “Вортекс” возил Стоун чуть ли не с первого класса, а она так и не знала его имени. – Не опоздали?

– Нет, все в порядке, – рассеянно отозвалась Фел. – Водитель попался… прыткий.

Уши ее в очередной раз начали пылать: и как ее угораздило пригласить домой этого Ларкетта? О чем она вообще думала? А если бы он…

Фел тряхнула головой и взглянула на проплывающие внизу сизые облака. Нет, Ноа не стал бы приставать к ней. Только сумасшедший пошел бы на такое, ведь всем известно, что обхитрить сканеры в Саото-Гане практически невозможно. Умный дом считал данные о госте мисс Стоун в тот самый момент, когда Ноа переступил порог, и не только по сетчатке глаза: всем гражданам Второго класса в мозг был имплантирован специальный датчик.

Это и компьютер, и личный врач, и радио, и даже приятный собеседник при желании, но самое главное – это способ следить за тем, чтобы Вторые вели себя подобающим образом.

– Прыткий говорите? – уточнил пилот. – Без инцидентов долетели?

– Быстро, – ответила Фелисити.

– А мы долетим безопасно и быстро, – он подчеркнул слово “безопасно” и подмигнул в зеркальце дальнего вида. Однако подмигивание вышло скупым, дежурным, в отличие от настоящего огня, который горел в глазах Ноа во время их полета. Вспомнив о Ларкетте, девушка вновь покраснела и отвернулась к окну.

Неожиданно в голову ей пришел сон, который привиделся ей сегодня под утро. В нем Фелисити шла по лесу, залитому солнечным светом. Она никогда не была в таком лесу; заповедники, в которые они приезжали на внеклассные занятия, были темными и недружественными, тогда как этот лес буквально излучал спокойствие.

Взглянув на свои сложенные на коленях, бледные до прозрачности ладони, Фелисити вспомнила, что во сне ее вел за руку человек. Его лицо все время ускользало от нее, тогда как их связь, глубокий и даже интимный контакт между ними был настолько ярким, настолько неприкрытым, что от воспоминаний об этом сейчас, сердце Фел гулко забилось.

Прикрыв веки, она воскресила перед глазами образы из сна. Вот человек ведет ее через чащу, и Фелисити может видеть, как по его одежде скользят косые лучи солнечного света. Вот он оборачивается и что-то протягивает ей… что-то есть у него в руках…

Аэрокар несильно тряхнуло. Фел открыла глаза: пилот мягко вышел из пике и теперь садился на школьный хелипорт.

– Благодарю, желаю хорошего дня, – буднично пробормотала она, собирая свои вещи. Еще мгновение назад морок минувшей ночи был объемным, точно один из кирпичиков реальности, но сейчас, по мере того, как Фел приближалась к зданию школы, сон распадался на пиксели, совсем как двумерная картинка из игры позапрошлого века.

Пикнув пропуском, Фелисити вошла в просторный, наполненный звуками холл. Вечная зелень этого места, водоемы с утками и карпами кои всякий раз вызывали у Фелисити чувство защищенности. В шесть лет, когда она впервые пришла сюда, школа показалась ей огромным дворцом; в десять она с подружками гадала, какие одаренности откроются им в будущем. В тринадцать Фел все еще верила, что у нее достаточно времени… но сейчас, когда возраст распределения из “когда-нибудь” превратился в определенную дату на календаре, вера Фелисити превратилась в отчаяние.

Ее одаренность не спешила просыпаться.

“Еще одиннадцать месяцев!” – твердила она себе.

“Еще девять! Куча времени!”

“Всего три месяца”, – обреченно подумала Фелисити в начале прошлой недели. Ее шестнадцатый день рождения приближался, а способности не спешили открываться.

Да, порой Стоун видела яркие сны, в которых фигурировали незнакомые люди. Но что это были за образы? Если видения о будущем, то как доказать их ценность комиссии?

Больше всего на свете она боялась попасть во Второй класс. Ей казалось, что худшего наказания просто невозможно придумать. Думая о том, как она из своего дома переедет в трущобы, как из роскошных школьных платьев перелезет в униформу какой-нибудь рабочей на заводе, Фелисити ощущала тошноту.

Что она будет есть? А если она заболеет? Без школьной страховки она не сможет покрыть нормальное лечение.

– Привет, Стоун! – Хоши подхватила ее под руку. Одноклассница получила штамп одаренности в пятнадцать лет за – как Фелисити казалось – совершенно не нужную способность: Хоши запоминала все имена, которые она когда-либо слышала.

И тем не менее у Хоши уже был пропуск в мир Третьего класса. Тогда как у Фелисити его не было.

– Привет, – сдержанно ответила Фелисити. Хоши нравилась ей за то, что не трепалась насчет своей одаренности. В отличие хотя бы от тоже же Мёрфи Ванг, которая с шести с половиной лет была прописана в Третий класс. Она могла неделями отсутствовать в школе и помогать ученым в работе с темпоральными кристаллами, однако чем именно она занималась, никто не знал. Иногда суть одаренности слишком сложно объяснить простыми словами, чем и пользовалась Мёрф, создавая вокруг себя шлейф таинственности.

– …поговаривают о новой эпидемии. Вакцина тестируется на Вторых и совсем скоро, после устранения побочных эффектов, будет доступна и Первому классу… – с упоением рассказывала Хоши.

“Ну ладно, если я все-таки попаду во Второй класс, ведь жизнь же не закончится, правда? Я могла бы работать врачом, – думала Фелисити, рассеянно скользя взглядом по лицам курсирующих туда-сюда школьников. – Нужно было идти на подготовку в прошлом году. Набрала бы баллов по физики и химии…”

– Мне кажется, это несправедливо, что мы получаем вакцину сразу же после Вторых. Я считаю, что нужно выделить ряд добровольцев из Первого класса, ведь всем известно, насколько сильно отличаются Второй и Первый…

– Что? – переспросила Фелисити.

– Нужно выделить ряд добровольцев из Первого класса, ведь всем известно, насколько сильно отличаются Второй и Первый классы, – слово в слово повторила Хоши.

– И чем же они отличаются? Второй класс – это просто взрослые мы, – Фелисити была настолько ошарашена заявлением одноклассницы, что даже остановилась.

– Я думала, ты меня даже не слушаешь, – Хоши смущенно улыбнулась. – Думаешь о своем, как всегда… В новостях говорят, что с возрастом многие клетки начинают функционировать иначе. Но интереснее совсем другое: почему ты вообще защищаешь Второй класс?

Фелисити покраснела: так много раз она говорила о различиях в классах, но никогда не говорила об их сходствах. До сегодняшнего дня.

– А, я поняла почему, – улыбка Хоши стала коварной. – Потому что ты сама скоро станешь одной из них!

Стоун хотела было возразить, но аргумент вроде “осталось еще три месяца” прозвучал бы смехотворно. Впрочем…

– Осталось еще три месяца, – Фел заправила каштановый локон за ухо. – И кажется, у меня есть кое-что…

– Правда? – Хоши искренне восхитилась; и хоть они с Фел не были близкими подругами, Фелисити мысленно поблагодарила ее за участие в своей жизни. – Расскажешь?

– Это что-то вроде видений, – теперь уже Фел подхватила одноклассницу. – Во сне я вижу… разных людей. Незнакомых. Мне кажется, это будущее.

– Вау, – протянула Хоши. – Хотела бы я видеть будущее!

Дойдя до раздевалки, девушки принялись переодеваться в купальники: первым уроком было плавание и заодно сдача нормативов. Фелисити любила плавать; вода всегда дарила ей ощущение невесомости и будто бы возвращения домой.

Так и сегодня: сделав все, что от нее требуется, Фел выдохнула из легких весь воздух и камнем начала погружаться на дно. Виски и нос сдавило, но от ощущения, что с каждым сантиметром ты все дальше, дальше и дальше этих оценок, правил, классов, условностей, Фелисити чувствовала себя свободной.

Чувствовала, что она может быть кем угодно.

Например, собой настоящей.

“Берегись!” – вдруг услышала она в своей голове.

От ужаса Фел распахнула глаза. Солнечные блики играли на стенках бассейна, приглушенно доносились сверху голоса и смех учеников.

“Берегись!” – бестелесная мысль, похожая даже не на голос, а на разряд электричества, загорелась и погасла в ее мозге, точно красная предупреждающая лампочка.

Ощутив острую потребность во вдохе, Стоун вытянулась струной и поплыла наверх.

Вокруг бассейна было слишком много народу. Порывисто хватая воздух ртом, Фел доплыла до бортика и цепко ухватилась за него пальцами.

– С тобой все в порядке? – вежливо поинтересовался ее одноклассник Теодор Стилл, сидящий рядом на краю бассейна.