Недетское кино #3

О её красоте ходили легенды. В школе не было ни одного мальчишки хоть тайком не влюблённого в неё, а это порождало у одних девчонок добрую зависть, а у других формировало устойчивую неприязнь, граничащую с ненавистью. В это верилось с трудом, но беды обходили Габи стороной, ей больше везло на хороших людей, а всё плохое отскакивало от её хрупкого тела, как от танковой брони.

Их дом был образцом благочестия и морали. Только правильные книги и фильмы, чистый интернет и классическое телевидение. Ни единого намёка на непристойность. В этих стерильных условиях трудно было сделать неправильный шаг, и Габи его и не старалась делать, её всё устраивало, она была довольна собой и своей жизнью, не задавала глупых вопросов и не ждала, что кто-то из родителей подсядет как-нибудь вечером к ней на край кровати и примется рассказывать о том, что такое секс, и что он значит в жизни каждой женщины, маме и папе было не до этого, им долгие годы приходилось вести двойную жизнь, быть добропорядочными родителями с незыблемыми моральными принципами и одновременно с этим регулярно заниматься доведённым до совершенства развратом, так что задавать вопросы начала повзрослевшая Габи.

День рождения прошёл как всегда весело и пышно. Было много подарков и всяких вкусностей, и когда гости разошлись, и в доме, наконец, воцарилась тишина, Габи подошла к маме, которая мыла посуду на кухне и тихонечко спросила:

– Мама, скажи мне честно, ты папу любишь?

Юдит, протерев влажную тарелку полотенцем, не торопясь, повернулась.

– А с чего ты взяла, что я его не люблю?

– Ма, ты, как всегда, отвечаешь вопросом на вопрос…

– Мне просто не понравился твой вопрос. Я не могу понять, что заставило тебя вообще об этом подумать.

– Например то, что я никогда не видела, как вы целуетесь.

– Ты считаешь это ключевым показателем в определении любви?

– Нет, конечно же, но это важно.

– Важно для кого? – с явным раздражением в голосе спросила Юдит.

– Для меня, – ответила Габи, – мне надоело делать вид, что я ничего не понимаю и ничего не знаю, надоело быть дурой.

– Ну, какая же ты дура?..

– Самая обычная, – перебила её дочь, – надо мной уже смеяться начинают. Ты себе представить не можешь, что стоит мне сдерживать себя и выполнять все ваши идиотские установки. Мне семнадцать! Я взрослая! Мне тоже хочется любви! Настоящей, а не придуманной как у вас.

– И мы мешаем тебе?

– Да, мешаете, – огрызнулась Габи. – Вы мне шагу ступить не даёте. Это не смотри, это не читай, сюда не ходи, с этим не дружи, это не надевай. У меня даже денег никогда не бывает. Клянчу у вас, как побирушка. Сколько можно!

– Я не думала, что ты окажешься такой неблагодарной, – грустно произнесла Юдит, садясь на стул, – мы же ради тебя готовы были в лепёшку разбиться, потакали каждой твоей прихоти, да, требовали, но ничего такого, из-за чего можно выслушивать такие обидные тирады, не сделали.

– А мне, по-твоему, не обидно? Я же посмешище для всех! Чучело! Инопланетянка какая-то!

– Габи, не говори глупости, – Юдит взяла дочь за талию, усадила её к себе на колени и обняла, – ты же у нас красавица, они просто тебе завидуют.

Дочь уткнулась в плечо матери и зарыдала.

– Ну вот… Ещё чего не хватало…

Юдит вдруг вспомнила, как сама вот так сидела на коленях матери и взахлёб ревела, та гладила её слегка округлившийся живот и успокаивала:

– Ты молодец, что решила оставить ребёночка. Он изменит тебя, сделает лучше. И Андрей будет рад.

– Ему то чего радоваться? – утирая нос, попыталась возразить Юдит. – Сделал своё дело, и в сторону.

– Что ты такое говоришь?! Он же, вроде, обещал жениться на тебе. Так ведь?

– Обещал… Мало что может мужик пообещать. Мам, мне так плохо… Тошнит постоянно… И во всём он виноват.

– Глупенькая ты. Всё скоро пройдёт. Ребёночек родится, и ты себя самой счастливой будешь чувствовать.

– Хотелось бы. А то вместо счастья пока только одни проблемы.

Юдит не стала уточнять, пусть думает о своём. А проблемы реальные были куда больше, чем банальный токсикоз и растущий не по дням, а по часам живот. Зачем маме знать, что фильм получился плохим, что инвесторы остались недовольны, и может так случиться, что они потребуют вернуть вложенные деньги.

В тот день Юдит не хотела включать телефон, ей так было спокойнее, если не звонит – значит и проблем никаких нет. Но именно это поведение вызывало раздражение её боссов. Их взвинченные секретарши через каждые тридцать секунд набирали номер Юдит, но в трубке постоянно звучала одна и та же безжизненная металлическая фраза – абонент вне зоны доступа. Эта игра в кошки-мышки продлилась два дня, после чего дверь в квартире Юдит была взломана, а сонная хозяйка доставлена по назначению двумя неразговорчивыми мужчинами.

– Как ты объяснишь своё поведение? – нарочито вежливо поинтересовались инвесторы.

– А что я такого сделала? – прикинулась дурочкой Юдит.

– Ничего не сделала. Ты ни-че-го не сделала! Мы в жопе! Фильм дерьмо! Его никто не берёт!

– Ну разве я виновата, что фильм не получился?

– А кто виноват?!

– Вы же знаете всё… Что Монти мёртв… Что я беременна… Что актриса наша тоже беременна…

– Ты считаешь это аргументом? Видите ли, сучки забеременели… Так не надо было лезть в этот бизнес. Чешется между ног – трахайтесь на стороне!

Юдит едва сдерживалась, чтобы не вцепиться ногтями в их жирные морды, и это трудно было скрыть.

– Что ты пялишься? Ждёшь, что сейчас откроется дверь и тебе спасёт твой придурок? Расслабься, он не придёт. Ему сейчас не до тебя.

– Что вы сделали с Атиллой? – крикнула Юдит, вскочив со стула.

– Сядь на место! Он там, где ему положено быть.

– В тюрьме?

– Ты хорошего о нас мнения, – одновременно заржали боссы.

– Что с ним? Скажите, пожалуйста, – взмолилась Юдит

–– Ему сейчас хорошо… Там где он – тихо и спокойно… Никаких проблем… Полный релакс…

– Вы что, убили его!?

– Ну почему же «мы»? Он сам случайно застрелился. Так бывает, когда совершаешь ошибку. Когда лезешь не в своё дело.

Сами собой по щекам Юдит покатились слёзы.

– Ты сопли тут не распускай. Лучше подумай, как будешь рассчитываться с нами. Деньги у тебя есть?

– Откуда? – сжав зубы, выдавила она из себя.

– Значит будем брать натурой. Отрезать по кусочку и скармливать собакам, пока не найдёшь всю сумму. Всё, пошла вон! У тебя десять дней!

Юдит сидела на кухне, обхватив руками чашку с остывшим кофе, и смотрела на ползающую по столу муху. Не было ни сил, ни слёз, чтобы плакать. Она взяла газету, свернула её и со всей силы шлёпнула по столу, размазав по скатерти ничего не подозревающее насекомое. Вот точно так же поступят и со мной, подумала она, и кончиком пальца сбросила муху на пол. Что делать, она не знала. Не знала куда бежать, кому звонить и кого простить о помощи. Не найдя ничего лучшего, Юдит взяла телефон и набрала номер Андрея.

– Привет. Мне нужна твоя помощь, – без объяснений начала она.

– Что случилось? – настороженно ответил он.

– Я же сказала, мне нужна твоя помощь…

– Мне приехать? Что-то с фильмом не так?

– Да, – коротко ответила Юдит.

– Хорошо… Если не хочешь ничего объяснять… Сейчас закажу билет, и завтра утром вылечу в Будапешт.

– Только Ленке ничего не говори. Соври что-нибудь…

– Не переживай.

– Да, всё хотела спросить, как там у неё всё протекает?

– Вроде нормально. В больнице сказали, что будет мальчик.

– Везёт вам.., – начала задумчиво Юдит и тут же осеклась, чтобы не проговориться, ведь Андрей до сих пор не знал, что она тоже беременна.

Глава 4

Уже несколько часов вместо белого шума, которым была заполнена её голова, начали появляться какие-то осознанные картинки… Внезапная, невыносимая боль во всём теле… Вот она трясущимися пальцами набирает номер… Что-то пишет на листочке, вырванном из блокнота… Потом такси, аэропорт, взлёт… И дальше только звенящая тишина, в которую время от времени врываются потусторонние звуки, чьи-то голоса и вспышки яркого света…

– Зачем ты уходила?

– Мне стало холодно…

– Это же не повод уходить.

– А ты попробовала бы сама, когда вокруг ледяная тьма.

– А вернулась почему?

– Жалко тебя стало.

– Виктория, с кем это вы разговариваете? – вклинился в диалог мужской бархатистый голос.

– А вы кто?

– Илья Маркович.

– Я помню ваш голос. Я слышала его раньше.

– Ну, конечно слышали… Я же ваш лечащий врач.

– Лечащий врач? – удивлённо произнесла Вика, и попыталась открыть слипшиеся веки. – А я подумала, что вы… Ой… Какая же я дура.

Она закрыла лицо руками, и громко засмеялась.

– Хороший признак, – отреагировал на её смех Илья Маркович.

– А где я? – повертев головой спросила Вика.

– В больнице.

– Это понятно. Где?

– Вы действительно ничего не помните?

– Почти ничего…

– Вас прямо из самолёта привезли к нам в клинику с острой формой пневмонии. Санитары думали, что не успеют…

– Получается, что успели, – выдохнула Вика.

– Как видите.

– Из самолёта… Значит я куда-то прилетела…

– Милочка, вы в Израиле…

Ну конечно в Израиле! Она словно прорвала пелену, и воспоминания высыпались в голову, пока бессистемно, но их уже было много, в них можно было покопаться и отыскать самое важное и нужное. Вспомнилась записка с адресом, телефоном и именем какого-то Ильи Марковича, которую доктор Дереш прикрепил степлером к листочку с её диагнозом. На всякий случай, как сказал он тогда. И случай этот настал…

Долгие восемь лет длилось заточение. Вика, скрывшись от всех и от всего, надеялась таким образом избавиться от навязчивого желания жить. Маленький приморский городок, который, а она в этом была уверена, должен был в скором времени стать её могилой, стал её домом. А всё потому, что рядом было море. А она очень любила море, но только совсем другое…

За всю жизнь ничто так не врезалось в сознание Вики, как поездки в Крым всей их весёлой компанией, и каждый раз – месяц свободы и счастья. Когда не нужно было искать место для любви – весь пляж в твоём распоряжении, когда не нужно думать, успеешь ли прибежать домой до одиннадцати, чтобы не получить от матери ремнем по жопе – палатка с надувным матрасом ждёт тебя в любое время дня и ночи, когда не нужно заботиться о том, во что сегодня одеться – одежда в принципе не нужна, не нужно краситься и причёсываться… В общем, ничего не нужно, когда есть свобода! С каким удовольствием Вика вспоминала те вечера, когда они в парке отдыха посёлка Солнечногорское забирались на кинопроекционную будку и с наслаждением смотрели фильм, который до этого видели, наверное, раз сто. Как весело было убегать от ментов, прятаться от безумных «местных», жаждущих твоего комсомольского тела, вслушиваться в звуки музыки, доносящиеся издалека, и так определять, где сегодня дискотека и бежать туда, чтобы повертеть своей сочной попкой перед толстыми завистливыми тётками и потными алчущими мужиками… А потом любовь… Ежедневная любовь… Изнуряющая любовь… А рапаны… Вы знаете, что такое варёные рапаны? Боже, никакие мидии и устрицы под соусом бешамель, приготовленные в лучшем ресторане каким-нибудь Джимом Оливером, не сравнятся с тем вкусом, который получается после того, как бросаешь в котелок, висящий над костром, десяток рапанов, солишь кипящую воду и через полчаса выковыриваешь вилкой содержимое и, обжигая губы, наслаждаешься… А потом снова любовь… Вика вдруг отчётливо почувствовала вкус солёных губ Риты и запах её загорелого тела…

– Спасибо, что вернулась, – продолжила она прерванный разговор, когда палата опустела.

– Самой не хотелось уходить. Нам ведь было хорошо вместе, правда?

– Не то слово… Если надумаешь снова свалить, предупреди заранее, – Вика повернулась на бок и поправила подушку. – Посплю я немного…

– Спи… Я покараулю…

Утром, сразу после обхода, Илья Маркович присел на край Викиной кровати и крепко сжал своей ручищей её тоненькую ладошку, погладил, и не отрывая взгляд от её глаз, тихо произнёс:

– Я не знаю всех деталей… Не вникал и вникать не собираюсь. Мне это не важно и не интересно…, – он замялся, и ещё крепче сжал её руку. – Я посмотрел результаты анализов… Ты что хотела себя убить?

– С чего вы взяли? – настороженно спросила Вика.

– А с того, что активного вещества, которое должно было поступать в твой организм вместе с препаратом, не обнаружено, иммунка почти на нуле. А это говорит о том, что ты не принимала препарат.

– Не правда! Я принимала! – всполошилась она. – Каждый день принимала… Вместе с Сергеем. Он привёз с собой, мне даже не пришлось покупать.

Он приехал в Черногорию из Питера. Случайно увидел скрывающуюся в скалах женщину, начал наблюдать, долго крутился вокруг её убежища, и наконец решился подойти. Глаза грустные, пальцы длинные, как у скрипача, худющий страшно и молчаливый. Смотрел на Вику, как влюблённый мальчишка. По её меркам он действительно был «мальчишка» – Сергею недавно исполнилось двадцать шесть лет, пять из которых он болел. Как и она, прошёл все стадии неприятия, от желания повесится, до нестерпимой тяги прожить как можно дольше.

И вот он начал длительную осаду её крепости, которая в конце концов пала. Давно забытое ощущение, такое приятное, такое милое. За Викой уже много лет никто не ухаживал, не целовал, не ласкал, она давно не засыпала в чужих объятиях. Ей просто нужна была эта ласка, нужно было тепло, искренность и любовь. И всё это у Сергея было.

– А тебя не смущает, что я старая? – кокетливо поинтересовалась Вика.

– Ну какая же ты старая. Даже не произноси это слово, – ответил Сергей и прижал её к себе, она высвободилась и распахнула халатик, под которым ничего не было.

– И это тебя возбуждает?

Он кивнул.

– Боже, какой ты идиот, – ласково сказала Вика, вернувшись в его объятия. – Только давай договоримся – никаких разговорах о болезни. Нет её. Понял?

Сергей снова кивнул, закрепив своё согласие страстным поцелуем, чем окончательно лишил Вику возможности сопротивляться накатившейся страсти. Они ещё немного поболтали после ужина, хотя болтала в основном она, Сергей же кивал и неотрывно смотрел в её глаза, не понятно, что он хотел там увидеть, но то, о чём мечтал, он вскорости получил.

Дверь квартиры захлопнулась, и тут начался мандраж… И не только у Вики… Поскольку ни она, ни он не пили спиртное, а расслабиться как-то нужно было, и очень уместной оказалась папироска, которая, как бы случайно оказалась у Сергея в сумке. Они высунулись в открытое окно, вдохнули напоследок пьянящий аромат приморской ночи и, не торопясь, передавая друг другу как трубку мира и любви, выкурили эту папироску. Внизу шумело море, а вдалеке сверкал огнями курортный город, готовящийся, как и они, к сладостной ночи…

Вика стояла под тёплыми струями воды, льющейся с потолка, и ей подумалось, что пока она здесь нежится, внезапно возникший на её пути рыцарь тихонечко сбежит, так и не увидев её истерзанное временем тело во всей красе. Она выскочила из душа, замотанная в полотенце.., но он был на месте…

Они долго лежали под одеялом, не решаясь сделать первый шаг, вернее первое прикосновение. И вот Сергей провёл ладонью по её ещё влажным на кончиках волосам, слегка приподнялся и прикоснулся своими пересохшими губами к её холодным губам… Чего чего, а поцелуев у Вики не было давно, настоящих, страстных, непридуманных… Она уже и забыла, как это приятно… Целовалась она редко, в основном в юности, когда поцелуем можно было довести себя до крайней степени возбуждения. И вот сейчас был тот самый случай. Ощущения как из прошлого.

Несмотря на внушительную дозу волшебного дыма, она всё никак не могла расслабиться, и рациональное начало упорно боролось в её голове с бессознательным, но с каждой секундой и с каждым новым прикосновением отступало, его гул становился всё тише и тише и, в конце концов, затих, видимо любуясь происходящим.

Вика не могла не прикоснуться к нему, и её рука, как бы случайно, оказалась внизу… Вот именно в этот момент рациональное окончательно отключилось в её сознании, и она полностью отдалась нахлынувшим чувствам, которые спали уже много лет…

Да, оргазм был… Правда, он как-то затерялся в нахлынувших эмоциях, что Вика могла его и не заметить, в конце концов она так измоталась, что ничего уже и не хотелось, кроме обнимашек… Так они и лежали, уткнувшись осоловевшими взглядами в потолок, и ржали с потерявшего ориентацию комара, который вылез из плафона, осоловев от незнакомых запахов.

Спалось на удивление хорошо, и так приятно было ощущать рядом с собой, пусть и не очень сильное, но мужское тело. Вика встала раньше, солнце сквозь дымку уже освещало верхушки гор, а внизу, в сторону моря, текла непрерывными потоками толпа отдыхающих. Успели ли они заметить разглядывающую их голую женщину? Вряд ли. Им не до этого. Они спешат. А вот ей спешить было некуда, она получила то, чего так давно хотела, и получит сегодня ещё. Сергей спал как младенец, посапывал, шевелил опухшими губами, то и дело раскрывался, обнажая своё исхудавшее тело. Вика укрыла его в очередной раз, взяла с тумбочки пузырёк с таблетками, которые он привёз, проглотила одну и с неохотой пошла в душ. Впервые за много лет ей не хотелось смывать с себя грех. Да и грех ли это был? Кто знает…

Глава 5

Больше недели ушло на то, чтобы обойти арматуру, ставшую на его пути. Стасу практически пришлось начать сначала всю работу, расширив отверстие в стене так, чтобы кусок ржавого металла остался в стороне. По его расчётам нужно было ещё дней десять, и с каждым миллиметром, на который отверстие становилось ближе к цели, звуки, проникающие через него были всё отчётливее. Именно они приводили Стаса в трепет, интриговали и заставляли работать быстрее.

Он впервые начал прислушиваться к странным звукам, которые доносились из маминой комнаты лишь пару лет назад. Дверь у неё всегда была заперта, и входить внутрь строжайше запрещалось. Стас знал это с детства, но до поры до времени тайна маминой комнаты его не интересовала, у него была масса других ребяческих забот. Но вдруг проснувшееся любопытство каким-то странным образом совпало с его взрослением, и то, что каждую ночь проникало сквозь толстую стену, будоражило и возбуждало его юношескую плоть, хотя он ещё понятия не имел, что это такое, ведь в отличие от своих сверстников, Стас даже не умел мастурбировать, чего уж там говорить о чем-то более существенном. Несмотря на свою девственность, он нравился девочкам, но те, будучи стервами по сути, даже не осознавая того, что они стервы, изводили юношу недвусмысленными намёками. Он устал от этого, но так и не позволил ни одной из озабоченных девиц надругаться над своим телом. Если же говорить о любви, которая обычно без спроса врывается в жизнь мальчишек и нарушает её привычный ход, то в его случае она пока прошла стороной.

Сегодняшняя ночь мало чем отличалась от всех остальных. Стас лежал, боясь шевельнуться, и вслушивался в едва уловимые звуки, доносившиеся из соседней комнаты, рисуя в своей фантазии невообразимые картинки, в которых было всё что угодно кроме секса, он никак не вписывался о образ матери, да и о каком сексе могла идти речь, если в их доме он никогда не видел ни одного мужчины, не было даже их запаха. Но не это приводило его в трепет, а то, что уже завтра он сможет узнать тайну матери, ведь несколько часов назад был пройден последний миллиметр его пути, который казался бесконечным, и впереди была только тоненькая полоска обоев, сквозь которую уже пробивался свет.

С курьером из интернет-магазина Стас встретился на остановке. Расплатился и, свернув за угол, прямо на ходу вскрыл маленькую коробочку, убедившись, что получил именно то, что заказывал. Внутри была микроскопическая панорамная видео камера размером с батарейку для часов, которая передавала изображение даже при почти полном отсутствии освещения. У него была ещё как минимум пара часов до приходя матери, чтобы опробовать камеру и аккуратно установить её в уже подготовленное отверстие. Самым ответственным и сложным было не повредить обои, аккуратно сделать прорезь, чтобы можно было незаметно выдвинуть камеру, а потом так же незаметно убрать её.

На удивление всё получилось почти мгновенно. С помощью металлической спицы и приклеенного к её основанию кусочка острого лезвия, Стас сделал крестообразный надрез в обоях, на такой же спице закрепил камеру и подключил её к планшету. Изображение было отменным. Он посмотрел на часы, оставалось пятнадцать минут. Нужно было поторопиться или пришлось бы всё переносить на завтра, но желание разгадать тайну матери заставило работать быстрее.

Спица с камерой медленно продвигалась в отверстии, проделанном в стене, и весь её путь транслировался на экране. Это было похоже на колоноскопию, когда человеку в задний проход вставляют миниатюрную камеру и с её помощью исследуют толстую и прямую кишку, с одним лишь отличием: там не было света в конце тоннеля. Прорези в обоях раздвинулись в стороны, и на экране появилось изображение комнаты. Стас присмотрелся и остался доволен увиденным, поскольку в поле зрения широкоугольного объектива попадало почти всё её пространство. В телефоне заиграла мелодия будильника. Он установил его специально с упреждением, чтобы не суетиться, когда придёт с работы мама.

Стас поправил обои, повесил на место картину и, спрятав под подушку планшет, уселся за свой рабочий стол. В это же время хлопнула входная дверь.

– Стасик, ты дома? – услышал он голос матери.

– Ну ты же знаешь, что я здесь. Зачем постоянно спрашиваешь одно и тоже? – наигранно недовольно ответил он и ещё раз бросил взгляд на стену. – Куда я денусь от тебя?

– Действительно, куда ты денешься, – игриво произнесла Лена, заглядывая в его комнату, – привет, сынок. Что делаешь?

– Алгебру заканчиваю, – не поворачиваясь ответил он, – на завтра много задали.

– Через полчаса выходи, будем ужинать.

– Хорошо, мамочка.

Стасу повезло, что она не видела в этот момент его лица, точно заподозрила бы что-то, сын оказался плохим актёром. Услышав через пару минут характерные кухонные звуки, он встал и ещё раз внимательно осмотрел комнату, вроде всё было в порядке. И только в последнюю секунду взгляд скользнул по столу… Судорожный импульс пробежал по его телу – на экране компьютера светилась схема подключения скрытой камеры. Стас дёрнулся и хотел сначала захлопнуть крышку ноутбука, но здравый смысл победил, и он дрожащей рукой схватил мышку и только с третьей попытки попал на крестик в правом верхнем углу экрана, закрыв тем самым программу для просмотра изображений. Сердце колотилось, как после многокилометровой пробежки. Он с облегчением выдохнул и перетащил в корзину файл с описанием камеры, убедившись, что он уничтожен.

Вечер прошёл, как обычно проходили все предыдущие вечера: поужинали, мама расспросила о школе, для приличия поругала сына за какую-то мелочь, помыла посуду, недолго побыла в ванной, после чего поцеловала выглянувшего из комнаты Стаса и ушла к себе, плотно захлопнув дверь и заперев её на ключ.

Томительное ожидание длилось, по его ощущениям, вечность. Он периодически доставал из под подушки планшет, но не решался включить его, ведь тех звуков, которые так будоражили пока не было слышно. И вот, после очередной попытки, Стас всё-таки нажал на кнопку и, взглянув на вспыхнувший экран, моментально отбросил планшет в сторону, отвернувшись и судорожно вытерев руки о футболку, словно они были чем-то испачканы. Гаджет лежал на кровати, и продолжал транслировать то, что происходило за стеной.

Придя в себя и немного успокоившись, Стас сделал шаг в сторону кровати и взглянул на планшет, опасаясь прикоснуться к нему, словно тот был заразный, но руки сами собой вытянулись, схватили его и поднесли к лицу. Стас, не отрывая взгляд, смотрел на экран, зрачки его расширились, пульс участился, и вдруг перед глазами всё поплыло, комната пошатнулась, и ноги, став ватными, подкосились, и обмякшее тело, зацепив стоящий у кровати торшер, рухнуло на пол. Светильник ещё пару секунд раскачивался из стороны в сторону, выискивая центр тяжести, но не найдя его, ударился о стену, и стеклянный абажур с грохотом разлетелся на мелкие кусочки…

– Что с тобой? – донеслось откуда-то из звенящей тишины.

Что-то больно обожгло его щеку, потом другую, от этих ударов голова болталась из стороны в сторону. Стас попытался приоткрыть глаза, и сквозь туман возвращающегося сознания проступило очертание знакомого лица.

– Ма-ма-ма.., – чуть слышно промычал он…

Не так она хотела провести этот вечер, настрой был совсем иным. Уже с утра возбуждение было настолько сильным, что идти на работу совершенно не хотелось, но идти пришлось, иначе стерва-начальница влепила бы очередной выговор, а там и до увольнения недалеко. Не могла Лена себе этого позволить, поэтому выпив три таблетки Персена, она вышла из дома и направилась к остановке. Впереди было восемь часов томительного ожидания. И так продолжалось уже более шестнадцати лет. Каждый её день начинался и заканчивался одинаково, и именно его окончания она с таким нетерпением ждала.