Министерство Апокалипсиса

– Ну, что? – спросила Жизнь, когда я присел рядом. – В чью пользу сегодня?

Людей, находящихся между жизнью и смертью, называют граничными. В такие моменты Всадники сталкиваются с Силами Рая. Обычно всё приходит к взаимной ненависти, долгим дебатам и глубокому анализу умирающего. Решается, полезен он для общества или же нет, и Высший Нейтралитет – так называют божество, оглашающее вердикт касательно граничного – выносит решение.

Заморочки, короче… У нас с Жизнью всё проще. Участь граничного мы решали сами, игрой в «камень-ножницы-бумага».

Я сжал ладонь и выставил кулак.

– Но, знаешь… – подумал я во время второго раунда, – в такие моменты мне, в глубине души, хочется, чтобы выиграла ты. Эх… – я самодовольно заулыбался, перекрыв бумагой её жалкий камень. – Как жаль, что я такой везучий…

Но потом Жизни стало везти. Следующий – финальный для меня – третий раунд был за ней. Моя костлявая бумага была вдребезги разрезана ножницами с красивым маникюром.

– М-м-м… Да ты у нас мямля, жалеющая людей? – Жизнь мне в иронии не уступала. – Ну ничего, я исполню твою мечту, так уж и быть, – вот только мне её шутки казались какими-то… стыдливыми. Иронизируя, она не смотрела мне в глаза, концентрируясь на таких важных вещах, как кривой кафельный пол, занудная настенная памятка или морщинистая рука одного из плачущих людей. А иногда она вовсе заикалась, из-за чего разговор мог надолго повиснуть в неловкой паузе.

Следующие несколько раундов закончились напряжённой ничьёй. А трусливое «Аккуратно» за дверю операционной сильно мешало. Сжатые в кулаке указательный и средний пальцы Жизни слегка выступали, и поэтому у меня не было никаких сомнений в том, что она выкинет ножницы. Но, сосчитав до трёх, она растопырила все пять пальцев и накрыла мой уверенно сжатый кулак. И, по завершении всех раундов, за дверью мелодично заиграл пульс.

– Ха! – обрадовалась Жизнь.

– Фантастика! – с этими словами дверь распахнулась. Плачущие люди подскочили.

Врач в медицинской маске, мешковатой голубой шапке и в запачканном кровью халате вышел из комнаты, воодушевлённо заговорив с плачущими людьми:

– Операция прошла успешно. Я вас поздравляю, – он развёл руки, такие же окровавленные. Но обнять его никто и не думал. И пожать руку – тоже.

Люди заревели громче, но это были уже слёзы радости, а, обнимаясь, они твердили: «Слава Богу!» Врач вздохнул, достал из халата пачку сигарет и пошёл по коридору. Я – за ним. Когда он обернулся, я вздрогнул, подумав, что доктор меня увидел, но он лишь прошептал про себя:

– Не за что… – он мельком глянул мне в глаза, так, словно видит.

Хирург, дойдя до конца коридора, свернул направо и открыл входную дверь в ординаторскую. Я прошёл сквозь стену. Он бросился на небольшой диван, зарывшись лицом в подушку. Потом, недолго помычав в пустоту, перевернулся на спину. Доктор ничего не говорил, лежал, сложив пальцы домиком и держа ладони под подбородком.

Я пошёл обратно. Тосковать принято в одиночестве. Без посторонних. Даже если посторонний – тот, кого никто не видит.

– А ты ещё кто такой? – услышал я за спиной.

Я развернулся, натянув пластиковую маску. Врач смотрел на меня, я смотрел на него. Долго, не моргая. Удивления моего не показывала лишь маска. А врач – судя по бейджу, закреплённому на верхнем кармане докторского халата, его звали «N. Davis» – по большей части показывал недоумение.

– Что за уродский костюм? – спросил он меня на английском. – И это не смешно, приходить в костюме Смерти в хирургическое отделение.

Уставший врач, поправив очки, встал с дивана и потянулся к стационарному телефону. От вызова охраны его остановил мой глупый вопрос:

– Ты меня видишь?

Разумеется, он меня видит. Иначе не говорил бы со мной. А если он меня видит, значит, он тоже должен сегодня умереть.

– Не смешно, – повторил врач.

Я, поставив косу к стене, задрал рукав мантии и оголил кость. Врач попятился назад, грохнувшись на диван. Я поднял маску, показав свои человеческие черты, и сунул руку в карман, достав скрученный в трубочку документ, валяющийся на пару с фонариком. Странно. Никакого Н. Дейвиса в документе не нахожу.

– Ты… ты, реально…?

– Нетрудно же было тебя убедить, – я с усмешкой спустил рукав. – Многие, даже находясь в Аду, отказываются верить в происходящее.

– А я простой человек. Меня не-н-не… – он заикался, – не надо долго убеждать.

– Простой – это хорошо. Похвально. Не люблю замороченных.

А Дейвису было не до простых разговоров.

– Почему я тебя вижу? – спросил он.

– Потому что умрёшь.

Он вздрогнул.

– И как скоро?

– А ты хочешь побыстрее?

– Смотря, с какой стороны посмотреть.

– Уж извини. Я приходил сюда за другим человеком, – почему-то я улыбнулся.

Хирург промолчал. Он, подпрыгнув с дивана, прошёл сквозь меня – так, словно уже не видит – и остановился у холодильника. Открыл его, достал вздутую банку пива и пошёл обратно. Снова прилёг, натянув медицинскую маску на глаза, и, шурша бахилами, наполовину снимает один кроссовок – так, что он повисает на пальцах – и раскачивает его. Он вслепую открывает банку и заливает содержимое в себя, игнорируя сочившуюся пену.

И – то ли опьянев, то ли из любопытства – спрашивает:

– Нравится такая работа? Людей убивать. Чувство вины не грызёт?

– Я ведь Всадник. Мне плевать на ваши чувства, – я поднял косу и ступил к выходу, но одно его слово заставило меня закрепить орудие на месте вновь, а самому замереть:

– Врёшь.

– А ты, смотрю, ещё и психолог? – пошутил я.

– Нет, – ответил он с серьёзным лицом, невозмутимо сделав ещё один глоток. – В операционной тонкие стены. Ну что, добрый мальчик с косой, – он спустил маску с глаз и с улыбкой посмотрел на меня, – не хочешь предотвратить мою смерть?

– Ха! – усмехнулся я, потянув косу за собой. – Уж прости, я людей не спасаю. Но шансы иногда даю, – я переступил через порог ординаторской, напоследок сказав: – Воздержись сегодня от ночных походов в магазин.

Сзади я слышал тоскливый смешок врача, а перед собой видел пустой коридор, где не было ни Жизни, ни плачущих людей.

***

– Вот, отчёты о работе у всех нормальные, как видите. Во-от… – распинался Апок перед парой херувимов. – Так, кухню, кабинеты работников я вам показал. Что там ещё? – он почесал затылок.

– Нас, вообще-то, из-за взяток послали, – сказал один херувим.

– Ну, понимаете, э-э-э…

«Попытаюсь ли я как-то повлиять на ситуацию? – спросил я себя, но ответ знал сразу: – Нет, не попытаюсь», – и с этими мыслями я, взвалив косу на плечи, пошёл домой.

Резюме №6. Жнецов Асмодей

Основатель АдоБанка.

Занятость: Полная, удалённая работа.

График работы: Полный день.

Готовность к командировкам: Есть.

Личная информация.

Раса: Демон, Средний Бог.

Место проживания: м. Ад (при рождении, сейчас).

Переезд: Невозможен.

Возраст: 1 469 247 лет.

Пол: Муж.

Семейное положение: Женат.

Информация об индивидуальном предпринимателе.

Опыт в качестве руководителя: более 500 000 лет.

Организация: ООО «АдоБанк», м. Ад.

Дополнительная информация:

Хобби: Шахматы, шитьё, гольф.

Вредные привычки: Отсутствуют.

Родственники: Жнецова Мэри (жена), Жнецов Смерть (сын), Жнецова Лара (дочь).

Личные качества: Организованность, критическое мышление, дотошность, внимание к деталям.

Вне Министерства. Уход «трёхглавого» демона

Со стороны казалось, что у него три головы. На одном плече, как погоны, держится конская башка, на другом – козлиная. А посередине красивое демоническое лицо, с зализанными тёмными волосами и небольшими рожками, торчащими изо лба. А глаза сухие и равнодушные, хотя лицо отображало подавленность. И две дополнительные головы, на деле, были лишь пришитой к плечам пиджака декорацией.

Демон стоял напротив пустого порога. Провожать его никто и не думал. Но «трёхглавого» подростка это уже не задевало, а если и так – то чувствовалось это не столь бурно, как было раньше. Он, привыкший к безразличию, теперь сам чувствует безразличие. Хотя он понимал, что, придя туда, где его по-настоящему ждут, он разрыдается, как младенец. Но сейчас этого показывать было нельзя. Ведь тогда придётся вернуться. Ведь тогда он признает, что не сможет жить без тех, кого он небрежно называл «соседями». А когда придёт туда – он с облегчением расплачется, ведь пути назад не будет.

Голод. 1998 год

Смерть никогда не одобрял наши с его сестрой отношения. Дело было даже не во мне, ведь я всегда думал, что дело в обычной эгоистичной ревности. Или напротив. Смерть ведь явно знал, кого я заменяю Ларой, и использование сестры в целях (как он говорил) «зализывания старых ран» его вовсе не устраивало. Впрочем, его нельзя было за это осуждать.

– Бито! – услышал я за спиной голос санитара из компании Эдипа и, развернувшись, увидел, как он с довольным лицом бросает карты в беспорядочную кучу павших в бою мастей. Он забрал себе поставленные деньги и оставил соперников с кислыми рожами и картами в руках.

Смерть, из-за того, что сидел на другой стороне длинного подоконника с таким же грустным лицом, будто бы также принимал в карточной партии участие. Но нет. На деньги он никогда не играл (и вовсе не потому, что был умнее шайки санитаров и не желал кого-нибудь обанкротить, а потому что жмот). А тосковал он совсем по другой причине.

– Кажется, этот день будет похож на тупой анекдот, – сказал я, потому что должен был сказать хоть что-то. Видеть сердитое лицо Смерти было невыносимо. Каждый наш разговор о Ларе всегда заканчивался его недовольным фырканьем, и этот не станет исключением.

– Все ваши отношения – тупой анекдот, – Смерть не стал со мной церемониться и, сказав это, продолжил подносить спичку к кончику сигареты.

––

С Ларой мы начали встречаться, кажется, год назад. И она постоянно торопила события, как человек какой-то. Словно на создание личной жизни ей выделена не вечность, а лет тридцать. После каждой совместной ночи – говорила о детях; в ресторанах ела настолько аккуратно, будто боялась упустить спрятанное в десерте кольцо; каждый мой визит в её скромненькую адскую однушку начинался с весело намекающего: «А вот, жили бы мы вместе, не пришлось бы из Чистилища сюда пилить!»

Смерть об этом знал и от этого злился ещё сильнее. Да и вообще, в каждой нашей ссоре с Ларой – какой бы то ни было – виноват был всегда я. И если Лара могла признать свои ошибки и первой идти на перемирие, то у Смерти был лишь один виновник. Кажется, даже если бы Лара устроила массовый геноцид, виноватым остался бы я. «А зачем ты с ней встречаешься, если не готов к таким вопросам?! Что, нет планов на совместную жизнь, да?! Ну и зачем ты её тогда изводишь?! Для какой цели?!» – читалось всегда на его лице. И, признаться, такие сомнения временами грызли и меня. И не просто временами, а каждую проведённую с Ларой секунду.

– Голод, мы уже год встречаемся, так что… – сказала как-то Лара и интригующе прервалась на то, чтобы прожевать сочившийся кровью кусок стейка. Прожевала, протёрла рот салфеткой и запила водой. А я мечтал, чтобы она пила подольше, лишь бы не слышать нового бредового предложения, – не думаешь познакомиться с моими родителями?

Я подавился.

– Но я ведь знаком с ними, – сказал я.

– Ну, понимаешь… – Лара задумалась. – До этого они тебя знали, как лучшего друга Смерти. Но как моего парня они тебя ещё не видели.

– А должны?

– Ты что, боишься? – Лара скрестила наши ладони и заиграла с моими пальцами. – Но ведь в качестве друга ты их полностью устраивал, так? Что может пойти не так здесь?

Зачастую после фразы «Что может пойти не так?» всё идет не так. Но это был не тот случай. Я действительно не боялся видеться ни с Асмодеем, ни с тётей Мэри. В каком-то смысле я считаю их роднёй. Но знакомство с родителями – это шаг, присущий только по-настоящему влюблённым парам, у которых по-настоящему всё хорошо. А главное, взаимно. И я не считал наши отношения таковыми.

Но почему-то я согласился.

––

В особняке семейства Жнецовых мы собрались вечером, когда солнце в Аду закатывалось, и Красный мир начинал походить на бордовый. Столько цитрусовых напитков, столько мясных закусок на одном столе – и всё ради меня. А заслуживал ли я хотя бы бутылки, которая совсем скоро будет опустошена? Лицо Смерти говорит, что нет, и я с ним согласен. Мы вчетвером: я, Лара, Смерть и Асмодей. Тётя Мэри не смогла прийти. Думаю, мне это было в радость, ведь я не смог бы смотреть в глаза женщине, принимающей меня как родного сына, чью дочь я словно заколдовал. Вцепился, как клещ, и боюсь отцепиться.

Кажется, Лара, сидящая напротив Смерти, была единственным его поводом для радости. Она пыталась его задобрить разговорами и, в отличие от меня, у неё это отлично получалось.

– Так, – сказал Асмодей, – сегодня очень важный день для меня, как для родителя. Голод, давай начнём наше «знакомство» с твоего заработка.

– Пап!

– Пап!

Лара и Смерть сказали это в один голос. Хотя Смерть сказал чуть первее, а Лара – так, будто просто желала повторить за старшим братом. Она ведь всегда мечтала быть похожей на него. В её глазах Смерть всегда был авторитетом. Умный, самостоятельный и умеющий веселиться. А она – неуклюжая и экстравагантная младшая сестра, порой ведущая себя по-детски.

Но она даже не подозревает, что гордость и восхищение взаимны. Смерть ценит Лару за её чувство стиля и умение следить за собой. Ценит за то, как она одевается, совмещая деловой и казуальный стили одежды. Восхищается тем, как тщательно она следит за своей кожей цвета зелёного чая. Смеётся с того, как путаются её медные волосы, которые он любил ей расчёсывать в детстве.

– Ну что?! – воскликнул Асмодей. – Я должен удостовериться, что моя дочь и её дети будут жить в благополучии!

– Мы, в общем-то, не думаем о детях… – сказал я, сделав глоток цитрусового напитка. Ну и кислятина. Но волновал меня вовсе не вкус цитрусов, а Асмодей, смотрящий на меня широко раскрытыми глазами.

Идиот, идиот, идиот! Кто меня за язык тянул?!

– Как не думаете?! Я от этого-то оболтуса внуков не дождусь, – он указал пальцем на Смерть. – Мне всю жизнь, что ли, в отцах ходить?!

– Пап, – Лара положила ладонь на руку отца, – успокойся. Я тебе лично всё расскажу.

Лара посмотрела на меня, пока Асмодей на радостях успокоился, и губами сказала: «Подыграй мне», я так и сделал.

– Да, запланируем. Наверное. Десятерых.

Смерть усмехнулся, подавившись напитком, смотря на мою нелепую актёрскую игру. Глупо отыгрывал я из-за того, что ненавижу детей. Откровенно ненавижу. Мне даже противно представлять, что они у меня могут появиться.

– Десятерых?! – подавился Асмодей, но он был даже восхищён.

Смерть и Лара удивлённо переглянулись. Но, не успел Смерть обдумать произошедшую нелепость, как…

– Учись, оболтус! – Асмодей дал Смерти подзатыльник. – У всех есть личная жизнь, у тебя её нет! Так и будешь девственником, с такими темпами!

– Да я и так не…! – уже взбесился Смерть.

– Я рад за тебя! – перебил его Асмодей. – Похлопать?!

– Пап! – прервала спор Лара. – Мы собрались знакомиться с Голодом, а не личную жизнь Смерти обсуждать.

Смерть грозно засопел. И я подливал масло в огонь одним своим видом.

– Ладно, Голод, давай подробнее, как детей хотите назвать?

Вскоре Смерть выдохнул и следующий вопрос отца его даже повеселил. Он посмотрел на меня со зловещей улыбкой и ждал реакции.

– Лара, Голод младший, Асмодей-II… – перечислял я. – Эм… Смерть-в-Аду.

Смерть смотрел на меня и водил палец у виска, говоря таким образом: «Ну ты и идиот». Асмодей же довольно кивал головой, чему удивлялся мой костлявый друг.

***

Асмодей явно переборщил с выпивкой. Несёт всякую чушь. Весь вечер он рассказывал мне странные истории про детство Смерти. Половину этих историй я и сам знал.

– Слушай, – он крепко меня обнял, – а у вас начальник вообще как? Нормальный?

– Ну да, правда говоря…

– Выкину его из компании! – перебил меня Асмодей. – Если «правда говоря» присутствует, значит, косяки есть. Всё! Решено! Уволю я вашего Апокалипсиса, но в вашей компании, так и быть, оставлю. Уборщиком будет! – он громко заржал, запах алкоголя и перегар вбивался мне в ноздри. – А главным тебя сделаю!

То, что происходит сейчас, может заставить вас подумать, что Асмодей глупый, но это далеко не так. Сегодняшний день стал для него настолько важным, что он переборщил со всем, чем можно (начиная от манеры речи и заканчивая цитрусами), вот и ведёт себя, как ребёнок. А так, припоминая свои приходы в гости к Смерти в детстве, я помню его очень даже рассудительным.

– Нет, это не обязательно, – сказал я. – Апокалипсис Антонович – прекрасный начальник, честно! Да и это его компания.

– Зятёк! – он прижал меня к себе ещё сильнее. – Первое правило банка: хочешь забрать чей-то бизнес – ты его заберёшь!

Надеюсь, он это не всерьёз. Мы со Всадниками часто шутим над Апокалипсисом, но, если вспомнить некоторые ситуации, он реально покажется хорошим начальником. Он – взяточник, постоянно изменяющий жене, но, сколько его помню, он никогда не давал права всяким богатым выскочкам «вытирать ноги» о своих сотрудников. Он говорит, что ненавидит нас, но всё же сильно ценит, глубоко в душе…

Ну, о-о-очень глубоко. По крайней мере, я хочу в это верить.

––

Тогда прошло четыре года с начала Новой эры. Первый год официальной работы в Министерстве Апокалипсиса. И, несмотря на прошедшую продолжительную стажировку, я не прекращал чувствовать себя лишним. Может, дело было в том, что мы со Смертью свалили из Чистилища после стажировки и вернулись лишь тогда, когда закончились деньги.

Смерть, вот, прижился в компании без труда и сразу влился в коллектив, в котором не был долгие годы. А я чувствовал себя новеньким в состоявшимся коллективе, вроде мухи в компании шмелей. Апокалипсис говорил мне: «Лишних сотрудников не бывает. А если будут – то я их уволю, ведь не хочу сливать деньги в пустоту. Как видишь, я тебя ещё не уволил».

И не давал мне стать полноценной частью компании один Всадник из Губительного отдела. Его настоящего имени никто не знал, а в пределах компании звали просто Смерть-в-Германии.

– Эй, Голод! – крикнул Смерть-в-Германии. – Принеси мне кофе, живее! Где комната Всадников – ты знаешь!

– Так, я не понял! – вмешался Апокалипсис, и самовлюблённая лыба смылась с лица Смерти-в-Германии. – Ты из какого отделения?

– Из Германского, на двухтысячном этаже.

– Вот, туда и вали! – огрызнулся Апокалипсис, пнув мажора под зад. – И ещё раз я увижу, как ты, падла, унижаешь МОИХ подчинённых, в МОЁМ отделении и МОЕЙ компании, я тебя уволю к чёртовой матери! – кричал Апокалипсис в след униженному Смерти-в-Германии.

Сотрудники косо смотрели на Апокалипсиса и шептались.

– Спасибо, Апокалипсис Антонович.

– Иди за документами, дебил!

Хоть он мне и нагрубил, моё хорошее настроение это не испортило, ведь в этот день я понял, насколько он дорожит сотрудниками.

––

Асмодей, будучи пьяным в говно, взял в руки телефон и набрал номер, который у него подписан, как «Люц». Не думаю, что Люцифер ещё раз рискнёт вмешиваться в дела компании, но этот момент заставил нас со Смертью обменяться помутневшими от нелепости происходящего взглядами.

– Алло, Люцифер, – услышал из соседней комнаты я, – тут просьба у меня к тебе есть… небольшая.

– …

– Нет, не пьяный!

Мы со Смертью, вскочив из-за стола и оставив Лару одну, наедине с выпивкой и едой, кинулись в соседнюю комнату.

– Пап! – кричал Смерть.

– Асмодей Шамбдонович! – кричал я.

В комнате Асмодей звездой расплылся по дивану и, едва не засыпая, продолжает разговаривать по телефону. Мы переглянулись, словно оба синхронно вспомнили об утреннем разговоре. Про тупой анекдот.

– Надо снова этого Апокалипсиса уволить. Сможешь?

– …

– Ну, не вышло в прошлый раз, выйдет в этот! Что ты начинаешь?!

– …

– А, так это не слухи, что ты из-за какого-то хамоватого сотрудника ушёл.

– …

– В смысле, Смерть? – Асмодей стеклянным взглядом посмотрел на нас, стоящих на пороге комнаты. – Мой, что ли?

– …

– А ты чё, выгнать его не мог?

– …

– Ах-ха-ха-ха! – засмеялся Асмодей. – Так это Смерть то видео снял?! Ах-ха-ха!

– …

– Да-да, всё, давай, пока.

С этими словами он уронил голову окончательно, а вместе с ней повалился и телефон с частым писклявым звуком. Я рассмеялся, и Смерть одним своим взглядом заставил меня прекратить.

Мы со Смертью вернулись на кухню, где сидела Лара.

– Ну как он там? – спросила она.

– Захрапел, – с недовольным лицом ответил Смерть, усевшись за стол. – Давайте уже нормально поговорим, без пьяных бредней.

Лара засмеялась, а Смерть с улыбкой глядел на её крохотную радость.

«Изменятся ли когда-нибудь наши отношения? – почему-то я смотрел на Смерть, когда думал об этом. Он был готов растерзать меня на месте, и его адресованная Ларе улыбка никак не успокаивала. – Смогу ли я перестать видеть в Ларе замену?»

Анубис. 2006 год

Из-за стучащего по железному подоконнику дождя, я проснулся за минуту до звонка будильника, и уже скоро он звенел, показывая стрелку вверх, – добил меня. Не было никакого желания вставать с кровати и вырубать это звонкое орудие пыток. И даже когда я встал, лучше не стало. На пути к будильнику, я наступил не в махровый тапок, как планировал, а на спину разлёгшийся на полу кошки, которая также встретила меня не самым нежным приёмом – укусом.

Потом я пролил горячий кофе на новую рубашку, а соседи сверху затопили мне квартиру. В окне я видел своё «призрачное» отражение, а за ним – ветреное Чистилище. По окнам барабанил град, а наружный кондиционер забился сметёнными ветром листьями. И такие дни в этом мире – не редкость. Обыденность. Чистилище ведь находится под Раем. Этот мир столь пасмурный из-за того, что сюда сливают весь ангельский и божеский гнев в лице отвратительной погоды – одно его положение в мироздании Верхних Миров само говорит о своей жалости.

И такие мысли крутились в моей голове всякий раз, когда я смотрел в это несчастное окно и пил оставшееся в кружке кофе, часть из которого ещё недавно оставило коричневое пятно на белой рубашке…

***

На работе мне везло. Почти ни одного смертного за день, что довольно странно – видимо, сегодня нагрузка идёт на других Верховных Судей. Людские души забегали время от времени, но на сеанс с каждым уходило не более пяти минут, а дальше – отдых. Лишь к вечеру, когда близился конец рабочего дня, в мой кабинет постучали.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Гражданская война в Китае – серия вооружённых конфликтов на территории Китая между силами Китайской Республики и китайскими коммунистами в 1927–1950 годах.

2

Великая депрессия – мировой экономический кризис, начавшийся 24 октября 1929 года с биржевого краха в США и продолжавшийся до 1939 года.