Сокол и чиж

– Поздно, сын! Илона «уже» приехала! Покажешь девочке город, поможешь освоиться, познакомишь с друзьями. Заодно и нам с Сусанной будет спокойнее. Все равно ты по весне на сборы уедешь, кому-то придется и за квартирой присмотреть.

– Пап, какая весна? Минуту назад речь шла о трех неделях.

Ага, шла. Я свидетель!

– Неважно.

– Нет, очень важно! Речь идет о моей территории…

Ну вот. Только рогов не хватает, сейчас бодаться начнут.

– О моей территории! Ты забываешься, сын! О моей! И если ты еще не понял, все равно будет так, как я сказал! Точка!

Ничего себе! Кажется, назревает настоящий скандал, а Фанька, как всегда, в эпицентре! Да что ж такое-то! К моему изумлению, обе блондинки радостно выдохнули. Зато Сокол вдруг не на шутку напыжился. Не удивительно. Если бы мне вот так же привезли жильца – я б еще и не так брыкалась!

– Нет вопросов, пап. Не нравится, как я живу – отлично! Мне самому надоело перед тобой отчет держать! Брошу универ и буду играть в футбол, как хотел. К черту все!

– Я тебе брошу! Я тебе так брошу! Никакого спорта без образования, понял?! Сначала диплом получи, а потом делай, что хочешь!

– Тогда не командуй, как мне жить, и не попрекай!

Мужчина вдруг схватился рукой за сердце и пошатнулся. С Сокольского разом слетела вся спесь.

– Пап?

– Вася?

– Василий Яковлевич? – проблеяла худой овечкой Илоночка, вторя матери, и сразу стало понятно, чьи руки в этой семье моют золото.

Глава семейства, как настоящий кабальеро, соскочивший на ходу с лошади, устоял на своих двоих. Задрав подбородок, вскинул руку, успокаивая «толпу», и кажется мне, что эту короткую сцену можно было бы отыграть лучше. Во всяком случае, как по мне, именно дрогнувший голос выдал дилетанта с головой.

– Все хорошо, сын. Отголоски сердечной болезни. Сейчас выпью воды и полегчает.

Что, серьезно? Никто кроме меня и не заметил? Кажется, нет. Сокольский, путаясь в одеяле и чертыхаясь, поскакал на кухню и тут же вернулся со стаканом воды. Так быстро слетал, что я даже моментом воспользоваться не успела.

Сусанна ласково погладила локоток мужчины и сердито взглянула на парня. Впрочем, ее взгляд удивительным образом смягчился, когда Илоночку внезапно пробрал кашель. Вот только обратилась она не к дочери.

– Артемушка, дорогой, ну к чему эти разногласия и нервотрепка в кругу любящей семьи? Неужели мы не можем сесть и договориться, как нормальные люди? Давай-ка, выпроводи поскорей свою гостью, и спокойно все обсудим. Девушка, – карие глазки сверкнули острым нетерпением, – до свидания! Кажется, вам ясно сказали, что вы здесь задержались!

Вот он – мой звездный час! Момент работника массовки, во избежание конфликта с примой труппы, красиво уйти со сцены и раствориться в безызвестности, не затеняя свет софитов, падающих на ее протеже. Меня больше никто не держал, и я, рада стараться, попятилась из комнаты.

– Ага, сказали. Так я пошла?

– Идите-идите, – отвесила поклон Сусанночка, – и сделайте одолжение, милочка, – не возвращайтесь!

Как грубо. Вот прямо обидеться захотелось. А впрочем – не мне с этой грымзой жить!

– До свида… – я развернулась на коротком разбеге, нацелившись на выход, но меня, как куропатку на лету, срезали крепкие руки Сокола.

– Стоять! – прошипел парень в ухо, и я даже покраснела от такого неожиданного внимания, хватая ртом воздух. Сильный какой! И чего он ко мне все время обниматься лезет? Вот снова ухватил за талию и притянул к себе, разворачивая лицом к родителям.

Ну все, решил сдать, зараза! Все шишки сбросить на меня! Ябеда! Прости Лешка, прости мама, я сделала все, что могла.

– Ты куда, Пыжик? А познакомиться? И нечего стесняться! Сейчас всем признаемся, и дело с концом! Ты же этого момента три месяца ждала!

И если бы, паразит, не ткнул меня кулаком в ягодицу, я бы даже не сообразила, что это он мне.

– Кто? Й-я?!

– Ты! Пела – познакомь да познакомь. Хочу как можно скорее влиться в твою дружную семью. Ну вот они, мои родственники. Золотые люди, как видишь! Особенно Сусанночка, – парень белозубо оскалился будущей мачехе, – юмористка! Не возвращайтесь! Очень смешно! В общем так, пап, тут такое дело, – вновь напустил на лицо серьезность, выставляя меня вперед. – Вот это – моя девушка…

А? Чего?

– И мы решили жить вместе!

Ик. Ик. Ик, ик, ик… Я оттопала назад.

Женщина нахмурилась, я заморгала. Рука Сокольского крепче сдавила талию. Да, парню не позавидуешь. Держится так, словно вот-вот рухнет на дно. Только я-то тут при чем? Совсем офигел, что ли? Да меня сейчас эта Сусанночка с доченькой пилочками для маникюра исполосуют!

Я расцепила край губ и попыталась изобразить чревовещателя.

– Ты что, Сокольский, лбом в дуб въехал? С ума сошел! Ты что несешь?!

Но получилось только промычать: «мумымумы». Очень явно промычать – все трое родственничков тут же уставились на меня и переглянулись. Не удивительно, даже я засомневалась в своей адекватности.

Стало так обидно, что немедленно захотелось Сокольского стукнуть! Ткнуть кулаком пониже спины, совсем как он, правда, с размаху. Но впечатать кулак мешало обмотанное вокруг бедер одеяло и хмурые взгляды, поэтому парня пришлось как следует ущипнуть. Кто ж знал, что в этом месте одеяло сползет и мой чудо-щипок придется на голую задницу! Ну все, теперь точно со свету сживет!

На лице Сокольского не дрогнул ни один мускул. Вот это выдержка! Кубик-Рубик бы уже орал как резаный! У меня даже коленки подогнулись от уважения. Пришлось проблеять совсем как Илоночка – тоненько и противно. Исключительно в виде извинения.

– З-з-здрасти!

– Сусанна, дорогая, – улыбнулся Сокол, – как видишь, есть небольшая проблема. Не можем мы жить втроем, когда у нас тут любовь-морковь. Придется вам с отцом подыскать для Илоны другую квартиру.

Рано радовались. Акула, она и есть акула, даже если живет на суше. Скрипнув зубами, Сусанночка улыбнулась Сокольскому-старшему, нахмурившему лоб от признаний сына, и повисла на мужском локте.

– Глупости! – легко отмахнулась от слов парня. – Знаем мы, какая у тебя любовь! Сегодня одна девочка, завтра другая. Все помним! А Илоночке учиться нужно, в большом городе друзей заводить. Ну же, Артемушка, – пропела лисой, – неужели откажешь своей сестре?

– Нет, – упрямо сглотнул Сокол. Заиграл важно желваками. – На этот раз все по-другому. У меня тут любовь случилась, можно сказать, всей жизни! Да я вообще впервые так влюбился! Люблю Пыжика не могу! Даже ночами снится! Вот как только встретились – так никого вокруг не замечаю. Только ее! Еле упросил переехать ко мне, так что учтите – у нас все по-серьезному!

И похлопал меня ладонью по плечу. Надо понимать – вроде как приголубил.

М-да. Станиславский отдыхает. Артисты! Интересно, когда закончится первый акт, можно будет уже сбегать в уборную?

– Пожалей дочь, Сусанна. Зачем ей слушать наши… ну, ты сама понимаешь, что. И так соседи каждую ночь в батарею стучат.

Женщина поняла, а вот я не очень. На всякий пожарный с подозрением покосилась на парня – это чем он тут ночью занимается?

– Да и Пыжик у меня стеснительная, не хочу ее напрягать. А ревнивая какая – тигрица! Мне, конечно, льстит, но боюсь за Илоночку.

Че-го?!

– Кхе-кхе! – ну вот, кажется, и папаня отмер. Да уж, влюбленный сын – это вам не шутки! Можно и дар речи потерять. Посмотрел на меня как-то уж слишком критически, оценивая с ног до головы.

Ну да, не очень, согласна. На тигрицу не тяну, максимум на выдру. Так я же после работы и без марафету! Подумаешь, бублик растрепался и на затылок сполз. Да любовь вообще слепа! Пусть скажут спасибо, что не выхухоль! Так что я на всякий случай плечики-то развернула и подбородок вскинула. Чижик, знаете ли, тоже птица!

– Пыжик, значит? – ах, да. Я и забыла, что у кого-то проблемы с памятью. Мужчина снова недовольно откашлялся. – А имя, Артем, у твоей пассии есть?

И вот тут пулемет Чапаева заклинило.

Я почувствовала, как рука Сокола вновь легла на талию и напряглась. Тоже мне артист. Ну и сымпровизировал бы уже что-нибудь. Все равно ведь они меня больше не увидят.

– А что? – снова упрямое. – Это так важно?

Блиин! Захотелось закатить глаза. Ну конечно, важно! Ну и дурындище! Сам же говорил любовь! А теперь проколется на сущей ерунде!

– Значит, нам твою девушку тоже прикажешь Пыжиком называть? Как шапку?

– Да, – подключилась Сусанночка, – какое-то совершенно глупое прозвище!

Так, Фаня, кажется, пора отрабатывать ночлег и спасать Сокольского. А то вон уже и Илоночка захихикала. Без меня ему против трех акул никак не выстоять.

– Ну-у…

– Анфиса я! – даже руку удалось протянуть мужчине уверенно и улыбнуться на все тридцать два. – Приятно познакомиться!

Ага! Съела Сусанночка! Вот-вот, подергай кисло носиком вместе с дочуркой. Папа говорит, что улыбка у меня потрясающе-обаятельная, и я ему верю.

– Можно Фаня. Вы знаете, мы как-то привыкли с Артемом к уменьшительно-ласкательным прозвищам. Ну там пусик мой, мусик, – я повернула голову и потрепала Сокола за щеку. – Вот он и растерялся. Правда, пусик?

Парень сглотнул слюну, но ответил, скрипнув зубами:

– Конечно… мусик.

Главное, не раскололся, и то хлеб. А в догонялки мы после поиграем. Я так бегаю, что просто у-ух!

Кстати, о хлебе. Только я вошла в роль и собралась по-культурному слинять: «Прощай, любимый, дела зовут! Привет учеба и институт!», как вдруг Сокольский-старший откашлялся, виновато взглянул на повесившую нос Сусанночку, развел руками…

– Ну, девочки, я не виноват. Против личной жизни не попрешь!

И сказал, почему-то глядя на меня:

– Надеюсь, сын, ты нас хоть чаем напоишь с дороги? Все же не чужие мы люди. Или так и будем стоять? Тебе, кажется, вскорости на учебу надо, нет? Нам вот с Сусанной точно дел прибавилось…

Вообще-то да, еще как надо! Но мужчина был прав. Выпроводить гостей, просто развернув их на пороге, не очень-то вежливо. Особенно, если гость – твой папа. Да и Илоночка стоять не хотела, она хотела здесь жить, и сейчас, держась за чемодан, едва сдерживала слезы досады, взглядом прожигая во мне дыру.

– Э-э, конечно, – просипел Сокол как-то не очень уверенно и тоже воззрился на меня.

Эй, я не поняла. А при чем тут, собственно, Фаня? Кто хозяин в доме?

Папа довольно почесал руки.

– Анфиса, сделай нам всем горяченького. Кх-м, пожалуйста. А мы тут пока с Артемом поговорим, – а у самого лицо такое светлое, невинное, вроде это не он придумал способ сплавить меня с глаз долой.

Ладно. Все равно в туалет невтерпеж, так хоть уйду красиво! Хм, может быть, даже сбежать получится…

– Пыжик, не дури там! Мне с сахаром!

Ыыы. Трус! Взялся же на мою голову! Я обреченно потопала выполнять задание.

Коридор. Туалет – о, да! Кухня.

Шкафы. Холодильник. Полки. Вермишель быстрого приготовления. Чипсы. Полбутылки кока-колы. Соль. Горчица. Кетчуп. Снова вермишель – запас на неделю. Пакетик из-под соленых креветок. Быстрорастворимый суп. Сухой попкорн для микроволновки… Да он что, издевается?! С сахаром ему, правда?! Я же даже чай найти не могу!

Заглянула в холодильник… И тут мышь от тоски повесилась! Нет, ну я так не играю! Так и вижу, как Сусанночка с дочуркой хохочут, глядя на мою красную от стыда рожицу.

А может, им с кока-колой вермишель предложить погрызть? А что, Сокольский вон лопает, и ничего!

Я пошла шелестеть по ящикам. М-да, красивая у Сокола кухня, просторная, и мебель дорогая, только вот толку мало. Так и захотелось запустить сюда своих четырехлетних сестричек с фломастерами и жуткой тягой к прекрасному. Ой, кажется, чайник просвистел. Уже? Вот засада!

Есть! Нашла чай! И сахар! Ур-ра! Убью Сокольского – дурындище быстрокрылое! Ну кто же чай на подоконник ставит! Да еще за штору! Но настроение заметно поднялось. Еще больше поднялось, когда, хихикая, всыпала хозяину две ложки сахара… и, подумав, добавила еще шесть. А чтобы у него во всех местах слиплось! Тогда точно не догонит! А еще… Эврика! У меня же бутерброды есть! Правда, только два, зато от мысли, что с красной икрой – прямо полегчало. А пусть гости думают, что здесь каждое утро так завтракают!

Вот же я хозяйка, оборжаться! Осталось только бутерброды разрезать на части, чтобы Илоночка не объелась, и можно считать, что мы с Соколом в расчете!

Я расставила на столе исходящие паром чашки и прислушалась к голосам в комнате.

Рык-рык. Писк Илоночки. Рык-рык. Эмоционально высокое Сусанны. Рык-рык – сердитое мужчины и резкое Сокола. Ой, снова Илоночка. Интересно, отстоит Сокол у папы территорию или нет? Может, пока мне шею не намылили со всем этим нечаянным маскарадом, лучше самой все слопать и слинять?

Поздно.

Сокольский мои старания оценил, вновь превратившись в Сокола пучеглазого, а вот девочки его папы – не очень. Так и косились на нас недружелюбно, вытаскивая из квартиры чемодан.

Отстоял, значит.

– Ну я пойду? – За гостями закрылась входная дверь, и мы с Артемом остались вдвоем в прихожей. Отыскав глазами свои вещи, я потянулась рукой за шапкой. Неужели можно выдохнуть? Ну и утречко!

– Стоять.

– Что, опять? – удивилась, поворачиваясь к парню. – Чего это? Грымза же ушла.

– Как ушла, так и вернется, – ответил заметно помрачневший Сокольский. – Эта фурия легко позиций не сдает. Она знает, что я не завязываю длительных отношений, так что наверняка отца спровадит и заявится сегодня же вечером со своей дочуркой. Налаживать контакт.

– А эта Илона что, и правда без пяти минут твоя сводная?

– Не знаю. Отец уже год с Сусанной шашни крутит, но до вчерашнего дня жениться не спешил. Я новость по дороге к городу узнал, потому и вернулся. Навестить хотел. Денег у отца хватает, а решимости и здоровья не очень. Запросто может в любой момент передумать, вот Сусанна и старается закрепить позиции, чтобы наверняка.

– Ясно. А я-то тут при чем?

– А при том, что я тебя к себе в гости не звал!

– Так я же объясни…

– Рот закрой!

– Слышь, ты! – я так возмутилась, просто жуть! Я ему тут бутерброды, понимаешь ли, от сердца отрываю, чаи завариваю, а он! Не хватало еще, чтобы всякие парнокопытные мне рот затыкали. – Совсем опупел?!

– Да помолчи ты! – оборвал меня парень. – Мне твоя помощь нужна. Только при условии, что ты не хитростью сюда пробралась, чтобы со мной встретиться.

– Чего?

– Ну, может, придумала себе всякие бредни девчачьи про любовь с первого взгляда, подружек наслушалась. Думаешь, ты одна такая? Я не встречаюсь, поняла? Ни с кем. Я только сплю. Хочешь со мной переспать?

И чего это рожа сделалась такая мерзкая? Ты смотри, и про вкусы забыл.

– Да иди ты! – я вмиг нахохлилась. – Индюк! Лесом-полем! Нужен ты мне триста лет и три года! Три дня, три минуты и три секунды! Чихать я на тебя хотела, понял!

Меня, конечно, занесло, но он тоже неправ. Видимо, мое лицо досказало все лучше всяких слов, потому что Сокольский, кажется, поверил. Тоже мне прЫнц! Да я б с таким вообще под один куст не присела, ну, вы понимаете…

Точно поверил. Снова стал хмурым и злым. А я упрямо натянула шапку.

– Да, понял я, понял, Пыжик, не кипятись.

– И я не пыжик, а Чижик! И ничего я не кипячусь. Даже не начинала!

На кухню Сокольский притопал вслед за гостями, оставшись в спальне, чтобы одеться, и сейчас стоял передо мной в футболке и спортивках, сунув руки в карманы брюк. Взъерошенный и самоуверенный, как всегда.

Мы уставились друг на друга.

– Все, успокоилась? – серые глаза университетской знаменитости прищурились. – Готова слушать?

– Можно подумать, тебе есть что предложить, – буркнула сердито.

Парень ухмыльнулся.

– Может, и есть, если вопить перестанешь.

– Слушаю.

– Ты сказала – тебе жить негде. Это так?

Запомнил же. Я неохотно пожала плечами.

– Ну негде. До Нового года точно, иначе бы не оказалась здесь. А что?

– А то! Предлагаю заключить сделку. Взаимовыгодную. Боевое крещение мы прошли, я больше чем уверен, что у нас все получится.

Я смерила Сокольского недоверчивым взглядом.

– Сделку? – удивилась, подозревая подвох. – С тобой? Что-то не хочется.

Фыркнув, наклонилась, собираясь надеть сапоги, но парень продолжал выжидающе смотреть, и я не выдержала:

– Сокольский, ты серьезно, что ли?

– Серьезней некуда, Чижик. Ты мне подходишь. Я предлагаю тебе жилье в обмен на роль моей девушки. Маскарад, естественно, рассчитан исключительно на членов семьи. Ты живешь у меня, но не со мной – есть разница. Если улавливаешь, о чем я, и предложение тебя устраивает, можем попробовать договориться.

И главное, на самом деле серьезный такой, на лице нет и следа шутки.

Я замерла, держа нос по ветру. Неужели моим бедам пришел конец? Ведь это выход! До Нового года рукой подать, а там и на общежитие, если что, соглашусь! А что касается Сокола, так он тоже чихать на меня хотел, не слепая, опасаться нечего. Видела я, какие девчонки вокруг него вьются, куда там Илоночке!

– Только учти, Сокольский, мне учиться надо. А еще приходить во сколько захочу, иметь доступ к ванной комнате и спать желательно в тишине.

– Как насчет того, чтобы мыть посуду, убирать квартиру и выносить мусор. Идет?

– Ну… – улыбка сама собой расцвела на губах. Вот это подфартило! Да что тут убирать-то! Это он комнату моего брата не видел! – Идет!

– Тогда по рукам, Чижик? Обещаю запомнить фамилию.

– По рукам! – Мы ударили в ладони и скрепили уговор рукопожатием.

Глядя на мою улыбку, Сокол снова помрачнел.

– Надеюсь, я выдержу три недели соседства с тобой.

– И я.

– Только смотри, в университете за мной не бегай, поняла? И не напридумай там себе всякого разного, а то я вас, девчонок, знаю.

– Чего?

– У меня своя жизнь, у тебя своя. Никакой романтики, чисто деловой подход. Как только Сусанна с будущей сводной отвалят – разъедемся.

– Пффф! Раздулся! Смотри не лопни, птичка! – улыбка стала только шире. Настроение решительным образом ползло вверх. – Очень мне надо бегать за индюками. Это ты не забудь, что уговор – Новый год! Я не собираюсь остаться на улице, если тебе вдруг приспичит передумать. Зато, так и быть, обещаю при необходимости полностью вжиться в роль!

– И чтобы в университете держала язык за зубами! Никто про нас знать не должен! Не люблю сплетен.

– Да ты что! – искренне изумилась. Ульяшку я в расчет не брала. Все равно Лешка проговорится. – Не хватало ужаса!

– Почему это ужаса? – подозрительно набычился Сокольский. Ну еще бы! Такой прЫнц, а тут пастушки не восхищаются. – Да многие были бы счастливы оказаться на твоем месте!

– Ага, и Илоночка первая. Пожалуйста! Я не гордая, могу местечко и уступить.

– Так, Чижик, едрить твою! – рука парня крепче сжала ладонь. – Ты уже согласилась! Только попробуй отказаться – прямо сейчас за ноги к дивану привяжу, поняла?

Теперь настала моя очередь подозрительно хмурить брови. Я даже отодвинулась на всякий случай подальше и руку отобрала. Ну все, поручкались, хватит.

– Ты что, Сокольский, «Пятьдесят оттенков серого» пересмотрел? Может, у тебя под этим самым диваном и ремни-веревки имеются, а я к тебе жить собралась? Не-ет, я на такое не согласная.

Лицо Сокола побелело, а ноздри раздулись. Ну все, сейчас передумает. Дошутилась! До чего же эти самоуверенные красавчики предсказуемы. Их вывести из себя раз плюнуть!

– Чижик, еще одно слово, и, клянусь богом, отберу ключи.

Ну вот, говорю же…

– Да молчу я, молчу! Шуток не понимаешь, что ли? – пожала плечами. – Нужен ты мне триста лет. Не скажу никому, не бойся! И личной жизни мешать не стану. Только будь человеком, Сокольский, предупреди, если что, – надев сапоги, потянулась за пуховиком. Повязала на шею шарф – не люблю мерзнуть. – Я же по вечерам работаю, так что они, эти самые вечера, в твоем распоряжении. Если что, я и погулять могу. Недолго! – посчитала нужным уточнить, все-таки зима на дворе. – Мне еще к сессии готовиться нужно. Не всем оценки за красивые глазки ставят, как некоторым.

Ну вот, шуток не понимает, а прямой намек пропустил. Завидую логике!

– Значит, договорились?

– Договорились.

– Диктуй телефон, Чижик, на всякий пожарный. И еще. По утрам подвозить в универ не стану, сразу говорю – не мечтай!

– Да подумаешь! На своих двоих доберусь! Так я пошла?

– Иди.

И дверью за спиной хлоп, замком щелк, и как-то непонятно стало в холодном подъезде, серьезный разговор у нас был или нет?

Ладно, Фанька, хватит предаваться печали. Самое страшное позади! Топай в университет, а новый день покажет, как быть.

Но только спустилась вниз, прошмыгнула зайцем под окном Мюллера Петровны и остановилась у торца дома, чтобы включить телефон и отзвониться Ульяшке – мол, жива, подружка, все дела, – понадеявшись на те самые два процента заряда батареи, что имеют обыкновение чудесным образом материализоваться за ночь, как оживший телефон тут же отозвался входящим звонком.

– С-сокольский? – неужели передумал?

– Забыл сказать, Чиж. Кажется, ты не заметила. Квартира у меня однокомнатная, так что учти – я сплю в своей кровати, а ты – на полу. И это не обсуждается!

Все. Отбой.

– К-как однокомнатная? Почему однокомнатная? Подожди, а как же… – но конечно, Сокольский уже повесил трубку, а следом и экран телефона потух, на этот раз окончательно и бесповоротно затих в руке.

Вот же га-ад. То есть гадство. Настоящая засада! Ведь и правда не заметила. Бегать-то я по квартире бегала, так это ж прицельно и без намерения рассмотреть чужую жилплощадь на предмет возможного проживания. Но не успела я повесить нос, как вдруг вспомнила про уютный диванчик на кухне в квартире парня – тот самый, что вроде как уголок. Маленький, конечно, и наверняка не раскладной, но при желании на нем вполне можно уместиться и переночевать – не такая уж я и большая. Да и вообще, чего это тут раскисла, как прошлогодний снег? Сокольский мне сам позвонил? Сам. Не передумал? Нет. Значит, у меня в этом дне есть крыша над головой, лучшая в мире подруга, любимый университет и даже работа! Ого! Да жизнь, е-мое, вообще хороша!

Ой, автобус! Кажется, мой! Точно мой!

– Э-э-эй! Стойте! – Я сунула сумку под мышку и припустила к остановке. С разбегу получилось лихо запрыгнуть на ступеньку. Вот же я везучая! Юркнула в полупустой салон и села себе королевной на высокое сиденье у окошка. На ум тут же пришла старая песенка Утесова, разыгранная когда-то в детстве на школьном утреннике: «Все хорошо, прекрасная маркиза. Все хорошо, как никогда… Праля-ля-ля…»

Ее и пела всю дорогу к университету. Ну а что, сколько можно предаваться печали? Вон, даже солнышко из-за туч выглянуло – поддержать нужный градус настроения. Осталось только голодного червячка в буфете чаем с булочкой заморить, придушить пирожком с капустой, и можно смело смотреть в будущее!

Все хорошо, прекрасная маркиза,Дела идут, и жизнь легка.Ни одного печального сюрприза,За исключеньем пустяка…

Очередным пустяком оказалось мое опоздание на вторую пару. Хорошо, что лекцию по теневой экономике по замене вел молодой аспирант – Даниил Александрович, и получилось, извинившись, виновато похлопав парню глазками, по стеночке, по стеночке протопать на предпоследний ряд к Ульяшке. И затаиться там с подружкой до перемены за широкими спинами согруппников.

Конечно, я Ульянке все рассказала! Ну еще бы! Да меня бы просто разорвало, если бы не вспомнила обо всех своих приключениях накануне вечером и главном гвозде программы – чемодане Илоночки! Сокол может хотеть что угодно, хоть десять раз мечтать о несбыточном, но на лучшую подругу запреты парнокопытных не распространяются! В итоге мы с Ульяшкой сначала поохали, потом поахали, а потом закончилась пара, и мы смогли от души поржать.

Да, так и есть, нарочно не придумать!

– Фанька, ну ты даешь! Правда, что ли, ущипнула самого Сокола за зад, и тебе за это ничего не было? Да он на прошлой неделе драку в холле устроил только потому, что кто-то из парней с параллели в его сторону кривое слово вякнул. И преподавателей не постеснялся, Лешка рассказывал. Насилу с друзьями разняли. Сокол же вспыхивает как спичка, а тут фирменный щипок с оттяжкой!

Ульяна округлила глаза. Мы сидели в буфете, пили чай, жевали пирожки и давились от смеха.

– Не поверишь, я так испугалась – просто жуть! Думала, он меня в полицию сдаст. Но Сокольский сам виноват, кто его за язык дергал? Навешал папе с мачехой лапши на уши, а мне молчать? Пусть скажет спасибо, что я в тот момент говорить разучилась от испуга. Чувствовала себя как пойманный за ухо партизан на допросе в Генштабе противника. Да это вообще была самооборона!

Подруга хохотнула, вздохнула, и наконец Грустно посмотрела темным взглядом.

– Ой, Фань, ты же понимаешь, что Лешка хотел как лучше. Кто же знал, что Сокол вернется? А теперь все перевернулось с ног на голову, и тебе с ним жить. А вдруг у Артема характер еще хуже, чем говорят? Он же местная знаменитость, а университетские любимчики все с прибабахом, сама знаешь. Здесь моего братца слушать нельзя, у него круче Сокола только собственное хозяйство и горы Кавказа. Что будешь делать, если вдруг распустит руки?