Чувство цвета

– Относительно чего? – просипел Игорь, сам не понимая почему испытав чувство не поддающегося логическому обьяснению страха. Все тело покрылось гусиной кожей, а в животе и в груди расползался ледяной ком.

– Обнаружено тело Ольги Андреевны Самохиной. Мне известно, что вы были коллегами и близкими друзьями. Возможно, Вы могли бы помочь следствию сообщив какую-то информацию.

– Апфххх! – прохрипел Игорь, утратив способность членораздельно изьясняться. – Да… Я приеду. Во сколько?..

Ему казалось, что сейчас он потеряет сознание, или его вывернет прямо посреди коридора. Оказывается он так и остановился на том месте, где был в тот момент когда звонивший представился.

– Часов в десять удобно?

– Да… да…. удобно…

Глава 19

– Присаживайтесь, Игорь Викторович. Спасибо, что согласились приехать.

Игорь кивнул. Говорить что-то вроде «да что Вы» или «не за что» было глупо. Да и в любом случае, эта беседа состоялась бы…

– Игорь Викторович, Вы давно знакомы с Ольгой Самохиной?

– Да. Мы вместе учились…

– Где? В школе?

–Нет. На юридическом, в университете…

– Какие взаимоотношения у вас были с Ольгой Самохиной?

Игорь сглотнул.

– Мы были друзьями. И коллегами…

– Ясно. Отец погибшей получил сообщение в котором говорилось, что Ольге нужно уехать. Вам известно куда она собиралась отправиться?

– Нет… А что Вы имеете ввиду под «собиралась»? – выйдя из состояния вялой апатии Игорь внимательно посмотрел на следователя. Тот пожал плечами.

– То, что она не покидала Москву, по крайней мере до того момента, когда ее убили.

– Но… А… Эээ… до того момента… – желудок снова скрутило в тугой узел, к горлу подступила тошнота.

– Тело Ольги Самохиной обнаружено за городом. Согласно заключению судмедэкспертизы, она была убита примерно тогда же, когда ее отец получил сообщение.

– Боже!…

– Да, именно… Игорь Викторович, когда Вы в последний раз виделись с погибшей?

– В прошлую пятницу, во время мероприятия устроенного отцом Ольги.

– Вы общались?

– Да, конечно…

– Как прошло Ваше общение? Возможно, она как-то дала понять, что собирается куда-то уехать?

– Нет. В понедельник мы должны были приступить к работе в банке. Первый рабочий день… Мы все этого очень ждали… И я, как и Андрей Валерьевич, был крайне удивлен, узнав про ее внезапный отьезд…

– Ясно. Были крайне удивлены, говорите… А вот мне интересно, как так получилось, что Ваша близкая подруга, вдруг, внезапно и совершенно неожиданно для всех куда-то уезжает, хотя, как Вы говорите у Вас был первый рабочий день в престижной компании и вы все этого ждали, и Вы, как близкий друг, не сочли нужным позвонить или написать и поинтересоваться причиной столь странного поступка?

Игорь пожал плечами.

– Я решил, что это не мое дело… Ольга взрослый человек. Работодатель ее отец. У них свои взаимоотношения… И каждый имеет право на личное пространство, в которое не должны лезть, в том числе, и близкие друзья, – холодно сказал он. – Если бы она хотела, то позвонила бы или написала сама.

– Знаете, помимо уважения границ личного пространства, близкие люди еще имеют обыкновение проявлять беспокойство друг о друге. А странный, нетипичный для человека поступок – именно такой подходящий повод для проявления этого беспокойства.

Игорь хмуро смотрел перед собой.

– У всех свой взгляд на разные вещи.

– Разумеется, – не стал спорить следователь. – Игорь Викторович, у вас есть какие-то предположения, кто мог желать смерти Вашей подруге и коллеге? У нее были враги? Может быть кто-то из клиентов вашей юридической фирмы остался недоволен. Сильно…

– Не думаю. Мне ни о каких врагах Ольги ничего не известно. И мы работали только с юридическими лицами. И всегда старались по максимуму удовлетворить все запросы наших клиентов и разрешить любые спорные ситуации в их пользу… Возможно, это как-то связано с ее отцом. Большой бизнес…

– Возможно и такое… Знаете, открою Вам небольшой секрет следствия. Есть предположение, что сообщение отцу убитой было отправлено уже после ее смерти. Ее убийцей.

Игорь вздрогнул.

Следователь удовлетворенно хмыкнул.

– Да, очевидно чтобы потянуть время, пока ее хватятся. Он ведь предполагал что тело могут и не найти. Или, что его найдут значительно позднее. А чем больше времени пройдет, тем сложнее будет собрать улики и что-то выяснить.

– А как… как она была убита?… – Игорь не хотел спрашивать, но не удержался. Перед его глазами стояло живое, красивое, улыбающееся своей привычной победной улыбкой лицо женщины с которой они были связаны намного больше чем дружбой…

Взгляд следователя стал жестким.

– Ее задушили. Потом привезли в лес и спрятали тело в овраге, под корнями дерева. Тело вполне могли найти через год, через два, через несколько лет. Там никто не ходит.

Игорь прикрыл глаза. «Задушили…» Кто мог это сделать? Маньяк? Грабитель? Грабитель не повез бы тело в лес… Из всех людей, вообще, наверное только у него был мотив… Перед глазами у него все плыло.

– Вы не знаете, у Ольги Самохиной был возлюбленный, кто-то более близкий чем просто друг?

Игорь, стараясь справиться с дурнотой и охватившей его слабость, помотал головой.

– Нет. О своих отношениях с мужчинами она не рассказывала…

Следователь кивнул, как показалось Игорю, с несеолько ироничным выражением.

– Понятно. Личное пространство… Игорь Викторович, если у Вас появятся какие-то соображения, или вдруг вспомните что-то важное, позвоните мне.

Игорь кивнул.

Как в тумане дойдя до машины, он сел на водительское сидение и сидел какое-то время неподвижно, тупо глядя на руль, словно забыв и не понимая, что нужно делать.

Глава 20

Отработав в следственных органах более двадцати лет, Афанасий Евгеньевич Еременко относился к своей работе, как он сам выражался, «сложносочиненно». Работа следователя это постоянное напряжение, ненормированный рабочий день, регулярно приходится наблюдать всякие ужасы и мерзости, совершаемые человеческими созданиями, в результате действий которых, порой, возникали сомнения в принадлежности их именно к созданиям человеческим. А большую часть времени приходится собирать по крупицам информацию. Задавать множество раз одни и те же вопросы, выслушивать огромное количество бесполезных ответов. Гораздо меньшее количество ответов из которых можно извлечь пользу. И среди и тех и других непременно больше половины сказанного вранье, намеренное или же высказываемое, вроде как, с благими целями, из желания и вправду помочь. Но от этого рвения факты реальные обрастают в устах рассказчиков домыслами, преувеличениями, и щедрыми плодами разыгравшейся фантазии. И вот тут нужно иметь настоящий талант «отделить зерна от плевел» и отыскать среди бесполезной шелухи возможно еле заметную в ней крупицу истины. А потом еще нужно все эти крупицы, кусочки, зацепки и зацепочки сложить в одну цельную картинку. Это непросто, это выматывает и морально и физически. Душа обрастает коркой, накапливая под этой коркой усталость, разочарование, привычку не доверять ни кому.

Афанасий Евгеньевич не любил глупых и пустых разговоров. И людей склонных к фантазированию и додумыванию того что было на самом деле к тому чтобы могло быть еще. А как же иначе? Ведь так все логично и нужно помочь бедолаге следователю, а то ведь он сам не справится, не додумается до очевидного. И служителя закона, не жалующего ни дураков, ни врунов такие помощники в прямом смысле слова бесили. В душе. Внешне он сохранял спокойствие, был вежлив, терпелив. Но про себя, в отдельных «особо-выдающихся» случаях, порой тоже разыгрывал фантазийные сцены, как он этих помогальщиков учит уму разуму, чтоб поумнели.

И если бы Афанасия Евгеньевича спросили любит ли он свою работу, он бы сказал честно: «Да черт его знает. Если брать каждую составляющую в отдельности, то любить тут что-либо, будучи в здравом уме, достаточно сложно. Но я с этой работой справляюсь. А это главное. Нужно делать то что хорошо получается. Тогда будет толк. А всякие «любишь-не любишь» это уже из той же области бессмысленного словоблудия и мечтаний».

Нераскрытых дел, в практике Афанасия Евгеньевича не было. Рано или поздно он докапывался до истины.

– Роза Львовна, а скажите, пожалуйста, у Вашей соседки был эм… кавалер?

Соседка Ольги Самохиной, которую Афанасий Евгеньевич уже мысленно окрестил «Я Вас умоляю!» воинственно выпятила бюст, вероятно максимально возможного из существующих размеров, и приложила к этой монументальной части тела пухлые ладони.

– Я Вас умоляю! Ну конечно был! Это у меня уже нет никаких кавалеров, только сын Беня, который делает людям зубы и благодаря этому имеет возможность помогать своей старой матери… А у молодой красивой женщины?! Конечно у нее был кавалер!

Собрав волю в кулак, и взяв из вазочки еще одно рассыпчатое, прямо тающее во рту печенье, Афанасий Евгеньевич задал следующий вопрос, понимая, что этот разговор будет долгим, причем на этот раз ускорить процесс нет никакой возможности.

– А описать Вы его можете?

– Я Вас умоляю! Мужчина, высокий, приезжал на черной машине. Иностранной. Волосы темные. Приезжал раза два в неделю, часа на полтора, на два. Потом дверью хлопали, и я знала, что он уходит. Смотрю в окно он выходит из подьезда, садится в машину, уезжает.

– А лицо его Вы видели?

– Я Вас умоляю! Шестой этаж, а я уже давно как вышла из того возраста, когда видела без очков лучше чем сейчас в очках.

– А может Вы как-то столкнулись на улице, когда он из машины выходил. Или в лифте, или на этаже?

– Молодой человек, я в то время когда он к ней приезжал, сталкиваюсь только со своим повышенным давлением… Берите еще печенье. Свежее…

– Благодарю, спасибо я уже наелся. Очень вкусное и чай восхитительный… Ну что же, спасибо, Роза Львовна. Последний вопрос, и я не стану больше злоупотреблять Вашим гостеприимством. Вы случайно не помните, в прошлую пятницу или в субботу, этот мужчина не приезжал.

– Вы надо мной смеетесь?! – необьятный бюст заколыхался от смеха. – Я Вас умоляю! Как я могу помнить за ту пятницу или субботу?! Неделя прошла! Если б Вы спросили за вчера, я бы помнила. Старость, молодой человек, это все дни как один. Помнишь только те, когда ничего не болит. А таких как праздников, хорошо если раз в месяц.

Следователь поднялся, желая уже только как можно скорее убраться.

– Спасибо, еще раз. И печенье у Вас и впрямь отменное.

Роза Львовна махнула рукой.

– Что там мое время?! Встала, поела, приняла таблетки, снова легла. Вот мое время. А печенье Беня покупает в пекарне, тут у нас недалеко. Там отличная выпечка… Вот что я Вам скажу. За пятницу или субботу не помню. Но в какой-то из дней было уже поздно. Хлопнула дверь. Все, думаю, теперь не усну. Она, соседка, вечно этой дверью так хлопала, словно у нее рук нет придержать ее и плавно закрыть. Это ж металл, конечно он гремит. Нет! Она хлопала так, что прямо по моим нервам! Каждый раз!… Потом я как и думала – ворочалась, ворочалась. И только, наконец, уснула, и тут опять слышу дверью бабах! Я встала посмотрела в окно. Она, соседка вышла из подьезда. Прошла через двор… Назад в ту ночь точно не возвращалась. Больше-то я не слышала, чтобы дверь хлопала. И с того раза, между прочим, дверью никто больше и не хлопал. Так что может это и было как раз в пятницу, или в субботу.

– Понятно. А не помните, случайно, во сколько Ваша соседка хлопала дверью. И в первый и во второй раз.

– Я вас умоляю! Не то что помню, а знаю точно! Потому что я подумала: «Какая нахалка!» И в первый и уж тем более во второй раз. Я посмотрела на часы! В первый раз, когда она меня разбудила было десять минут двенадцатого. А во второй без трех минут час. В час ночи дверями хлопать! Как будто в собственном доме живут! Никто не думает о нервах других!…

– Благодарю Вас, Роза Львовна. Вы мне очень помогли, – прерывая словесный поток сказал следователь. – Да еще и накормили и чаем напоили…

– Ой, я вас умоляю! Было бы там за что благодарить! Беня все время приносит печенье, говорит «Ешьте, мама», а тут такой случай, угостить гостя. Надеюсь у Вас получится найти того негодяя. Видно, что Вы толковый молодой человек…

Покинув дом говорливой, но весьма гостеприимной Розы Львовны, Афанасий Евгеньевич позвонил в отдел.

– Витя, нужно пробить входящие и исходящие телефонные звонки жертвы в ночь с пятницы на субботу.

– Ок, Афанасий Евгеньевич.

– Так, и еще, ноги в руки, и давай пришли сюда кого-нибудь, опросить соседей с нижних и верхних этажей. А то я столько печенья не сьем.

– Ннне понял!…

– Не бери в голову. Исполняй.

– Так точно!

Вечером Афанасий Евгеньевич просматривал распечатку телефонных разговоров погибшей. Витя, которому было поручено добыть сведения о звонках ткнул пальцем в номер телефона, с которого был сделан звонок на номер Ольги Самохиной в 23-28.

– А вот это очень интересно, – с довольным видом сказал подчиненный. – Знаете кому принадлежит этот номер?

– Предлагаешь в угадайку сыграть? И сколько у меня попыток? – саркастично ухмыльнулся следователь. Конец дня, а молодежь резвится.

Витя ухмыльнулся.

– Номер зарегистрирован на Ольгу Самохину.

– А это и правда очень интересно, – сказал сразу подобревший начальник. – Стало быть сама себе звонила…

Витя расплылся в улыбке и кивнул.

– Ага. Я ж сказал…

– На завтра расклад такой – вы продолжайте опрашивать соседей и тех кто присутствовал на вечеринке. Поторопи айтишников с информацией с компьютера и ноутбука жертвы. Может там что-то есть.

– Так точно.

– Все, теперь можно и по домам…

Глава 21

В коллективе, как в небольшом населенном пункте – новости распространяются стремительно, особенно такие сенсационные и трагические.

Внешне все выглядело как обычно. Рабочая обстановка, решение текущих вопросов. Но атмосфера наполнилась тягостным напряжением. В воздухе как будто витала некая неловкость «незнания» как правильно себя вести. Как это бывает, когда понимаешь, что нужно как-то выразить соболезнования, но вместе с тем понимаешь, что любые слова или действия, по большому счету, бесполезны и не имеют особого значения. Тому кто испытывает боль утраты не нужны никакие соблюдения правил и приличий, и даже самые искренние проявления сочувствия и сострадания не в состоянии уменьшить испытываемую боль.

Андрей Валерьевич Самохин, после той первой неконтролируемой реакции на полученную им ужасающую новость, свидетелем которой стали Игорь и секретарь гендиректора, внешне выглядел так же как и обычно. И если не знать о случившемся, ни за что невозможно было догадаться о трагедии переживаемой отцом, понесшим страшную утрату.

Генеральный директор приходил в то же время что и всегда. Отдавал распоряжения, вел переговоры, занимался всем тем, чем занимался до случившегося. Андрей Валерьевич разговаривал с подчиненными в привычном спокойно-уважительном тоне. Отдавал четкие команды, подмечал недочеты и ошибки и указывал на них, опять же без срывов, без перепадов настроения.

Среди сотрудников, из числа тех, кто знал генерального «только в лицо» и не был связан с ним в процессе работы напрямую, высказывалось мнение, что у «главного» в голове только деньги и прибыль. И он, даже потеряв дочь, так спокоен, потому что у подобных ему людей, представляющих «большой бизнес» в принципе нет сердца. Но те кто общался с генеральным лично и хоть немного «изучил» его, единодушно сходились во мнении, что у него глаза стали словно мертвыми. Случившаяся трагедия явилась для него страшным ударом.

Андрей Валерьевич внимательно вглядывался в лицо посетителя.

– Вы можете сказать, есть хотя бы догадки, кто мог… сделать это?

Следователь сделал неопределенный жест плечами.

– Андрей Валерьевич, мы занимаемся расследованием. Когда будут установлены факты, доказывающие вину определенного лица, мы Вам сообщим.

– Я понимаю… Но хотя бы подозреваемые у вас уже есть? Послушайте, убита моя дочь. Единственная дочь. Ольге было тридцать четыре года. Она была талантлива, красива, умна, любила жизнь… А какой-то подонок ее убил… Если нужны деньги, возможно помощь, все что угодно – только скажите. Я могу подключить в помощь вашим людям частное агентство.

– Вот этого как раз не нужно, Андрей Валерьевич. Как, впрочем и всего остального, что Вы перечислили. Мы работаем. Работаем добросовестно, поверьте. И наше желание найти преступника полностью совпадает с Вашим. Я понимаю Ваши чувства, как отца. Любой человек в подобной ситуации пытался бы хоть как-то ускорить процесс расследования. Но здесь быстрота не является основополагающим фактором. Нужно проверить досконально очень большое количество информации. И призвать к ответу действительно виновного. Понимаете?

Банкир кивнул.

– Да, конечно. Не всегда получается сдерживать эмоции…

– Я понимаю… Андрей Валерьевич, а скажите, у Вашей дочери был друг, возлюбленный.

– Я не лез в личную жизнь Ольги. Наверное, кто-то был. Молодая, привлекательная женщина. Она всегда нравилась мужчинам. Но чего-то серьезного, думаю, не было. Она бы рассказала.

– Ясно. У меня еще такой вопрос. У Вашей дочери могли быть, скажем так, знакомые из не совсем законопослушных кругов. Возможно, у нее были какие-то проблемы, скажем, большой денежный долг, или может быть что-то связанное с применением наркотических веществ. Я понимаю, это неприятные вопросы, но мне нужно знать ответы на них.

– Я понимаю… Существует некий стереотип об испорченности детей богатых родителей. Но, нет. Не думаю. Ни насчет общения с теми, кто подходит под категорию обозначенную Вами. И насчет наркотиков тоже нет. Я просто уверен. Ольга была очень энергичной, много чем интересовалась. Ей нравилась ее работа. У нее была очень насыщенная жизнь. И ей просто незачем было пытаться добавить в эту жизнь чего-то такого… Я уверен, что те кто живет полной жизнью не начинают принимать стимулирующих средств. У них и без того есть все что им нужно.

– И последний вопрос. А почему Ваша дочь решила работать в банке? Ведь до этого она работала в юридической фирме и являлась ее совладелицей. И дела у их юрбюро шли неплохо. А тут, как ни крути, с вольных хлебов под всевидящее око отца. Необходимость подчиняться…

– Я понял что Вы имеете ввиду. На самом деле, Ольга практически уговорила меня подписать контракт с ней и двумя ее коллегами, которые также были совладельцами их компании. Они давно дружат, и несколько лет работали вместе. Но тут вопрос был в карьерном росте. Та должность, которую каждый из них получал в банке, это как новая ступень, ведущая на совершенно другой уровень. Имея опыт подобной работы, впоследствии можно претендовать на самые перспективные и высокооплачиваемые места. Это практически пропуск в «высшую лигу».

– Ясно.

– А почему тогда Ваша дочь сразу не стала работать у Вас как только закончила учебу? Наверняка ведь за это время ее карьера продвинулась бы намного больше чем при нынешнем положении вещей?

Андрей Валерьевич улыбнулся.

– Оля всегда была очень своевольная и упрямая. С характером. После университета она заявила, что не желает быть папиной дочкой, и как Вы и сказали, чтобы я контролировал ее работу и ее жизнь. По несколько лет Ольга проработала в двух достаточно серьезных компаниях. Пять лет назад они с друзьями организовали собственную компанию. А полгода тому назад она обьявила о своем желании работать в банке.

– А почему Вы не взяли ее сразу? Пол года достаточно долгий срок.

Андрей Валерьевич пожал плечами.

– Разумеется, я бы взял Ольгу сразу. И не потому, что она моя дочь. Я деловой человек, прежде всего. Но Ольга прекрасный специалист. Процесс принятия решения затянулся, потому что моя дочь хотела чтобы должности в юридическом отделе получили и ее друзья. Потребовалось время, чтобы проверить их компетентность, профессионализм, надежность и тд. Наша сфера финансы и это очень ответственная работа. И очень хорошо оплачиваемая. Поэтому даже желание любимой дочери тут не могло быть решающим.

– Хорошо. Спасибо, что уделили время.

– Ну что Вы. Это очень важно для меня и Ольгиной матери. Она буквально убита горем… как только будет что сообщить, сообщите сразу же, прошу Вас…

– Обязательно. Всего доброго, Андрей Валерьевич.

Глава 22

Зара наблюдала в отражении зеркала, как Фиа сооружает на ее голове затейливую прическу. Пальцы ловко скользили по волосам, разделяя их на пряди, переплетая. В зеркале нельзя было разглядеть цвет облака над головой Фиа, так как «облако чувств» не имело отражения. Но Зара просто ощущала, что женщине очень-очень грустно.

– Я до сих пор не могу в это поверить, – сказала Лена, закручивая и закрепляя невидимкой очередную прядь светлых волос.

Прислонившийся к дверному косяку Игорь с безучастным видом наблюдавший за женой и малышкой кивнул.

– Я тоже… – голос у него был бесцветный. И сам он выглядел словно краски стерлись и остался потускневший образ, только отдаленно напоминавший харизматичного мужчину. Привлекательного, уверенного в себе.

– Как Олин отец? Мне он понравился. – Лена невесело улыбнулась. – Мне всегда представлялись банкиры совсем другими. Надменными, взирающими на всех свысока. В общем такие «буржуины» из книжки… А тут приятный человек… – Лена вздохнула. Она прекрасно представляла какой ад творится в душе оказавшегося приятным человеком банкира, потерявшего дочь.

– Андрей Валерьевич держится. Он сильный человек. Наверное другие, те кто слабее и не достигают такого уровня…

Лена закончила с прической и улыбнулась девочке.

– Ну вот, все, твоя прическа готова. Ты просто красавица. Сейчас сделаем фотографии и отправим дедушке. Он сказал, что очень хотел бы тебя увидеть.

Игорь постоял еще немного в дверях и пошел в спальню. Он пытался найти место, положение, занятие, что угодно, чтобы просто не думать. Но мысли, несмотря на все усилия, шевелились в голове, как змеиный клубок. Это пугало, выматывало. И это было даже не сожаление, не боль, а скорее чувство вины, необьяснимого страха, обреченности. Он сам не мог обьяснить себе такой сильной реакции на случившееся. Но он прокручивал и прокручивал в голове произошедшее. И еще одна мысль, сумасшедшая, но тем не менее не дававшая покоя даже больше чем остальные – могло ли материализоваться, промелькнувшее в его голове в тот вечер желание убить Ольгу. А вдруг это его вина, что он пожелал ей смерти, пусть в приступе охватившей его ярости. Но ведь пожелал. И вот теперь она мертва.

Девочка проводила взглядом черное, облако с пылающими оранжевыми отсветами по краям. Мужчина был очень сильно испуган. И его страх который Зара заметила какое-то время назад с каждым днем становился все сильнее. И ложь жила в нем теперь тоже постоянно, вместе со страхом.

Глава 23

Рыжий был маленьким сухоньким мужичком словно бы пожеванного вида. С не проходящим тремором и со впитавшимся в каждую клеточку его организма таким же не проходящим тяжелым духом перегара. Жена, Зинка, женщина суровых методов воспитания, регулярно дубасила своего пьющего мужа всем чем под руку придется, безоговорочно побеждая в каждой битве благодаря значительному превосходству массы собственного тела над массой тела противника. Противник, в таких случаях, практически не оказывая сопротивления, ретировался за пределы совместной жилплощади. И проводил за этими пределами весь остаток дня и, как правило, ночь. А иногда и следующий день тоже. Потому что Зинка «пьяную тварь» терпеть была не намерена. Тем не менее брак этот был прочным и стабильным. На протяжении вот уже двадцати двух лет Рыжий пил, а Зинка его за это била и выгоняла из дома. И, возможно, прекрати муж пьянствовать, воинственная жена и не знала бы что же с ним теперь делать.

В этот день Рыжий схлопотал, что называется, прямиком «промеж глаз» эмалированной миской, в которую Зинка собиралась резать салат. Но в этот момент муж некстати попался на глаза, не удержав равновесие и ухватившись за кухонную штору, едва не оборвав ее вместе с карнизом. Зинка, само собой, стерпеть подобного не смогла и сьездила мужу по физиономии. Рыжий взвыв от боли со всей доступной после выпитой поллитры скоростью кинулся к входной двери.

То что сегодня та ночь, когда спать придется «вне дома» было очевидно. Погода была теплая и поспать на лавке для рыжего не являлось проблемой. Конечно хотелось бы еще выпить, но денег не было. Рыжий послонялся возле дома. Никого из соседей, что являлись завсегдатаями «клуба любителей горячительных напитков» не было. Рыжий еще бесцельно побродил по двору, и совсем заскучав, решил, что нужно прогуляться к «новым домам». Там живут те у кого деньги есть. Может удастся выклянчить хотя бы на чекушку. Удача улыбнулась бедолаге. Один из жильцов, возвращавшийся после прогулки с собакой, брезгливо сунул Рыжему полтинник.