Полная версия
А также их родители
Единственный человек, получающий несомненную пользу от Бакуриани, – Сандрик: он освоил сноуборд, причем без помощи инструктора. Видимо, он готовится в каскадеры – судя по количеству вспаханного носом снега.
Кроме того, ежедневные десять страниц уже не требуют моих вырванных нервов.
Обнаружен кинотеатр, подаренный бакурианцам нашим национальным олигархом. Еще раз аллилуйя – закинула детей на двухчасовый фильм с Джеки Чаном.
Они нажрались попкорна и не в состоянии ужинать.
Ну и ладно: пирожки с картошкой и с горячим чаем – ммм! На рыло – по две штуки. Для приличия предложила детям по полпирожка.
Бабуля с соседнего столика облегченно вздохнула: я не морю детей голодом.
День шестой
Мишка дал согласие встать на лыжи, но изъявил требование кататься без инструктора. На вопрос, как он самостоятельно будет подниматься на бугеле, молча взвалил лыжи на плечо и побрел в гору.
Интересно, каким образом столько упрямства помещено в таком маленьком мальчике.
Спустился с горы на бешеной скорости, вызвав у публики желание посадить безответственную мать в тюрьму. Обошлось легким кувырком в сугроб.
Встретила кучу знакомых, которых не видела лет семьдесят. Азартно обменялась со всеми телефонами, понимая, что никогда никому не позвоню.
Интересно, какая сила может заставить меня выйти из гостиницы на морозе после захода солнца?
Разве что свой телефончик мне подкинет Джордж Клуни.
Позвонил папачос и сказал, что во всем квартале отключили воду: замерзла и лопнула труба.
Еще одна причина не голосовать.
Я велела, чтобы к нашему приезду починили.
Папачос выразительно помолчал в трубку.
Какая-то девица из сетевого маркетинга пришла соблазнять нас чудодейственными кремами из японских водорослей. Я не верю в силу подтягивающей маски, заменяющей пластическую хирургию, но за компанию, за бесплатно и от нечего делать дала намазать половину лица.
Через десять минут намазанная половина засохла, стянулась в кулачок и полезла к бровям.
Вошел хозяин и увидел шестерых женщин-монстров, молча повернувших к нему перекошенные лица, а ведь одна из них полчаса назад была его женой.
Он получил шок, который выразился в громком произнесении нескольких некодифицированных слов.
Боже мой, а еще очки носит.
Сандро читает молча с нескрываемым азартом в лице.
День седьмой
Невероятно, осталось всего два дня!!! Ну три, три, но на третий день мы уезжаем, так что не считается.
Снег прекратился, зато вышло солнце, и страшный мороз, поэтому ходить крайне травматично. Гораздо приятнее наблюдать падающий снег, чем падающих людей.
«Караван историй» прочитан второй раз – вдумчиво и с расстановкой. Теперь я все знаю о жизни Кейт Мосс, дочери Фрейндлих и фотопроекте «Рождественские открытки».
Кажется, у них где-то завалялись «Семь дней» с вырванными на растопку страницами.
Женский персонал гостиницы обсуждает постояльцев, вынося приговоры направо и налево. Ради интереса присоединяюсь к ритуальному кофепитию: узнала столько шокирующих подробностей о парне из номера напротив!!!
Жена у него русская, и дети не его, и живут они в Саратове, и она держит его под каблуком, и он ходит у нее по струночке, и так им и надо, это мы, грузинские женщины, дуры набитые, сажаем себе мужчин на шею.
С ума сойти, не повариха, а Эдгар Гувер в юбке.
Тем же вечером разговорилась с русской женой – которая оказалась мегрелкой-блондинкой, и выяснила, что у них трое детей, из которых старшей уже тринадцать, живут они в Тбилиси по соседству со мной, а маленькая Элисабед превосходно объяснилась на грузинском языке.
Гм.
Не буду разочаровывать повариху.
– Мам, можно я прочитаю не десять страниц, а шестнадцать? – умоляюще сказал Сандро с верхней полки.
Не верю своим ушам!
День восьмой
По телевизору увидела Бриджет Фонду: к моему ужасу, это оказался фильм «Снежная королева». Кай битый час бродит по ледяным коридорам, а меня и без того проморозило до печенок. По-моему, это чей-то злой умысел.
Может, все-таки махнуть домой? Подумаешь, два дня: неужели это отразится на бронхах?
Маленькие засранцы отказались уезжать.
Ну что ж, последние два дня – это нечеловечески тяжело, но чего не вынесешь ради детей.
Минуты буквально ползут, как коматозные черепахи.
В следующий раз пусть их везет папачос.
Ну да, размечталась: куда он поедет с ними один?! Вот что бы он делал в этом случае – когда Мишка надул в кровать?
А?
Стирал бы простыни, сушил матрас? Фиг!
Он бы дал персоналу денег и приказал все поменять.
А я – как дура.
Впрочем, почему «как».
Уж лучше бы шел снег.
Сандро получил всемилостивейшее разрешение читать сколько угодно за раз. Разбудите меня, я сплю.
День девятый
Таких морозов не помнят старожилы – пожалуй, на этот раз правда не помнят.
Ночью минус 25.
И в Тбилиси то же самое.
Надо было выходить замуж за конголезца Мориса и жить в Африке.
Целый день проторчали в гостинице, изнывая от предвкушения возвращения домой.
Вечером Мишка потребовал выйти кататься.
И в самом деле, почему бы не пойти напоследок?
На улице – вечная мерзлота.
Ветер, тьма и лед под ногами.
На трассе – никого.
Спотыкаясь и звеня обледенелыми конечностями, ковыляем несолоно хлебавши обратно в гостиницу под эпические завывания Сандрика:
– Почему мы всегда делаем то, что хочет этот противный моллюск?! Что я делаю на улице?? Хочу домой, к папе! Хочу в свою кровать!! Хочу под одеяло!! Горячий чай!! Ааа, ооо, уууу!!!
На эпос сбежались окрестные собаки – злобные кавказские овчарки, придав нашему готичному шествию джеклондоновский колорит.
– Нет, это все собаки Баскервиля! – лютовал начитанный парень, подталкивая моллюска в сторону заборов. Пожалуй, он слишком впечатлился.
День десятый
Вива, вива, аллилуйя!!!
Три часа с глухонемым таксистом – и вот он, дом-милый-дом!!
Улицы обморожены, обезлюдели, притихли – появилось ощущение нереальности происходящего.
Дома нас ждал сюрприз: шведская стенка с канатом и боксерской грушей.
Груша не выдержала Мишкиного восторга и оборвалась немедленно.
Сандрик сковырнулся коленом на пол.
Беспроводной Интернет исчез – потому что папачос прибил степлером какие-то кабели к плинтусу и пробил их насквозь.
Заодно и ковер оказался прибитым к полу намертво: чтобы не елозил. Кто дал этому человеку заправленный скобками степлер??!!
Школу отменили еще на пару недель.
Оппозиция бунтует, журналисты разбежались, президент принимает поздравления.
Теперь меня волнует только один вопрос: почему я не взяла путевку в Бакуриани до лета. Может быть, мои дети прочитали бы все книжки в местной библиотеке.
Домашние игры
Вечером неожиданно вырубили свет.
Дети предложили во что-нибудь сыграть при свете свечей.
Перебрали варианты – остановились на игре «Двенадцать вопросов»: угадывать задуманного персонажа при помощи вопросов, на которые можно отвечать «да» или «нет».
В самом деле, надо же хоть каким-то способом просвещать детей, если они не желают читать книги!
Тренировочный раунд прошел успешно – Сандро загадал Мишку, мы отгадали легко.
Дальше была я, загадала Барака Обаму, почему-то увязли в профессиях: для моих детей существуют только музыканты, киношники, телевизионщики и военные.
– А какие еще профессии могут быть? – сильно удивился Сандрик.
– Президент, – удрученно разъяснила я ему, понимая, что его картина мира сильно лучше моей.
Дальше загадывал Мишка.
– Это живой человек?
– Нет!
– Мертвый?
– Нет!
– Это вообще человек?
– Нет!
– Значит, персонаж из мультика. Так, в каких мультиках есть персонажи-предметы? «Красавица и Чудовище», но там этих предметов, как собак нерезаных. Может, «История игрушек»?
– Нет!
– Это вообще из большого мультика? Или из сериала? Я их не смотрю, откуда я могу знать, что это такое?!
– Нет!
– Что – нет? Большой мультик? Киношный?
– Да!
– Ага, большой… Сколько вопросов осталось… Сандро, ну вы все время смотрите вместе, ты должен угадать.
– Думаю, думаю!
– Может, это Осел из «Шрека»?
– Нет!!!
– Ну, мы так до утра не отгадаем. Может, это Дракон?
– Нет!
– Хамелеон?
– Нет!
– Ну дай подсказку хоть!
– Это говорящий предмет!
– Ну тогда… Часы?
– Нет!
– Нуууу, так невозможно играть. Ну говори, что ты задумал?
– ГОВОРЯЩИЙ ПУЛЬТ!!!
Молчание.
Мы с Сандро напряженно вспоминаем мультик, где есть говорящий пульт.
– Что за мультик?
– Я сам его выдумал! Мультик так и называется – «Говорящий пульт»! И там семья говорящих пультов!
В страшном разочаровании мы дисквалифицировали Мишку, продолжаем играть. Загадал Сандро, отгадываю я.
– Так. Это мужчина?
– Нет.
– Актриса?
– Да.
– Хорошая?
– Не очень.
– Я ее люблю?
– Не очень.
– Блондинка?
– Да.
– Черт, таких полный Голливуд. Знаменитая?
– Да.
– Так, Кейт Хадсон, что ли?
– А это кто?
Вклинивается Мишка:
– А может, это Боб?
– Кто такой Боб?
– Да никто, просто имя смешное!
– Слушай, тебе слова не давали! Так, мам, продолжай.
– Ну, Мерил Стрип хорошая, я ее люблю, не подходит.
– А это кто?
– Позорище! Ну кого ты там можешь знать еще, не Бритни Спирс же. Она не поет, случаем?
– Нет.
– Ну говори, кто?
Сандро медленно заводит подсказку:
– Ее фамилия немного похожа на нашу…
– Диас, что ли, Кэмерон? Ну – нашел кого загадывать!
Под конец свет дали, мы доиграли – я загадала нашего приятеля и однофамильца музыканта Ниаза.
– А может, это Боб?
– Да заткнись ты со своим Бобом! Этот человек из нашей семьи?
– Мммммм… Не совсем.
– Что значит – не совсем? Я имею в виду нашу большую семью вместе с друзьями.
– Ну тогда – да, близкий друг.
Бедные дети пыхтели и перебирали всех друзей.
Под конец выяснилось, что это певец Ниаз.
– А что, у него фамилия, как у нас? – удивился Сандро.
Господи, как они будут жить!
Жду следующего выключения света, чтобы продолжить просвещение.
Утренний подъем
Каждое утро я просыпаюсь и вспоминаю – а что у меня в жизни хорошего?
Громоздится какая-то куча невнятного хлама, состоящего из частиц «не», – не сделала, не успела, не смогла, не захотела, не поехала и не увидела, это всего на секунду, и каждое утро с неба сбрасывают спасательный трос – крученый такой, корабельный, – и резко дергают вверх.
Наверху – свет, тепло, солнечные пятна и щебетание птиц в ветвях старых магнолий: сейчас, сию секунду, на верхней полке храпит Сандро, а внизу хмурится Мишка.
И все точки расставляются над положенными «и».
У меня есть они, и я могу прямо сейчас пойти и потрогать их. Погладить спинки – у одного костлявая, как стиральная доска, у второго в шерстке и мягкая. А они дышат. И утренний сон бегает под голубыми веками.
Как можно к этому привыкнуть?!
Правда, мне придется их мучить, будить, отправлять в школу, пилить из-за кучи всякой ерунды, но день уже переливается, и я иду к тому, с кем можно поделиться, а то лопну, и он смотрит на меня, и мы оба понимаем, почему улыбаемся, как идиоты, и это самая крепкая связь: у кого-то – зажигать фонарь, у кого-то – слушать чужие разговоры, кому-то пристало растить деревья, а у нас – мальчики, к которым мы приставлены – сначала произвести, а потом охранять.
Все бы ничего, но приходится учить с ними уроки, а хуже этого в материнстве только прививки.
Сандро задали написать стихи на тему «Я и школа».
До этого творческого акта Сандро ознакомился с разными видами стихов, и в том числе с верлибром. Название запомнил не сразу:
– Вер… верел… вре… верб…
– Верлибр, – хладнокровно подсказала пятый раз репетитор, красавица Марита. – Еще раз: как называется свободный стих – без рифмы и ритма?
– Хулиганский стих, – рассвирепел Сандро.
И написал, словом, этот самый верлибр.
Ниже – необработанный подстрочник: ежели его переводить как надо, это мне сутки сидеть минимум, а поэт-хулиган еще не печатается, много чести.
Каждое утро просыпаюсьИ еле открываю глаза.Не хочу просыпатьсяИ прячу голову под подушку.Не встану? Моя мамаСтащит меня за волосы.Умываюсь или причесываюсь,Или завтракаю резво —Не оставляет меня одна мысль:И не могу с ней смириться,Кто хотел наших мук,Кто хотел школу?Вдруг я заснул над тарелкой,Положив голову в кашу,И тут же мама кричит:Быстро! Быстро! Быстро!!!Мама не отстаетИ продолжает кричать:Говорит: «Ах, ты осел,Ты не можешь без моего крика!»Образ матери в этом произведении вызывает негодование и судороги священного ужаса.
На мои претензии сын возразил:
– Ну я же пошутил!
Подобные шутки в нормальных странах заканчиваются ювенальной полицией. Насчет криков – это он верно заметил.
Голос матери
У меня отвратительный голос.
То есть не всегда, а только в случае перехода на «форте», не говоря уже о «фортиссимо»: это стало ясно еще в тринадцать лет, когда хоровик проверял наши вокальные возможности – пианиссимо у меня было лучше некуда, а вот орать получилось только в тембре токующего павлина.
Возможно, корни этого феномена проросли в момент, когда я спросила маму, хороший ли у меня голос, она пожала плечами и сказала: «Обычный». А я-то думала, что божественно пою! Все, что нам когда-либо говорили родители, вонзается в кожу, проникает в кровь и медленно движется по сосудам по направлению к сердцу.
Да, о голосе.
Если бы кто-то проводил конкурс на самый ужасный материнский голос, я бы точно вошла в тройку призеров. Нормальные матери не кричат, им это не нужно – они входят в комнату, делают движение бровями, и вымуштрованные дети складывают одежду, заполняют расписание в дневнике ровными прописными буквами, съедают молочный суп и садятся играть сонаты Клементи – по два часа на каждый пассаж.
А может быть, не Клементи, а какой-нибудь Гедике. Я до сих пор думаю, что человек по фамилии Гедике был садистом и сволочью, поэтому не отдала своих детей на музыку.
Итогом этого решения стало вот что: Сандрик пишет музыку, не зная ни единой ноты. Решение оказалось очевидно удачным, иначе у меня был бы еще один повод орать, а это как раз то, что у меня получается хуже всего.
Когда я повышаю голос, он ломается пополам с рваными краями, одна половина уезжает царапать гвоздем жестяную коробку от монпансье, вторая честно признается в хроническом фарингите. Иногда бывает, что обе половинки изображают одно и то же – с разницей в диссонансный интервал. Муки от этих звуков таковы, что окликаемый не в состоянии воспринять слова, поэтому смысла в орании меньше, чем ноль.
А ведь я знаю женщин, у которых роскошное «форте»: стоит им гаркнуть, потолок трескается, а домочадцы бледнеют. Очень завидую, просто очень. Это архиэффективный метод воспитания, и адски жаль, что мне он недоступен. Потому что после каждой моей неудавшейся попытки гаркнуть голос садится в хлам, и я долго кашляю и сиплю.
Дети злорадствуют.
Блинное утро
Ровно в семь утра Джей Кей заводит свое «Инносенс». Сон и явь начинают немедленную драку, побеждает чувство долга. Надо поменять музыку в будильнике, а то скоро от «Джамироквай» у меня появится аллергическая чесотка.
– Кто это тебе звонит в такую рань? – возмущается разбуженный от сладчайшего сна папачос.
Каждое божие утро уже который год он слышит эту песню в одно и то же время и все равно задает этот чудесный вопрос. Почему бы хоть раз ему не подняться в это время, а я бы вместо него поспала еще два часа!
Джей Кей цинично дает понять, что я фантаст и пора вставать, нашариваем тапки, вперед в очередное утро играть пьесу, в которой я изображаю карательный отряд, а трое спящих мужчин – жителей мирной деревни. Каратели очень гуманные – всего лишь достают деточек из постели и пинают в школу, а взрослого вовсе не трогают, хотя могли бы пытать свистящим чайником.
Операция по плану начинается приготовлением завтрака.
Сегодня у меня на завтрак блины. Нет бы не валять дурака и просто намазать хлеб маслом и джемом, или вовсе сварить яйца, но горячие блины со сметаной или медом, пахнущие ванилью, – часть коварного плана: куда приятнее выдирать мальчиков из теплой постели, если в доме так вкусно пахнет.
Мой обычный алгоритм блинным утром выглядит следующим образом: смазала сковородку – налила ковш теста – бросила сковородку на огонь – побежала к детям – дернула Сандро за нос – «вставайте!» – пощекотала – убежала переворачивать блин – прибежала обратно – «Сандро, автобус уедет!» – «Миша, я тебя сейчас поливать начну!» – стянула одеяло – Сандро со стоном сел в кровати – убежала снимать готовый блин и наливать следующий – прибежала с мокрыми руками и намочила Мишке морду – убежала мимо волочащего ноги Сандро переворачивать блин – прибежала успокаивать ненавидящего весь мир Мишку – натянула на него один носок и один штан – убежала снимать готовый блин и наливать следующий – прибежала выдирать полуодетого Мишку из-под одеяла – натянула на него рубашку – закинула в ванную – побежала отдирать сгоревший блин – налила новую порцию теста – побежала переодевать насквозь промокшего Мишку – побежала… побежала… побежала… побежала!!!!!!!!!
Хорошо, что под нами никто не живет, а то соседи бы уже вызвали полицию за незаконное проживание в квартире стада взбесившихся страусов эму.
Однако в это утро супруг мой и кормилец изволили подняться из постели в неурочное время.
Плохой сон? Перегрелся вчера на солнце? Внезапный отцовский инстинкт? Теряюсь в догадках.
– А давай ты хоть одного возьмешь на себя, – не упускаю шанс приспособить папачоса к выращиванию младенцев.
– Которого? – Не вполне проснувшийся папачос опасен.
– Младшего. – Задачи мужчинам надо ставить конкретно: стащить Мишку с кровати и поставить на ноги, дотолкать до ванной, заставить умыться, одеться и привести на завтрак.
Себе я оставила вариант полегче: Сандро уже дошел до осознания того факта, что вставать все равно придется, поэтому с ним можно ограничиться первым пунктом – стащить со второго этажа кровати, дальнейшее он в темпе трицератопса проделает сам.
Страусы эму передвигаются вальяжно, мечтая о вышколенном семействе. Наверное, папочка уже причесывает одетого Мишку, и они вместе придут пить чай.
Буколически идеально нажарив стопку блинов, иду проверять проделанную добровольцем работу и вижу… обнявшихся и воркующих папочку с сыночком под уютно свернутым одеялом.
– Я никуда моего мальчика не отпущу, пусть вообще в эту дурацкую школу не ходит, – причитает папочка, и морда младенца выражает благоговение – хоть кто-то в этом доме на его стороне! До выхода из дома остается двадцать минут – график нарушен к чертям собачьим, и спасет нас только план Б.
Не имея сил на выражение эмоций, выдергиваю младенца из теплой норки и экипирую его в полете шмеля, одним движением умыв его ошеломленное лицо ледяной водой, а другим движением укладывая на его кипящей возмущением голове прическу «Однажды в Америке».
– Мамико[1] же сказал, что я школу не иду! – выпучив муравьиные гляделки, пробует вернуть утраченные позиции саботажник.
– С твоим мамико я разберусь.
Дети поняли, что папе кранты.
Единственное, о чем я попросила кормильца, – чтобы он больше не смел просыпаться так рано.
Сандро сидит, подставив нос плывущему над чаем пару.
– Намазать тебе блинчик? – Вот каким тембром голоса пользоваться? Если мягким, то он засыпает заново, приходится скрежетать пенопластом по стеклу.
За завтраком дети сидят рядком и косеют от того, что не отрывают глаз от телевизора. Мультики – еще один неизбежный компромисс, буфер между заоконной тьмой и полусонными птенчиками.
Вилки проносятся мимо рта, и еда практически вся оказывается на полу.
– Доедайте, и марш отсюда, – пока что мягко одергивает мать, эффект равен нулю.
Время истекло, пора действовать. Если не сделать карателя, они так и просидят весь день, не шевелясь. Вырубаю телевизор и изымаю дистанционный пульт.
Дети сидят молча, выпучив глаза, – на удивление симметричные дети.
Выхожу из кухни вон, не теряя достоинства.
– Ну почему наша мама, как бандит! – догоняет меня в спину возмущенный Мишкин вопль. А зато они точно проснулись!
Дети отправлены, можно выдыхать, сделать маникюр, проверить почту, или – даже отправиться обратно под теплое одеяло! Но мои дети бредут в холоде, мраке и тумане в ненавистную школу – как же я могу позволить себе валяться под одеялом?! Поэтому варю кофе и готовлюсь писать очередной рецепт: так получилось, что еда оказалась моим основным делом жизни.
Еда
Испекла яблочный пирог, который дети не едят: они признают только голый бисквит, без ничего.
Миша подходит, наблюдает за нарезанием и светски спрашивает:
– Что это?
– Какая тебе разница, ты это все равно есть не будешь.
Сын поднимает глаза и холодно парирует:
– А что, просто спросить тоже нельзя?
Есть дети, которые не едят ничего. Это противоречит природе, все педагоги и педиатры строчат в своих поучительных книжках: ребенок – живое существо, млекопитающее и теплокровное, тратит энергию, и ее надо восполнять. Он не может не проголодаться!
Эти писатели сидят в хрустальных башнях и не ведают настоящей жизни. Я лично знаю таких детей! Мама одного из них пошла на принцип и не предлагала есть дочери три дня. Три дня! Вся семья наблюдала за девочкой, стиснув зубы и держа наготове ампулы с глюкозой, но колоть пришлось маму, которая сомлела под конец эксперимента. Девочка скакала по грядкам и даже ходила в туалет, но ни разу – ни разу! – не попросила есть.
– Чем ты какаешь-то, господи? – досадливо задавалась риторическим вопросом бабушка. Поскольку весь креатив на этом закончился, девочку продолжали кормить по старой схеме – с концертами, ручными медведями и валидолом.
Это уже крайний случай, у нас таких нет.
Более мягкий подвид – когда дитя ест, но что-то одно. И больше ничего даже пробовать не желает. Я знаю мальчика, который до пяти лет ел только жареную картошку. И ничего – вырос!
Еще более мягкий подвид – когда ребенок ест почти все, за исключением некоторых продуктов.
Слава святой Варваре, покровительнице детей, Сандро всегда ел вполне прилично. Не капризничал дома, в саду и в гостях, и до сих пор у него только одна странность: если ему вдруг страшно понравилась какая-то еда, он ее ест до тех пор, пока она не закончится. Обычно это приводит к рвоте и дальнейшей непереносимости продукта: халву и жареную барабульку он больше видеть не может.
Мишка же, как уже догадался любезный читатель, совершенно особенный.
Он любит ровно пять блюд: хачапури, курицу, котлеты, макароны, гречку.
Ах, да, еще яйца.
Мишка их любит нежной, с придыханием, любовью. Началось это вот так.
Бриджет Джонс поехала с детьми в горы
Раз в год детей в Грузии непременно вывозят на воздух.
Это идиома – «на воздух» – закреплена за условным горным курортом с хвойными лесами, минеральными источниками, плохой едой и дорогими аттракционами в заброшенном парке. Даже те счастливцы, у которых есть собственные дачи, вывозят детей летом в какое-нибудь ДРУГОЕ место, резонно объясняя подобное расточительство: «Ну на дачу-то мы круглый год ездим, какая же это перемена воздуха!»
На перемену воздуха возлагаются немыслимые надежды: после месяца на курорте ребенок надышится целебным кислородом на год вперед, не подхватит вирус зимой, начнет мести еду всю подряд и вообще станет новым человеком. А если учесть, что городские дети все, как один, анемичные бронхитики-малоежки, – масштабы явления трудно переоценить.
Пока дети маленькие, важно поселиться где-то поближе к цивилизации – чтоб в случае чего вызвать папаш и быстренько сгонять в город к доктору, помыться или купить еды. По мере роста детей мы выбираем курорт повыше от уровня моря – всем известно, что чем выше, тем полезнее. Если начертить диаграмму наших ежегодных отдыхов, получится что-то вроде схемы ядерного взрыва: каждая последующая волна шире предыдущей.
В те годы в стране царила полная разруха, поэтому с собой на отдых надо было брать ВСЕ. То есть в буквальном смысле – матрасы, белье, тазики, прищепки, бельевые веревки, порошки и мыла, нитки и ножницы, утюги и горшки, не говоря уже о запасе продуктов минимум на неделю. Раз мы ехали всем табором, то распределяли утварь на трех мамаш поровну – в итоге стирали и гладили по очереди.
