Полная версия
Портретное сходство
Андрей Яковлев
Портретное сходство
1
Рассказать нашему автору эту историю заставил меня «крик души». Именно так. Жить с этим тяжело, и я искал поддержки у близких мне по духу людей.
Представлюсь: зовут меня Михаил. По основной профессии я художник-оформитель, но вот уже лет этак пятнадцать нигде официально не устроен. Чем живу? Искусством, конечно. Пишу картины небольшого формата – пейзажи пригорода, с этого и имею свой кусок хлеба. На Урале уникальная природа и, пожалуй, в любое время года можно найти достойный ракурс.
На центральной аллее города места достаточно всем. Там, ближе к Театру оперы и балета, и выставляю свои «шедевры». Параллельно привлекаю гуляющих горожан и гостей города, рисуя быстрые портреты простым карандашом на листе ватмана альбомного формата. Если без излишеств, то на жизнь мне хватает, зато не от кого не зависишь.
В Советское время, после окончания художественного училища, где только не работал. На большом заводе в качестве художника, готовил «реквизит» для демонстраций – транспаранты с портретами вождей мирового пролетариата, разумеется, лозунги всякие. Потом был период трудовой деятельности на местной киностудии, если честно, то не понравилось, слишком много бутафории, и не только в декорациях, но и в отношениях между людьми. После распада СССР, в середине 90-х, «по зову сердца», с группой единомышленников уезжал на пару лет в центральную Россию восстанавливать фрески храмов, утраченных частично или полностью при Советской власти.
Всё это уже в прошлом. Мне скоро пятьдесят. «Двушка» в центре, доставшаяся от родителей, отечественная машина для выездов на природу, масса свободного времени для творчества. Я всегда был аскетом, многого мне не надо и на судьбу мне грех жаловаться.
Семью, правда, так и не завёл. Жил с первой женой лет пять, разругались, так до сих пор не общаемся. Был и второй брак. Познакомились с ней на творческой вечеринке одного известного художника. Но прожили недолго. Когда эта женщина переехала ко мне, всё время пыталась заставить меня сделать ремонт, настаивала выбросить все старые вещи: стремянки, табуретки, наброски и прочее, в том числе картину, к которой я так привык. Она словно приревновала меня к этой картине. Мол, отношусь к этому изображению лучше, чем к ней. Хотя, пожалуй, она была права. В общем, с ней мы тоже расстались.
Так и существую закоренелым холостяком, в квартире пропитанной запахом краски, разбросанными повсюду тюбиками, кисточками и старыми холстами неоконченных работ, наваленными, где попало. В гостиной, в которой также всегда царил творческий беспорядок, на обшарпанной стене, до последнего времени висела одна-единственная картина – та самая, из-за которой ушла вторая жена. Это репродукция портрета графини Марии Лопухиной из Третьяковской галереи.
2
Картина действительно необычная. У облика Марии – девушки, изображённой на портрете, есть совершенно чёткий магнетизм. Сам замечал, что посетители Третьяковки, где картина представлена в оригинале, идут по павильону и около этой работы художника Боровиковского останавливаются надолго. Когда их взгляды пересекаются с глазами героини портрета, сначала происходит неосознанный энергетический обмен. Посетителям хочется больше узнать об этом портрете. А судьба самой Марии Лопухиной драматична. Когда я впервые узнал историю написания картины, то внутри меня, как будто что-то перевернулось, затронув глубинные чувства.
Но сначала, пожалуй, стоит сказать, как, вообще, я начал заниматься живописью. Подвигнул меня на это мой покойный батюшка – Александр Иосифович, проработавший больше тридцати лет педагогом в средней школе, из них последние десять – завучем. Именно он впервые привёз меня в Москву, и стал моим гидом по Третьяковке. Потом был и Питер, но тогда ещё Ленинград, со своим знаменитым Эрмитажем.
Позднее, в родном городе я поступил в художественное училище, где постигал основы живописи. Больше всего в ту пору меня захватил пейзаж. Нравилось искать уголки Урала, где природа раскрывала мне свои красоты. С помощью красок я переносил эту красоту на холст, скрупулезно нанося мазок за мазком. В дальнейшем это стало моим делом на всю жизнь.
Как-то летом, накануне последнего года обучения, с группой однокурсников я вновь попал в Москву, естественно, пошли в Третьяковку. Уже более осознанно, чем раньше, я вглядывался в представленные там картины, внимательно «впитывая» информацию от экскурсовода. Вот мы попадаем в зал с экспозицией картин Владимира Лукича Боровиковского – художника, который много своих работ создал при дворе монарших особ. Как пейзажист, я для себя тогда пытался понять фон этих портретов.
– Как же так? – удивлялся я, оппонируя, к пожилой женщине-экскурсоводу. – На картинах присутствуют абсолютно несовместимые в природе вещи. Так не бывает!
– Молодой человек, – отвечала экскурсовод. – Поймите, в данных работах пейзаж смоделирован Боровиковским. Художник писал картину не на природе, а в мастерской. Все атрибуты фона искусственны и призваны лишь для того, чтобы лучше раскрыть характер героя картины, подчеркнуть его достоинства. Могу с Вами в чём-то согласиться, но главное – это сам портрет.
– Главное – сам портрет, – тихо повторил я за ней, пытаясь вникнуть в смысл этих слов.
– Совершенно верно, – подтвердила гид. – Вот, пожалуйста, одна из самых знаменитых работ – портрет Марии Лопухиной – юной очаровательной графини из рода Толстых. Посмотрите, как с помощью различных деталей фона мастер подчеркивает достоинства и красоту своей героини. На картине ей всего восемнадцать. Она нежна, словно роза, лежащая у её руки. Крона дерева напоминает вьющиеся волосы Марии. Как вы думаете, с какой целью на заднем плане художник изобразил именно русскую берёзку?
– Скорее всего, здесь имеется в виду стройность девушки, – предположил один из экскурсантов.
– Абсолютно, точно. Поэты и художники часто используют подобный приём. Вот и Боровиковский, таким образом, отмечает привлекательность фигуры своей героини. Свободное белое платье, приталенное голубым шарфом, создаёт атмосферу непосредственности, а также намекает на чистоту души молодой особы. В общем, смоделировав обстановку и фон, художник заставляет зрителя мыслить с помощью ассоциаций. Понимаете?
– Понимаю, – ответил я, и мой взгляд вновь переключился на Марию.
– Этот портрет был заказан Владимиру Лукичу Боровиковскому мужем юной графини, либо ко дню их свадьбы, либо сразу после неё – продолжала экскурсовод. – Их брак, заключённый по настоянию родителей, был неравным по возрасту. Возможно, молодая девушка очень страдала от отсутствия любви. Брак длился всего четыре года, Мария умерла от болезни, неизлечимой в то время. Есть мнение, что Владимир Лукич, создавая неповторимый образ, полюбил Марию Лопухину. Да, несомненно, я лично с этим полностью согласна. Ведь такой портрет мог написать только человек, влюблённый в свою героиню. Поэт Полонский, очарованный портретом, написал стихотворение, ключевыми словами которого стали: «Красоту её Боровиковский спас». Безусловно, если бы не художник, никто и не узнал бы о красоте Марии, о её печальной судьбе.
Все понимали, что гид рассказывает ранее заученный текст, но у неё очень хорошо получалось передать ту подоплёку, тот нерв создания этой работы.
Экскурсанты какое-то время находились под впечатлением от услышанного, пока экскурсовод не попросила всех пройти в другой зал. Группа удалилась, а я остался. Изучая картину, продолжал вглядываться в детали. Иногда казалось, что девушка с портрета сейчас мне улыбнётся. Мысленно пытался дорисовать ей эту улыбку.
Не знаю, сколько тогда времени прошло, но меня окликнула наш экскурсовод:
– Молодой человек, вижу работа Боровиковского не оставила Вас равнодушным.
– Да, Вы правы.
– Кстати сказать, у этой картины есть и вторая сторона.
– Какая?
– Мария Лопухина умерла, вскоре после написания портрета. Но сможете ли Вы поверить в то, что портрет забрал жизнь молодой графини?
– Нет.
– А многие верили и находили в этом нечто загадочное. Отец девушки – Иван Андреевич Толстой – человек военный, уйдя в отставку, увлекся мистикой. В то время ходили слухи, что ему удалось путём различных заговоров заманить душу умершей дочери в этот портрет. И считалось, если какая-нибудь молодая особа, особенно на выданье, посмотрит на портрет Лопухиной, то непременно заболеет и умрёт.
– Это же были всего лишь слухи? Вы сами сказали.
– Да слухи. Но современники тогда насчитали около десятка случаев внезапной смерти, после обозрения портрета молоденькими девушками. Всё прекратилось, когда Павел Михайлович Третьяков приобрёл портрет у семейства Толстых.
– Думаю, мне не стоит этого бояться, в конце концов, я же не молодая особа на выданье, – усмехнулся я.
– Но осторожность никому не повредит. К тому же Вам надо догонять свою группу, по-моему, они ушли на выход.
Ещё несколько раз до отъезда из Москвы я приходил в Третьяковку. Осознанно шёл к этой картине и мысленно общался с ней. Ловил себя на мысли, что влюбился в образ молодой графини.
Я делал зарисовки портрета, пытаясь создать улыбающуюся Марию. Но честно сказать, получалось не очень, ведь сделать это смог бы только величайший мастер, каким был художник Владимир Лукич Боровиковский.
Изучив в библиотеке литературу о семействе Толстых и Лопухиных, о творчестве Боровиковского, к своему сожалению я не нашёл достаточно информации о жизни моей любимой героини. Поэтому выстраивал свою интерпретацию произошедших событий, мысленно уносясь в тот далёкий 1797 год. Скорее всего, то, что я придумал неправда, но никто и не знает точно, как всё было на самом деле. Моя версия этой истории казалась мне весьма убедительной. Вот она, эта история.
3
– Анна Фёдоровна, – обратился граф к своей супруге, когда та зашла к нему в кабинет. – Спешу сообщить Вам, что я пригласил в гости Степана Авраамовича Лопухина. Князь приезжают через неделю. Вот, вчера получил от них письмо.
Граф сидел за раскладным секретером и перебирал деловую переписку, доставленную из Санкт-Петербурга. На нём был халат, расшитый золотой тесьмой и ночной колпак, делавший его лицо круглым, но при этом добродушным.
– Не понимаю, Иван Андреевич, – говорила графиня, присаживаясь рядом. – Вы по-прежнему настаиваете на замужестве Мари?
– Да, настаиваю!
– Бедная Мари, моя девочка. Граф, к чему вся эта спешка?
– Милая моя, нашей дочери уже восемнадцать. Она считается первой красавицей Москвы. Наш род знаменит, но сейчас непростые времена. Эта свадьба позволит нам быть ближе ко двору, а детям поможет выйти в люди. Лопухины масоны, и я, как Вы знаете, тяготею к их взглядам.
– По всей видимости, Лопухиных преследует злой рок, их фамилия приносит одни несчастья. Ещё при Петре они попали в опалу, а потом и при Елизавете Петровне.
– Но Лопухиных оправдали, вернули ко двору. Сам Бестужев объявил о том, что стали они жертвой интриг этого изменника – графа Листока. А нынешний император Павел вручил Степану Авраамовичу придворный чин егермейстера, что равносильно генерал-лейтенанту в военной и тайному советнику в статской службе.
– Не к добру это, Иван Андреевич, – продолжала графиня. – Если вспомнить, при Петре Лопухины и Толстые были по разные стороны. Что, если молодой князь, не забыл об этом?
– Однако, милая моя, наши предки никогда не были врагами, – парировал Иван Андреевич. – Степан Авраамович, умный человек и не будет помнить плохого. После своего повышения по службе, ему нужна красивая и верная хозяйка. Наша дочь вполне может претендовать на эту роль. В прошлом году, когда мы с Марией Ивановной ездили в столицу навестить Феденьку и Петрушу, по выходе из кадетского корпуса встретили князя Лопухина. Он любезно пригласил нас отобедать в его доме. Именно тогда у него возникла симпатия к нашей дочери.
– А что же Мари?
– Право, не знаю. Надеюсь, она не откажет князю, и их свадьба состоится. Я намерен поговорить с Марией Ивановной сегодня вечером.
– К чему откладывать до вечера? Скоро Мари вместе с Яном вернётся с прогулки. Пригласите её для беседы.
– И то верно, Анна Фёдоровна, так я и поступлю.
Приведя себя в порядок, граф Иван Андреевич Толстой надел сюртук, что придало его виду немного торжественности. Дети вернулись с прогулки примерно через час. Первым в гостиную забежал пятилетний Януарий, с громким криком он запрыгнул в объятия отца.
– Ян, мальчик мой, как погуляли? Ноги не промочил?
– Всё хорошо, папенька, – улыбаясь, отвечал мальчуган.
– Надеюсь, на этот раз нам не придётся приглашать доктора?
– Нет.
– Где ты оставил сестру?
– Мари ушла к себе.
– Вот, что, милый мой, пригласи ко мне Мари, а сам иди пока поиграй с Сашенькой, – распорядился граф. – Но смотрите, не опоздайте к обеду!
Когда Ян скрылся за дверью гостиной, Иван Андреевич по-хозяйски, скрестив руки за спиной, прошёлся по комнате, собираясь с мыслями. Мария Ивановна была его старшей дочерью и разговор на счёт её замужества, который он хотел затеять, для него был необычен, поэтому граф немного волновался.
Молодая графиня вошла в комнату. После прогулки лёгкий румянец играл на её лице. Улыбнувшись, она чмокнула своего родителя в щёку.
– Вы хотели меня видеть, папа́? – спросила Мария.
– Да, душенька моя, есть один очень важный разговор, – произнёс Иван Андреевич. – Прошу Вас присесть.
Отец сказал это мягко, но в его голосе чувствовались властные нотки. Девушка повиновалась, усевшись в кресло. Граф сел рядом и, сделав небольшую паузу, начал беседу.
– Помните ли Вы, сударыня, нашу прошлогоднюю поездку в Санкт-Петербург? Тогда мы ездили навещать Ваших братьев в Морской кадетский корпус.
– Разумеется, папа́, я помню.
– В этот день нас пригласил к себе князь Степан Лопухин. Что Вы можете сказать о нём? Как он Вам?
– Князь был великодушен и очень любезен, – отвечала Мария.
– После того нашего визита, мы со Степаном Авраамовичем встречались ещё пару раз, когда он приезжал по делам в Москву. Не скрою, мы обсуждали и Вас, Мария Ивановна.
– Меня?
– Да-с, представьте себе. Ещё тогда князь сказал мне, что готов сделать Вам предложение. После того, как он получил повышение и должность при дворе государя, я не склонен отказывать ему. Мы бедны, и этот брак нам очень на руку. Нынче Фёдор заканчивает обучение в кадетском корпусе и Степан Авраамович великодушно обещал мне помочь устроить его в элитный Преображенский полк. Если Вы дадите согласие на брак, Вас ждёт счастливое будущее, блистательное общество Петербурга.
– Но, папа́, мы едва знакомы.
– Не вижу препятствий, душа моя, князь Лопухин будут у нас на следующей неделе. Познакомитесь поближе.
– Батюшка, Вы же знаете, я люблю другого! – заплакала Мария.
– Этого Алёшку, сына купца Игната?
– Да.
– Он ещё слишком молод. И в голове у него одна пустота, даже поговорить с ним не о чем. Тоже мне, избранничек!
Иван Андреевич соскочил с кресла и начал ходить по комнате, потом нравоучительно объявил:
– Мой Вам совет, Мари: не стоит противиться воле родителей, ведь всё делается для Вашего же блага. Ступайте, и подумайте хорошенько!
Молодая графиня покинула гостиную вся в слезах. Потом долго не выходила из своей комнаты.
– Почему ты плачешь, Мари? – спросила Вера, её сестра, зайдя к ней.
– Верусь, мне грустно, – отвечала Мария.
– Матушка сказала мне по секрету, что скоро ты выйдешь замуж за князя Лопухина. Это правда?
– Это воля нашего папеньки.
– Понимаю.
– Мне придётся уехать в Петербург, но я не хочу никуда уезжать, мне так хорошо здесь с Вами.
****
Князь Лопухин слыл человеком честолюбивым, к тому же, воспитанный в европейских традициях, был весьма пунктуальным. Ровно через неделю, как и обещал графу Толстому в своём письме, Степан Авраамович прибыл в его московское именье. Слуги во дворе суетились вокруг кареты князя, пока он сам не прошёл в дом.
– Его сиятельство, князь Лопухин! – объявил камердинер и с поклоном впустил гостя в гостиную.
Там уже с нетерпением его ожидал Иван Андреевич.
– О, дорогой, Степан Авраамович! – приветствовал граф. – Голубчик мой!
По русской традиции они обнялись, потом долго трясли руки в крепком рукопожатии.
– Как Вы добрались, князь?
– Весьма сносно, мне не привыкать, – отвечал Лопухин.
– Ну, проходите, прошу Вас, присядьте, – хлопотал Иван Андреевич. – Может, изволите пройти в комнату, отдохнуть с дороги? Комната приготовлена специально для Вас.
– Не стоит граф. Обычно в Москве я останавливаюсь у своих. Вы наверно в курсе, что мой родственник – Иван Владимирович Лопухин – переехал в Москву, основав здесь «Типографическую компанию».
– Конечно, я наслышан об этом. Однако знаю и то, что закрыли их предприятие лет пять назад.
– Да, к несчастью. Но его дело сейчас продолжают другие.
– Благодаря его стараниям, в лавках появились редкие переводные книги. В последние время и наши дочери зачитываются Вольтером.
– Иван Андреевич, предлагаю сразу перейти к цели моего визита.
– О, конечно, князь! Но позвольте для начала, я познакомлю Вас со своим семейством. Откровенно скажу, моя супруга обидится, если Вы не отобедаете у нас.
– Хорошо, я готов.
Через некоторое время, по настоянию Ивана Андреевича, вся многочисленная семья Толстых собралась в гостиной. Вместе с Анной Фёдоровной вошли младшие дочери: Вера, Анна, Александра и Екатерина. Маленький Януарий собирался дольше остальных, поскольку на момент приглашения спал и был разбужен служанкой. Всё время, пока шло представление семьи, Ян, стесняясь гостя, прятался за спиной у графини. Отсутствовали лишь два брата – Фёдор и Пётр, находившиеся на обучении в Петербурге. Виновница сбора – Мария Ивановна – пришла раньше других и расположилась в кресле по правую руку от Ивана Андреевича. Молодая графиня была бледна, тёмные круги под глазами говорили о бессоннице, вызванной думами и беспокойством по поводу своего будущего. Войдя в гостиную, она ни разу не взглянула на Лопухина, так и сидела, опустив глаза.
– Степан Авраамович, всё семейство радо приветствовать Вас в нашем доме, – говорил граф, после того, как представил всех по очереди. – Не скрою, для меня это великая честь.
– Князь, можно попросить Вас рассказать о жизни в столице, – попросила гостя Анна Фёдоровна, пытаясь ввести разговор в конструктивное русло.
– Да, мадам, – учтиво кивнул Лопухин. – Что Вас больше интересует?
– Интересно, чем сейчас занят государь Павел.
– Сейчас всей Европе всерьёз угрожает Франция, – рассказывал Степан Авраамович. – Образуются новые союзы. Для сохранения своих позиций Павел вынужденно подписал с Австрией и Пруссией конвенцию об окончательном разделе Польши.
– Как-то жаль поляков, – вставил своё слово Иван Андреевич. – Они всегда стремились к самостоятельности.
– Да, поляков жаль, ведь они тоже славяне, – заключил Лопухин. – Но у России не было другого выхода. Польша теперь разделена на части и на сей день будущее её весьма туманно.
– Что ж, сударь, надеюсь, Вы знаете, о чём говорите, – немного подумав, сказал Иван Андреевич.
Потом достопочтенные мужи стали говорить о Франции и Наполеоне, удивляясь успехам новоиспечённого полководца.
Видя, что разговор на политические темы сильно затягивается, а дети начали скучать от нудной беседы взрослых, Анна Фёдоровна предложила пройти в соседнюю залу и отобедать.
За обедом Мария ничего не ела и только отрешённо смотрела перед собой, теребя в руках салфетку. Все домашние, глядя на неё, понимали, что с ней происходит. Лопухин и Иван Андреевич во время застолья продолжали беседовать о политике. На этот раз о масонских объединениях в Европе. Немного позже Степан Авраамович, также обратил внимание на поведение девушки и намекнул хозяину, что ему пора бы уединиться с Марией для разговора. И такая возможность князю была предоставлена. Вместе с Марией Ивановной они перешли обратно в гостиную.
– Сударыня, Ваш отец заверил меня, что общался с Вами по поводу цели моего визита, – начал Лопухин.
– Да, мы говорили о Вас, – подтвердила Мария.
– Смею утверждать, что я состоятельный человек, имеющий положение в обществе, – продолжал князь. – Ваш батюшка выразил согласие дать своё благословление на наш брак.
Сделав паузу, Степан Авраамович посмотрел на молодую графиню. Но та, безмолвствовала, потупив взор.
– Мария Ивановна, хочу спросить Вас…. Готовы ли Вы стать моей женой?
Румянец заливал её лицо, она понимала, что не любит князя и, вряд ли будет любить, а положение в обществе для неё в данный момент значения не имело. Но одновременно, отдавала себе отчёт в том, что папенька уже давно принял за неё решение, и это замужество – неизбежность, с которой придётся смириться ради благополучия всей семьи.
Она тихо произнесла:
– Да.
Спустя некоторое время князь Лопухин отбыл, предварительно обсудив с Иваном Андреевичем детали предстоящей свадьбы, которую решено было устроить в Петербурге, через пару месяцев.
****
Венчание и последующие торжества по поводу женитьбы, как и планировались, прошли в столице. Чета поселилась в доме Лопухиных. Но их отношения не складывались, поскольку постоянная занятость Степана Авраамовича не позволяла ему уделять много времени молодой жене. Лопухин по совету своих светских друзей, чтобы наладить отношения с Марией, решил сделать ей подарок. Предложил написать её портрет у известного тогда при дворе мастера Владимира Боровиковского.
Владимир Лукич прибыл в поместье по приглашению князя. В тот день состоялось его первое знакомство с графиней. Безусловно, он оценил её красоту, проникся симпатией к ней. На следующей неделе Боровиковский назначил первые пробы портрета у себя в мастерской. Потом Мария Ивановна приезжала к нему ещё несколько раз на два-три часа. Художник делал эскизы, подолгу всматриваясь в глаза своей героини. Его проникновенный взгляд сначала пугал девушку, но вскоре она привыкла и окончательно доверилась мастеру. Владимир Лукич от природы общительный и приветливый, задавал тему для разговора, чтобы лучше понять свою модель, дать ей возможность полностью раскрыться. Марии было хорошо и легко с ним. Эти сеансы стали для девушки некой отдушиной в безумном круговороте столичной жизни. Портрет был закончен к концу года. Штрихи, тени, комбинацию фона художник делал в мастерской уже без участия героини.
На время ремонтных работ, которые начались по распоряжению князя в его доме, Марии Ивановне пришлось вернуться в московское поместье.
– Если бы Вы знали, папа́, – говорила Мария за ужином. – Насколько чужой я чувствую себя в Петербурге. Все эти нескончаемые беседы о политике и государе. Ни за что по собственной воле не променяла бы всё это на свою прежнюю жизнь.
Тогда граф ничего не ответил ей. И только Анна Фёдоровна, сочувственно посмотрела на дочь.
Через некоторое время, граф принёс письмо, адресованное Марии Ивановне от Лопухина, в котором он велел своей жене возвращаться в Петербург. По дороге молодая графиня простудилась и по приезде в столицу слегла с сильным кашлем и жаром. Она почти ничего не ела, пила медовый отвар с травами, рекомендованный её врачом. И это помогло вернуть силы.
Беспокойство и страдания из-за отсутствия любви, а также нервозность в отношениях с князем, ослабляли иммунитет молодой женщины. Простудные заболевания приобретали хроническую форму, особенно в межсезонье. Болезнь Марии начала прогрессировать, душил постоянный кашель, потом отходила мокрота с кровью. Врач поставил диагноз – чахотка. В те времена болезнь считалась неизлечимой. Вскоре Марии Ивановны не стало.
****
Вот так, в годы своей юности, я представлял те далёкие события, глядя на любимую героиню портрета – Марию Ивановну Лопухину. Абсолютно точно, поэт Яков Полонский подметил в своём стихотворении, что красоту Марии спас художник Боровиковский. Это была истина.
С тех пор прошло много лет. Я повзрослел и стал другим. Но время не изменило моего отношения к Марии. В жизни нашего народа состоялось трагическое событие – разрушение Советского Союза. Как и многие тогда, я был «выброшен на улицу» своими работодателями, и стал в буквальном смысле нищим. Мои поездки в Москву по понятным причинам прекратились. Скучал по Третьяковке и экспозиции Боровиковского. Пришлось довольствоваться репродукцией любимой картины, купленной по случаю у одного торговца на «блошином» рынке. Копия в деревянной раме была повешена на стену в гостиной.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.