Мастер Зеркал I

Игорь Лопарев

Мастер Зеркал I

Глава 1.1 – Через границу

Пару часов назад я миновал монастырь таоситов, тот самый, где два года назад и началась история моих приключений в этом мире меча и магии. И сейчас я шёл по узенькой тропке, затейливо петляющей между серых скальных обломков и густых приземистых кустов, усыпанных крупными белыми ягодами. Судя по времени, затраченному мною на дорогу, я уже должен был бы быть на территории соседнего баронства Стоуб. А значит, границу я уже пересёк, следуя по этой тропе контрабандистов.

Закон подлости, кстати, действует исправно во всех мирах. Ведь я, по своей простоте душевной, думал, что самая беспокойная часть пути уже позади. Но, как только я расслабился, метрах в двадцати передо мной возник нечёткий силуэт. Силуэт этот терялся в слепивших мне глаза лучах поднимающегося из-за горизонта дневного светила.

– Мил человек, – раздался скрежещущий, неприятный голос, – за проход по нашей тропке заплатить бы надобно.

– И сколько ж вы за проход берёте, добрые люди? – ухо уловило возню в кустах в десятке шагов впереди справа, и какие-то странные звуки доносились чуть сзади, но уже с левой стороны. Я тут же активировал артефакт защитного поля, и, для надёжности, начал гонять по каналам ци, чтобы дополнительно задействовать технику Алмазной Кожи. Но на моём внешнем виде это никак не отразилось. То есть бандиты, остановившие меня, видели перед собой какого-то рохлю, опирающегося на деревянную, не особенно толстую, палку, чуть длиннее полутора метров.

– Плата за проход, – ласково просветил меня этот самозваный таможенник, – все монеты, что у тебя есть, ну и поклажа, вестимо.

– А не жирно вам будет, добрые люди? – да, похоже, опять придётся драться, уныло подумал я, а вслух заботливо продолжил – а то ведь, чего доброго, ряхи ваши трещинами пойдут, не?

– Эх, – притворно-расстроено вздохнул мой собеседник, – а мы же к тебе, мил человек, со всей душой, а ты эвона как.

И тут события резко ускорились. Не успел переговорщик закончить своё выступление, как там, откуда раньше доносилось шуршание и возня, громко хлопнула тетива арбалета, и корявый болт вылетел из кустов. Я даже и не дёрнулся, так как было видно, что этот снаряд мимо пролетит. Криворукий у местных бандитов арбалетчик. Но, как я и предполагал, основная опасность угрожала мне не со стороны горе-стрелка, а сзади. Я почувствовал изменение силовых полей ци и вовремя среагировал. А реакция моя заключалась в том, что я, не оглядываясь, ткнул своей палкой-тростью назад.

Громила, очень тихо выбравшийся из своего схрона на тропинку позади меня, такой пакости от потенциальной жертвы никак не ожидал. А зря. Получив сильнейший тычок в живот, чуть ниже солнечного сплетения, он тихо сложился пополам и упал, уронив в пыль увесистую дубину. Бедняга принял позу эмбриона и натужно захрипел. Но, как выяснилось, времени у меня не было, чтобы отвлекаться на его конвульсии.

Давешний арбалетчик сменил оружие. Теперь он и его косматый компаньон выскочили из кустов и, бодро размахивая длинными ржавыми тесаками, бросились в атаку. Я решил, что нет никакого смысла вступать с ними в рукопашную, и, сделав эффектное отталкивающее движение, смёл обоих бородачей телекинезом с тропы. Им не повезло. Их недолгий, но стремительный полёт завершился тем, что они приложились к поверхности одного из массивных скальных обломков своими дурными головами. После этого они более никаких движений не совершали и лежали смирно.

Небольшой каменный шар, размером с мужской кулак, издавая низкое гудение, словно гигантский шмель, с силой врезался в поверхность защитного поля и бессильно упал на тропу. Видимо, оставшийся бандит хорошо управлялся с пращой. Я похвалил себя за предусмотрительность. Активировал же защитное поле, хотя и были пижонские мысли обойтись без этого. Лишнее доказательство той простой истины, что пижонить не стоит. Целее будешь.

И тут боевое предвидение буквально сорвало меня с места, заставив мою ленивую тушку совершить длинный кувырок вперёд. А там, где я только что стоял, из земли выстрелил пучок тонких каменных шипов, длиной около метра каждый. И не факт, что поле эту атаку выдержало бы. Сюрприз, однако.

Значит, оставшийся член банды, тот самый, который так проникновенно уговаривал меня поделиться с ними своим, нажитым непосильным трудом имуществом, оказался не пращником, а магом. Слабеньким, конечно, но всё-таки магом. Магом земли.

Такого затейника за спиной оставлять не стоило, а потому я сначала обнаружил по завихрениям силовых полей, где он затихарился. А потом наподдал ему телекинезом, с тем расчётом, чтобы он свалился в глубокий овраг, в трёх метрах от края которого и прятался. Я всё рассчитал правильно. Маг-самоучка с криминальными наклонностями описал в утреннем воздухе красивую дугу и упал на каменистый берег ручейка, который журчал семью метрами ниже. Ну, вот, пожалуй, и всё. Кто-то остался цел. Кто-то получил несколько переломов. У кого-то сотрясение. Но, в общем и целом, я обошёлся с грабителями довольно мягко, поскольку добивать не стал. Эх, добрый я. Неоправданно добрый, всё-таки.

Надеюсь, эти ребята, которым я только что преподал урок хороших манер, не будут стремиться к реваншу. В следующий раз я не буду столь милосерден.

Но, это всё разговоры в пользу бедных. Мне надо идти вперёд. Баронский титул меня уже, наверное, заждался, да и вообще, медлить не стоит. Я двинулся я дальше по тропинке, которая неуклонно вела меня к цели. Спускаясь в долину, я начал вспоминать, как всё начиналось, и что произошло со мной с того момента, как я впервые осознал себя в этом мире…

Глава 1.2 – Незнакомый мир. Первые шаги

Я не помню, как оказался в этом монастыре. Иноки утверждали, что в один из тёмных дней, которые следуют за Седмицей Безумных Грёз[1], раздался звук гонга, висящего около монастырских ворот. А я, укутанный в невообразимо грязные и изорванные тряпки, стоял неподвижно перед воротами, бездумно улыбаясь и пуская слюни. Мне тогда было на вид лет пятнадцать-шестнадцать. Братья долго собирались с духом, чтобы открыть мне ворота, потому, что страшно было. Во время тёмных дней по дорогам невозбранно всякая нечисть бродит, немёртвые, полудемоны, духи, воплотившиеся в странных зверей и много чего ещё. Во время тёмных дней для всей этой жути открывается дорога из пустошей в людские земли. Вот и про меня подумали, что обнаглевший умрун в обитель пробраться хочет. Но, всё-таки одну створку опасливо приоткрыли, когда сам настоятель пришёл посмотреть, что за шум.

Да, так вот и себя я тоже не помню. Вся моя предыдущая жизнь, вплоть до того момента, когда настоятель брызнул на меня водой из священного источника Девяти Небес, для меня оставалась пока чистым, незапятнанным листом. А священной водой меня окропили, не просто так. На умрунов, которые, чтобы к намеченной жертве подобраться, живыми притворяются, эта вода действует, что твоя кислота. Шкура умруна сразу идёт пузырями и исходит зловонным зелёным дымом. Так их и распознают. Есть ещё какие-то признаки, но их только лутеры и рыцари Ордена Паладинов Почившего Бога знают.

Иногда, во сне, меня окружают какие-то мутные образы, звучат странные слова, до боли знакомые, но смысл этих слов ускользает, как увёртливый угорь из рук, и они так и остаются для меня загадочным набором звуков. Приходит ощущение, что вот-вот, ещё один намёк, ещё один уточняющий штрих, и я всё вспомню. Но день за днём я просыпаюсь, а на чистом листе моей памяти, по-прежнему нет ни одного знака.

В монастыре меня сначала приняли за юродивого. Их много ходит по дорогам графства. Монахи же их привечают, кормят, относятся к ним снисходительно. Я ни слова по-человечески сказать не мог, только, говорят, сначала я лопотал что-то непонятное, а то и вовсе мычал.

Год я прожил в обители. Братья учили меня говорить, молиться Богам Света и Тьмы. Учили медитации. Это очень важно, ибо воля Богов постигается только через медитацию и занятия боевыми искусствами. И боевым искусствам меня тоже учили. Конечно, год занятий это очень мало. Это первый шаг на бесконечном Пути.

Мне очень много рассказывали том, как всё устроено под здешним дневным светилом – имя которому Зонне, Я узнал, как устроено здешнее общество, и какие основные опасности подстерегают людей, живущих на этих землях. Какие силы есть в этом мире. Я узнал, что монахи, приютившие меня, это беженцы с Востока, полностью поглощённого Пустошами. И что вокруг живут люди, не ведающие Тэ, а потому они обречены блуждать в лабиринтах бытия без надежды на обретение Тао. Многие из них верят в мёртвого бога и уповают на вечное блаженство после смерти. Глупцы, нет ничего вечного, и смерть, это лишь переход на следующий этап бесконечного пути.

Через год я ощутил себя готовым выйти из обители в этот хмурый, опасный и суровый мир.

Перед тем, как проводить меня до ворот, настоятель попросил меня девять раз подбросить монету. Я послушно подбрасывал эту монету, и ждал, пока она, звеня, упадёт на древние камни двора. А он молча наблюдал. Потом испытывающее посмотрел на меня, и сказал, что мне выпала десятая гексаграмма и она означает то, что мой успех зависит от меня же. От моего умения поступать обдуманно и решительно и извлекать уроки из всего, что происходит со мною. Это и было его напутствием. Больше он не сказал ни слова.

А я сделал свой первый осознанный шаг в большой мир. В дорогу мне дали стоптанные сандалии толстой кожи, простую одежду, которую носят здешние крестьяне и подёнщики, и небольшой посох, который тут называют дзё. На него и опираться можно, и использовать в качестве слеги, пробираясь по болотным тропам, кроме того, посох этот – очень эффективное оружие. Так что, я вступил на свой путь, будучи достойно экипированным.

Два дня я неторопливо шёл по тропинке, что была проложена вдоль левого берега речушки, текущей к городу Фиусса. Надо сказать, что тёмные дни были в самом разгаре, поэтому я опасливо озирался и настороженно прислушивался ко всему. Иноки в конец застращали меня страшилками про умрунов, демонов, гулей и прочую нечисть и нежить, что гуляет по дорогам во время тёмных дней.

Но первые два дня пути никто не покушался, ни на мою бессмертную душу, ни на нежные филейные части моей тушки, так что я к исходу третьего дня пути уже весьма бодро и уверенно ломился по направлению к перекрёстку, достигнуть которого рассчитывал как раз этим вечером.

Перёкрёсток, как вы понимаете, был мне без надобности, мне хотелось посетить трактир «Приют беглеца». Единственное в округе злачное место. Моя короткая сознательная жизнь, протяженностью всего лишь в год, вся прошла за стенами монастыря таоситов. И, что значит словосочетание «злачное место», я теоретически представлял, но, только на основе рассказов братьев. Ведь некоторые из них, прежде чем уйти от мира и обратить свои помыслы к высокому, отжигали по полной программе.

И долгими вечерами, попивая чай, они рассказывали мне, как куролесили и чудили по злачным местам. Их взгляды при этом становились мечтательными и слегка маслянистыми. Особенно, когда они вспоминали свои феерические попойки и визиты к развесёлым девкам. И, если про попойки я слушал вполне спокойно, то рассказы о девичьих прелестях и о том, насколько они приятны на ощупь, рождали в теле странные и сладостные ощущения, и неясные, побуждающие непонятно, к чему, смутные желания.

И вот, трактир передо мной. Да, на небесный дворец наслаждений это строение ни разу не похоже. Денег, что мне дали в дорогу в монастыре, впритык хватило на скромный ужин и ночёвку в самой дешёвой каморке. Хотя, надо отметить, что постель там была вполне приличная. И без клопов. Хоть и узкая.

Сижу я, значит, в пустом зале, уплетаю гороховую кашу, полную миску которой за мои гроши мне приволокла дородная подавальщица. Грызу копчёные свиные рёбрышки, которые иногда в этой самой каше удаётся найти, и вдруг…

Со второго этажа раздаётся женский визг, исполненный, прямо таки, животного ужаса. И, что характерно, вертлявый мужичок, стоявший за стойкой, и бывший, не иначе, как хозяином трактира, быстро просочился в неприметную боковую дверцу и исчез, вместо того, чтобы хотя бы поинтересоваться, что наверху происходит. Не знаю, какими соображениями руководствовался этот хозяин, но я решил посмотреть, что там за беда такая приключилась. Схватив свою палку, заменяющую мне и трость, и дубину, поднялся вверх, на второй этаж.

Крики доносились из самого конца коридора. Из комнаты, дверь в которую была слегка приоткрыта. Полоса света из этой приоткрытой двери то и дело перечёркивалась какими-то тенями, словно находящиеся в комнате прыгали вокруг свечки. Пока я поднимался, крики стали реже и тише. Видимо женщина, их издававшая, уже устала орать.

Я не стал медлить и уже через пару секунд заглядывал в довольно большую комнату. В дальнем от двери углу стояла просторная кровать. В середине – тяжелый круглый стол, на котором и стоял ночник, освещавший своим дрожащим светом происходящее. Дополнительного трагизма обстановке придавало распахнутое настежь окно, за которым ворочалась влажная ночная тьма и занавески, которые небрежно трепал свежий ветерок.

Вокруг стола бегали двое. Первое, что мне бросилось в глаза, это жутковатая нескладная фигура. Вся какая-то серая, неприметная, словно замотанная в длиннющий бинт из некрашеной холстины. И тем контрастнее на сером лице выделялись багровыми мерцающими углями жуткие буркала. Явно, какая-то нежить.

Вторым участником, вернее, участницей, забега вокруг стола была молодая полураздетая девчонка. Как я предварительно для себя оценил, в самом соку. Видимо, моя оценка и оценка, которую ей дало это перебинтованное недоразумение, в общем-то, совпадали, и мы оба хотели её, гммм, употребить. Другое дело, что нежить просто хотела деваху схарчить, а я рассчитывал несколько на другое. И тут моё желание вошло в непримиримое противоречие с желаниями этой пыльной мумии.

А раз так, то мумия эта явно лишняя. Поэтому я храбро подскочил к столу, и, широко размахнувшись, опустил свою палку на череп умертвия. И… ничего не произошло, если не считать того, что палка выбила небольшое облачко пыли из головы этого забинтованного скелета. Мертвяк клацнул несколько раз желтыми крупными зубами и двинулся на меня.

– Беги отсюда! – заорал я девчонке, причём, совершенно зря. Когда я мельком обернулся, то её давно уже и след простыл, только откуда-то из коридора доносилось тихое хныканье и прерывистые всхлипы. Мумия же была уже в метре от меня. Я изо всех сил ткнул её палкой в грудь. Никаких видимых повреждений умертвие не получило, разве что мне удалось оттолкнуть его на пару метров. Если так дело пойдёт, то этот умрун вместо девчонки схарчит меня. Я был решительно против. И тут мой бестолковый мозг таки нашёл решение создавшейся проблемы.

Я вынул из-за пазухи небольшой флакон и откупорил его. Как я мог забыть? Я же на всякий случай из монастыря прихватил воду из источника Девяти Небес. Дождавшись, когда умертвие окажется в метре от меня, выплеснул содержимое флакона прямо в тлеющие адским огнём глазницы. Глаза умруна почернели. От его черепа обильно повалили клубы зеленоватого, очень вонючего дыма. Ходячий скелет некоторое время слепо тыкался в стол и стены, скрипя и громыхая костями. Я, орудуя палкой, аккуратно направлял его к раскрытому окну, и минут через десять моя тактика дала результат. Неугомонная мумия вывалилась наружу со второго этажа.

Я взял ночник и, держа его на вытянутой руке, выглянул в окно. Под окном лежала россыпь разнокалиберных костей, перевитых серым бинтом. Поодаль валялся череп. В глазницах его было темно. Значит, умруна я таки упокоил. Теперь в борьбе за обладание девичьими прелестями у меня конкурентов нет.

А дальше всё пошло, как по маслу. Всхлипывающую девчонку я подобрал в коридоре и вернул в комнату. Окно закрыл, а то ещё кто-нибудь в гости залезет. Усадил пострадавшую на кровать, обнял и долго успокаивал, поглаживая. Незаметно поглаживания стали взаимными и совсем перестали быть успокаивающими, а потом как-то и вовсе сменились другими, весьма активными действиями.

В результате, я не выспался. Совсем не выспался. Потому, что всю ночь не спал. Но я не жалуюсь. И не жалею. Совсем даже напротив.

А спустя несколько дней я уже входил в ворота Фиуссы, города, стоявшего на самой границе Пустошей. Поскольку я не имел ни денег, ни родственников, ни знакомых, ни покровителей, то для меня была одна дорога. Стать студентом местного городского училища-интерната, где готовили молодёжь к службе в частях Ордена Паладинов Почившего Бога, сражавшегося с демонами и порождениями Пустошей.

[1] В это время эманации Инферно по каким-то причинам резко усиливаются, и те, кто в эти дни находится на территории Пустошей, становятся жертвами мощных и воздействующих на все органы чувств галлюцинаций. Особо чувствительные люди, даже находясь вне Пустошей могут быть подвержены этой напасти.

Глава 2.1 – Утро добрым не бывает

Утро добрым не бывает. Это знают все. И моё мучительное пробуждение ещё одно тому подтверждение. Этой ночью мой сон то и дело прерывался, и я приходил в себя, весь покрытый липким потом, жадно глотая воздух. Как будто в этом сне я плавал под поверхностью тёмных вод священной Жёлтой реки, пытаясь поймать молодого водяного дракона за скользкий хвост, покрытый мелкой радужной чешуёй,

Сразу, как только я заснул, моё сознание провалилось в то самое пространство сна, где я снова и снова пытался вспомнить, кто я, откуда я, зачем я. Мой сон водил меня по кругу. Казалось, только руку протяни, и схватишь кончик нити, потянув за которую размотаешь весь этот таинственный клубок и обретёшь пропавшую память о более, чем пятнадцати годах своей жизни, украденную непонятно кем и непонятно, с какими целями. Но кончик нити снова ускользал, издевательски касаясь внешней стороны ладони протянутой к нему руки.

В результате я просто проспал утренние занятия и успел только к третьей лекции. Как только я вошел на территорию, где располагались учебные корпуса, то заметил, что навстречу мне идут два приятеля, не разлей вода. Ребята были по-крестьянски основательные, хотя звёзд с неба и не хватали, но на своём третьем, выпускном курсе, они были у преподавателей на хорошем счету. Точка соприкосновения с ними у меня была всего одна, но серьёзная. Дело в том, что они были начинающими лутерами, и через них я пытался пристроиться в одну с ними команду. Дело это было денежное, но опасное для жизни и не особенно приветствуемое в нашем учебном заведении. Хотя, если наниматься простым кнехтом-демоноборцем в Орден, то там продолжительность жизни тоже не шибко большая, а условия существования в орденских казармах не в пример хуже, чем у лутеров, у которых водились денежки, и, поэтому, они многое могли себе позволить.

– А чо смурной-то такой? – едва удержавшись, от того, что бы заржать, аки конь, спросил Мачен, один из этих весельчаков, – заболел, или влюбился?

– Да просто не выспался, – ответил я. Грубить нельзя. От этих смешливых полудурков слишком многое зависит.

– Может, задержался у какой нить отзывчивой прелестницы? – продолжал беззлобно глумиться второй, которого звали Анчот.

Хотя оба знали, что я временно зарёкся ходить по женским комнатам нашего общежития. Поскольку, совсем недавно меня, буквально, преследовала одна особа. Не, не страшная, и даже умнее многих. Но одержимая мыслью, что у неё должен быть парень. И, не просто абы какой, а непременно во всём ей послушный, принадлежащий только ей и взирающий на неё, как на высшее существо. Подкаблучник, из которого она вьет верёвки и чьи карманы регулярно ревизует на предмет наличия «лишних» денег, и, постоянно издеваясь над которым, она поднимает свою самооценку. В общем, обворожительная девушка.

А всё началось с того, что я с ней как то имел неосторожность задержаться до подъёма. И понеслось. И что это ты меня игнорируешь, и что это ты мне не помогаешь, и что это ты на этих паршивых девок смотришь… В общем, она до недавнего времени прилагала титанические усилия, чтобы меня под свой каблук загнать, стремясь вынудить меня добровольно взять на себя какие-то односторонние обязательства по отношению к ней только по факту вместе проведённой ночи. Ну, так удовольствие-то получали в равной мере, так что, в моём понимании, никто никому ничего не должен. А она считает, что я ей по гроб жизни обязан за допуск к её прелестям, хотя, если выражаться высоким штилем, то пыльцу невинности с этих прелестей уже давно, и достаточно небрежно смахнули.

Я быстро понял, куда, с позволения сказать, вступил. И постарался дистанцироваться. Сейчас она, вроде как успокоилась, говорят, охмурила-такикого-то. Но это ещё непроверенная информация. А пока постараюсь с недельку её внимание к себе не привлекать. А по бабам ещё успеем.

– В общем, ты, это, – начал мучительно подбирать слова Мачен. Но Анчот опередил его. Неужели он всё-таки более сообразителен?

– Сегодня идём в пустоши, а там квёлые долго не живут.

– Так сегодня меня берут на вылазку? – флегматично поинтересовался я, внутренне трепеща от радости, – буду в порядке, не переживайте.

Ребята посмотрели на меня скептически. Они учились уже на третьем курсе и уже через несколько месяцев выйдут в большой мир из нашего учебного заведения. Скорее всего, они пристроятся в полулегальное Братство лутеров. Присоединиться к Братству везёт не многим. В основном наши выпускники направляются на пополнение сил Ордена Паладинов Почившего Бога. Естественно, что бы стать полноценным рыцарем-паладином, надо приложить запредельные усилия. И паладинами становятся единицы из тех многих сотен, что направляются служить ордену после окончания таких вот учебных заведений для бедняков. Для того, что бы стать паладином, если ты простолюдин, ты должен отслужить обыкновенным кнехтом в течение пяти лет. Если тебя за это время не убьют дети степей, не сожрут монстры пустошей, и ты не умрёшь от багрового мора, если себя хорошо зарекомендуешь, и если тебе несказанно повезёт, то, может быть, всё-таки произойдёт чудо, и тебя прикрепят к какому-нибудь паладину, выходцу из простецов, опять-таки. И станешь ты оруженосцем. Пять лет беспорочной службы в этом качестве, и вот ты, если дожил до этого рубежа, кандидат в паладины. А вот тут дальнейший прогресс зависит уже не от того времени, которое ты отдал службе, а от твоих достижений, количества уничтоженных врагов, и ещё кучи различных показателей. Выполнил требования, и тебя посвящают в рыцари. Подробно я этим не интересовался, поскольку становиться паладином никогда не планировал. Слишком уж это недостижимо, как по мне.

Вылазка в пустоши за лутом будет вечером, а я уже ощутимо волновался в связи с этим, хотя до вечера ещё дожить надо.

А сейчас будет Монстроведение. Предмет полезный. Особенно для лутера, который мало того, что сталкивается с монстрами, а значит должен знать их повадки и способы их убийства, так ещё лутер обязательно должен знать, с какого монстра что полезное можно поиметь. Алхимики скупают очень много различной требухи, скупают когти, кости некоторых монстров. Бронники хорошо платят за хитин с гигантских псевдонасекомых, за шкуры песчаных душителей и карликовых виверн. Но, надо знать, что именно пользуется спросом, свойства, всевозможные нюансы обращения с этими ингредиентами, условия их хранения и транспортировки.

И вела этот предмет интересная такая женщина, вролен Лариун Санг, лет на пять меня старше, ну, может быть на шесть. И посмотреть на неё приятно, и вообще. Всё при ней, как говорится, но есть одно «но», и это самое"но" делает любые поползновения, направленные на сближение с ней совершенно бесперспективными. У нас с ней уж очень разное социальное положение. Она преподаватель, то есть она, по определению, стоит на несколько ступеней выше меня на социальной лестнице. Я, бездомный бродяга, который учится в заведении для самых бедных, и имеет, по большому счёту, весьма узкую перспективу, а именно, пойти воевать за орден в качестве рядового кнехта, то есть в качестве бессловесного и бесправного мяса, смазки для мечей детей степи, или дармовой закуски для монстров пустошей.

Да и зачем мне преодолевать все эти трудности, когда рядом учатся девушки, отношения с которыми не таят почти никаких угроз, хотя признаю, я и тут умудрился нажить себе проблем. Угораздило же меня нарваться на ту, которая страдает такой своеобразной манией величия и одержима непреодолимой внутренней потребностью доминирования над партнёром.

Глава 2.2 – Тучи на горизонте

Так, размышляя о причудливых условностях, которыми пронизаны человеческие отношения, я и вошёл в аудиторию. Пара началась, как только я опустился на скамейку. И тут же погрузился в присущее мне этим утром дремотное состояние. Сквозь сонную пелену до меня доносился мелодичный голосок очаровательной вролен Санг. И постепенно я начал выныривать из сонной одури и осознавать, что и о чём она говорила.