Лабиринт любви

– У тебя есть друг полицейский?

– А чему ты удивлён? Я столько лет занимаюсь журналистскими расследования, и познакомилась с таким количеством полицейских: от конченных уродов и извращенцев до вполне себе вменяемых и изредка даже честных людей.

Наташа положила ладонь на запястье Глеба и улыбнулась ему. Глеб замер на мгновение. Его словно током ударило.

– Идём, мы уже опаздываем, – позвала Наташа его, выбираясь из автомобиля.

10

Прошли выходные. Началась новая рабочая неделя. Натальи часто не было в офисе редакции. В четверг она написала в смс Глебу, что приедет вечером к нему домой, просив написать в ответ его адрес.

Глеб купил вина и заказал пиццу. Наталья добралась до него к восьми часам. Глеб открыл ей дверь.

– Фух, – запыхалась Наталья, садясь на пуфик.

– Устала? – спросил Глеб.

– Ещё бы. Набегалась за день.

– По нашему делу?

– Нет. Я же ещё веду расследования в газете. Сейчас пишу о гастарбайтерах из Центральной Азии, которые пропали на стройках. Пару тел уже нашли. Их замуровали в бетон и закопали на свалке. Бетон потрескался и развалился. Их обнаружили бомжи.

– Это сенсация. Ты получишь премию за это расследование. А хозяева этих гастарбайтеров? Это же наверняка крутые дяди.

– Они все уже давно за границей, а гастарбайтеры пропадали больше десяти лет назад.

Глеб помог снять куртку и свитер Наташе. Она поправила футболку.

– Я, кажется, вспотела.

– А хочешь, прими душ, – предложил Глеб.

– Можно?

– Конечно.

– Я тебе дам мамин халат.

После душа Наталья пришла на кухню в белом халате мамы Глеба.

– Вот это да. Это ты пиццу заказал?

– Да для дорогого гостя. У меня и винишко есть. Ты какое любишь белое или красное?

– Никакое. Впрочем, давай красное.

Они выпили, ели пиццу. Наташа поделилась собранной информацией:

– Дело Винниковой вёл следователь Иван Рудь, молодой тридцатилетений балбес.

– Почему балбес?

– Он неграмотный, закончил какой-то заборостроительный институт, а строит из себя члена клуба «Что? Где? Когда?». Мой человек пытался с ним пообщаться по-хорошему, но тот не шёл на контакт никак. Мой друг всё же разговорил его об этом деле, но Рудь только наорал на него, грозил ему, чтобы он не лез, куда его не просили.

– Я примерно так и думал. Никто там не будет ничего говорить.

– Это ещё не всё. Мой человек поговорил с оперативником из того же отделения, который был очень разговорчив за возможность выпить хорошего вискаря в компании приятного человека.

– Да среди полицейских много алкашей. И что он рассказал?

– Он сказал, что Грозовский со своим начальником охраны приезжал в их отделение и решал какие-то вопросы с их начальником ОВД.

– Ну, понятно, что деньги получил начальник ОВД, а Рудь только исполнитель.

– Рудя могли тоже простимулировать за такую работу.

– Согласен.

Допили бутылку вина. Наташа уже порядочно захмелела. Она курила рядом с открытой балконной дверью, и изучающе рассматривала Глеба, дожёвывавшего кусок пиццы. Он сидел за столом.

– У меня мужика не было уже два года.

Глеб проглотил в мгновение кусок.

– Наташ, ты такая…

– Какая?

– Красивая. Нет, это неточное слово. Очаровательная, волшебная…

– Ой, прекрати, Перевалов.

Наташа махнула рукой и затушила окурок в пепельнице.

– Я с тобой делюсь, как с другом. Ты же друг мне?

– Друг.

– Вот и прекрасно.

– Наташ, неужели ты во мне совсем не видишь мужика?

– Глеб, а твоя красотка?

– Какая? Аглая? Мы разошлись уже.

– А ну да, ты же говорил, рассказывал. Что-то у меня своем сил нет ехать домой.

– Оставайся. Я тебе постелю в маминой комнате.

– Ага, и потом ты изнасилуешь меня ночью.

– Наташ, за кого ты меня принимаешь? Мне обидно.

– Ой, ладно тебе. Я шучу. Вызови мне такси.

11

Прошло ещё четыре дня. Шёл уже октябрь месяц. Глеб получил задание. Его отправили с корреспондентом Игорем Воскобойниковым – длинным брюнетом с некрасивым узким лицом двадцати девяти лет на площадь трёх вокзалов. Воскобойников должен был сделать репортаж о бомжах, тусующихся в этой знаковой точке Москвы.

На площадь трёх вокзалов приехали ранним утром. Предполагалось подготовить репортаж о бомжах, которые нанимаются на работы к покупателям. Покупателями называли людей, которые предлагали бродягам за небольшую плату поработать где-нибудь. Обычно платили за день работы. Около фонарного столба стояли четыре покупателя. Около них крутились пятнадцать бомжей. Один покупатель азербайджанец в чёрной дерматиновой куртке предлагал:

– Предлагаю работу на стройке. Плачу тысячу рублей за день.

Бомжи загудели. Трое согласились.

Азербайджанец продолжал:

– Ещё хотя бы один человек нужен.

Из кучки бомжей неслось в ответ:

– Пошёл ты, козёл. За такие деньги сам горбаться. Давай две штуки, тогда поеду.

Глеб снимал бомжей, а потом покупателей. Один из покупателей светловолосый крепкий мужчина бандитского вида в синем спортивном костюме обратился к представителям прессы:

– Эй вы, кто разрешил нас снимать?

– Это публичное место, – возразил Воскобойников.

– Сейчас нос тебе сломаю, узнаешь, как себя вести с уважаемыми людьми.

– Да отстань ты от него, – сказал светловолосому шатен в красном спортивном костюме с приятным лицом и белых кроссовках. – С прессой лучше не связываться, а то вонь поднимут потом – не отмоешься.

Он же обратился к бомжам:

– Мне на разгрузку стройматериалов нужны четыре человека. Плачу полторы тысячи на рыло.

– Надолго? Много разгружать? – поинтересовался рыжий бомж в серой оборванной куртке.

– Как работать будете. В прошлый раз ваши кореша разгрузили всё за два часа и уехали довольные и полные сил.

Многие бомжи сразу кинулись к этому покупателю, и тот долго отбирал себе тех, которые ему понравились больше других. В этой кучке Глеб узнал родственника Грозовского, которого он фотографировал со звездой отечественнго шоу-бизнеса Стасом Петровым. Его покупатель забраковал и этот бомж оказался в числе тех, кому не повезло в этот день, кто остался без работы и денег.

Воскобойников хотел взять интервью как раз у тех, кто остался без работы, и пошёл как раз к родственнику олигарха.

– Игорь, этого не трогай, пожалуйста, – попросил, одёрнув за рукав куртки Воскобойникова, Глеб.

– Почему? – не понял корреспондент.

– Он очень нужен мне. Я его знаю. Пожалуйста. Оставь меня с ним потом. Прошу.

Корреспондент пожал плечами.

– Ладно.

– Спасибо, фотки я тебе попозже скину на твою почту.

Никто из бомжей не хотел давать интервью, тогда Глеб посоветовал Игорю сунуть тысячу тому, с кем он хотел поговорить. Игорь был очень жаден, и с неохотой достал из кошелька две пятисотки.

– А, может, самому от балды написать интервью, за себя и бомжа? – решил он посоветоваться с Глебом.

– Делай, как знаешь, а мне надо успеть поговорить с тем типом, – сказал Глеб и поспешил к родственнику Грозовского.

Воскобойников всё же дал тысячу первому попавшемуся бомжу и взял у того интервью.

А Глеб догнал родственника Грозовского около входа в подземный переход и обратился к нему.

– Мне надо с вами поговорить.

Бомж остановился и оглядел Глеба. Бродяга выглядел жалко: потрёпанный свитер, грязные джинсы, волосы длинные, сальные, явно немытые уже долгое время.

– Ты кто? – спросил бомж.

– Вы же родственник Грозовского Игоря.

– Я не даю интервью.

Глеб достал из кошелька пятитысячную купюру и протянул бедолаге. Тот неуверенно взял её и так держал долго зажатой в кулак, будто ему в ладонь вложили алмаз, стоящий целое состояние.

– Я не журналист и мне не нужно интервью. Я хочу просто поговорить. Пожалуйста, – просил Глеб.

– Ладно, – согласился бомж.

Глеб познакомился с ним. Тот назвал себя Витьком. Фамилию и другие некоторые детали о своей личности он сообщать не хотел. Витёк был племянником Грозовского. Глеб пришёл с ним в маленький двор и попросил подождать его на скамейке. Скоро он вернулся с десятью банками пива, чем очень обрадовал Витька. Витёк уминал банки одну за одной и, казалось, лишь только слегка хмелел. Глеб представлял, что будет, когда тот останется один с пятью штуками на кармане. Наверно он нахлестается от души, до отвала, и с корешами своими не поделится. Как и предполагал Глеб, от пива язык у Виктора развязался, так что он стал очень словоохотливым, готовым поведать много чего интересного.

Закуривая дорогую сигарету, Витёк рассказывал:

– Игорь. Что про него говорить? Мудила он тот ещё.

– В чём это конкретно выражается? – просил уточнить Глеб.

Витёк задумался.

– В чём? Да и так понятно. Все богатые – уроды.

– Это действительно понятно, но хотелось бы хоть какой-то конкретики.

– Конкретики? Вот тебе конкретика. Он меня нанимал на работу два раз. И оба раза уволил.

– Ни за что?

– Не любил он меня никогда. Потому что я добрый и весёлый, а они все жадные и злые. Первый раз я у него работал на нефтяной вышке в Сибири. Вкалывал три месяца, как папа Карло. Ты представляешь, как это вкалывать на вышке в Сибири, нефть качать?

– Не представляю.

– То-то. Бригадиром я был. Это при том, что я ничего ровным счётом не смыслил в деле нефтедобычи. Прикинь. Всё на лету осваивал. Мои подчинённые слушались меня, боялись. И тут оказия произошла. Упал я с вышки. Хорошо зима была и сугробы были глубокие. Извлекли меня из снега и отправили в больницу. Я тогда одно ребро сломал. Кто-то из работяг настучал на меня дяде, что, дескать, я был пьян в стельку, что было поклёпом чистой воды. Не был я тогда пьян. Накануне выпил крепко, а в тот день не пил. А потом я работал сторожем на дядиной даче, что под Пермью. Скучно там было одному в лесу в дачном посёлке, пообщаться было не с кем. Другие сторожа с соседних дач не шли на контакт. Я тогда жил по месяцу на той даче. И в самом конце месяца того рабочего был грех – выпил лишнего да не заметил, как огонь с камина перекинулся в зал, а потом на всю дачу. Сам тогда чуть не сгорел вместе с дядиной дачей. Дядя был очень злой. Он не общался со мной до свадьбы двоюродного брательника, когда ты меня щёлкал со Стасом.

– На свадьбе ты не решился просить дядю о помощи?

– Отчего же, просил.

– А он?

– Сказал, что я раздолбай и дурак.

– А ты?

– Назвал его мудаком. Его охранники отмудохали меня немного. Потом мама поехала домой в Пермь, а я тут застрял в Москве. Неохота домой ехать. Что там делать – нищета и беспросветка одна.

– Разве тут на трёх вокзалах лучше?

– Для меня да. Тут и деньги легче падают в карман, чем дома, где меня не возьмут никогда на нормальную работу. А мне и не надо уже ничего. Скорее сдохну и всем станет от этого лучше. Прав был дядя, что я дурак и ничтожество.

– Ты же ругал его.

Витёк допил последнюю десятую банку и кинул её в урну.

– С общечеловеческой точки зрения он урод моральный и физический. Это факт, но по внутрисемейным раскладам дядя лучше меня.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.