Ткачиха

Александра Саммерс

Ткачиха

Глава 1

Время весьма интересная субстанция. Оно то спешит куда-то, то растягивается подобно гармошке, а случается ныряет в воронку и прокручивается спиралью. Тянет, тянет, то вверх, то вниз, на американских горках и то поспокойнее. И выходит так, что ты всегда следуешь за ним хвостиком, опередить никак не получается.

Моё время было точно таким же, поэтому я ничуть не удивилась, когда подняла глаза от экрана компьютера и поняла, что уже за шесть. Рабочий день подошёл к концу, а я невидящим взглядом уставилась в монитор. В моей голове беззастенчиво гуляли алгоритмы, напрочь вытеснив любую другую мысль. Наша команда занималась не самым интересным проектом. Мы создавали новое онлайн-приложение для очередного банка и конечно это ни шло ни в какое сравнение с тем, когда к нам попадали мобильные игры или ещё какая затейливая вещица. Однако выбирать не приходилось.

Потянувшись в кресле, я огляделась по сторонам. Кроме меня в офисе никого не осталось. Тогда-то я вспомнила, что сегодня пятница, так что я совершенно неоправданно продолжаю сидеть на работе, когда все другие уже отправились отдыхать. Справедливости ради я тоже заспешила домой. Закрыла все приложения и отключила комп. В кружке ещё оставался чай. Чтобы не мыть её я сделала пару глотков и просто сунула в тумбочку. Разберусь в понедельник.

Теперь тишина в кабинете меня тяготила: никто не болтал, не слушал музыку и конечно системные блоки совсем не шуршали. Шум кулера казалось бы и не слышен во время работы, а я всегда чутко улавливала его, он меня успокаивал и настраивал на нужный лад. Выключив свет, я вышла в узкий коридор, где тут же зажглась лампочка. С год назад во всём здании установили датчики движения, последнее веяние энергоэффективности. Стены коридора были тут и там утыканы дверями. Офис IT-компании, где я работала занимал целое крыло и был отделён от общего коридора массивной дверью и сигнализацией. Последний уходящий ставил офис на охрану, а я это край как не любила, особенно когда спешила на автобус.

Пошуршав по карманам сумки я отыскала ключ. Бороздки щелкали внутри замка, ровно три поворота. Соседние офисы тоже закрылись, так что у лифтов никого не было. Вызвав с первого этажа лифт, я набрала код сигнализации.

«Вот теперь рабочий день точно закончен», – подумалось мне.

В моей жизни работа занимала важное место. И пускай место было не особенно популярным и даже не топовым, а зарплата была средней по городу, мне здесь нравилось, как никогда. На моей памяти это было первое место, где я почувствовала себя комфортно. Мне нравился наш офис и коридор, в котором противоположных стен можно коснуться раскинув руки в стороны. Теснота странным образом сплачивала коллектив.

С коллегами я сразу сработалась, да и от бизнес-центра до дома можно было дойти за сорок минут. Вечерняя прогулка по хорошей погоде, что может быть лучше? А я страсть как любила прогуляться после работы.

Конечно, теперь многие предпочитали работать на удалёнке, но наш директор был старой закалки, что мне импонировало. Он предпочитал регулярно видеть сотрудников и в случае чего распекать за неудачи лично, за закрытой дверью своего кабинета. Я особо не любила получать от него по ушам, но наказывал Фёдор Михайлович всегда за дело. Меня вот ни разу премии не лишил, хотя бывало, что я срывала сроки и даже косячила с кодом. Думаю также как мне нравилось это место работы – ему нравилась я.

Так что я с особой охотой ходила в офис. Конечно, в сезон простуд мне доводилось посидеть за ноутбуком дома, но через пару дней я дичала и чувствовала потребность в обществе и общении. Моя социализация проходила не очень успешно. Так произошло само собой, не по моей прихоти. То я училась в школе и у меня совсем не было времени заводить близкую дружбу со сверстниками, потом наступило напряжённое время в университете. Тогда в моей жизни было множество знакомств, с кем-то я до сих пор общалась, однако основной упор я делала на учёбу.

Родители очень старались дать мне приличное образование и развивать мой талант. В то время мама поставила на первое место меня и мои потребности, а я, как и любой подросток протестовала. Не явно, потому что очень любила маму и ценила её усилия. Правда всё равно не выходило без ссор. Вспоминая всё сейчас я слегка стыдилась своего поведения, но и мама бывала не права, так что счёт был равный, как ни крути.

Охранник внизу посмотрел на меня без особого интереса, вот если бы я пыталась пробиться внутрь, а так… В стеклянные двери колотил дождь, прихваченный с утра зонтик оказался весьма кстати. На самом деле весь день безбожно лило, так что к вечеру осенние сумерки обозначились чётче, чем накануне. У нас в городе погода часто меняется, куда чаще чем следует. Вот только горожане привыкли и любой фортель погоды не может никого напугать.

Бывает так, когда дождь в настроение. Так случилось сегодня. Мне вдруг захотелось пройтись, и я даже успела вышагать метров триста, прежде чем в моих кроссовках начало болотисто чавкать. Да и зонт совсем не спасал, его рвало ветром, под него заливало косым дождём. Так природа мне намекала – мол не дури, езжай-ка домой. Делать нечего, я послушно двинулась к остановке и спряталась в стекляшке.

Людей было немного, на меня никто не обратил внимания. В дождь вне зависимости от сезона всё в городе становится серым. Мокрые дороги, фасады и даже цветастые вывески. Вот и люди сейчас были серые и уставшие. Пожалуй, я могла их понять. Средних лет худая женщина кликала по экрану смартфона. В отсветах её лицо стало уже и приобрело зловещее выражение. Она почувствовала на себе мой взгляд и ответно уставилась на меня. Смутившись, я отвернулась.

Гул дождя нарастал, на лужах высыпали пузыри, они плыли по направлению к стоку ливнёвки и даже не лопались. Зарядил так зарядил. Маршрутка слилась с городом, я заметила её, когда грязной водой ливануло под ноги. Очередной лихач нетерпеливо просигналил. В маршрутку поспешно загрузилась худосочная женщина и парень, что прятался в самом углу. На остановке нас осталось трое. Минуты тянулись, точка автобуса на экране моего смартфона насмешливо появлялась и пропадала. Я теряла терпение, ощущая как холодок бежит от ступней по всему телу. Ещё десять минут и я превращусь в мокрую сосульку. Романтика вечера истаивала.

Автобус, даже сквозь стену дождя – ярко-оранжевый, с такими же оранжевыми цифрами на табло вынырнул из-за поворота и неспешно остановился на остановке. В отличие от верткой маршрутки, мой номер 23 никуда не спешил. Я втянулась внутрь за подмокшими, серыми горожанами и удобно устроилась в конце, на колесе. Это место редко бывало занято, а мне нравилось сидеть повыше. В автобусе я уткнулась носом в стекло и наблюдала за набрякшей от дождя листвой. Она будто бы нехотя ворочалась в порывах ветра, но я-то знала, стоит выйти и тебя тотчас накроет мокрой холодной волной. Прямо как море. Вообще с моря всё время тянет какую-нибудь неправильную погоду.

В автобусе было тепло, пахло сыростью. Похлюпывая кроссовком в такт ритму дождя я вглядывалась в прохожих. За зонтами лиц не видно, но по походке наверняка можно судить о характере. Целеустремлённый мужчина в начищенных ботинках, застрявший на переходе – человек деловой. Женщина с дочерью – нетерпелива, она раскачивается словно готовясь к прыжку. Обе под яркими зонтиками и судя по походке девочки через десяток лет она станет копией матери. А я? Что насчет меня? Так ли сильно я похожа на маму? Автобус накренился и по стеклу с той стороны побежали реки. От них, словно дети, отделялись в разные стороны ручьи, но все они в итоге встречались и стекали в резиновый жёлоб. Поток сошёл на нет, остались лишь точки капель.

Задумавшись, я чуть не пропустила свою остановку. Мокрота вокруг разрослась, воздух прореживали столбы света автомобильных фар. Рыск-рыск, хлюп. Прямо перед дверью подъезда я взглянула на часы.

Без пяти восемь. Судя по всему, мама уже была у меня. По пятницам она приезжала ко мне на ужин и тогда всё напоминало минувшие дни, по которым я вроде бы тосковала, а вроде и нет. Взросление оказалось странной и не совсем приятной штукой, хотя в детстве я была уверена в обратном. Это я точно помнила.

Тогда мне жуть как хотелось вырасти и стать самостоятельной. Добившись цели я не то, чтобы пожалела, но испытала досаду. Меня словно бы обманули, никто не обмолвился, что быть взрослой местами ответственно, хотя по большей части крайне скучно. Надо ходить на работу, дни начнут повторяться, а времени для себя и своих увлечений останется всего ничего. И каждый год, похожий на предыдущий станет как будто короче.

Если во время сессии в университете я находила время прочитать парочку книг не по теме, то теперь это дело требовало настройки на нужный лад. Книга выбиралась под настроение и читалась урывками, то в автобусе, то на работе в обед. Пару раз получалось так, что к концу книги я напрочь забывала, чем она начиналась. Во всём этом мне виделась несправедливость. Такая глупость – это взросление. Зато быть самостоятельной мне нравилось. Вот и получалось, что на каждый минус был плюс и я оказалась не в таком уж и минусе.

Я открыла входную дверь и потянула носом. Пахло бергамотом – мамиными духами. У обувницы сиротливо притулился обтекающий зонт-трость. Резная деревянная ручка намекала на ручную работу. Я бухнула рядом свой старенький фабричный зонт. Одна из спиц давно сломалась. У меня всё никак не было времени её заменить. Разуваясь, я подумала, что это как раз про нас. Моя элегантная мама и я.

– Ана это ты? – раздалось из кухни.

«Какой абсурдный вопрос», – подумала я и улыбнулась.

– Конечно я! – ответила я с ехидцей, но конечно мама этого не поняла. Мои насмешки она могла оценить только когда мы сидели нос к носу. Очень уж ловко я притворялась.

На кухне готовился ужин. Пахло специями и свежестью зелени. В духовке запекалась курица, на столешнице лежали овощи на салат. Я ополоснула руки и подтолкнула маму в сторону стола со словами:

– Давай я тебе помогу.

Мама уступила и стала накрывать на стол. Привычная тишина не напрягала, хотя уходя с работы я тосковала из-за неё. Нож размеренно стучал по доске, кубики болгарского перца перемежались томатами. Цвет вроде красный и там, и там, однако они не похожи ни по вкусу, ни по текстуре. Вот и мамы такие разные. Я вспомнила худую женщину с остановки и упругую женщину с цветным зонтом. Моя мама высокая и прямая. Если так посмотреть – она напоминала мне свой зонт-трость. Изысканный и дорогой.

В широких брюках и волосы у неё почти всегда забраны наверх. Я и не помнила, когда она в последний раз их распускала. Знала только, что они у неё длинные и очень тяжелые. Мама не одобряла модных стрижек и моего удлинённого каре. Когда она увидела, что я весной сотворила с волосами – вообще жутко надулась, но потом вроде оттаяла. А мне тогда безумно захотелось перемен. Сама себе я объясняла, что весна просто такой сезон. После дремлющей зимы всегда хочется пробудить себя ото сна, но мама так, разумеется, не считала. Страшно представить, что бы с ней стало решись я в тот день на покраску.

Минут через пять салат был готов, я не знала, чем ещё занять руки. Мама сидела за столом, её взгляд ощущался в районе лопаток. Под таким взглядом я раньше нервничала, боясь что-то сделать не так. Да и сейчас, если честно не по себе.

– Будешь яичницу? – спросила я и потянулась к холодильнику.

– Пожалуй нет. Не забудь достать курицу.

– Хорошо.

Пришлось повозиться. Пока жарилась яичница я переложила филе на подготовленное заранее блюдо. Мама любила, чтобы стол был сервирован, так что по пятницам мы ужинали в праздничной обстановке. Скатерть, салфетки, бокалы для воды и бесполезно большое число тарелок и столовых приборов.

– Приятного аппетита, – торжественно объявила я, садясь за стол.

– Тебе тоже, дорогая, – мама посмотрела прямо на меня, – как прошёл твой день?

Так всегда начиналась стандартная пятничная беседа. Я невнятно промычала, делая вид что жую. Меня немного злила эта традиционность, однако я проявляла великодушие. К тому же я наизусть знала к чему был задан вопрос и в какое русло свернёт наша беседа, если вовремя не смолчать.

Вроде бы моя работа вполне себе ничего. Но маме не нравилось, что у меня нет амбиций и что я якобы застряла и ни к чему не стремлюсь. Она подсовывала визитки своих знакомых, знакомых своих знакомых, клиентов и просто обязанных ей чем-то людей и всякий раз многозначительно улыбалась. Думаю, она действительно считала, что я могу претендовать на большее. Может быть это в самом деле так. Однако тут я проявила твёрдость характера: оставалась терпеливой и непреклонной. На своё нынешнее место я устроилась сама и гордилась этим.

– Мне снова приснился тот сон, – сказала я, разрезая неловкую тишину вместе с яичницей. Нужно было потихоньку сменить неприятную для меня тему и тут я откровенно схитрила.

Мамина рука замерла над тарелкой. Она подняла на меня глаза и внимательно так посмотрела, с лёгким прищуром и непонятной мне осторожностью.

– Тот самый сон? – переспросила она, откладывая вилку и нож.

– Угу, – поддакнула я, ковыряя пережаренные края яичницы. Я-то знала о чём больше всего не любит говорить моя мама, вот только, кажется, аппетит пропал у меня. А всё дело в невысказанных словах.

В последние годы мы отдалились, но мой сон преследовал меня ещё с тех времён, когда я маленькой девочкой устраивалась у мамы под боком и болтала без умолку. На самом деле снов у меня было множество, они мелькали разноцветными пятнами, оставаясь на задворках сознания. О них я тогда почему-то не говорила, но этот сон был рассказан не раз.

Мама хмыкнула и вернулась к ужину. Нет-нет, она поглядывала на меня, ожидая какого-то продолжения. Я хорошо изучила арсенал её взглядов, полуулыбок, нахмурок. Было видно, что она с удовольствием свернёт разговор и охотнее заговорит на нейтральные темы.

– Я тут подумала, может это осознанные сны? – упорно напирала я, не желая сдаваться.

Складка на мамином лбу обозначилась чётче, ей не понравилось куда я клоню. Она твёрдо стояла на ногах и редко включала воображение. Иногда я удивлялась, как у такой рассудительной женщины родилась совершенно фантазийная я. Развлечений как таковых она вовсе не признавала. Насколько я знала, будучи молодой она охотно путешествовала и привозила занимательные безделицы, однако к тому моменту, как я подросла, она всецело посвятила себя работе.

Меня она пыталась воспитать по своему образу, но видимо что-то пошло не так. Зато теперь я понимала, как в жизни мамы появился мой отец грек. Она привезла его из очередного путешествия вместе со свекровью. Странно, что бабушка вообще согласилась поехать, её знание русского было так себе и я всегда чувствовала, что ей неуютно в России.

В собственной вселенной я родилась самой младшей. До меня у мамы было два выкидыша на поздних сроках. Иногда я думала о них, о нерождённых сестрах и испытывала меланхоличную тоску одиночества. Мне их так не хватало. Трудно представить, как бы мама справлялась с тремя такими как я, но расти в компании веселее. Именно так я оказалась желанным ребёнком, и временами это душило меня.

– Ты снова смотрела сериалы? – поднимая бровь спросила она, прерывая мои размышления.

Мама совсем не любила, когда я тратила время впустую. «У тебя есть талант, его надо развивать», – назидательно говорила она мне, подростку, пододвигая ко мне учебник по программированию. Нашим дискуссиям на эту тему в то время не было конца.

– Нет, – просто ответила я, и чтобы не продолжать разговор, набрала на вилку побольше салата. Он приятно хрустел на зубах. Я стала тщательно жевать, изображая энтузиазм. Разглядывая маму, я заметила, что жилка на её виске напрягается и от этого моё настроение улучшилось. Теперь вряд ли мама вспомнит, что собиралась намекнуть мне про смену работы.

Надо бы ей объяснить, что последние две недели я металась маятником между работой и домом. У меня не находилось сил смотреть, читать, воображать, так что тут само собой она не права. Единственное, что я могла позволить себе – кропотливый ручной труд, чтобы отвлечься. А ещё были сны. Мои сны… Кагорта различных сновидений, а я блуждала в них. Они то повторялись, то вытаскивали на поверхность новый сюжет.

Как бы сильно мне не нравились мои сновидения, возникало ощущение что я совсем не отдыхала и от того была измотана больше чем всегда.

– Ана, у тебя с детства богатое воображение, – заметила мама, ловко расправляясь с куриной грудкой. – Свекрови не следовало поощрять тебя, – этой фразой она обычно завершала любой разговор.

Вспоминать о матери отца мама не любила. Я всегда удивлялась, как так получилось, ведь больше десяти лет две женщины провели бок о бок и в своё время общались довольно неплохо. При мне они были подчеркнуто вежливы и терпеливы друг к другу. Тем более, что другой бабушки у меня не было. Как и дедушек – совсем ни одного. Так что мама старалась изо всех сил, чтобы мы с бабушкой побольше общались и вообще жили дружно. Когда я была младше эта часть детства виделась мне совсем сказочно, сейчас же иначе.

Внезапная смерть бабушки многое переменила. После родители недолго оставались вместе и через пару лет развод подвёл черту. Помню я очень за них переживала, а они вроде переживали за меня, но ничего путного не вышло. Наверное разность менталитетов, наконец, дала о себе знать, а может быть папа, как и бабушка тосковал по родным местам. Спустя год или два отец как-то внезапно всё бросил и уехал обратно на родину. С каждым годом я общалась с ним реже и реже. Всё, что теперь напоминало о нём – моё имя. И греческий профиль, которым он меня наградил.

Испытывая досаду, я жевала безвкусную яичницу и жалела, что вообще заговорила с мамой о снах. С таким же успехом я могла бы противостоять ей о работе. Правда мне так отчаянно хотелось поделиться хоть с кем-то, что я проигнорировала известную истину. До конца ужина мы молчали, а после мама принялась мыть посуду. Оставив её на кухне, я вышла в коридор и долго смотрела на лампочку, хитро спрятанную в плафоне.

Холодный свет напоминал мне туман. Признаюсь – этот туман был довольно знаком.

Глава 2

Ананке сразу поняла, что это сон.

Марево густого тумана поднималось от травы и обтекало природу. Небо розовело смущённой дымкой пока солнце неспешно вставало на востоке и мир преображался. В его лучах туман рассеивался и зелень захватывала всё кругом. Скалистый пейзаж умиротворял покоем. Воздух был наполнен сладостью цветущего олеандра. Девушка с удивлением поняла, что ей знаком этот аромат.

Невесомость ощущалась во всём теле. Оглядываясь по сторонам, Ананке не смогла отыскать себя.

«Ага! Тот самый сон!» – подумалось ей.

И тут тишину прорезал яростный вопль. Он ворвался в тихий мир и привнёс за собой мальчика. Отбросив на землю гибкий хлыст, мальчик принял боевую стойку. Волосы встрёпаны, испарина выступила на лбу, отчего загоревшая кожа сияла здоровьем. Следовало признать, что мальчик был симпатичный. И одет хорошо, этого не испортила даже широкая полоса присохшей грязи на светлых бриджах. Скорее всего он упал.

– Ух я вам всем! – крикнул он и затопал ногами.

Определить его возраст девушке не удалось. Мальчик оказался рослым, с мягким голосом и детским лицом. Назвать его юношей при всём желании не получалось. Ему ещё предстояло хорошенько подрасти и обтесаться. Ананке хотелось улыбнуться, такой он был чудной и как будто знакомый.

– Фобос, мы победили! – снова прокричал мальчик и целеустремлённо продолжил бежать вперёд. Ананке увеличилась в размерах и разрослась. Теперь она видела куда больше. Такое чувство, что она покрутила зум на камере отдаляя изображение.

Сразу стало понятно, что путь самопровозглашенного героя лежал к платану, распростёршему ветви огромным шатром. Молодой пони, вороной с коротко стриженной гривой и чёлочкой независимо шёл за хозяином. Сбруя, инкрустированная самоцветами, сверкала. Всем видом пони показывал свою незаинтересованность происходящим. Норовистый характер, несомненно, под стать хозяину. Глядя на них Ананке, поняла, что эта парочка дополняет друг друга, поочерёдно перетягивая канат в свою сторону. Постоянного победителя точно не было, ведь не просто так мальчик оказался испачкан.

«Может быть он и мой хозяин, но это ещё надо доказать» – читалось в умных глазах лошади. Порода называлась пиндос1. Как и многие вещи во сне, Ана не могла объяснить откуда к ней пришло это знание.

За мальчиком следовал всадник, однако он был ещё далеко. С такого расстояния девушка не могла его хорошенько рассмотреть. Впрочем, что-то подсказывало, что на нём похожие светлые бриджи и куртка. И что его лошадь той же породы. Ананке не терпелось узнать, что будет дальше.

Последовав за ребёнком, девушка увидела, что в кроне платана спрятаны качели. Мальчик подбежал к ним, уселся на узенькую дощечку и оттолкнулся ногами. В переливистой игре тени и света светлые волосы взметнулись вверх, легли неровными прядями и закрыли ему глаза. Мальчик заливисто захохотал, стало ясно – он ещё сущий ребёнок.

Хотелось присоединиться к нему на этих восхитительных качелях-цепочках. Детские воспоминания накрыли тёплой волной. Ананке припомнила, как и сама качалась когда-то во дворе, как постукивал металл в момент, когда ты достигал волшебного предела «полусолнышка» и внутри всё сладостно сжималось и замирало.

«Какой замечательный сон!» – подумала девушка.

Мальчик до сих пор не увидел Ану. Можно подумать она была привидением, но до сих пор тела не ощущалось. У неё не было рук и не было ног. Скорее девушка была небом над его головой. Солнечным лучом, пробившимся сквозь плотную листву и поблёскивающим в волосах. Притворившись дуновением ветра, Ананке крепко его обняла.

*      *      *

Утро субботы выдалось хмурым. Солнце позабыло заглянуть в окно, и я лениво ворочалась, пытаясь понять который час. Сладкий сон потерялся, но я тщетно пыталась поймать его остатки пока окончательно не убедилась в тщетности своей затеи. Некоторые сны снились мне сериалом в несколько ночей, а иные, как нынешний – никогда больше не повторялись.

Сновидение было знакомым не само по себе, однако между ним и мной прочно натянулась ниточка связи. Маленькие звоночки узнавания тут и там, а я их не могла разгадать. Воспоминание о мальчике вертелось у меня в голове, я прикидывала, где могла его видеть всё время за завтраком и после, когда добралась до мастерской и засела за дело. Руки так и чесались, голова требовала перезагрузки.

Перед глазами плыл знакомый узор. Нитка за ниткой, челнок2 мелькал сквозь основу, а в голове, наконец, витала приятная пустота. Раз-два-три, челнок-бёрдо3-педаль, движение повторяется. Ритмично, как вальс.

Это было ещё увлечение бабушки. Последнее её полотно, начатое за несколько недель до смерти. Мне тогда едва исполнилось двенадцать, но я помнила, как ловко у неё получалось работать на ткацком станке, как она объясняла мне его устройство и даже разрешала выткать пару полос. Признаюсь тогда меня абсолютно не заинтересовало столь скучное и размеренное занятие. Просиживать вечера на стуле, готовить челноки с пряжей и придумывать всякий раз новый узор – чересчур нудно для юной особы, которая едва могла усидеть на месте, а ведь от неё в то время требовалось учиться как следует и покорять вершины олимпиад.

Так что стоит вам рассказать, как же так вышло, что теперь по вечерам после работы моим лучшим другом стал именно челнок.

В двадцать пять лет, почувствовав настоятельное желание отделиться от матери, я переехала в бабушкину квартиру. Места там было достаточно, целых две комнаты и возможность использовать своё время так, как заблагорассудится мне. Так я выражала протест, да и возраст был подходящий. Многие мои знакомые к тем годам уже начали жить независимо от родителей и мне тоже не терпелось попробовать. Мама не то, чтобы сопротивлялась моему переезду, но в открытую не поддержала. До последнего не верила – что я смогу самостоятельно всё организовать. А я взяла и смогла.

Так вот, когда я впервые зашла в квартиру спустя минувшие годы – первое что бросилось мне в глаза – ткацкий станок, занимавший большую часть одной из комнат. Деревянный, основательный. Таким я его помнила, но, если честно даже предположить не могла, что он до сих пор оставался у нас. Сама не знаю зачем я решила оставить его.

Во время ремонта он жутко мешался рабочим, мама подшучивала надо мной и предлагала продать. Она почему-то была уверена, что подобная деятельность меня не сможет заинтересовать, а хранить такую громадину как память о бабушке – не самое лучшее, что можно придумать. Я же никогда не брала в руки иголку, никакого рукодельного опыта. До того момента в свободное время я всегда витала в облаках, читала или смотрела что-нибудь попсовое.