Там тепло, там мой папа

– Да они удобные, – заверила Жаник.

И они побрели по первой же подвернувшейся аллее. Тем и хороши прогулки в парках – иди куда глаза глядят, дыши, думай. Везде хорошо.

Вокруг шелестел, вздыхал, отзывался птичьими перекликами Ботанический сад. Сразу становилось ясно – он умел лечить, восстанавливать силы, возвращать потерянный покой. Дубовая, липовая, сосновая аллеи. Троица шла бездумно, сворачивая по наитию. Все равно куда, главное, идти, и с каждым шагом наполняться незримым, но ощутимым счастьем, которое всегда дарит природа.

Они разговаривали о том о сем, читали на табличках названия кустов, присаживались на скамейках, рассматривали и даже щупали стволы деревьев: по дубу ползли вверх узловатые вены-борозды, лопнувшую кору тополя усыпали кругляши-конопушки, а у березы ствол мелко шелушился, приятно отзываясь на прикосновение ладоней.

Уже на выходе Жаник сообщила:

– Я все-таки натерла мозоли.

– Кто же в сад приходит на каблуках? – Анна всплеснула руками. – Погоди, сейчас пластырь найду.

– А знаете, вы похожи, – Жаник переводила взгляд с одной на другую. – Анна, я вас будто сто лет знаю.

– Это потому, что мы кармические сестры, ты не знала? Держи пластырь.

– Можно, я вас обниму?

Они обнялись втроем, постояли.

– Так, все, хватит сантиментов, – деятельная Гульмира через пару секунд уже высвободилась. – Вызываю такси, едем на игру. Еще, правда, два часа до начала, но все так и задумано, как раз успеем перекусить. Жаник, ты с нами?

– Поесть да, на игру не смогу остаться. Другие планы.

Анна оглянулась на Ботанический сад и мысленно поставила галочку – до поездки она говорила подруге, что хочет тут побывать. Правда, кое в чем не призналась. Когда шли по дубовой аллее, она тайком кинула в траву монетку. Вроде как в воду принято бросать, чтобы вернуться, но в пруд с лебедями совесть не позволила. И говорить об этом никому не стала, сочтут ведь за странность, что гостья деньги по Алматы разбрасывает. Не подозревают они, что для этого дела в отдельном кармашке сумки мелочь припасена еще с Каменска-Уральского.

В кафе спрятались от солнца под очередным навесом. Счастливые алматинцы! Погода дарила им возможность трапезничать на улице с ранней весны до глубокой осени.

Они заказали форель на гриле и продолжили начатую еще в парке беседу о житейских мелочах, проблемах и радостях. Словом, обо всем, что могут бесконечно обсуждать любые женщины в любом городе мира. За час до начала игры пришла Инжу́, тоже землячка, которая была старше Анны на несколько лет.

– Я знаю твою старшую сестру, пару раз с ней встречались, – сказала она, усаживаясь за стол.

И снова потекли разговоры, теперь уже сдобренные воспоминаниями о родном Городке. Жаник не скучала, слушала с интересом. Так совпало, что сама она родилась и выросла в поселке по соседству с их Городком, поэтому тоже считалась землячкой. Такой огромный Казахстан, а копнешь – всё рядом и все земляки.

Анне начинало казаться, что всех, кто встретился ей за пару дней, она уже однажды видела. То ли это их удивительное умение мгновенно стирать границы, то ли свойство родной земли, где она родилась и оставила немного себя. И теперь часть Аниной сущности вплетена в квадраты полей, в белесые очертания гор и даже в крохотные трещинки на асфальте…

Со всего города начали подтягиваться деловитые, как муравьи, любители блеснуть интеллектом. На террасу никто не заглядывал, сразу ныряли в основное здание кафе.

– Мне кажется, я вам весь рейтинг порушу, – заныла Анна. – Вы-то постоянно играете, а я буду сидеть да молчать.

– Успокойся, мы идем получать удовольствие, а не выигрывать.

Они расцеловались и распрощались с Жанной и отправились скрипеть мозгами. Анна робеть перестала, с интересом осматривала заведение. Полутемное помещение, завешанное вперемешку ретро-портретами и футбольной атрибутикой с названиями клубов. От этого вида спорта Анна была далека, ей больше нравилось фигурное катание. Как ни странно, здесь они с Гульмирой не совпадали. Та терпеть не могла танцы на льду, считая их скучными, зато футбол смотрела с удовольствием.

На игру звали и Сережу Анатольевича, но он не успевал приехать из-за работы. Инжу привела двух своих подруг, так что женским коллективом бились над вопросами, из какой страны родом Пьер Нарцисс и в каком веке появились первые стиральные машины. Анна хоть и не надеялась принести пользу, но все-таки умудрилась разгадать анаграмму.

– Сама не поняла, как это произошло. Глянула на буквы, и слово сложилось, – объясняла она озарение, чрезвычайно довольная собой.

После игры Гульмира предложила пройтись до метро.

– Заодно увидишь цирк и театр имени Мухтара Ауэзова.

Сумерки уже укрыли Алматы, но жизнь не затихала. Долгожданная прохлада выманила на залитые огнями улицы еще больше народу. Машин тоже не убавилось, все спешили куда-то в поисках веселья, которое непременно должно случаться вот такими летними вечерами.

– У людей только жизнь начинается, а мы уже домой тащимся, как две клуши, – заметила Гульмира.

– День такой насыщенный, что я уже без ног. Сил осталось только сходить в душ, поговорить с Ленкой и упасть на императорскую кровать.

Местную сим-карту они так и не купили. Гульмира убедила, что это ни к чему.

– Если что-то срочное, Лена напишет или позвонит мне. Мы же с тобой всегда вместе, как шерочка с машерочкой. Сама с ней можешь общаться из дома через вайфай. Отдыхай, дорогая. Пусть тебя никто и ничто не тревожит.

И это было правильным решением. Ватсап, Телеграм, ВК, Одноклассники – вся эта братия безмолвствовала, потому что в телефоне отсутствовала сим-карта. Какая красота! Анна брала с собой бесполезный аппарат только ради фотографий.

Они вышли из метро, не доезжая одну остановку, чтобы пройтись по улице Панфилова и послушать музыкантов. Людской поток устремлялся в обе стороны – вверх и вниз. Это еще одна особенность Алматы, которая удивила по приезде. Если идти к горам, значит, вверх. Сейчас к дому следовало идти от гор, значит, вниз. Местные не задумывались над этим, орудовали направлениями привычно, а приезжих озадачивало, что у города есть верх и низ.

Тут и там голосили музыканты. Дядька с аккордеоном сочным басом исполнял песню Магомаева про море. Чуть дальше расположилась группа парней, как настоящие звезды, с барабанной установкой и микрофоном на стойке. Они пели что-то на английском. Рядом стайками околачивались девчонки и строили артистам глазки. Через квартал послышались звуки домбры, играл и пел задорную песню мальчишка лет пятнадцати. Вокруг него толпились люди и подпевали. Анна пожалела, что не знала слов. Как-то само собой она начала прихлопывать в такт музыки. Стоящая впереди пожилая казахская пара обернулась. Женщина кивнула ей как старой знакомой и тоже захлопала в унисон. Скоро все и пели, и хлопали. На протяжении всей этой шумной улицы гуляло многоголосье на разных языках, и никто ни на кого не косился. А Анна еще ехать сюда побаивалась, дурында…

Дома выпили по чашке травяного чая, тоже с Урала. Гульмира жаловалась на проблемы со сном, потому и прибыл к ней с любовью и заботой особый чай. Больше всех оценил напиток кот. Он пытался залезть на стол, только бы получить доступ к вожделенной кружке.

– Кот-наркоман – горе в семье, – сказала Гульмира.

– Там корень валерианы, вот его и плющит, – объяснила Анна. – А моему плевать, он так бурно не реагирует.

Как и полагается кармическим сестрам, у каждой дома жил котейка. Совпадать так совпадать – и в большом, и в малом.

– Так, что у нас завтра в планах… – Гульмира выдворила хвостатого из кухни и закрыла за ним дверь. – Поедем на Коктобе, но сначала баурсаки, ты же хотела.

Да, Анна мечтала о бешбармаке и баурсаках, потому в разговорах неоднократно их вспоминала. Столько лет прошло, а вкус до сих пор не забылся. Подруга, как мощный компьютер, хранила в голове всю информацию.

– Куда ты скажешь, туда и пойдем. Только давай насчет денег решим. Везде платим пополам.

– Да ладно тебе, у меня все под контролем! – отмахнулась Гульмира.

– Не ладно, так не пойдет. Я уеду, а ты зубы на полку положишь. Завтра обменяем рубли на тенге и закинем тебе на карту.

Гульмира зевнула.

– О, кажется, чай начинает действовать. Хорошо, я же знаю, ты не успокоишься. Обмен так обмен.

– Слышишь? – вдруг спросила Анна.

– Что?!

Гульмира застыла на полпути к новому зевку, прислушиваясь к звукам из недр квартиры. Кот, что ли, творит какую-то пакость…

– Не слышишь? – снова прозвучал вопрос.

– Да не слышу я ничего.

– Эх ты, а я слышу. Меня ласково зовет императорская кровать!

11 июля

Понятное дело, утром никакой йоги опять не случилось. Из ранее намеченных ритуалов соблюдался только кофе. Анна возилась с туркой, попутно выясняя у дочери, как у них с котом дела.

– Уничтожил очередное зарядное устройство, – сообщила она Гульмире, которая возникла на кухне, растрепанная, как домовенок Кузя.

– Вредитель. А ты знала, что кошка – единственное животное, которому разрешено входить в мечеть?

– Надо же. А собаки?

– Балда, я говорю, что единственное, а ты про собак спрашиваешь. Что у нас сегодня?

– «Баварский шоколад».

– Наливай!

Судя по погоде, день обещал быть жарким. Ну, а как иначе – середина июля. Потому опять запаслись бутылками с водой и направились в сторону парка 28-ми панфиловцев. По дороге Анна напомнила про обменник.

Перед поездкой она озвучила девиз отпуска: «Не усложняй!» То есть никаких сложностей ни себе, ни другим. Это касалось и материальной стороны. Поэтому успокоилась она только тогда, когда рубли превратились на тенге и перекочевали на карту Гульмиры.

В парке уже носились бегуны, все, как один, с особенным выражением лиц, сосредоточенные и одухотворенные. По дорожкам, никуда не торопясь, гуляли вездесущие голуби и бодрые старушки с палками для скандинавской ходьбы.

– Вот, смотри. А нас даже на йогу утреннюю не хватает, – попеняла Анна.

– У нас каждый день марш-бросок, так что мы побольше их оздоравливаемся, – парировала Гульмира.

Аллея вела их к собору, который возвышался в центре парка среди легкомысленно трепещущей зелени. Его купол просвечивал золотистыми всполохами между ветвей, но, когда подошли ближе, Анна ахнула при виде открывшейся красоты.

– Хочу зайти в храм, поставить свечки.

– Конечно, иди. Я подожду тебя в тени.

Косынка, припасенная в сумке на случай солнцепека, пригодилась покрыть голову. Она перекрестилась, вошла в собор и сразу сунулась к стоящей на входе женщине с вопросом, можно ли сделать видеосъемку. Та благосклонно позволила. Хотелось запечатлеть внутреннее убранство и показать потом родственникам на Урале. «Милостью Божьей оказалась я тут. Спасибо». Молиться Анна не умела, главным в общении с Богом считала искренность слов. Поставив свечи за здравие и за упокой, вышла на улицу. Гульмира топталась неподалеку, спрятавшись под деревом.

– Ты бывала внутри? Видела, какое там великолепие? – Анна говорила тихо, не хотела расплескать умиротворение.

– Да, видела. Между прочим, это одна из самых высоких деревянных церквей в мире, построена из тянь-шаньской голубой ели.

От храма аллея привела их к Вечному огню, у которого лежали три гвоздики. «Все верно, – подумалось Анне. – Для памяти не нужна строго отведенная дата».

Какое-то время они еще покружили по парку. Беспощадное июльское солнце все-таки вылавливало их на открытых участках и обрушивало на головы свой жар.

– Чудесное место, – сказала Анна. – Ты постоянно говоришь о ваших парках, хочется в каждом побывать.

– Куда успеем, туда обязательно сходим. Ой, смотри!

В паре метров от аллеи детвора тянула ладошки к дереву, по которому вниз головой, цепко хватаясь за кору, спускалась белка. Брала угощенье и устремлялась вверх, распушив хвост.

– У нас их много в парках, вольготно им тут, – сказала Гульмира. – Кстати, на работе одну мадам белка укусила.

Анна, которая в этот момент припала к бутылке с водой, поперхнулась от смеха.

– Почему ты решила, что это кстати? – спросила она, вытирая подбородок. – Такая идиллическая картинка, а ты вдруг вспоминаешь покусанную коллегу!

– Не знаю, – Гульмира пожала плечами. – Теперь, как вижу белку, всегда вспоминаю ту бедолагу. Тоже пошла покормить, сделать доброе дело, а та возьми да цапни ее за палец.

– Кошмар!

– По правде говоря, так себе тетка, так что белка это почувствовала. Но я сама после той истории побаиваюсь их. Мало ли, что у них там, в маленьких головушках.

Вверх по проспекту Достык, что означало «дружба», они потопали к кафе национальной кухни.

– Баурсаки там с пылу с жару, – объяснила Гульмира выбор места.

– Веди, моя звезда, я за тобой. Знаешь, что поняла? Показывать город должен тот, кто здесь живет. И, конечно, его любит.

– Истину глаголишь! Сейчас поедим и поднимемся на фуникулере на Коктобе.

При слове «фуникулер» Анна дрогнула, потому что боялась высоты. Что такое Коктобе, она не знала. Значит, скоро выяснит!

Кафе встречало атмосферой, сотканной из мотивов восточных сказок. Посреди зала журчал миниатюрный фонтан, на диванах раскинулись узорчатые подушки. Никаких унылых стен, все расписаны орнаментом. Негромкая протяжная музыка, казалось, струилась прямо из них. Ажурные светильники рассыпали блики на медной посуде. Резные арки вместо дверных проемов словно приглашали в султанский дворец. Над каждым столом висела люстра, сияя сотнями огоньков.

– Немедленно фотографироваться со всеми кувшинами, чайниками, коврами, – зашептала Анна Гульмире. Та призвала сначала определиться с едой. Юркая, как воробушек, официантка записала заказ: два плова, баурсаки, чай.

Первыми на столе появились корзинка с баурсаками и пузатый чайник. Нужно было выждать пару минут, чтобы чай заварился, и лишь затем разливать его в пиалы. С пышными и хрустящими баурсаками никаких реверансов не требовалось – хватай да ешь скорее, пока горячие. Анна взяла один, перекинула его пару раз из одной руки в другую, чтобы остудить слегка, откусила и тут же закатила глаза от удовольствия. Как она ждала этот момент!

Гульмира снимала баурсачный экстаз на видео.

– Ну? Как? Вкусняка?

– Не то слово!

– Конечно, это неправильно, – отложив телефон, начала вслух размышлять Гульмира. – По идее, и плов, и бешбармак, и баурсаки я должна приготовить тебе дома.

– Перестань. Я отдыхаю от плиты, зачем тебе к ней вставать? Не усложняй, мы в отпуске!

Вскоре подоспел плов.

– Ого, какая порция! – Анна с уважением смотрела на тарелку.

Горку рассыпчатого, исходящего паром, риса венчали нарезанные куски мяса и крупная соломка желтой моркови. Сбоку притаились пара перепелиных яиц и стручок красного перчик, который прикидывался невинным, но знающие люди ведали его адскую сущность. Анна была из таких, из знающих. В рисе было что-то еще, но опознать удалось только нут и барбарис.

– Расскажи про Коктобе, куда мы сейчас поедем, – орудуя ложкой, задала она интересующий вопрос.

– Это гора и на ней одноименный парк. Там есть аттракционы, чертово колесо, концертная площадка и даже зоопарк, – Гульмира успевала и жевать, и говорить. – Но он крошечный, мы в другой день пойдем в большой зоопарк. Но самое потрясающее на Коктобе – это вид, который открывается на город.

– А можно туда добраться не на фуникулере?

Гульмира уставилась на нее с подозрением.

– Что за бунт?

Анна замялась.

– Я так-то высоты боюсь.

– Так где же, как не в путешествии, открывать себя и преодолевать страхи?

– О, понеслось!

– Мы излечим тебя от фобий, на Урал вернешься обновленная! – провозгласила Гульмира. – Ехать на гору в бездушном автобусе, когда есть фуникулер, скучно.

– Ладно, ладно, – сдалась Анна. – Ты мой экскурсовод, я подчиняюсь.

– Вот, с этого и надо было начинать.

Из кафе они выкатились колобками, даже несмотря на то, что полностью осилить порции не удалось. Анна с сожалением отодвинула тарелку, понимая, что больше не может съесть ни рисинки. Но баурсаки, конечно, забрали с собой на случай внезапного голода.

Потихоньку дошагали до гостиницы «Казахстан», миновали Дворец Республики. У входа к кассам Коктобе было не протолкнуться.

– Батюшки, понедельник, откуда люди?

– Наверно, не я одна в отпуске, – высказала догадку Анна.

Она с любопытством рассматривала очередь, которая в основном состояла из пожилых женщин в цветастых платьях и платках. Почти у всех в ушах болтались тяжелые серьги, оттягивая мочки, запястья опоясывали широкие серебряные браслеты. Рядом суетились, судя по возрасту, внуки. Анна зависла, как под гипнозом, пока подруга ее не окликнула.

– Бабушек своих привезли на осмотр достопримечательностей, – сделала она вывод. – Казахские слова – как песня. Заслушалась.

– А в школе убегали с уроков казахского, помнишь?

– Мы и с русского убегали. Да и с английского тоже, – Анна состряпала невинное лицо.

– Грехи юности, – усмехнулась Гульмира.

Очередь продвигалась медленно, но это не удручало. Анна снова обратилась в слух. Через пару минут придвинулась к подруге, взяла под руку и сказала:

– Я тут прожила восемнадцать лет, на Урале тридцать, а все равно считаю Казахстан родиной. Получается, у меня две родины. Странно, да?

– Ничего странного. Ты здесь родилась и выросла. Эта земля тебя помнит.

Анна почувствовала, как что-то теплое разлилось в груди, собираясь выплеснуться нечаянными слезами.

– Эй! – Гульмира чутко уловила ее настрой. – Не вздумай зарыдать от избытка чувств.

– Я могу…

– Завтра едем на малую родину, вот там и отведешь душу.

Крохотный Городок, затерянный в ложбине гор с таким же названием. Там она родилась, там выросла, окончила школу. Именно оттуда поезд увез ее на Урал. Думала ли она тогда, что вернется только через тридцать лет? Нет, не думала. И вот она здесь. Приехала, чтобы постоять у своего дома, пройтись по улицам, где бегала еще девчонкой, сходить на кладбище к папиной могиле.

– Там я буду реветь непрерывно.

– А я, как вампир, буду ходит следом и впитывать твои эмоции. Глядишь, напишу потом о твоем путешествии книгу.

– Договорились.

Очередь наконец иссякла, старушки в сопровождении внуков уже отправились покорять Коктобе. Гульмира купила билеты и скомандовала посадку. Анна на полусогнутых ногах заскочила в подъехавшую кабину фуникулера, даже не успев испугаться. Следом запрыгнула еще семья, тут же стиснув их на сиденьях. Кабина, не останавливаясь, сделала круг и устремилась вверх. Легкомысленная металлическая коробочка малость подрагивала, потому Анна вцепилась мертвой хваткой в поручень.

– Расслабься. Смотри по сторонам, – Гульмира, доморощенный папарацци, фотографировала ее испуганное лицо.

– Д-да, красиво, – клацнула зубами Анна, совершенно не планируя куда-либо смотреть.

– Вот она, Алматушечка любимая!

Фуникулер усердным жуком полз в гору. Анна и не заметила, как отклеила взгляд от лица подруги и все-таки принялась смотреть по сторонам.

Проплывавшие под ними дома уменьшались в размерах, по серой ленте автотрассы сновали будто игрушечные автомобили. Гора Коктобе, могучая, поросшая зеленью, надвигалась на них, ширясь в разные стороны и постепенно заслоняя небо. Сбоку у нее торчала телевышка, как гигантская антенна для приема сигналов от дружественных цивилизаций.

Приближаясь к вершине, пассажиры собрались, точно астронавты перед выходом в открытый космос. Как оказалось, фуникулер и тут не думал останавливаться, лишь слегка замедлил ход. Когда кабина поравнялась с платформой, все так слаженно высыпали наружу, словно каждый день вместе мотались туда-сюда, оттачивая скоростную выгрузку.

– Кабинка не останавливается, поэтому некогда бояться. Думаешь только о том, как бы успеть заскочить и успеть выскочить, – тараторила Анна, только сейчас осознавая, что все же прокатилась на фуникулере, которого так опасалась.

– У нас же все продумано, – Гульмира выглядела такой довольной, будто сама изобрела эту хитрую конструкцию.

Смешавшись с гуляющими, они отправились исследовать Коктобе и первым делом наобнимались с бронзовой четверкой «Битлз». Гульмира сказала, что добро на установку памятника получено лично от Пола Маккартни и Ринго Старра.

Поглазели на обитателей мини-зоопарка: экзотические куры со всего света щеголяли сказочным оперением, гордец-павлин не реагировал на Анины тщетные уговоры распустить хвост, олени с королевским достоинством принимали морковку. Ее продавали тут же, нарезанную, в пластиковых стаканчиках.

Потоптались на смотровой площадке, вид на город портила дымчатая пелена смога. Анна после фуникулера осмелела, да так, что согласилась прокатиться на колесе обозрения. От скоростного спуска по однорельсовой дороге уже отказалась, достаточно экстрима для одного дня, да и очередь к аттракциону тянулась внушительная. Вдобавок стал накрапывать дождь. Здесь, на Коктобе, ясно виднелась граница непогоды. Небо над Алматы посерело, а стоило обернуться – дальше над горами разливалась синева. Пришлось накинуть предусмотрительно захваченные куртки и вернуться на станцию фуникулера. Анна, уже как опытный воздухоплаватель, проворно забралась в кабину, радуясь, что через пять минут страха окажется внизу. Теперь уже город плыл навстречу, как под лупой, увеличивая здания, автомобили и совсем крохотных людей.

Дождь сеял мелко, не доставляя неудобств, поэтому они решили прогуляться пешком. Спустились до ближайшего кафе наградить себя чем-нибудь вкусным за победу над страхом высоты. Анна все вспоминала чай манго-лемонграсс из того первого алматинского дня. Точно такого же в меню не было, пришлось взять облепиховый. Из десертов выбор пал на чернично-лавандовый чизкейк и творожную тарталетку с апельсинами. Как водится обычно у подруг всех возрастов, и то, и другое поделили пополам.

После чаепития побрели в сторону дома. Гульмиру осенило, что по пути можно отведать мороженого с необычным вкусом. Чизкейк с тарталеткой еще были слишком свежи в памяти, но кто же в здравом уме откажется от чего-то особенного?

В витрине стояли емкости с мороженым всех цветов радуги и с самыми фантастическими вкусами: тыквенное, смородиновое, кокосовое; с аперолем, с пармезаном, с клубникой и базиликом.

– Каждый раз ассортимент меняется, никогда не знаешь, чем удивят. На Наурыз продавали со вкусом черного чая, тары́ и жента, – сказала Гульмира и взяла шарик тропического. Анна предпочла новинку из спирулины, мяты и шоколада.

Они присели на лавочке, чтобы не есть на ходу. Конечно, попробовали мороженое друг у друга, как без этого.

– Напомни, что такое тары и жент. Слова знакомые. – Анна снимала деревянной ложечкой слой мороженого и смаковала его легкий мятный вкус.

– Тары – это обжаренное пшено. Бабушка из него делала майсо́к. Заливала кипятком, чтобы размякло, сливала воду, потом смешивала со сливочным маслом и сахаром. Лучший десерт моего детства. Никакие тирамису и профитроли рядом не стоят.

– Не помню, чтобы ты меня таким в детстве угощала.

– Да наверняка ели, потому что бабушка заметила, что мне нравится это блюдо. Это несмотря на то, что у нее такая куча внуков, что и имена всех не упомнить. Когда я к ней приходила, она обязательно давала мне тканевый мешочек с тары.

Гульмира помолчала, размешивая в картонном стаканчике уже подтаявшее мороженое.

– Наверно, это и есть любовь. У бабушки была тяжелая судьба. Много детей, еще больше внуков. А она запомнила, что именно я уплетала ее майсок.

Анна кивнула.

– А жент – это тоже тары, только перетертый. Его смешивают с маслом и сахаром, по желанию добавляют изюм, орехи. Ставят на холод, потом нарезают произвольно и получаются конфетки, похожие на халву. Сейчас даже продают жент в шоколаде. Вкусный и необычный десерт.

– Надо купить, повезу на Урал.

– Перед отъездом сходим на Зеленый базар, наберем сладостей тебе в дорогу. Ну что, идем? – Гульмира поднялась и бросила стаканчик из-под мороженого в урну.

Очутившись наконец дома, они позвонили таксисту по поводу завтрашней поездки. Планировали доехать до Тараза, там пересесть в другое такси до Городка. Земляк, который тоже жил теперь в Алматы, но как раз недавно съездил в ту сторону, дал Гульмире нужный номер телефона.

– Болат, добрый день! Меня зовут Гульмира. Ваш номер мне дал брат Бахытжан, он с вами ездил недавно. Нас двое, хотим выкупить весь салон до Тараза. Сколько будет стоить?

Земляк трансформировался в брата, но Анну это не удивило – в Казахстане даже во времена ее юности мужчины обращались друг к другу не иначе как «брат». Сейчас такая метаморфоза могла помочь в формировании нужной стоимости. Раз брат ездил недорого и с комфортом, то есть шанс, что и сестру повезут так же.