Выхожу 1 ja на дорогу

– Саша в полном восторге, он поддержит. «Посев» в этом году сидит на мели, но к оглашению результатов книга, я думаю, все-таки выйдет.

Они чуть сигареты не проглотили.

– А можно написать Саше Соколову? – блеющим голосом спросил один из них.

– Написать-то вы можете, – улыбнулся ГМ. – Только Саша вряд ли ответит. Ужасный мизантроп.

А на четвертый год всё кончилось. Союз и нерушимость оказались пшиком. Накрылись загранки. В телевизоре ликовали пошляки. Юная сказочница обзавелась членским билетом и ядовито шипела, когда ГМ пощипывал ее задницу. Да и вообще из-под масок совписов вылезло такое… Стервятники, шакалы, трупные черви с загребущими руками. Литературу пришлось отложить. Всю осень и зиму он, как Геракл, занимался исключительно склоками и приватизацией. Поэтому обрадовался, словно родному, звонку от балбесов. Голос в телефоне промямлил, что вот, мол, у вас в городе проездом, и хорошо бы встретиться. «Какой разговор!» – воскликнул ГМ, на мгновение опять почувствовав себя мэтром. Встречу назначили недалеко от центра, в пивнушке на задворках оперного театра.

За столом сидела одинокая и довольно унылая фигура.

– Где второй? – бодро спросил ГМ, подзывая официантку.

– Уехал в Аргентину. Пристроился в очень либеральный сумасшедший дом. Всем доволен.

– Ого!

ГМ подумал, что, наверное, зря пришел, ведь балбесы работали в паре, вряд ли с одним будет так же весело. Принесли пиво.

– Ну что ж, соавтор, – ГМ поднял кружку. – Выпьем за упокой. Нашего союза нет, да и ваш, я смотрю, развалился.

Выпили, помолчали.

– А теперь – за новую жизнь! Только подожди, пивом не чокаются. У меня есть закрепитель, – достал из внутреннего кармана мерзавчик «Распутина», соорудил ёрш и опять поднял кружку сильной рукой: – Пей, Иван Гордист!

Они пили, и заведение понемногу наполнялось тенями. Входили первопроходцы запоя, успевшие трижды отречься от заблуждений, входили доносчики и требовали долива после отстоя, входили подруги жизни – первая, вторая, третья, – целый клубок извивался у двери. Являлись трезвенники, на поверку всегда оказывавшиеся самыми крупными сволочами. Вечер становился на рельсы и катил по известному сценарию: разбег, взрыв, надрыв, безумие. Кто-то картавый рычал: «Стар-р-рик, ты не был на Север-р-рном полюсе!» Стихотворец, простая душа, пару лет назад сиганувший в шахту лифта, как хрустальную вазу, держал на коленях четырнадцатилетнюю поэтессу, из-за которой все и случилось.

– Говорил я ему – доиграется! – ГМ стукнул кулаком по столу. – Набоков сраный!

– Что?

Балбес ничего этого не видел. Настоящая жизнь была ему недоступна. В дурдоме было его место. Вот только дурдом сейчас повсюду – и значит, это племя молодое оказалось право, а он, старый лось, ничего не может с этим поделать. Только пить. Официантка подтаскивала новые кружки. ГМ подливал туда водки, которая чудесным образом не заканчивалась в мерзавчике. Прощай, молодость, прощай, белый аист!

– Еще! – кричал он, ускоряя темп, жертвуя фигурами речи ради прямолинейного мата. – Жизнь, ебать ее, это пиздец. Пей!

– Много, много, – подвывал балбес-соавтор. – Увольте!

– Как я тебя уволю, если ты ничему не служишь? Где твоя высокая идея?

– Я по делу пришел.

– Говори.

– Ваша книга, – балбес вытащил из кармана свежую повесть ГМ, подписанную в печать накануне рокового августовского дня. – С нашими кусками. Вот тут, тут и в конце. Содрано без кавычек. Как понимать?

Можно было бы, конечно, взять себя в руки, улыбнуться снисходительно и что-нибудь наплести. Скажем, другой балбес разрешил использовать перед отъездом в Аргентину. Ты не в курсе? Странно, что он тебе об этом не сказал. Могу найти его письмо, если хочешь. Только весь этот бисер, ГМ чувствовал, был уже ни к чему. Время хороших манер прошло. Он поднялся из-за стола.

– Сейчас я тебе объясню устройство мира в легкой доступной форме, – он высоко поднял кружку. – Ты просто не врубаешься в дзен. Смотри вверх!

Резким движением вылил пиво на глупую морду балбеса и, подбросив вверх мокрую пустоту, успел подмигнуть официантке перед тем, как принял удар лысеющим теменем.

Она много раз видела этот номер, но никогда не успевала вовремя зажмуриться.

Выхожу 1 ja на дорогу

Древний китайский мудрец Кун-цзи (никакого Конфуция никогда не было) коротко и просто описал технику путешествия автостопом. «Путь в тысячу ли, – сказал он, – начинается прямо под ногами». Так и есть. Это легко проверить. Нужно только встать с дивана, выйти из дома, на троллейбусе (без билета, разумеется) доехать до конечной остановки, перейти мост (он должен быть обязательно) и оказаться в чистом поле, оставив позади несерьезные мысли о самоубийстве и необходимость учить уроки. Паша допустил единственное отклонение от древнего канона – перед выходом на трассу заскочил в «Букинист» и обменял на десять тысяч рублей роскошный медицинский атлас, год назад подаренный ему предками в награду за поступление в универ.

Теперь он стоял, как положено, у выезда с заправки и ждал, подняв руку и воротник серого пальто. А перед этим звонил из телефона-автомата отцу и что-то врал о планах пересдачи летней сессии. «Ты откуда говоришь?» – спрашивал отец.

Была весна. Черные деревья вдоль реки, скованные невидимой цепью ветра, синхронно сгибались, передавая информацию о стоящих на дорогах и тех, кто их подберет. Человек на дороге рассматривал черные деревья, и душа его наполнялась мечтой о дальнобойном «КамАЗе», который везет тебя прямо к цели, куда надо, без дурацких пересадок в дурацких маленьких городках, где местное население добывает уголь, пьет водку и всегда готово набить тебе морду.

Но в этот раз с дальнобойщиками не сложилось. Паше досталась пошлая иномарка с простым мужиком, которому он представился буддистом, сказав, что едет в другой город на коллективную медитацию. Это должно было уберечь его от предложения дать денег «на бензин». Ежу понятно, что у буддиста не может быть денег.

Мужик не особенно удивился, только сказал:

– Я их видел в Корее – они ходят в желтых плащах, и все бритые. А ты волосатый.

– Скоро побреют, – ответил Паша.

– Понятно, – сочувственно вздохнул мужик. – А зачем она вообще нужна, эта медитация?

– Подготовка к переходу в другой мир.

– Нихера себе, – сказал мужик и закурил. – На тот свет, что ли? Ну ты даешь! А вот если, например, такой случай – пошел человек к знакомой бабе отдохнуть, а потом сел бухой за руль, и – в столб. У меня это с другом было. Помер не готовый совершенно, – и чё тогда?

– Если человек умирает, когда им владеют страсти, он перерождается в мире животных.

– В мире животных! – захохотал водитель и сбавил скорость, чтобы вытереть слёзы. – Ой, не могу. «В мире животных»! А может, «В клубе кинопутешественников»?

– Вы меня неправильно поняли… – начал Паша.

– Правильно-правильно, – перебил его водитель. – Это классно, что я тебя подобрал. – Он прибавил газу. – Ты еще рассказывай.

Паша рассказал ему о четырех благородных истинах, шести мирах перерождения и восьмеричном пути. Только про нирвану умолчал, опасаясь, что простой мужик расстроится, когда узнает, чем всё это заканчивается.

– Слушай, – перебил его мужик. – А вот у евреев – у них так же?

– Не знаю, – ответил удивленный Паша.

– А ты еврей?

– Нет.

– А вот у меня зять еврей. Сопляк, вроде тебя, хочет уехать в Израиль, чтобы в армию не идти. Ну, тут у нас понятно – чечня-мучня. Но ведь там тоже с террористами воюют. – Он опять закурил свой гнусный вонючий «Космос». – Значит, евреи животными не становятся? А русские?

Паша не успел ответить: на его счастье водитель заметил на обочине голосующую деревенскую бабку и остановился. Со стонами и вздохами благодарности престарелая автостопщица влезла на заднее сиденье. «Вот молодцы какие, старуху подобрали, наши не взяли, а чужие – взяли. Вот молодцы ребятки!»

– А мы, мать, буддисты! – заорал добрый водитель, испугав Пашу своей эмоциональной неуравновешенностью. – В Новосибирск едем. Будем учиться, как в гроб ложиться.

– Это как же? – ахнула пассажирка.

– Да вот, записались на бесплатные курсы, типа, экскурсия на тот свет.

– Хорошо вам, молодым, – помираете даже понарошку. А тут ждешь, ждешь, всё уже готово… – она порылась в кармане и вытащила записную книжку. – Как звать-то вас?

– Паша, – сказал Паша.

– Вадим я. А тебе, мать, зачем?

– Помянуть, – объяснила старуха. – Тут ждешь, ждешь, а молодые, гляди, уже шуруют вперед… Понарошку, гляди…

От бабки избавились с удовольствием. Битый час, до самой своей Козюльки, она в подробностях рассказывала, что и как приготовила себе на похороны. При этом она уважительно поглядывала на охреневших Пашу и Вадима, словно ждала, что ей подскажут что-нибудь дельное или укажут на какое-то упущение.

– Интересно, – сказал Вадим, когда старуха покинула салон автомобиля. – А это не вредно?

– Что?

– Да ладно! Не вреднее водки.

Они поехали дальше. Водитель задумался о чем-то своем и оставил Пашу в покое. Паша опустил спинку кресла, вытянул ноги и устроился так удобно, что все его мысли, спутавшись в клубок, укатились из головы куда-то вниз, в кроличью нору, во внутренние покои, где на чем-то вроде стены висела панель телевизора и какая-то темная фигура сидела перед экраном в позе лотоса. Она махнула ему рукой, чтобы он садился и отвечал на вопросы викторины: с чем бьется сердце? почему такая форма? и зачем это всё? Ответов он не знал. Тогда фигура переключила канал на документальный фильм о путешествии простого мужика с ненастоящим буддистом. Фильм был немой и сопровождался субтитрами, которые переливались радужным сиянием, отчего текст непрерывно менялся. То «путешествие простого мужика с настоящим буддистом». То «непутешествие непростого немужика с ненастоящим небуддистом». То еще как-то. Потом НЕ мигнуло, окончательно растворившись в сиянии. Фигура толкнула Пашу локтем в бок и произнесла осмысленный текст:

– Середина пути. Просыпайся – отдохнем.

Хлопнули дверцы. Водитель и пассажир зашли в бесплатный туалет, отлили в мрачную бездну, прополоскали руки под ржавым краном, в кафе через дорогу взяли по два теплых хачапури.

– По пивку? – спросил Вадим, но Паша, как Штирлиц, выдерживая легенду, ответил, что ему не позволяет религия.

– Здоровеньким помрешь, – Вадим заказал, получил и отхлебнул мутно-желтый напиток с легким запахом стирального порошка. – Много на свете чудиков, я даже удивляюсь. Вот у меня, например, в этом районе, в деревне неподалеку, живет кореш. Как-то раз гулял я у него на свадьбе. Пили, ты не представляешь, спирт в канистрах, пиво флягами… короче, до победного конца. На третий день вышел я на улицу подышать и сцепился с местным жителем. Сначала хотели подраться – а потом нашли общий язык. Он – немец, вся семья у него свалила на историческую родину, а он не захотел. Съездил один раз в дойчланд – и заскучал. Я спрашиваю: а чем тебе немцы не понравились? Он говорит: не знаю, вроде нормальные люди – пьют, курят, помирают. Но чё-то там не то… Короче, пришли мы к нему домой, сидим на кухне, бражку кушаем, – и вдруг в углу, под раковиной, чё-то завозилось. Я говорю: «Че у тебя там, Володя?» А он говорит: «Орел». Представляешь? Мужик подобрал раненого орла, вылечил и с ним живет. Размах крыльев – кухня, клюв – как молоток, таким долбанет – и всё: прощай, семья, бизнес. Я говорю: «Нахрена он тебе?» А он говорит, что орел ему типа лучший друг и собутыльник, тут же наливает стакан и орлу в клюв опрокидывает. Через пять минут эта зверюга сидит, между нами, на третьей табуретке, кивает башкой, а когда надо смеяться – клекочет и плечами трясет. Чё-то мне стало жутко, ушел я от них. А сейчас думаю: наверное, этот орел раньше тоже был человеком…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Навикжелить – неологизм времен Гражданской войны, образованный от ВИКЖЕЛЬ (Всероссийский исполком ЖД-профсоюзов), который организовывал забастовки, парализующие движение по железным дорогам.

2

Неба нет, только снег и страх на земле… (англ.)

3

Офицер, словно ангел, теперь бестелесный… (англ.)

4

Часовщик низвергнулся в ад… (англ.)

5

Да. Мы кривые побеги смерти,

растущие сквозь окровавленный снег… (англ.)