Полная версия
Сражение за Берлин. Штурм цитадели Гитлера. 1945
– И вот ради такой чепухи погибают мои солдаты!
К счастью, бойцы танковой дивизии «Мюнхеберг» ничего не знали об этом приказе своего Верховного главнокомандующего. Они целый день стреляли и сражались, переходили в контратаки, вывозили с поля боя раненых, спасали имущество беженцев, а потом опять стреляли и сражались. Когда на землю опустилась ночь, многие из них подумали, что теперь наконец наступит долгожданная передышка. Однако маршал Жуков продолжал гнать свои войска вперед. Соседняя группа армий маршала Конева прорвала фронт 4-й немецкой танковой армии на реке Нейсе, и танковые соединения русских устремились в глубь Средней Германии (так в буржуазной прессе ФРГ называлась территория бывшей ГДР, в отличие от Западной Германии и бывших восточных областей Германии. – Пер.). Поэтому ночью маршал Жуков послал в атаку свои гвардейские корпуса, он тоже хотел совершить прорыв, ведь перед ним лежал Берлин.
Фельдфебель Хартман сильно тряс унтер-офицера Райнварта за плечо, пытаясь разбудить его:
– Давай просыпайся! Нам пора двигаться дальше!
Райнварт нехотя открыл глаза и бросил бессмысленный взгляд на своего командира танка. Однако он тотчас пришел в себя и вспомнил, где находится. Одним рывком он вскочил на ноги. Хартман уже прошел дальше, чтобы разбудить остальных бойцов своего экипажа. В течение шести часов они непрерывно вели бой и всего лишь несколько минут тому назад были вынуждены сделать короткую остановку в этой маленькой деревушке недалеко от Зелова, чтобы дождаться прибытия топливозаправщиков. В то время пока бойцы транспортного подразделения, прибывшего с горючим и смазочными материалами, быстро заправляли немногие исправные боевые машины Pz. IV[8], выбравшиеся из своих танков танкисты мгновенно уснули в ту же самую секунду, как только улеглись на ближайший сухой клочок земли, поросший травой. Однако две минуты назад лейтенант отдал приказ к выступлению.
Еще не совсем проснувшись, танкисты залезли в свое серое чудовище, и только Рамлау не смог удержаться, чтобы не пошутить:
– Ну что, опять то так, то этак, то ложись, то вставай.
– Заткни глотку! – Фельдфебель толкнул его в бок и одновременно захлопнул люк башни.
Последние четыре танка из роты лейтенанта Графа с грохотом исчезли в ночной мгле. Никому не нужно указывать механикам-водителям направление движения. Они направили свои машины туда, где скрещиваются очереди трассирующих пуль, выпущенные из русского и немецкого автоматического оружия, туда, где снова и снова земля встает на дыбы после разрывов снарядов и бомб. Но сейчас пятеро бойцов оставались наедине со своим танком. Только командир танка и механик-водитель видели через смотровые приборы ближайшие окрестности. Никто из них не произносил ни слова. Каждый из них в совершенстве владел своими навыками, каждый знал, что он должен делать, когда станет горячо, когда борьба пойдет не на жизнь, а на смерть. С января они непрерывно участвовали в боях, в таких условиях даже военное ремесло становится привычкой.
Танкисты не знали, сколько времени они уже в пути. Неожиданно до их слуха донеслись близкие разрывы снарядов, выпущенных из русских противотанковых пушек. Фельдфебель Хартман приоткрыл люк башни танка, чтобы быстро осмотреться вокруг. Уже несколько минут рация молчит. Хартман сразу заметил, что они выехали из леса и сейчас с грохотом спускаются вниз с небольшой возвышенности. Далеко позади за ними следует вторая боевая машина, а двух последних танков пока еще не видно. Как и немецкой пехоты. Зато совсем близко хорошо видны несколько темных силуэтов. Однако, прежде чем фельдфебель успевает принять какое-нибудь решение, на той стороне сверкнула вспышка.
Хартман проворно исчез внутри боевой машины и крикнул:
– Башня на двенадцать часов – перед нами вражеские танки! Открыть огонь!
Унтер-офицер Райнварт уже навел башню, Рамлау уже давно зарядил снаряд в пушку, и вот раздался первый выстрел. Бринкман, механик-водитель, крепко держит обеими руками ручки управления. Лязгая гусеницами, Pz. IV с грохотом движется по пересеченной местности. Возможно, это перепаханное поле или лесная делянка. Плевать, это не имеет никакого значения. Танки ползут вперед и стреляют, стреляют и опять устремляются вперед.
Дивизия «Мюнхеберг» представляла собой костяк LVI танкового корпуса и всего немецкого фронта западнее Кюстрина. В ночь на 17 апреля она была единственной дивизией, которой еще раз удалось энергично контратаковать противника и приостановить его.
Весь день 17 апреля непрерывно продолжалось сражение, исход которого склонялся то в одну, то в другую сторону. Советское командование черпало все новые резервы из неиссякаемого запаса живой силы и техники и одну за другой вводило в бой свежие дивизии. А на немецкой стороне положение ухудшалось с каждым часом. CI армейский корпус уже не мог удерживать тыловой рубеж южнее Врицена и начал отход. Советские танковые соединения воспользовались благоприятным моментом, прорвали оборону корпуса и отсекли ожесточенно обороняющиеся дивизии и полки друг от друга.
В этот день LVI танковый корпус нес на своих плечах основную тяжесть битвы. На участок фронта под Вриценом выдвинулась моторизованная дивизия СС «Нордланд» под командованием бригадефюрера СС Циглера, который, так же как и генерал Вейдлинг и полковник Вёлерман, до войны служил в 3-й Берлинской танковой дивизии. Из района Эберсвальде – Ангермюнде спешно подтянулась 18-я моторизованная дивизия, которая значительно усилила оборонительные возможности танковой дивизии «Мюнхеберг».
Генерал Вейдлинг постоянно находился в доме лесничего, в шести километрах восточнее деревушки Вальдзиверсдорф, и руководил с этого передового командного пункта вводом в бой своих измотанных дивизий. Полковник Раух, командир 18-й моторизованной дивизии, тоже разместил свой командный пункт в этом же доме лесничего. Однако офицерам так и не удавалось спокойно поработать, не говоря уже о том, чтобы заняться отдачей приказов в соответствии с уставом. Вражеская артиллерия постоянно подвергала всю местность интенсивному обстрелу, многократно вынуждая офицеров и солдат штабов укрываться в наспех вырытых траншеях и щелях. И ночь прошла неспокойно. На рассвете по району, где располагался дом лесничего, вела огонь не только вражеская артиллерия, но и его минометы и даже станковые пулеметы.
Советские войска снова прорвались и угрожали тыловым коммуникациям корпуса. Пришлось поспешно переносить командные пункты в другое место. Немецкая пехота уже отходила сплошным потоком. Сквозь эту толчею удалось пробиться только отдельным автомобилям. У дороги одиноко стояла всего лишь одна батарея тяжелых гаубиц, которая вела огонь по приближающимся танкам противника. Совсем молодой командир, капитан родом из Остмарка (термин «Остмарк» применялся в Третьем рейхе в отношении Австрии после ее аншлюса в 1938 г. – Пер.), с невозмутимым спокойствием руководил огнем своей батареи. Пехотинцам вновь удалось взять себя в руки, и они снова заняли позицию для обороны.
Вечером 18 апреля генерал Вейдлинг находится на своем командном пункте в деревне Вальдзиверсдорф. Когда он возвращался с поездки на фронт – линия фронта проходила всего лишь в километре к востоку, – начальник штаба передал ему только что поступившую радиограмму из штаба 9-й армии:
«Продержитесь еще два дня, тогда все будет в порядке! Буссе».
Вейдлинг вопросительно посмотрел на подполковника фон Дувфинга.
– Что это значит?
Вместо ответа, начальник штаба лишь пожал плечами, потом бросил многозначительный взгляд на дверь в соседнюю комнату и прошептал:
– Он мог бы вам ответить!
– Что это значит? – раздраженно спросил Вейдлинг.
На это фон Дувфинг ответил:
– Здесь господин имперский министр иностранных дел собственной персоной.
Генерал резко повернулся и, тяжело ступая, направился в соседнюю комнату. Подполковник фон Дувфинг и начальник оперативного отдела штаба, майор Кнаппе, обменялись многозначительными взглядами. Наконец младший по званию нарушил тишину:
– Может быть, это правда, о чем уже давно ходят слухи, что западные державы хотят заключить с нами мир?
– Возможно, да, а возможно, и нет, – ответил начальник штаба. – В любом случае я передам радиограмму в дивизии.
Подполковник фон Дувфинг покинул комнату. Уже через несколько минут все командиры дивизий держали в руках роковую радиограмму штаба армии. Никто не знал, что же с ней делать. Однако никто не мог помешать тому, что содержание радиограммы генерала Буссе со скоростью слухов дошло до позиций на передовой.
Майор Кнаппе склонился над сводкой за прошедшие сутки, чтобы еще раз внимательно изучить ее. Однако ему не удалось далеко продвинуться в этой работе. Майор услышал, как в соседней комнате генерал неожиданно перешел на крик, очевидно, он даже стучал при этом кулаком по столу. Сидящий рядом с Кнаппе адъютант министра иностранных дел побледнел как полотно и хотел вскочить со стула. В этот момент в комнату вошел полковник Вёлерман. Он тоже удивился неожиданному визиту высокого гостя из Берлина и грубому голосу Вейдлинга, доносившемуся из соседней комнаты. Начальник оперативного отдела многозначительно посмотрел на Вёлермана и показал рукой на дверь, ведущую в соседнюю комнату:
– Господин полковник, вы можете войти!
Начальник артиллерии корпуса удивился еще больше, когда узнал Риббентропа. Но он не успел уяснить причину появления высокого гостя, так как Вейдлинг вскочил со своего места и заявил побледневшему министру иностранных дел:
– А вот и мой главный артиллерист, господин министр, он может доложить вам об истинном положении дел на фронте, а не ту чепуху, о которой идет речь в сегодняшней сводке вермахта!
Полковник Вёлерман поздоровался с присутствующими. Риббентроп подал офицеру свою холеную руку, его рукопожатие неприятно поразило полковника своей вялостью. Усевшись снова на свое место, Риббентроп встревоженно уставился на Вёлермана. На его лице не осталось и следа от того высокомерного выражения, известного всем по фотографиям в газетах. С трудом сохраняя самообладание, генерал Вейдлинг призвал Вёлермана сообщить министру всю правду без прикрас.
– Одну только голую правду, господин полковник! – еще раз подчеркнул генерал.
Полковник доложил о положении на фронте. Лицо имперского министра иностранных дел помрачнело. Вёлерман уже собрался несколько смягчить свой доклад, однако, заметив, что Вейдлинг удовлетворенно кивает, продолжал в том же духе, ничего не утаивая от высокого гостя из Берлина. Риббентроп нерешительно встал из-за стола, тихим голосом задал несколько уточняющих вопросов и, сказав на прощание несколько общих фраз, быстро ушел.
Вейдлинг с довольным видом похлопал своего начальника артиллерии по плечу:
– Отличная работа, полковник, от этого мы наконец отделались!
Генерал приказал принести бутылку коньяку и продиктовал свой последний доклад о сложившемся положении. Тем временем майор Кнаппе доложил, что радиограмма уже разослана во все подразделения корпуса. После этого он замолчал с озадаченным видом.
– У вас что-то еще, Кнаппе?
– Так точно, герр генерал. Вот! – Майор передал Вейдлингу листок бумаги. – Ответ генерала Муммерта.
Вейдлинг быстро просмотрел строки ответной радиограммы, которую командир дивизии «Мюнхеберг» прислал в качестве подтверждения:
«Что означает эта ерунда? Мы что, должны еще сильнее сжать зубы и сражаться в два раза ожесточеннее или так оберегать свои кости, чтобы выжить?»
Полковник и майор с удивлением посмотрели на своего генерала. Что ответит «солдат до мозга костей» Вейдлинг на эту дерзкую радиограмму своего подчиненного? Однако командир корпуса не успел дать ответ. Появился подполковник фон Дувфинг и доложил:
– Имперский руководитель гитлерюгенда!
– Пусть войдет! Посмотрим, чего хочет этот деятель!
Потерявший правую руку в боях на Восточном фронте рейхсюгендфюрер Аксман по-военному четко приветствовал всех собравшихся. Его спокойная, сдержанная манера держаться произвела на генерала благоприятное впечатление, и он сразу проникся симпатией к руководителю имперской молодежной организации. С этого мгновения оба офицера прекрасно понимали друг друга, и хотя они представляли два разных лагеря, но их объединяло одно общее дело.
Генерал Вейдлинг попытался убедить рейхсюгендфюрера в том, что чистым безумием является посылка шестнадцатилетних юношей на борьбу с русскими танками. Крупные формирования гитлерюгенда были сосредоточены под Харнекопом, в имении покойного фельдмаршала Хезелера, чтобы оттуда проследовать на передовую. Взволнованная речь Вейдлинга продолжалась несколько минут. Никто из офицеров его штаба и не предполагал, что суровый и часто бывавший резким генерал способен произносить такие умоляющие слова. Рейхсюгендфюрер Аксман, который позднее в качестве осмотрительного командира будет умело командовать сектором обороны у Берлинской радиовышки, встал.
– Герр генерал, я ручаюсь собственной головой, что немедленно отзову приказ о вводе в бой подразделений гитлер-'югенда!
Когда рейхсюгендфюрер прощался, он отдал честь так, словно на нем форма не коричневого, а защитного цвета.
– Итак, это был второй визитер! – саркастически улыбнулся Вейдлинг. – Правда, я совсем не рад этому визиту.
Подполковник фон Дувфинг обратился к генералу:
– Герр генерал, какие будут приказы на завтра?
– Что тут можно приказать? – вместо ответа, задумчиво бросил Вейдлинг. – Приказ всем подразделениям: отступать к Штраусбергу!
Глава 2
Прорыв
– Да закрой же наконец рот, – бранился Хольберг, который обслуживал пулемет танка и одновременно был радистом. – Я же не могу ничего понять!
– Я только и слышу от тебя все время – понять, понять! Что ты еще хочешь понять? Теперь война скоро закончится. Когда у Адольфа будет день рождения, тогда у нас уже будет мир! – остроумно шутил Рамлау.
– Ты просто дурак набитый, – в том же духе отвечал маленький саксонец. – Тогда, чего доброго, в Берлине зазвонят и колокола? Но только они уже давно не звонят, америкашки разбомбили там уже все колокольни!
– Ах, парень, – отвечал Рамлау, – приезжай как-нибудь к нам в Берлин! Ты не поверишь своим глазам, увидев, чего у нас только нет!
– А теперь придержите-ка языки, – вмешался в разговор Хартман. – В конце концов, я тоже хочу хоть немного вздремнуть. А что касается Берлина, вероятно, вскоре мы все отправимся туда!
– Что? – вскочил Рамлау. – Ты что-нибудь уже слышал, фельдфебель? Ведь час тому назад ты был у генерала. Мог бы нам рассказать, о чем говорят господа офицеры, особенно теперь, когда вот-вот наступит мир.
– Да ты уже достал всех со своим миром, – сердито заметил унтер-офицер Райнварт. – Пора бы уже и заткнуться. Это всего лишь слухи!
– Почему же слухи? – язвительно отвечал берлинец. – Хольберг, это правда или нет? Разве ты не слышал по своему приемнику, что через два дня все это дерьмо закончится?
– А теперь успокоились! – решительно заявил Хартман. – Укладывайтесь на солому и спите! Кто знает, когда еще у вас будет возможность поспать!
Фельдфебель натянул на лицо свой серый воинский свитер и повернулся на бок. Прежде чем уснуть, он отметил, что и остальные последовали его примеру. Несколько часов тому назад они нашли убежище на этом маленьком хуторе недалеко от Мюнхеберга, на полпути между Кюстрином и Берлином. Поскольку хозяева бежали на запад, они устроились в этой крестьянской усадьбе. Лейтенант облюбовал себе гостиную, ротный фельдфебель, только что прибывший с запасом спирта и продуктов питания, лежал сейчас в хозяйской спальне. Хартман вместе с двумя экипажами своего взвода нашли свободное место в сенях. Все бойцы смертельно устали. Правда, сейчас они наконец-то сыты, но никто из них не испытывал потребности умыться, хотя вот уже три дня они не снимали свою форму. Да и сама форма уже давно не соответствовала уставу. Каждый носил то, что ему больше всего подходит и что казалось наиболее удобным. Прежде чем Хартман сумел мысленно развить эту тему, его сморил сон…
Хартман не знал, сколько минут ему удалось поспать. Перед ним стоял лейтенант Граф.
– Хартман, вставайте! Приказ из дивизии: вы должны немедленно явиться к генералу.
– Кто? – удивленно переспросил фельдфебель. – Я?
– Да, и побыстрее, кажется, дело срочное!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
5 часов утра по московскому времени, 3 часа по берлинскому, согласно мемуарам Чуйкова и Жукова. (Здесь и далее примеч. ред.)
2
Всего для проведения Берлинской операции Красная армия имела 41 600 орудий и минометов.
3
Были исключения. В боях за Кюстринский плацдарм 25-я танковая дивизия (с 20 марта танковая дивизия «Мюнхеберг») и другие соединения (моторизованная дивизия «Курмарк», пехотная дивизия «Дебериц», 606-я пехотная дивизия, 25-я моторизованная дивизия) не смогли помешать советским войскам расширить плацдарм и предотвратить падение 30 марта Кюстрина.
4
Сила света, создаваемая зенитным прожектором диаметром 200 см, достигает 2 млрд свечей.
5
Для осуществления Берлинской операции советское командование сосредоточило 2 миллиона 500 тысяч солдат и офицеров, 41 600 орудий и минометов, 6250 танков и САУ, 7500 боевых самолетов (включая 800 самолетов дальней авиации). Им противостояли 1 миллион солдат и офицеров вермахта, имевших на вооружении 10 400 орудий и минометов, 1500 танков и штурмовых орудий, 3300 боевых самолетов, более 3 миллионов фаустпатронов.
6
Главный удар наносился с Кюстринского плацдарма силами пяти общевойсковых (47-я А, 3-я ударная А с 9-м танковым корпусом, 5-я ударная А, 8-я гвардейская А и 3-я А) и двух танковых армий (1-я и 2-я гвардейские). Вспомогательные удары наносились справа силами 61-й А и 1-й А (польской), слева – войсками 69-й А и 33-й А, а также 2-м гвардейским кавалерийским корпусом.
7
В советской историографии принято определение моторизованная. Далее по тексту панцер-гренадерские дивизии называются моторизованными.
8
Средний танк Pz. IV последних выпусков имел массу 25 т, лобовую броню до 80 мм и мощную 75-мм пушку длиной 70 калибров, то есть такую же, как у танка PZ. V «Пантера», поэтому был опасным противником для любых танков неприятеля.
