Прядь

Всё было кончено, а Ингвар так и стоял у бьющейся на земле лошади, сжимая в руках топор. Напряжение и неожиданность пережитого были так велики, что идеи биться с победителями у него не возникло, он отбросил топор и опустился на землю. Несколько всадников сошли с коней и начали осматривать убитых, другие неспешно направились к Ингвару. В этот момент со стороны леса показались ещё не менее десяти конных воинов. Всадники окружили северянина, и в их взглядах читалось удивление, ему задавали вопросы, но язык, хоть от него и веяло чем-то похожим, юноша не понимал. Ингвар смотрел по сторонам с полной безучастностью, лица пришельцев немного напоминали ему греков, но черты этих людей казались крупнее. Волосы их темны – такое у местных народов встречалось нередко, однако глаза, устремлённые на северянина, имели разные оттенки. Юноша отметил про себя, что раньше таких сочетаний не встречал. Светлое и тёмное. В целом незнакомцы настроены как будто благожелательно, видимо, из-за того, что он готовился в одиночку биться с четырьмя арабами, а произошедшее внезапное нападение убеждало, что к арабам они особой любви не питают.

Никаких сил на более глубокое исследование положения Ингвар не имел. Он хотел было, когда ему начали задавать вопросы, сразу пояснить, мол, «говорю по-гречески» – глядишь, найдётся среди них хотя бы один собеседник – всё проще станет. Однако, представив, как в случае успеха ему придётся отвечать на треклятые сотни вопросов, решил повременить и любые обращённые к нему слова пропускать мимо ушей.

Тут с ним поравнялся один из членов отряда, судя по повадкам, Главарь, но на воина он уж слишком не походил. При нём не было оружия, а чёрная долгополая одежда не имела никаких следов брони. Когда он спешился, Ингвар увидел висящий на груди этого странного вожака резной деревянный крест. «А, так это христиане», – живо смекнул он, – «ладно, этих чудаков я, по крайней мере, знаю…» Какое, впрочем, заблуждение; или же, что более вероятно – попытка успокоить себя, ведь знакомство юноши с христианами оставалось слишком поверхностным. Да и что ждать именно от этого отряда христиан, он не представлял ни на йоту.

Главный (Ингвар с удивлением для себя отметил, что он похож на христианского священника), смерив северянина пристальный взглядом, подозвал двоих воинов: одного постарше, другого помоложе – и указал им на его раненую ногу. Те принесли мех с водой, срезали набухший кровью кусок ткани и, распоров изодранные штаны, промыли рану, наложив затем новую повязку. После ему помогли подняться, северянин жестом показал, что идти может и сам, но этого не потребовалось – ему дали коня. К покалеченному арабскому скакуну подошёл воин с обнажённым мечом, увидев это, северянин подковылял к своему спасителю, опустился на одно колено и поцеловал животное в белое пятнышко повыше глаз. Потом, поднявшись, Ингвар протянул руку и взял меч у подошедшего воина, тот почтительно отдал оружие, и юноша с болью в сердце сделал то, что должен.

Покончив с этим, Ингвар, сохраняя молчание, забрался в седло и поехал вместе со всеми в сторону перелеска. Голова по-прежнему ужасно кружилась, и на всё тело накатывала слабость. Потеря крови, падение с коня, долгий путь и чувство голода – всё это не прошло бесследно. Покачиваясь в седле, Ингвар думал: «Только бы не потерять сознание», за последние недели он столько раз бывал в забытьи, что сейчас ему совершенно не хотелось последовать туда снова. Новые знакомцы то ли безоговорочно ему доверяли, хотя особенных причин тому не было, то ли его плохое самочувствие было слишком очевидно со стороны – никто не попытался забрать у него топор. Второй вариант казался, конечно, более вероятным объяснением подобной мягкости.

Тропа, заведя их под сень деревьев, вскоре свернула направо, Ингвару было так плохо, что ему не удалось определить даже сторону света, в направлении которой они теперь двигались. Яркие зелёные цвета переливались вокруг и смешивались в единую пелену, окутывающую глаза юноши. Дневной жар, немного сдерживаемый лесными кронами, всё же заставлял его обливаться ручьями пота. Продираясь сквозь помутившееся сознание, Ингвар отметил: за последние недели сокровищница испытанных им неприятных ощущений обогатилась настолько, что за все прожитые до этого годы он не испытывал и половины подобного. Счёт времени стал ему абсолютно неподвластен, однако перелесок всё-таки кончился, ещё недавно Ингвару казалось, что хуже быть уже не может, но теперь, когда сверху жгло неумолимое южное солнце, стало совсем отвратительно. Северянин, сжав зубы, продолжал покачиваться в седле, он дал себе слово не поддаться слабости и не выказать боли перед чужаками, но держать его оказывалось всё сложнее. Иногда задувал спасительный лёгкий ветерок, эти моменты были настолько потрясающи, что и по прошествии многих лет Ингвар вспоминал о них, как о чём-то, имеющем внеземную, не поддающуюся человеческому описанию природу. Потом ветер стихал и убийственный зной накатывал снова. Так, в лихорадке между адом и раем они ехали по равнине и меж зелёных холмов, пока не показалась деревушка. Она была невелика, не имела укреплений, а самым большим строением являлась маленькая церковь рыжеватого цвета, подобные селения Ингвар встречал в Тавриде, только церкви там выглядели иначе. Жители гостям не удивились, видимо, встречались уже не в первый раз, однако редкие прохожие на улочках с интересом глядели на северянина.

В итоге они въехали во двор, за одну из плетёных изгородей, увитых каким-то растением. Хозяин, маленький седобородый старичок, выскочил из дома навстречу предводителю отряда, тот сказал ему пару слов и показал на Ингвара. Старичок утвердительно закивал, воины тем временем начали спешиваться. Ингвар тоже сошёл с коня, правда, не успели его ноги коснуться земли, как голова закружилась с утроенной силой, а вокруг всё завертелось. Рот наполнился слюной, и юношу вырвало, не обращая внимания на усмешки окружающих, Ингвар выпрямился и проследовал в дом по приглашению хозяина. Там ему дали какого-то жидкого, но наваристого супа, воды, вновь промыли рану и даже наложили под повязку какой-то раствор из яичного белка. После всех этих действ ему указали на кровать, и Ингвар, стащив с себя одежду, почти без чувств повалился на неё. «Спать во что бы то ни стало», – подумал он, смысла сохранять бдительность уже не осталось никакого. Если против него задумали злое, то он вряд ли сможет помешать. «Всё в руках богов, а мне нужно отдохнуть», – с этой мыслью он закрыл глаза и уснул, а когда проснулся, над его кроватью стоял уже не хозяин дома, а тот священник, предводитель отряда. Ингвар чувствовал себя значительно лучше, а потому, не откладывая, посмотрел в глаза очередному гостю своей судьбы и произнёс со всей доступной ему отчётливостью:

– Я говорю по-гречески.

Гость улыбнулся, видимо, заявление ему понравилось, а затем сказал на языке ромеев с прекрасным произношением:

– От тебя воняет.

Ингвар смутился, впрочем, от чего? В походах воняет от всех, а от некоторых воняет и в промежутках между походами. Однако, если на этом заостряют внимание, значит, есть и возможность исправить недоразумение. Сев на кровати, он с вопросительной и в то же время наглой миной на лице ответил:

– Именно.

– Справа от дома, за плетнём, течёт ручей, сходи смой с себя это.

Совет не просто дельный, но и приятный, следуя услышанному напутствию, Ингвар добрёл до ручья. Встав на ноги, он почувствовал, что его всё ещё немного покачивает, хотя уже совсем не так, как до сна. Чтобы добраться до воды, пришлось спуститься по каменистому склону, ручей живой, да только воды в нём маловато. Место оказалось укромным, потому юноша спокойно разделся догола и, стараясь не задеть повязку на ноге, старательно смыл с себя многодневную дорожную пыль и копоть. Вода ледяная – до мурашек, покончив с омовением, Ингвар зачерпнул её ладонями и жадно выпил – от этого зубы приятно свело, теперь он чувствовал себя по-настоящему свежим и возродившимся. Единственной неприятностью оставалась необходимость надевать на себя старую одежду, но тут уж делать нечего – не являться же обратно в гостеприимный дом в чём мать родила.

Когда он вернулся, его проводили в одну из самых просторных комнат дома. Там был накрыт стол, и за ним сидел всё тот же священник.

– Меня зовут Андраник, – представился он. – Поешь, а после поговорим.

– Хорошая мысль, – с улыбкой ответил Ингвар. – Ненавижу говорить на голодный желудок.

– Как и большинство, – кивнул священник, – по крайней мере, из тех, с кем приходится говорить мне.

Ингвар давно не ел так хорошо, простые кушанья: яйца, пшеничные лепешки, мёд, зелень – однако свежее и много. Уже привыкнув к постоянному недостатку еды, Ингвар насытился быстро и поднял взгляд на терпеливо ожидающего тер-Андраника.

– Теперь можем и поговорить.

– Что ж, тогда начинай, – тер-Андраник отломил кусочек лепёшки и себе. – Сперва расскажи, откуда ты знаешь ромейский. Ты не похож на грека, да и твоя речь выдаёт, что этот язык тебе не родной.

Ингвар ответил честно:

– Бывал там с отцом – торговые дела в основном. Но иногда к ромеям в стражу нанимались.

– И ты выучился говорить будучи простым стражником при купеческих сделках? Это не многим удается.

– Я старался.

Тер-Андраник посмотрел на собеседника с интересом и сказал:

– Это весьма похвально. Я люблю людей, которые не душат то, что в них заложено, – затем он выждал, видимо, чтобы дать Ингвару переварить похвалу, после чего спросил:

– Как думаешь, почему ты, чужак, даже не говорящий на нашем языке и наверняка не верующий в нашего Бога, жив, твои руки свободны, а живот полон?

– Вы убедились, что я не представляю опасности? – с деланным простодушием улыбнулся Ингвар.

– О, я бы так не сказал, четверо арабских воинов не станут загонять коней, преследуя безопасного человека. Да и вряд ли безопасный человек будет таскать с собой это, – священник указал взглядом на топор Ингвара, прислонённый к стене в углу.

– Тогда подобной странностью я наверняка обязан тому, что при первой встрече нам не пришлось сражаться на разных сторонах.

– Верно, пролитая кровь оставляет неприятное послевкусие, – кивнул тер-Андраник. – Итак, откуда ты, и как ты оказался здесь, да ещё и в таком незавидном обществе?

Ингвар задумался, подобные вопросы всегда поначалу ставят в тупик своей обширностью.

– Я Ингвар, сын Хельга, – начал он затем, – мы называем себя русами, от ромеев я слышал, как нас именовали скифами, склавенами, но чаще просто варварами…

– Да, полагаю, ты не врёшь… – тер-Андраник рассеянно взглянул в угол, где тускло поблёскивало лезвие северного топора. – Я слышал о вас. Могу долго предаваться рассуждениям об истинности и ложности известного мне, но ограничусь лишь тем, что знаю: ваши земли лежат к северу от моря, называемого ромеями Понтом, и дальше вплоть до «внешней окраины Западного океана…» Вы умельцы ходить по морям и охотники наведаться в гости к тем, кто не побоялся построить свой дом близ морского берега. И сила, и слава хоть самого константинопольского басилевса вас не пугает…

«Священник, кажется, поумнее Ставроса…» – подумал Ингвар. Под взглядом этих пристальных карих глаз было сложно придумать и определить для себя, что же стоит рассказать, а о чём лучше умолчать. Ингвар благодарил богов, что в свою последнюю встречу с человеком, обладавшим похожими познаниями, держал язык за зубами и не болтал обо всём подряд. Неплохо бы и сейчас не теряться… С другой стороны, а чего ему скрывать? Он оказался абсолютно один в землях, о которых ничего не знал. Может быть, у него и нет другого выхода, кроме как довериться этому священнику. Свои далеко, без помощи тут не обойтись, может быть, искать её у тех, кто враг убийцам его отца, – не такая уж плохая мысль. Да и прежде ему удалось найти общий язык с христианами из Царьграда, возможно, удастся найти и с этими…

– Мы с остальной дружиной моего отца и со многими кораблями наших братьев – их вёл Энунд сын Эймуда – прошли в Хазарское море, заключив договор с хазарским каганом, а затем пошли в набеги по всему побережью, но взбушевавшееся море расстроило наши планы…

Тер-Андраник вновь кивнул.

– Ваше появление порядком перепугало ширванского шаха, твои братья пролили там много крови, впрочем, как и в прошлый раз, несколько зим назад, когда вы явились впервые.

«Опять ширванский шах», – подумал Ингвар.

– Про то мне неведомо, – ответил он вслух, – потому как в том походе не было ни меня, ни моего отца, а в этом же мы успели увидеть только шторм.

– Но это не отменяет того, что приплыли вы сюда с кровавыми помыслами, – тер-Андраник словно с беспокойством задвигал бровями, а затем прибавил:

– Но не мне вас судить. Убийц не может судить убийца.

Когда Ингвар продолжил рассказ, то почувствовал, что замечания собеседника приходятся настолько к месту и настолько точны, что скрыть ничего не получалось, хотя юноша каждый раз и зарекался внутри себя, мол, «об этом я умолчу точно». В результате же он поведал и об убитой девушке, и об исчезновении Рори, и даже о своих константинопольских воспоминаниях. Когда он дошёл до описания арабского плена, лицо тер-Андраника приобрело особенную озабоченность, он начал расспрашивать об их численности, замыслах и даже разговорах. Если о первом из этого Ингвар мог говорить с достаточной точностью, то вот обо всём остальном он не знал ничего, кроме обрывков разрозненных сведений.

– Их вел наиб Мансур, – не преминул отметить юноша.

Тер-Андраник дотронулся рукой до уха и предал взгляду стеклянное выражение.

– Именно! – усмехнулся Ингвар. – Вы похожи. Знаете много похожих вещей.

Священник поморщился.

– Некоторые вещи должен знать каждый, кто чего-то стоит.

Ближе к концу рассказа тер-Андраника несколько раз спрашивали его воины, но он торопливо отсылал их обратно. Звук их языка, ещё вчера не вызвавший у Ингвара ничего, кроме смутных мыслей о сходстве, сегодня прозвучал в его просветлевшем сознании как совершенно знакомый. И тут он вспомнил! Остановившись и выжидательно посмотрев на священника, северянин произнес:

– Мне на память пришло ещё кое-что. Возможно, это важно. В лагере мусульман звучал не только арабский язык.

– Готов спорить, ещё и персидский был, – безразлично пожал плечами священник. – Среди них сейчас многие принимают веру Мухаммеда.

– Да, я слыхал, как звучит и персидский, но готов поклясться, что слышал, как там говорили на вашем языке.

Тер-Андраник, услышав это, резко подался вперёд и вскричал:

– Так чего же ты молчал о таком! Что они говорили?!

– Полагаю, если бы я знал ваш язык, мы сейчас говорили бы не по-гречески.

Ингвар подивился такой страстности собеседника, но тот уже успокоился, и, движением руки показав северянину, что всё в порядке, продолжил разговор.

– Может быть, что-то врезалось тебе в память, голос, слова какие-то? Много ли было тех, кто говорил по-нашему?

– Голос был гнусавый, в нём слышалась яркая эмм… не знаю, как это сказать… картавость, что ли. Других голосов не было, но я их и просто не услышать мог.

– Картавый, говоришь… Что ещё? Имена? Названия? Если повторялось что-то по нескольку раз – наверняка имена и места, не иначе.

Священник знал, о чём спрашивать. Явно сведущ в искусстве допроса… «Не даром исповедь принимал», – усмехнулся про себя Ингвар.

– Названия слышал точно, если позднее я правильно уловил смысл, они говорили о вестях из Мараги. Потом арабы по пути о ней тоже говорили.

– Марага? Что же, неплохо, а другие? – тер-Андраник вскочил со скамьи и принялся ходить по комнате.

– Багаран? – спросил священник резко, затем замолчал, опершись руками на столешницу.

Ингар помотал головой. Тер-Андраник вновь заходил по комнате.

– Двин? Вагаршапат? Васпуракан? – спрашивал он в такт своим шагам, но северянин всё нахмуренно мотал головой. – Гугарк?

– Гугарк! Было такое! – вскрикнул Ингвар, услышав знакомое слово, волнение священника передалось и ему. – Для меня ваш язык сложен, но Гугарк на слух приходило!

– А имена? – священник говорил всё быстрее. – Иованнес? Ашот? Гагик? Саак?

Он назвал ещё с десяток имен, пока Ингвар не замахал руками.

– Имена для такого, как я, почти неотличимы от названий, тем более если говорить их так же быстро. Однако точно припоминаю что-то про Ашота… Может быть, если ты перечислишь мне другие и вдвое медленнее, то вспомню и ещё что-нибудь.

– Саак? Было такое? Саак? – с расстановкой теперь говорил тер-Андраник. – Григор? Ерванд? Давид? Васак?

– Да! – хлопнул по столу Ингвар. – Это было и часто! Васак – было!

Тер-Андраник всё ходил по комнате взад-вперёд, проделав это не менее двух десятков раз, он наконец повернулся к юноше и сказал:

– Я скоро вернусь. Ты открыл нам чудесные вещи, в которых, однако, мало приятного. Необходимо принять меры.

Затем он вышел из комнаты, предоставив Ингвара самому себе. Северянин же остался в размышлениях переваривать минувший разговор. С одной стороны, этот новый христианин казался немного гордым и высокомерным, с другой, с первых слов он вызывал доверие и желание поделиться. Очень противоречивые впечатления. Так или иначе, теперь этот человек знает всё. Конечно, эти знания рук Ингвару не связывают, но вот к примеру Мансуру он такого не рассказывал… Однако подобные мысли уже начинали раздражать, и северянин решил, что вернуться к ним стоит только после того, как им удастся закончить разговор.

                                            * * *

Тер-Андраник вышел из дома взволнованный и попросил ожидавшего у порога Айка поскорее найти Вараздата. Ну конечно! Вот, кажется, и ключ ко всему, ну или почти ко всему, что мучило его с самого выезда из Багарана. Кажется, на этот раз его поиски действительно дали ему что-то стоящее. В голове крутились слова этого юноши и недавние воспоминания наместника Гехи Васака о «своём картавом тезке». Конечно же, корни всех этих странностей уходили в Гугарк. Если братья Гнтуни давали клятву царю Смбату, из этого вовсе не следует, что они будут служить его сыну. Всё это значит, что царь сейчас едет не на переговоры, а прямо в сердце предательского заговора.

Они долго петляли по горам Арцаха в поисках потерянного арабского следа, его остывшие обрывки вели их к Ширвану, но не предвещали никаких серьёзных плодов – до вчерашнего дня. Теперь казалось ясным, что намеренно запутанный след отвлекал внимание от князей Гугарка, указывая на Гагика Арцруни. Хотя доподлинно выяснить это ещё только предстояло. То, что на эти переговоры приехал сам безухий Мансур, ближайший поверенный востикана Юсуфа, говорит само за себя, однако, вероятно, в этом замешаны и шахи Ширвана и, возможно, кто-то ещё из армянских князей.

Поиск корней заговора сейчас был задачей второстепенной, в первую же очередь нужно было предупредить царя. Путь Ашота в Гугарк пролегал через обширные земли с остановками у верных вассалов, что оставляет тер-Андранику малую возможность успеть к нему на помощь. Так или иначе, даже если им удастся предупредить его, времени избежать столкновения уже не останется, потому нужно привести государю хотя бы пару десятков воинов.

Тут из-за плетня показался Вараздат и, как всегда, в своей слегка бесцеремонной манере вместо приветствия спросил:

– Ну что, как парнишка?

– Смышлёный. Но есть вести и поважнее.

Вараздат выслушал новости с весёлым выражением лица, а когда тер-Андраник закончил, воскликнул:

– Благослови Господь этого парня! Хотя он, скорее всего, просто грязный язычник, это подняло мне настроение. У меня в печёнках сидят эти бесплодные странствия по здешним оврагам.

– Я рад, что тебе это так по душе, – тер-Андраник откашлялся, – но не забывай, что мы вновь можем остаться без царя.

– Шутишь? Нет, я в это не верю. Что бы судьба не готовила нашему царю, но его правление не закончится под клинками проклятых гугаркцев. Вот ей-богу, арабские головорезы никогда не получили бы и трети наших земель, если бы за спиной каждого их эмира не прятался бы целый выводок подлецов из наших князьков.

– Царю нужны воины.

– Я знаю, к чему ты клонишь, – Вараздат скрестил руки на груди. – Слишком далеко до царских земель, чтобы посылать туда за подмогой… Но я б обратился к владыке Гардмана, это по пути.

– Старику Севаде?

– Да, он же давно метит в тести царя и будет рад оказать ему помощь.

– Этот старик не так прост, как кажется. Не забывай: у него две дочери и вторую он выдает за князя Сюникских земель, так что известие о возможной гибели царя помимо желания помочь может пробудить в нём и другие желания…

Вараздат кивнул, но явно остался при своём мнении:

– Попробовать стоит, я считаю. Чтобы не вызывать подозрений, я с парой человек наведаюсь в Гардман и попытаюсь вытянуть из него хотя бы пятьдесят клинков, не посвящая глубоко в происходящее. Вы же идите прямо, мы нагоним.

Подумав, тер-Андраник согласился, до Саака Севады ближе, чем до Ахталы, владений Ерванда Кюрикяна, и в условиях спешки это весьма весомый аргумент. Да и Вараздату он доверял как себе, он умеет не болтать лишнего, и отправить его к гардманскому князю с таким поручением было вполне разумным решением.

– А что сделаешь с парнишкой? – прервал затянувшееся молчание Вараздат.

– Ещё не решил. Он сослужил нам неплохую службу, чем вполне расплатился за своё спасение, возможно, его роль в этой истории уже сыграна.

Разведчик покачал головой:

– Знаешь, будь моя воля, я бы взял его с нами. Он боец – это по всему видать, не только из его рассказа. Да и кому, как не тебе, священнику, знать, что такие встречи редко бывают случайными.

– Все встречи в этой жизни неслучайны, – священник задумчиво провёл рукой по траве, вымахавшей здесь, у плетня, едва ли не в человеческий рост. – Но иногда мы поддаемся соблазну вкладывать в них тот смысл, который нам хочется.

– Что ж, увидим, – кивнул Вараздат.

На этом они простились, Вараздат решил, что выедет немедля, тогда как остальной отряд отправится только с рассветом. Себе в провожатые он выбрал Гора и Азата.

Вернувшись в дом, священник застал Ингвара за тем же столом в глубокой задумчивости. Когда юноша заметил вошедшего, он встряхнулся и поднял на него вопросительный взгляд.

– Ты нам здорово помог, – начал тер-Андраник, – однако теперь мы должны действовать в спешке. Что касается тебя, то можешь выбирать: или ты получаешь коня, мешок с едой и дорогу на все четыре стороны с моим добрым напутствием, или же отправляешься с нами. В этом случае в придачу ко всему перечисленному ты получишь кольчугу и возможность погибнуть за царя, которого ты никогда прежде и не видел. Но если нам повезет, то будь уверен, ты сможешь увезти отсюда нечто гораздо большее, чем мешок солонины. Если нужно подумать – у тебя есть время до завтрашнего рассвета.

Ингвар опёрся спиной на стену и медленно произнес:

– Мне нет нужды думать.

C улицы донёсся стук копыт – это Вараздат покидал деревню. Ингвар прислушался, проводил всадников взглядом, точно видел их сквозь стену и продолжил:

– Мне нет нужды думать. Я слишком долго не носил кольчугу и успел по ней соскучиться.

Глава IV

«…Как бы то ни было, в положении, с которым мы имеем дело, нет ничего сложного. Наш государь Ашот по праву наследования – единственный законный монарх в Армении. Власть его отца признавалась большинством наших князей, и даже арабы с ромеями воздавали ему должные почести. Но законным царям верны не все, поэтому государев дядя (его тоже зовут Ашот) так и остался вечным возмутителем спокойствия, даже за маской преданности он плетёт против своего венценосного родича интриги. Через своего отца он унаследовал титул великого спарапета, то есть военачальника Армении, ну а через деда – претензии на царский титул. Сейчас он затаился, но мы знаем, что от него всегда можно ожидать подлости. Однако едем мы не к нему, не хочу тебя запутать ещё больше, но наш путь лежит в княжество Гугарк – ты слышал про него, оно стоит на самой границе с землями иберов. Его князья Васак и Ашот – вассалы нашего царя, и, так как ты нас любезно предупредил, мы знаем, что и они плетут против него заговор… Кому нынче доверять, ты спросишь? Разве что Всевышнему… Но ты в него и не веришь! Так что государева поездка к ним может обернуться весьма худо, если мы не подоспеем вовремя…» Отряд взбирался на каменистую гору верхом, выстроившись по двое друг за другом. Ингвар ехал рядом с тер-Андраником, и священник обстоятельно посвящал его в суть истории, в которую северянин ввязался парой дней раньше. Юноша пытался не потеряться в повествовании, которое пестрело подробностями и незнакомыми именами, однако всего он, конечно же, не запомнил. Выражая общее впечатление, Ингвар спросил:

– Послушай, а у вас в стране есть хотя бы один Ашот, который не стремится завладеть царской короной?

Тер-Андраник рассмеялся, юноша ему нравился.