Дети Духов. Часть 1

Мир лишь кивнул, как будто немного смутившись при этом, и прошёл в просторную, но как для государя, так довольно аскетичную палату. Ни шелков тебе, ни тонкой резной мебели. Большой стол, заваленный свитками, книгами, картами и всякими письменными принадлежностями. Надёжный и удобный стул. Всевозможное оружие, развешанное по стенам, среди которого выделяется домра. И прочная кровать с, возлежащей на ней в зазывающей позе, девицей. Больше похоже на опочивальню воина, воеводы, как будто недавно одержавшего победу.

Настороженно оглядев помещение, Государь наконец уставился на девицу. Невероятно красивая. Если постараться, то на её обнажённом теле можно разглядеть разные воинские знаки, но лежит специально вполоборота. Снизу вроде бы задом, полусогнув одну ногу на другую, чтоб в первую очередь в глаза бросался знак духа соблазна, в виде сочного заморского плода, на очаровательной попе. Затем взор поднимается выше, по полуобернувшейся, будто по кошачьи потягивающейся после сладкого сна, фигуре, и упирается в роскошную грудь. Над которой расправил крылья, по плечам и закинутым за шею и голову рукам, спутавшимися с двумя тёмными косичками, дух беркута. А ещё выше чуть раскосые глаза, с хитрым прищуром, смотрят молчаливо, с покрытого чёрным знаком убийцы, лица.

Мир судорожно вдохнул воздух. Кто ж не знает Ночку, личную хатун Государыни?! Немую и верную, опасную и жестокую, но притягательную и желанную. Как болтают язвительные сплетники, и не только в самой Салавии, но и при дворах властителей сопредельных стран: «у Государыни Ярки в постели есть советник без языка, палач без закона и шлюха без совести».

Будто неясная тень, иногда мелькая над службами дворца на фоне звёздного неба, промелькнула то тут, то там, и наконец мягко спрыгнула в снег, рядом с одиноким слугой.

Её личный раб, не из тех поганов, что дали клятву служить государыне Ярке. Нет, этот даже не поган, а всего лишь их пленник из далёкой восточной страны, которого Ночка выкупила только для себя. Он уже держал под уздцы двух лошадей.

– «Теперь твоей власти трудно придётся, моя госпожа» – чёрное лицо Ночки украсила едкая белозубая улыбка – «зато твоей верной хатун, пора самой становится великой каганой…»

И двое всадников, во весь опор погоняя лошадей, покинули Гордый Слав, промчавшись мимо застав никем не остановленные. Ну а кто посмеет остановить наиболее приближённую, верную и преданную, наперсницу Государыни?

Под самое утро сотник Щур нервно постучался секретным стуком в чёрный ход посольского двора Визайского царства.

– Господин Склир не спит? – спросил приоткрывшего дверь громадного сторожа и, с трудом отпихнув с дороги, отрицательно и недоумённо поводившего лысой головой из стороны в сторону амбала, бегом кинулся в палаты и далее, по лестницам и переходам, зная дорогу, будто не раз здесь бывал. Найдя нужною светёлку, распахнул дверь и, не обращая внимания на присутствующих, протопал к столу, схватился за серебренный кувшин и сделал большой глоток.

– Вино – кисло поморщился, но снова приложился – хоть бы квасу на стол ставили! – бухнул посудину на место.

– Варварского пойла не держим – презрительно возразил один, здоровый такой бугай.

Щур плюхнулся на свободное место и вежливо склонил голову приветствуя всех по очереди. Самого архонта, личного посланника визайского царя. А также его детей: Стратуса, здоровяка, чьи мышцы бугрились прямо сквозь одежду; второго сына Диората, острый ум которого выдавало утончённое благородное лицо; и Пейру, дочь, чья стройность, красота и острый язычок, покорили всё общество Гордого Слава. Больше никого в палате и не было, только те, кого Склир посчитал нужным.

– Что так поздно?

– Раньше не мог, тревога во дворце… Да и во всём Славе! Государя Мира нашли мёртвым в своей спальне. Весь изуродован, будто медведь когтями порвал.

– Молодец! – бугай громко шлёпнул кулаком в свою ладонь – Отработал скоморох свою денюжку…

ПЛЮХ! Старик с разворота выдал оплеуху, но не здоровяку, что открыл рот, а его утончённому брату, сидевшему по другую руку.

– Баран! Вам велено было лишь подружиться, а не таскать Ползуна по всяким злачным местам и нанимать шутов для убийства государей! Хочешь, чтобы нас всех на кол насадили?! Это не так приятно, как может быть тебе кажется…

Молодая женщина на другом конце стола засмеялась.

– Это не простой скоморох, он лицедей – отирая кровь с лица, попробовал оправдаться молодой человек – и он нас сам нашёл.

– Но Государя то он убил – высказался здоровяк, недоумевая в чём проблема – теперь Ползун ближе к трону, думаю пора…

– Думать не твоя забота! – резко заткнул его старик – Для того, чтобы бастарда посадить на трон, надо сначала избавиться от законных наследников, а не подставлять свою голову на плаху. Надеюсь, он в безопасности? – повернулся Склир к Щуру.

– Я его сразу после пира отослал из столицы, как только понял, что он замешан в покушении.

– Это правильно, но думается мне, скоморохи тут не при чём. Глупость какая… – мотнул головой и фыркнул – кому это надо? Может Пакия?

– Они его больше всего не любили – согласился Щур – но говорят – его щека дрогнула – Ночку, убийцу Государыни, везде ищут.

– Но тогда… – старик сел в кресло и задумчиво прищурил глаза – это либо сама Государыня… либо её предали. И мы можем попасть в капкан или наоборот, приобрести союзника… Не будем торопиться – наконец решил он – во всяком случае теперь, ни Араху, ни, тем более, Визайскому царству, ничего не угрожает. Паки, да и Танны с Урами, наверняка попробуют оторвать свой кусок. А вот мы выждем, подождём, когда все ослабнут и тогда… Главное самим не напортачить и не попасться. Ах, эти скоморохи, надо как-то замести следы! Тебе бы Щур тоже столицу покинуть, не дай великие боги Государыня дознается…

– Успокойся пап – хмыкнула девица из своего угла – они уже убрались из Слава. Я вечером, только не подумай, совершенно случайно, мимо скоморошьей улицы проезжала и видала, как их ватага прямо в ночь выезжала. Будто удирают от кого – она вздохнула и закатила глаза – эх, жалко…

– Гы-гы-гы… – заржал бугай – да уж, эти мелкие близняшки…

– Не волнуйся – хмыкнул их братец – не все скоморохи свалили, там ещё всяких уродов хватает…

– Если я всё правильно понимаю – процедил Склир, с отвращением отворачиваясь от своих детей – то Государыня Ярка боится своих наследников, потому и держит вдали от глаз людских. Сейчас многие захотят воспользоваться ими – улыбка мелькнула на умном лице, и он подмигнул Щуру – а вот Ползуну очень бы даже пригодилась жена, Наследная княжна…

– Может и боится, может и пригодилась бы – хмыкнул сотник – да только пока они под защитой Проклятой Радуги и Хранителя Коряги, к ним никак не подобраться.

– Для тебя доченька задание – между тем продолжил архонт – как там пакский посол поживает? Ты давно его навещала?

– Фу, он противный – наморщила та носик.

– Не противнее скоморохов! – прикрикнул в ответ Склир – Нам надо знать, что Пакия задумала и как дальше будет действовать? Сговорились ли с Урами, Таннами, и кем-либо ещё… А ты – повернулся к младшему – то же самое узнай про Старотож и вообще весь Торжский край. Только без глупостей, золотые пояса жадные и свою выгоду блюдуд…

2. Гром

– Оп-па! – Гром в момент проснулся от вскрика, и прохладного воздуха, вдруг обхватившего обнажённое тело. Попытался схватить одеяло, но куда там, оно слетело словно подхваченное внезапным порывом ветра – Гляньте-ка! – мелькнули рыжие вихры, опять этот маленький гадёныш. Гром уже хотел вскочить чтобы надрать ему уши и поставить фингал на конопатой роже – Балда как у коня! Ха-Ха-Ха… – но почувствовал себя необычно, странно, и эта тяжесть в паху – Гром, между ног дубовый лом! Ха-ха-ха…

– Пшёл прочь! – и мелкий всё же скрылся из горницы, с громким хохотом увернувшись от подушки запущенной Храбором – Вот урод! Он ведь даже не из рода Тёмной чащи, ходит везде как дома… Ты чего? – названный брат посмотрел на скукожившегося, красного как рак, Грома, и видно что-то сообразив, метнулся за брошенным Птахой одеялом, но было уже поздно. В горницу влетела озорная растрёпанная Заря, в одной, напяленной впопыхах, рубахе выше острых девичьих коленок.

– Чего это Птаха у вас орал? – она уставилась на, смущённо сидящего прижав ноги к груди, Грома, и тут же прыгнула к нему на постель и стала дёргать за колени и руки, которыми он обнял себя. Хотя рядом стоял совсем голый Храбор – Покажи, ну покажи…

– «Ну же, ну пускай пройдёт…» – однако ЭТО всё никак не проходило. Гром умоляюще посмотрел на Храбора. И по торчавшим скулам и прищуренному взгляду поганских вождей, и одновременно гордо встряхнувшимся волосам цвета дубовой коры великих князей Черсалава, понял, тот не спасёт его. Заря, Наследная княжна и его невеста, в будущем Государыня, Храбор поклялся её защищать и во всём слушаться. А Гром кто? Всего лишь её младший брат, хоть и ненамного, близнец, вождь несуществующего рода – «Ну и ладно!» – Гром убрал руки и опустил ноги.

– Вот это да-а! – протянула Заря.

Огромный твёрдый ствол стоял вертикально, возвышаясь над его необычным знаком духа Рода. Не таким как у других: вон, к примеру у Храбора внизу живота звезда рода Черсалавов из многих золотых и серебренных лучиков. Да и у Зари под рубахой на лобочке тоже звезда, большая, рода Государей Салавиии, Гром её много раз видел.

Но теперь он с удивлением смотрел не на сестру, а на себя. И не на знак в виде тёмной дождевой тучи с золотыми молниями, из-за которой появлялось ярко-красное весеннее солнце, а на своё новое достоинство рядом с этим знаком рода Весеннего неба. Хотя Птаха, конечно, соврал, у коней всё-таки немного больше.

– Ну всё, теперь все девчонки твои – радостно захлопала в ладоши сестра – запросто наш род возродишь! Скажи Храбор – она обернулась к своему наречённому и весело прищурилась на его висюльку – А у тебя когда такой будет?

– Уже давно такой… – Храбор вдруг вспомнил что голый, начал напяливать штаны на своё, хоть и совсем ещё юношеское, но красивое, довольно мускулистое тело, к тому же украшенное не только родовой звездой, но и знаками других духов – Только чуть поменьше – хмуро ответил он.

Гром завидовал ему, у него ведь тоже хорошо сложенное тело. Они с самого раннего возраста все втроём вместе, и Храбору он ни в чём не уступает, даже наоборот, «А сынок-то Государыни удивительно хорош, растёт красивым и статным» так все говорят. Но вот его своими знаками духи не отмечают, даже у Зари есть, а у него нет ничего кроме родового. Это бы и не страшно, не всем быть любимцами духов, многие люди и так живут. Да вот только Гром последний из рода, последняя надежда, он будущий вождь и родоначальник. И кто пойдёт за таким вождём, которого даже духи не отметили? Это Заре хорошо, да Храбору, за ними титул, им и без знаков любой подчиняться будет. Когда-нибудь, если мама передаст ей власть. Только вот у них и знаки есть.

– Что за сборище? – равнодушный и тихий голос тётки Радуги испугал всех троих. Хоть и родная, тоже из рода Весеннего неба, молодая и красивая, всего на десять лет старше них. Сестра нынешней Государыни Ярки и жена вождя рода Тёмной чащи, Коряги – Та-ак! – её пугающий взгляд прошёлся по озорникам и упёрся в восставший корень племянника – Хвастаем, отрок? – добрый голос и взгляд, но все знали, шутить не следует.

Будто ветви боярышника растут по всему её телу, цепляясь шипами за кожу. Любое её неудовольствие и на человека обрушится проклятие. И на него самого, и на род его, и на всё Государство коли сильно разозлить, а то и на весь мир. Вот голые ростки идут из-под рукавов, по ладоням и пальцам, дотронься она и всё. И красивые неулыбчивые губы, один шип словно проткнул губу, скажи слово и нет человека. А нежные глаза, словно в белке шип застрял и прям в зрачок воткнулся. Только кое-где, на внешней стороне ладони и на щеке, имеются пухлые белые соцветия, нежные, красивые. Но всё одно, шипы они не скрывают – «Только не смотреть, только не смотреть…»

– Я не специально – Гром потупил взгляд – он сам такой стал.

– Сам?! – женщина сделала шаг, чуть склонилась и вдруг фыркнула – У отца твоего такой же был!

Гром вздрогнул от неожиданности и вдруг понял, что корешок быстренько возвращается в свою обычную форму – «Прокляла всё-таки!» – подумал он с сожалением. Но, конечно, не вслух, вслух чревато, ещё и не того можно дождаться. А Радуга между тем обернулась к Заре и Храбору:

– Ты на кухню хрен чистить, а ты сегодня будешь помогать кобыл случать. Коль вам в страду любоваться более нечем – совсем не строго, но оба подростка тотчас убежали исполнять приказание – а ты… – она вдруг села на кровать и вздохнула. Протянула руку словно хотела взъерошить его светлые волосы, но нерешительно остановилась, сжав кисть в кулак, будто и правда боялась проклясть невзначай, а может не хотела пугать – …уже решил, что дальше делать будешь? – вроде и равнодушный голос, но как будто тоска какая в глазах.

– «Решил?!» – внутренне усмехнулся он – «Что тут решать?!» – за него уже всё давно решили. И вообще, ей-то какое дело – «Ах, ну-да, это же был и её род, это же на её глазах всех убили!»

Знак рода обычно ставит отец, сразу после рождения, как бы передавая род. У него не так, он родился сразу со знаком, и не со звездой, означающей его место в роду, а с гербом, символом. Ему род передали духи. Духи рода. Предки. Божества. Как угодно, можно назвать, смысл один, ему они поручили возродить Род.

– Искать жену – просто сообщил Гром.

– В четырнадцать лет? – в голосе Радуги послышалась насмешка.

– Говорят моя мать в десять лет первого врага своей рукой убила! – жёстко проговорил он – Говорят тебе было девять, когда ты в плен попала и страшного духа приручила! – он её больше не боялся, ну и пусть проклинает, против своего рода он всё одно не пойдёт – Говорят мой отец половину Слава в этом возрасте перетрахал…

– Ну, это врут – неожиданно засмеялась, обычно мрачно-равнодушная, тётка – так, пару баб гулящих было наверно! – и вдруг положила свою ладонь на низ его живота, прямо на знак. Глаза её сузились, пальцы чуть сжались. И Гром похолодел от испуга, будто острые шипы боярышника укололи его в лобок и в уд, везде, где голой кожи касалась её ладонь. Ушла из голоса весёлость – А вот в нашем роду, действительно, многих имел! Правда не в четырнадцать, уже старше был.

– Мне нельзя ждать – прохрипел Гром, весь внутренне сжавшись – вдруг что случится со мной, кто род возродит? – так и хотелось скинуть её руку со своих чресл, но не осмелился.

– Хорошо. Разрешу тебе пойти на красную горку, иначе сам не поймёшь. Но смотри мне – её пальцы снова чуть напряглись, и снова внутри будто отсохло всё – коли будешь думать этим местом, а не головой, коли род наш опозоришь, прокляну! – и встала, наконец убрав свою ладонь – Вставай, неча в страду, до завтрака, на лавке валяться – и покинула горницу.

Места их, за широким длинным столом через всю большую трапезную, были хоть и не в конце, но и не во главе. Здесь не по знатности считали, а по заслугам, и будь они хоть какие княжичи, а отношение ко всем одинаковое, что заслужил, то и получи.

– Этот Вороной просто ужас какой-то – рассказывал Храбор, в свою очередь загребая из большой миски кашу, ложку за ложкой – даром что старый. Все кобылы от него шарахаются…

– А меня, представляешь, целый таз хрена заставили натереть – перебивала его Заря – до сих пор глаза слезятся… А тебе Громик? Как, сильно от неё досталось?

– На красную горку разрешила сходить – шмыгнул он носом.

– Ох, ты ж! – вырвался завистливый возглас у Храбора – Может и мне можно?! – Заря, конечно, не могла дотянутся к нему через стол, девицы и парни сидели по разную сторону, но взгляд её был убийственный – Да чего? Я ж посмотреть только… – попытался он исправить оплошность.

Но бесполезно, Заря сжала зубы и посылала молнии глазами, зыркая по сторонам из-под пряди выбившихся волос. Убедившись, что вокруг все громко болтают о своём, процедила негромко:

– Ладно, я тебе сама покажу – но тут же поправилась – а ты мне! Такой как у Грома утром был! И не вздумай баловать – сразу окоротила она его ухмылку – забыл, что Радуга нам говорила? Коли до свадьбы коснёшься кого, проклянёт так что отсохнет там всё у тебя…

– Она и ей то же самое говорила – шепнул Храбор Грому – что лоно у неё паутиной покроется – он хихикнул – ну ни чё, думается ничего не будет, пугает только…

– Ты же не серьёзно?! – а сам подумал – «Ну вот чего он у неё там не видел?» – и правда, с детства ведь вместе. И купались, и игрались, хоть голышом хоть так. Это только последнее время, как Заря зацвела той весной, стесняться чего-то стала – Радуга может и пугает, но Государыня не простит!

– Да ты чё, за кого меня принимаешь?! Мы так, только поласкаемся. А остальное перед духами и людьми, как положено…

Но Гром ему не очень-то верил. Не об этом ли предупреждала Радуга, говоря каким местом думать надо? Ему он ничего ни сказал, а вот Радуге да, намекнул потом. И виноватым себя не чувствовал. Зато теперь, пока идёт весенняя страда, можно не волноваться, и так-то после работы мысли все только о сне, так ещё как-то так получалось, что Храбор и Заря работали всё время в разных местах, не пересекаясь.

– Что за люди подлые есть?! Кому любовь наша мешает?! – жаловался Храбор Грому, укладывая на телегу мешки с зерном семенным – Завистники, услышали говор наш, да вождю и предали…

Крики, смех и весёлый шум, вместе с отблесками костров доносятся из вечернего сумрака. Вот она, сказочная, загадочная, так что сердце ёкает, Красная горка! В смысле не просто само место конечно, таких горок по всей Салавии полным-полно, но и место, и время, и действо. Сколько сказок, историй смешных и трогательных, сколько хвастовства выслушал Гром, а теперь сам здесь стоит и не знает, что делать, как ступить ещё несколько шагов? Уже второй вечер, вчера так постоял-постоял, да и ушёл. Хорошо хоть Зари с Храбором нету, так и порывались его проводить и издалека наблюдать. Однако вождь Коряга нашёл им занятие. Зарю, вместе с другими бабами, заставили одежду работников перестирывать, у вождя Тёмной чащи двор большой, дружины и работников много, а после страды немало грязного накопилось. А Храбора на заставу услали, с поручением – «С каким-таким поручением, на заставах только деды остались, кто ж весной нападать будет? А с тех пор, как Государыня Поганов замирила, а кого и Салавии подчинила, так и вообще набегов нет. Если только ватаги какие мелкие» – впрочем ещё зимой пришла злая весть: Государь Мир убит, и что будто бы убила его Ночка, поганская служанка Государыни и мать Храбора. А недавно гонец из самого Слава к вождю Коряге был.

Смех и говор, совсем рядом, отвлекли от мыслей. Несколько девок и парней резво скинули с себя одежды и побежали прямо в речку. С хохотом и громким девичьим визгом.

– «Не нашенские» – определил Гром делая вид будто он тут случайно, так, мимо проходил – «в смысле не из рода Тёмной чащи» – хоть и живёт он среди них, почти сколько себя помнит, но и забывать нельзя, у него свой род, род Весеннего неба.

– Эй, паря, чего стоишь? Айда с нами! – мужик, уже не парень, сверкая мокрым телом, толкнул в плечо и подмигнул – Не тушуйся, свои все! Ель, ты скоро там?

– А не ждите – медленно из воды выходила жёнка, мокрая, красивая, голая. Задрав руки, она собрала распущенные волосы и выжимает их. Лунный свет и отсветы костров так и играют на её грудях налитых, на животе плоском и бёдрах округлых. И глядит она прямо на него, и будто улыбается хитро – дело у меня есть – Гром так и почувствовал, как растёт, тяжелеет, его уд в портах.

– Как хочешь – ухмыльнулся мужик в бородку. Ловко подхватил другую деву, весело заверещавшую от неожиданности, шмякнул по мокрому заду и побежал вслед за остальными, наверх – Эх, разойдись! – гаркнул и, прямо с хохочущей девкой на плечах, прыгнул через самый большой костёр.

А жёнка, что осталась, уже вышла из воды и подходит к парню, всё ближе, ближе. И только тут Гром узнал её – «Ну точно Ель!» – она-то как-раз «нашенская», дворовая, самая обычная. И не рабыня, даже наоборот, вроде как племянница вождя Коряги, вон и звездочка над лоном имеется, небольшая, пять лучиков всего, три серебренных два золотых, ну так вожди не княжеских кровей. И не замужняя в двадцать-то семь лет? Странная она, как будто грустная всё время ходит. И знак у неё на лице странного духа, с одной стороны, на щеке слеза блестит, а с другой, будто алые губы дальше продолжаются, в ухмылке довольной. Раньше особо и не обращал внимания, мало ли жёнок всяких в Тёмной чаще, сильном, богатом и, наверное, самом людном роду Залесского края? – «Так вот она какая на самом деле…»

И додумать не успел, губы её мягкие, вкусные, медовые, приникли к его устам. Так что оставалось только пить этот нектар, чувствуя, как томление по всему телу разносится. А руки её уже и рубаху ему задрали, и порты стянули, и сомкнулись ладони на стволе. Тут-то она и разлепилась с ним и взглянула вниз:

– Не обманула, и правда громадный…

– Кто не обманул? – поинтересовался Гром.

– А не важно – она потянула его рубаху вверх, через голову, стаскивая полностью – Ложись – да подтолкнула ладонью в грудь.

Сама сверху как села, овладевая. Да так, что Гром дёрнулся, тело всё свело, заставив скривиться открыв рот, и он охнул изливаясь. И необычно, и стыдно, губу закусил, глаза отвёл. А Ель вдруг как заржёт, от чего весёлая часть лица совсем потешная стала:

– Ха-ха-ха-ха… Ой, про… хи… сти… ха-ха-ха, такой смешной… хи-хи… просто…

И смех такой искренний, заразительный. Грудь её трясётся перед глазами и бёдра нежно трутся о него, и живот содрогается, вместе со всем телом. Гром и сам хихикнул и почувствовал, как опять наливается да твердеет корень, прямо в её сотрясающемся лоне.

– «Как же это сладко!» – никогда Гром такого не испытывал. Теперь, когда всё прошло, осталась только усталость в животе и расслабленность тела. И молодая женщина что лежит на нём, приникнув полностью, и чувствуется быстрое биение её сердца и усталое дыхание прямо в ухо, а ночь прохладно обнимает разгорячённые тела. Вот теперь он пожалел, и Храбора, и Зарю – «Когда ещё они это познают?» – и вдруг вспомнил, зачем вообще это всё:

– Ты будешь моей женой?

– Женой? – в груди Ели возник смешок, отдавшись и в нём – А что, можно. Будешь меня каждую ночь любить – мечтательно произнесла она, складывая руки на его груди и кладя на них голову – только, разве твоя мама Государыня не будет против? – а повернула голову так, что серебристая слеза ярко заблестела в лунном свете.

– Нет же! – воодушевлённо ответил Гром приподнимаясь на локтях – Мы будем жить одни, на землях моего Рода. Растить детей и вести хозяйство…

– Одни?! – она разочарованно надула губки – Совсем? Не-е, без мира мне скучно. Я люблю, когда весело вокруг и много людей. Пошли! – она вдруг вскочила и потянула его за руку – Ну же, побежали ко всем! – и он побежал, вверх, на холм, за, цепко схвативший за кисть, рукой. Прорвались через весёлый хоровод. Вместе сиганули через костёр и, оказавшись в кругу огней, где целая толпа голых людей играла в жмурки, Ель толкнула его в центр – Чур следующий жмурится!

Кто-то тут же накинул повязку на глаза, и сразу множество девичьих рук коснулись обнажённой кожи в разных местах. Смех, шум, суета. Гром сначала чуть растерялся, а затем, растопырив руки, стал хватить ускользающие тела. Наконец удалось, в руках забилась пойманная добыча, вёрткая, прыткая, пытающаяся вырваться. Бесполезно, он крепко обхватил за стройную талию, прижимая к себе, и она успокоилась, стянула с него повязку, чмокнула в губы и потащила, через толкучку и ободряющие крики, прочь от круга огней.

Несколько шагов во тьме, и повернувшись прижала свои ладони к его груди. Сюда еле доносились отсветы костров, и сквозь весёлый шум слышались какие-то шорохи, вздохи и стоны в кустах, под ногами что-то мокрое, липкое, или только кажется? А она всё гладила и целовала: плечи, спина, грудь, и опускалась всё ниже. Нежные руки прошлись по бёдрам, ягодицам и между ног, а губы по животу, ещё ниже и вот обхватили уд. Что-то ласковое, сырое, коснулось его и обратило в камень. Дева откинулась на спину раздвигая ноги, и Гром не стал тянуть, лёг сверху, вошёл и задвигался, и звуки их слились с любовным хором этой ночи.

– Станешь моей женой? – вопросил он, ещё не успев отдышаться, сразу как утихла её дрожь.

– А ты из какого рода?

– Весеннего неба.

– Так нет же его?! – удивлённо уставилась она на него.

– Земля есть, и я есть. Последний, Гром Весеннее небо.

– А-а, так ты сын Государыни? Княжич?!

– Не княжич я. Я род хочу возродить, для того жена нужна! Чтоб жить с ней на своих землях вместе…

– Вдвоём?! А пахать один будешь, и строить один? И сеять, и убирать, и скотину держать?! Пусти дурень! – она столкнула его с себя и поднялась – Ты может и один справишься, а я одна столько не вынесу – и пошла к свету, гордая, красивая, с тяжёлой косой невесты.