Роботы. Путь с конца

Wait Meledi

Роботы. Путь с конца

Посвящение

Всем тем, кто хранит внутри себя память о чем-то важном.

Плейлист

Песни желательно включать во время чтения, для больней атмосферности. Приятного чтения!

Главы 1-2, пролог

– Grandson – Blood // Water

Главы 3-4

– Stone Sour – Wicked Game

Главы 5-6

– Panic! At the disco – House Of Memories

Главы 7-8

– Lorn – Acid Rain

Главы 9-10

– Letdown – Karma

Главы 11-12

– Tommee Profitt feat. Fleurie – Hurts like Hell

Главы 13-14

– The Score – Stronger

Главы 15-16

– Meg Myers – Sorry

Главы 17-18

– Crazy Town – Come insibe

Главы 19-20

– Lenka – Trouble Is a Friend

Главы 21-22

– Two Feet – Fire

Главы 23-24

– MISSIO – Twisted

Главы 25-26

– Fleurie – Love and War

Главы 27-28

– Jeremy Renner – Main Attaction

Главы 29-30

– IAMX – This Will Make You Love Again

Главы 31-32

– Tommee Profitt feat. Svrcina – Tomorrow we fight

Главы 33-34

– Thousand Foot Krutch – Coutesy Call

Глава 35

– Billie Eillis – No To Time Sie

Глава 36

– Apocalyptica feat. Adam Contier – I Don't care

Главы 37-38

– Low Road – I'II Keep coming

Главы 39-40

– MISSIO – KAMIKAZEE

Главы 41-42

– Tommee Profitt feat. Mike Mains – Nero

Главы 43-44

– Fallulah – Give us a little love

Глава 45/ Эпилог

– Low Roar feat. Jófríður Ákadóttir – Bones

Пролог. Окончательный конец

Роботы. Все люди давно стали бездушными роботами. Нет ни любви, ни сожаления… Абсолютно никаких настоящих эмоций. Мы – лишь бездушные машины, живущие в этом мире. Забавно, но именно технологии привели человечество к этому, именно они сделали нас послушными. Они настолько сильно въелись в нашу жизнь, что стали частью нас. Наши руки уже не приспособлены держать что-то, отличающийся от электронных устройств и управлять чем-то иным. Да, именно они уничтожили нас, превратив в своих рабов. Сейчас нет растений: они стали лишними в мире, населённом роботами. Увидеть растение на улице так же удивительно, как и увидеть двух разговаривающих между собой людей. Даже вечные ценности, и те удивительным образом вымерли. В них нет нужды, когда люди уже ничего не чувствуют. Ни любовь, ни дружба, ни честь, ни достоинство… Ничего не встречается в этом мире, ведь эмоции сами собой исчезли. Лишь огромные голографические экраны с вечной рекламой. Книги? Я не уверен, что помню, как они раньше выглядели, хотя точно их видел. Я ошибаюсь, или они имели прямоугольную форму? Многие даже этого не вспомнят. Интересно, а разве раньше были другие библиотеки? Или как называлось то место, где люди читали бумажные, напечатанные издания? Сейчас их с невероятной скоростью заменили новые (не приносящие никакой пользы), усовершенствованные устройства. Они окружают нас всюду и, кажется, уже стали частью нас, въевшись даже в кожу.

Не знаю, почему я все время думаю, ведь многие предпочли забыть, каково это, предпочли бы просто следовать указке. Не понимаю, что мне делать в этом мире, если последняя нить, что держала, уже оборвалась? Разве что наблюдать за этим, но ничего не менять. Разве один человек может что-либо сделать? Я могу лишь думать. Это единственное, что мне остаётся. Каким образом это произошло? Неужели люди сами это допустили? Но в какой момент? Кажется, я почти успел забыть… Всегда думал, что человечество уничтожит какой-то катаклизм, но нет, оно само себя уничтожило. Медленно, но верно. День за днём. Причем дважды.

Все это время я безвольно наблюдал за миром. Сначала появились новые технологии, а потом уже они начали убивать в нас человечность, медленно заменять нас и наше сознание. И человек позволил это сделать. Никаких цунами или землетрясений. Человек сам себя уничтожил, хотя и сделал это еще задолго до этого. Собственными руками превратил себя в робота, который не умеет думать, даже если путь к этом убыл очень долгий. Я не уверен, что что-либо может измениться. Разве что природные катаклизмы спасут нас от дальнейшего самоуничтожения. Увы, поздно что-либо менять. Этот мир полностью погиб. Причем от своих же собственных рук.

Если так подумать, то человек все-таки бездушен. Его создала природа, а он её так просто уничтожил, причем делая это такое длительное время. Человек всегда портит то, к чему прикасается. И зачем? Зачем было так делать? Разве нельзя было существовать в гармонии с миром, природой, животными, друг с другом? Разве нельзя было не уничтожать то, что тебе подарили, и ценить то, что есть? Нет, так как человек с самого начала был глуп и циничен. Именно из-за этого он и погиб. Эта смерть заслужена. Человек её заслужил. Своим отношением к тому, что его окружает. А ведь все можно было изменить. Стоило только понять, к чему все это его ведёт. Но нет, человек эгоистичен, а оттого слеп. Именно поэтому он продолжал уничтожать все вокруг.

Уничтожать, а на месте разрушенного создавать бездушное. До тех пор, пока машин не стало больше, чем людей. Вот тогда и начало происходить самое страшное. Да, потребовалось много времени, что бы все уничтожить, но спустя некоторое время все окончательно было поглощено. Это стало понятно, когда печатных книг вдруг не стало, так же, как и библиотек, где можно было их отыскать. Сначала они исчезли, а затем люди стали меняться. Материальные ценности стали более важными, чем моральные, а тишина, абсолютно полностью захватила каждый миг нашей жизни.

Нравственность и мораль постепенно исчезла, обрекая человека на неминуемую гибель. Но разве в этом не виноват человек? Верно, виноват. Причём только он. Лишь человек виноват в своей смерти. Страшно, но одновременно забавно. Кто бы мог подумать, что случится именно так? Кто бы мог подумать, что человечество так легко даст себя уничтожить. Ну, не совсем уничтожить. Просто превратить себя в бессмысленных роботов, которые существуют в мире без какой-либо цели, лишь ради команд.

Вдруг что-то изменилось в мире, кажется, что-то менялось и во мне. Я что-то чувствовал. Короткий, но такой приятный миг ощутил в себе что-то по-настоящему теплое. Мне страшно, впервые стало настолько страшно, почти до безумия. Насколько страшно потерять нечто настолько важное. Но все в один миг оборвалось. Нет! Я не хочу! Зачем? Я не хочу быть таким, как они! Боль. Резкая и всепоглощающая. Затем лишь пустота. Жаль, что теперь я один из множества бездушных машин. Теперь человечество точно погибло. Оно окончательно уничтожило само себя… Хотя, это произошло значительно раньше.

Глава 1. То, что нельзя стереть

Сто двадцать пять лет тому назад. 

Жаркое полуденное солнце ослепило детскую площадку. Самая обычная, яркая, цветастая. Она вселяла радость, свет в детские сердца. Мальчик сидел на одной из лавочек, рядом с мамой. Та смотрела на него пытающими любовью, счастьем глазами, осторожно поправляла искрящуюся золотым шевелюру мальчишки. Он запрокинул голову, щурясь от яркого света и поглядывая на мать из–под полуприкрытых, голубых глаз. Она же в свою очередь взлохматила мягкие детские локоны.

Он засмеялся громким звонким смехом, а после выпутался с объятий матери, и принялся бегать по пустой площадке, перебегая от одного развлечения к другому. То к различным детским качелькам, то к горке, то обратно к матери, наблюдающей за ним с мягкой улыбкой. Он иногда тянул ее за собой, заставляя играть вместе с ним.

Однако вскоре послышался громкий топот. Без сомнения, это был патруль. Мать настолько испугалась, что замерла на месте, невольно став считать шаги. В это время мальчик тянул ее за рукав чёрного платья, пытаясь обратить на себя внимание. Вскоре, из–за поворота одного из ближайших, одинаковых домов показались они. Двое мужчин в одинаковом одеянии – спецформе. Абсолютно белоснежная, с высокими, резиновыми сапогами с металлическими вставками – специально, чтобы их появление слышали.

Они шли вровень, будто выстукивая понятный только им ритм. Пугающий, до дрожи пробирающий сердце, заставляющий оцепенеть, оставаясь на месте. Просто замереть немыми статуями, ожидая своей участи. Ей тоже пришлось стать ровно, будто по какой-то команде, наблюдая за приближением конца. Ведь она прекрасно понимала, что своим появлением они не могли принести хороших новостей. Только не сегодня. Когда оба из них оказались уже совсем рядом, даже веселье на лице мальчика спало, оставив место настороженности.

Один из статных, высоких стражников оглядел фигуру Грэйс. Его карие почти черные глаза недобро сверкнули, когда взгляд остановился на мальчике.

– Грэйс Кадаган, здравствуйте, – он учтиво склонил голову, произнеся привычную, официальную фразу. – Вы ведь не могли забыть, что по происшествии трех лет ребенка направляют в детский лагерь для дальнейшего обучения. Мы надеемся увидеть Томаса сегодня возле дома, где его подберёт спецтранспорт.

Голос патрульного звучал так сухо и грубо, что ей хотелось согнуться и завопить на него. Кричать, что есть силы, биться, забрать дитя и уехать с ним как можно дальше. Только вот оставалось смотреть стекленеющим взглядом в неживые, почти пустые глаза мужчины. Основной проблемой оставалось то, что ей не было совершено ничего противопоставить им. Они служили закону, выполняли указания, даже если те были до невозможности жестоки. Она знала имена обоих мужчин, только вот они общались с ней так, словно она была каким-то совершенно безвольным, неживым роботом.

Она смотрела, как медленно он говорил слова и отказывалась верить в них. Не могла поверить, что это происходило с ними. Однако, как оказалось, реальность была жёсткой.

– Да, конечно, – подобно механическому роботу проговорила она, понимая, что у неё просто не осталось шансов не согласиться с их словами. – Все будет готово вечером.

Удовлетворенная улыбка, после которой они скрылись, а вот в сердце Грэйс почти выскочило. Они направлялись медленно, будто растягивая этот момент, в то время как она со своим сыном смотрели им вслед. Именно в этот момент довелось осознать, что это конец. Ей не удастся защитить его, как бы ей ни хотелось и любые попытки могут лишь навредить. Это была безысходность, с которой теперь пришлось мириться, даже если было очень трудно.

Она действовала разрушительно, убивая изнутри, забирая последние надежды на то, что все может быть хорошо. Нет, только не после этого.

Ребенок, кажется, не понял, что случилось, хотя осознал, что произошло что-то плохое. Ему оставалось лишь испуганно поглядывать на мать, которая едва могла сдерживать себя от истерики. Вскоре она схватила его за руку, поведя прочь из площадки. Она шла торопливо, а время от времени ей приходилось поднимать руку, чтобы стереть слезы, стекающие по щекам. Мальчик не заметил, что его родительница плакала, но ощущал ее подавленное состояние. Будто подсознательно считывал его, невольно ощущая часть той же боли.

Вскоре они оказались возле дома. Такой же, как и остальные, с одной из пяти типичных планировок. Оставив сына играть в гостиной, та поднялась на второй этаж, закрывшись в ванной. Именно там можно было дать волю эмоциям, расплакавшись. Громкие всхлипы скрывала включенная вода, а ей оставалось поддаваться отчаянию, которое неожиданно охватило ее. Казалось до ужаса несправедливым, что у неё отбирали самое родное, что у нее было. Отрывали от нее, одновременно с сердцем.

Ей было даже трудно представить, каково было бы его отцу узнать о том, что его сына так просто забирали. Правда, Шона не было уже целый год, так что он и не мог бы ничего увидеть. Все это доводилось переживать ей одной.

Когда истерика утихла, она вышла из ванной, принявшись собирать вещи сына. Каждую маленькую деталь гардероба укладывала, словно ценность. Бережно, осторожно, пока не сложила все необходимое. Только после спустилась вниз, где с игрушками растерянно играл мальчик. Кажется, его мысли не были сосредоточены, и он складывал разноцветные фигурки, ожидая появления матери. Он с удивлением смотрел на собранную ему сумку, хотя еще не знал, что она для него.

Грэйс уставилась на него, понимая, что скоро придется прощаться. Именно в этот момент сердце в очередной раз разрывалось, слезы так и подступали, собираясь в уголках глаз, но она упрямо сдерживала их. Мальчик поднялся, вопрошающе глядя на нее, но Грэйс лишь улыбнулась, протянув ему руку. Когда он взялся за неё, она отставила сумку, поведя его к одинокому дивану посередине просторной комнаты. Рядом с ним стояло только искусственное растение. А тишину разрывало монотонное скрипучее звучание механических часов, грохочущее слишком громко в звенящей тишине.

Мальчик все еще перебирал игрушки, а она сидела рядом с ним, поглаживая его по волосам и поглядывая на время. Оно шло с удивительной быстротой, будто становясь какой-то эфемерной частичкой. Закручивалось, выворачивалось, приближая вечер. Мальчик время от времени давал фигурки самой Грейс, заставляя присоединиться к игре. Но ее взгляд время от времени метался в одном направлении, она сверяла время, отмечая сколько его осталось. Когда в запасе было всего несколько минут она поднялась, ведя сынишку за собой.

На выходе прихватив сумку, она вывела их на улицу.

Ей пришлось отчитывать ускользающие секунды. Хватало времени лишь на одно. Она склонилась над ним, осторожно положив руки на его плечи и нежно глядя в светлые глаза. Подобрать слова было трудно, но слишком необходимо.

–Том, – обратилась она к нему, привлекая внимание, а когда он нахмурился, она мягко улыбнулась кончиками губ. – Сейчас тебе придется поехать на машине. В одно интересное место, но там не будет меня. Помни, что я люблю тебя.

После последних слов она осторожно чмокнула его в мягкую детскую щеку, отстранившись. Том точно собирался что-то ответить, собирался с силами, только вот не успел. Прежде, чем он сумел выдавить хоть слово, появился транспорт. Большая, продолговатая машина, работающая на замысловатом механизме, обеспечивающем движение. Сзади к ней был прицеплен дополнительный перевозчик. Засов открылся, когда один из водителей потянул за рычаг. После, тот же мужчина вышел из кабинки, открыв дверцу. Внутри уже находилось с десяток детей такого же возраста, как и Том.

Но ему всё равно было страшно. Он посмотрел на мать, ища в ее взгляде поддержку. Она ободряюще, но сквозь явную боль, улыбнулась ему, складывая кожаную сумку в отдельный отсек для личных вещей. А после подтолкнула его, призывая заходить и занимать место. Волнение и напряжение ощущались в воздухе, будто электризуя его и придавая атмосфере вокруг негативный окрас.

Когда Том оказался внутри, второй водитель опять закрыл дверцу, после чего транспорт тронулся вперёд. Грэйс оставалось смотреть вслед, надеясь на возможность, что ей хотя бы когда-то удастся увидеться со своим сыном. Слезы сами собой покатились по щекам, заставляя их краснеть. Все же именно их ей унять было труднее всего. Она утирала их и убирала с лица, покуда в поисках платка не наткнулась на блокнот в одном из отсеков с вещами.

Он был почти новым, исписанными оказались всего несколько страниц. Вскоре отыскалась так же ручка с встроенными чернилами, автоматически попадающими на острый кончик. Данную ручку можно было пополнять запасами, хотя она не была быстрой в письме, что являлось значительным минусом. Но все же, усевшись за стол, она принялась писать.

О том, что тревожило где-то в глубине души, разрывало тело и душу на части. Писала, слово за словом изливая на бумаге все свои эмоции и переживания.

Пришлось даже пополнить запас чернил, чтобы продолжить писать, но она не останавливалась. Все продолжала и продолжала, пока руки совсем не устали, а на пальцах появилось характерное покраснение. Тем не менее это абсолютно не мешало ей. Когда первая запись была завершена, она опять была удивлена.

Написанное ею выглядело как дневник, хотя ни у кого сейчас ничего такого не было.

Она прикусила губу, обдумывая, как правильно поступить. Стоило бы убрать его, спрятать или вообще уничтожить. Только вот таким образом решить хотя бы что-то не удалось бы, и она это знала. В конце концов, закрыв ровную черную поверхность блокнота, она взяла его в руки и пошла в спальню.

Мест, где его можно было спрятать, было не так много, так что ей пришлось довольствоваться тайником в комоде рядом с постелью. Но когда блокнот оказался спрятанным, она посмотрела на пространство, где он находился. А в голове пронеслись мысли о том, что, пожалуй, такой способ помочь себе облегчить боль самый действенный из тех, которые она могла бы себе позволить. Но не единственный, и она собиралась этим воспользоваться.

Глава 2. Путь к сумасшествию

Это место опустело почти пять лет назад, а сейчас готовилось к сносу и перестройке. На участке должен был находиться один из престижных районов города. Специальные строительные работы уже во всю занимались постройкой нового места, в то время как Ник следил за их работой. Он наблюдал за тем, чтобы не происходило каких–либо сбоев, и задавал нужные программы.

Алый свет солнца поблескивал, отражаясь от металлических поверхностей работников. Парень прищурился, разглядывая интересный оттенок: нечто ярко–оранжевое, смешанное где-то посередине завитками с фиолетовым, и серое, почти блеклое на фоне ярких переливающихся оттенков. Когда он опустил взгляд, на глаза попалась край шершавой, очень потрёпанной поверхности блокнота. Таких не выпускали уже очень давно, хотя ему удалось его отыскать. Он знал, что это именно блокнот, ведь однажды, будучи ребенком, ему посчастливилось побывать в музее прошлого. Именно там был подобный экземпляр, и пояснялось, что подробного рода вещей уже давно не разрабатывали, ведь они значительно ухудшали экологию. На них тратилась древесина, а она была слишком важным ресурсом. В итоге блокноты, как и одежду, стали производить из искусственных синтетических материалов.

А эта вещь удивительным образом сохранилась. Ему даже сказать было трудно, сколько ей лет. Вероятно, больше, чем он мог дать на вскидку. Когда последний раз производили подобные вещи? Может, лет двести назад, когда его еще не существовало. Вздохнув, он открыл блокнот, в очередной раз пробегаясь глазами по незнакомым словам и буквам. Он почему–то носил эту вещь в собой, хотя и так знал, что не сумеет понять написанное. Но на что-то надеялся, будто расшифровка записей отчего–то стала одной из действительно очень важных задач.

Хотя, этот старый предмет вызывал в нем интерес, не более. Вздохнув, он поднял уроненный блокнот и спрятал обратно во внутренний карман. Подобные вещи было запрещено носить с собой и следовало давно отдать в специальный отдел, который бы направил эту записную книжку, сделав из неё еще один отличный экспонат музея. Только вот что-то удержало Ника, заставив придержать блокнот у себя. Возможно, заинтересованность и желание понять написанное, а, может, просто страх. Тем не менее он уже твердо решил, что как только расшифрует запись, то сразу же направит этот предмет в нужное место, чтобы избежать каких–либо проблем.

Ничего серьезного произойти не могло, нет. Но он мог нарваться на принудительный реабилитационный курс правильного нормативного поведения за подобного рода нарушения. А этого ему этого явно не хотелось, хоть он и рисковал, поступая настолько необдуманно.

Вечер наступал очень быстро. И совсем скоро он уже закончил со своими обязанностями, а потому направлялся домой. В это время многие жители завершали работу, а потому на улицах было многолюдно. Хотя при этом разговоров почти не слышалось, лишь звучание ветра, а также едва уловимый шум транспорта.

Гравитационные автомобили почти не издавали гула, но лишь когда передвигались с минимальной скоростью. Когда она повышалась, то транспорт рассекал воздух, создавая характерный шелест.

Ник прошел несколько жилых кварталов пешком, прежде чем оказался в нужном месте. Его дом, современный, оборудованный всем необходимым, находился буквально в пятистах метрах ходьбы от его работы. Он оглядел пространство жилого комплекса – одинаковые, куполообразные дома, простенькие и ярко–зелёные лужайки перед ними. Пожалуй, было бы трудно отличить его жилище от других, если бы он не знал, где оно находилось.  Но возле каждого из домов находились таблички с персональными номерами домов и именем владельца.

И только оказавшись в помещении, он вздохнул спокойно. Автоматическая система обслуживания дома среагировала сразу, как только он вошел. Включился свет, где-то сверху с динамиков стала играть тихая успокаивающая музыка. Он разделся, но когда снимал верхнюю деталь однотонного одеяния серо–голубого оттенка, оттуда вывались знакомая старая вещь. С таким успехом он мог ее сразу же сжечь, ведь падения явно были не на пользу хрупкому объекту в его руках. Он склонился над открывшимся блокнотом и неожиданно замер, ошалело бегая по тексту. Некоторые слова… Он понимал их значение, ведь они ранее были просто перевернуты. Сейчас же, когда все стало на места, он мог разобрать некоторые крохи этого длинного текста.

Схватив в руки ценную вещицу, он понес ее в гостиную и положил на столик, внимательно разглядывая. «Разрушили», «Места», «Сил», «Продолжаться» – всего четыре слова, и они ему почти ничего не давали. Он нахмурился, все вчитываясь и вчитываясь в текст. Только вот толку совершенно никакого не было. Ему удалось понять только несколько слов – остальное казалось попыткой поглумиться над ним. В конце концов предмет был спрятан в одном из отделений, вмонтированных в стену. Ему показалось, что там будет безопаснее всего.

Он успел поужинать одной из готовых порций еды, рассчитанной точно на его вес, рост, а также особенности тела. Когда с пресным ужином было покончено, он уже собрался пойти в спальную капсулу, только вот в гостиной затараторил механический голос новостного робота.

Ровно в восемь автоматически во всех домах включался экран, транслирующий основные события города за день. Его, при желании, можно было выключить. Но правительство рекомендовало прослушивать подобные оповещения, ведь в них могла содержаться важная информация.

Ник подошёл, решив послушать новости. Программа походила на тысячу других, проходивших до этого. Рассказывалось о новых завершенных постройках в городе. О новых усовершенствованных домах, которые можно было приобрести всего за пару десятков специальных жильевых жетонов. Так же перечисляли образованные семьи. За сегодняшний день их было порядка сотни. Каждая из пар обретала статус семьи на период три года. По истечению этого срока они опять теряли данный статус. За это время они, по закону, должны были воспроизвести ребёнка, что происходило по истечению первого года. А ребёнок, в свою очередь, передавался в специальные центры воспитания, ровно по истечению трех лет, два из которых он находится рядом с парой, а третий только с матерью. Нехитрая система позволяла в равной степени обеспечивать свободу и независимость каждого из граждан. И так было в каждом из пятнадцати автономных городов.

Программа закончилась спустя тридцать пять минут. Ник же, послушав все от начала до конца, как примерный житель, направился изначально в ванную, а после в свою спальную комнату. Тусклое освещение светлого помещения напомнило ему закат. А когда он забрался в специальную капсулу эффективного сна, то наблюдал некоторое время из неё за освещением. Оставались всего минуты до того, как свет автоматически выключится.

Ник по привычке стал отсчитывать время.

Звук своего же слегка хриплого голоса звучал в тишине. Ему удалось досчитать до пяти, прежде чем помещение погрузилось во мрак. Вскоре сознание медленно стало уноситься в небытие. Только вот вместо привычной пустоты и тьмы он вдруг стал видеть образы. Пугающие. Словно кто-то что-то кричал. Голос был женским, хотя ему не довелось понять это точно, как и увидеть того, кто издавал такой душераздирающий вопль. А потом стали мелькать изображения. Это был тот самый блокнот, который он нашёл совершенно случайно. Он отчего–то не мог вспомнить, как его нашёл. А листы, записи, все это стало перелистываться с такой скоростью, что все мелькало перёд глазами, и совершенно ничего не возможно было понять.

Вдруг все замерло. Блокнот открылся на пустой странице, а спустя мгновение над ним склонились, став что-то выводить непонятным приспособлением. А после он узнал слова. Те самые, которые ему довелось разобрать среди написанного. Он резко открыл глаза, ощущая, словно сердце старалось выскочить из груди. А вот воздуха катастрофически не хватало, будто кислород выкачали из капсулы. Ему снился сон? Никому никогда они не снились благодаря улучшенной системе сна и приёму некоторых добавок в пищу. Были, конечно, те, кто видел сны, но говорили, что они считались сумасшедшими. Данная информация не распространялась.