Аркан

Они опять умолкли, стараясь собраться с мыслями и не скатываться на пустые обвинения. Первым не выдержал Арик.

– А ты туннель видела? Ну, так все говорят, кто клинику испытал.

– Нет. Темень одна и холод, – голос стал жестче. – Я сразу и не поняла, что произошло. Задыхаться стала… И страх жуткий парализовал. Даже боли не было, а ощущение, словно железом по стеклу. Судороги пошли, а я ничего не понимаю. Руками горло стараюсь прикрыть, а оно горячее и липкое. Потом ты подскочил, а лицо жуткое, перекошенное. Я еще больше перепугалась. Вокруг заголосили, и в глазах темнеть стало. Потом такая легкость и тишина. Словно с трамплина прыгнула – сначала боязно, перегрузка, удар о трамплин, а потом полет. Такой кайф в невесомости… И тогда тоже, легкость во всем теле, люди внизу, а я все поднимаюсь над ними. Только лыж на ногах нет, и тишина.

Голос замер на минуту, видно, тяжело переживая воспоминания, но он не торопил.

– Я тогда долго не могла понять, что произошло. Только полотенце искала. Думаю, надо же переодеться, а полотенца нигде нет. Ребята из нашей команды суетятся чего-то, бегают. Я их спрашиваю, а никто не отвечает. Смотрю, соревнования прервали, все смешалось, народ толпится… Потом тебя увидела. Одежда вся в крови, руки за спиной в наручниках, а глаза такие злые, по сторонам так и зыркают. Пыталась тебя расспросить, не слышишь.

Потом смотрю, двое носилки тащат, а на них Вовка с нашего двора. Лицо синюшнее такое и глаза навыкате.

– Ты его знала? – зэк перебил, звучащий в голове голос.

– Он из соседнего дома. Вздыхатель робкий…

– Ну, уж не робкий. Зуб даю!

– Я только потом, из разговоров поняла, что это он меня… Бритвой.

– За что? – едва не воскликнул зэк.

– Сама не знаю, – голос Дельфинчика звучал взволнованно. – Он за мной увивался с пятого класса. Все вздыхал издалека. Писал дурацкие письма без подписи и подбрасывал в портфель, ходил на все соревнования и даже ездил за командой в другие города, чтобы посмотреть выступления. Я его взгляд помню… Всегда масляный такой, словно купальник снять норовил. Зимой у нас тренировки в бассейне были, так я его глаза на балконе часто примечала. Уставится и часами смотрит. Потом плетется сзади до самого дома.

– И никогда не подходил?

– Нет.

– А на дискотеках или в кино? – настороженно переспросил Арик.

– Да, у меня времени на развлечения никогда не было, – усмехнулся голос. – Я ведь с шести лет на лыжах. Галина Георгиевна меня еще в садике приметила, с тех пор все время с ней – то на тренировках, то на сборах, то в поездках… С девяти лет я выступаю на крупных соревнованиях. Какие там танцы!

– И ты ни с кем не встречалась?

– Я уже в сборной девять лет, – она словно поперхнулась. – Была… Ну, нравился один парень, но он намного старше. Был… Заметит мой взгляд и только подшучивает – «Расти и тренируйся».

– Хочешь сказать… – он не договорил.

– Да, представь себе. Девственница. Мне так и не исполнилось восемнадцать.

– Я не к тому… – сконфузился зэк. – Просто у тебя взгляд был такой напористый. Открытый. Женщины часто отводят глаза, а ты прямо жгла. Насквозь.

– Правда?

– Правда, – его рука невольно потянулась вперед, где мог бы находиться собеседник. – Ты мне часто снишься здесь. Та… Ну, когда цыганочку танцевала. Мне тогда показалось, что я влюбился в тебя…

– Да ладно!

– В тебе было столько счастья в тот миг. Искреннего, чистого, настоящего. Просто запала в душу. Я потом все вспоминал и думал. Вот это девчонка! За такой на край света могу пойти… А край оказался совсем рядом.

– Жалеешь, что связался? – насторожился голос Дельфинчика.

– Нет. Просто не могу понять, что так помешало. Кому мы дорогу перешли.

– Это я дорогу перешла. Не ты.

Арик даже приподнялся на локте, стараясь не упустить деталей разговора.

– Я так и понял, что парень тот не главный. Он в последний момент рукой в сторону указал. А там глаза из толпы на меня пялятся. Злые такие. Темно-серые… Сколько ни пытаюсь вспомнить лицо или одежду, ничего не получается. Только взгляд злобный. Тогда еще мысль промелькнула, когда я парня того свалил и рукав на горле затянул… Ведь, задушу гада, думаю, а вот остановиться не могу, словно приказывает мне кто-то. Сомнение промелькнуло не потому, что пожалел я убийцу, а потому, что будто не сам я его… Ведь раньше никогда не быковал, а тут галстук пацану накинул.

Зэк затих на своей шконке, вытянувшись в напряженную струну. Все в его душе клокотало от ненависти к тому странному случаю, приковавшему его на двенадцать лет к зоне.

– Не вини себя, – ласково прошептал Дельфинчик. – Самоистязания приведут только к болезням, а я хочу, чтобы Аркадий Михайлович Данов вышел отсюда сильным.

– Знаешь, кто это сделал? Ну, у кого темно-серые глаза.

– Это только мои подозрения. Нужно, чтобы ты его сам вычислил.

– Дедуктивным методом? – попробовал пошутить он.

– Как хочешь…

Ее последняя фраза еще долго тревожила зэка. Либо Дельфинчик обиделся, либо согласился на все варианты – понять было трудно. В голове роились самые разные мысли, не дававшие Арику сосредоточиться. В итоге он все же убедил себя, что размышляет здраво, а голос… Ну, бывают же глюки, аномалии и всякие там обострения. Как говорил герой Леонида Броневого в популярном фильме «Голова предмет темный, исследованию не подлежит».

Глава VI

Стены казенного дома, где мотал свой срок Аркан, изобиловали не только картинками из мужских журналов, надписями, глубоко процарапанными в камне, вмятинами, выбитыми от постоянного перестукивания между камерами, но и той незримой ненавистью ко всему миру, которой дышали бесчисленные поколения его обитателей. Попавших сюда в разное время и по разным причинам объединяло единое чувство, присущее человеку. Самооправдание. Оно позволяло не свихнуться от самокопаний. Защитная реакция сознания оправдывала любого преступника в своих глазах и перекладывала всю полноту ответственности на других, особенно на тех, кто остался на воле. Сюжеты, многократно пересказываемые зэками в этих стенах, были так похожи друг на друга, что их можно было нумеровать, как набившие оскомину дежурные анекдоты и похабные шутки. В них всегда фигурировали коварные следаки, злобные прокуроры, тупые опера и неизменно продажные марухи, сдавшие легавым красу и гордость всего города.

Аркан не мазался к блатным, но понятия уважал и всякий раз старался быть незаметным. Только когда братва желала развлечься, он охотно возобновлял «слушанье в парламенте», перевоплощаясь в известных «единоросов» или «ЛДПРовцев», ведущих непримиримые дебаты с «комуняками». Однако, пламенные выступления его ораторов быстро умолкали, едва пахан, зевнув, отворачивался или задергивал занавесочку своей шконки. Чувство меры, позволявшее быть ненавязчивым, обещало сохранить востребованность, что было равносильно охранной грамоте, когда в хате искали очередного козла отпущения.

В первые полгода на зоне самыми тяжелыми были ночи. Они изводили Аркана напряженным ожиданием чего-то страшного. Вернее, неизвестностью, заполнявшей ночную тишину вокруг воображаемыми кровавыми сценами, перед которыми голливудские тюремные триллеры выглядели передачей для дошкольников. Заварушки, конечно, случались иногда, а вот власть страха, заполняющая собой все пространство зоны, было постоянной. В одно из таких бдений он опять услышал где- то в глубине воспаленного сознания Светкин голос.

– Перестань кошмарить себя. Чем больше ты думаешь об этих душегубах, тем больше притягиваешь к себе темные души.

– Дельфинчик, это ты? – неуверенно проговорил он про себя.

– Да, – голос казался насмешливым. – Называть пароль при встрече?

– Значит, ты можешь слушать и говорить со мной, когда захочешь?

– Вовсе нет. Просто твои мысли эхом гудят внутри тюремных стен, как набат. Уродов собралось тьма. Не протолкнуться.

– Что значит, не протолкнуться?

– Ты футбольным фанатом был когда- нибудь? – неожиданно спросил голос и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Вот, представь себе, что на финальном матче многотысячные трибуны стадиона погрузились в темноту, и кто-то один вопит – наших бьют! А в темноте тысячи фанатов «Спартака» и «Динамо» набычились, готовые ринуться на выручку. Просто пока не понятно, кто где.

– И ты прокралась, чтобы мне пасть заткнуть, – пошутил Арик. – А то сожрут…

– Типа того, – в тон ему ответил голос Светки. – Ты просто не представляешь, что в ином мире творится.

– И что, есть блатные, менты и фраера?

– Тут многое иначе. Свои понятия есть, конечно, но главное – энергия. Кто больше поднять сможет, тот банкует. И, смотря какой энергии, конечно. Та, что за гранью, считается козырной масти.

– Дельфинчик, ты, правда, существуешь? – не удержался зэк.

– Аркаша, ты, как ребенок!

Она впервые назвала его по имени за все время знакомства. И он впервые услышал свое имя за последний год. Сразу повеяло прошлой жизнью, казалось, утерянной навсегда. Не зря говорили древние, что имя судьбу определяет.

– Признаться, я уже не помню, что меня так когда-то звали. Теперь я Аркан. До киллера не дотянул, даже не мокрушник. Так, галстук накинул фраерку.

– Ты же понимаешь, что это временно. Тяжко, конечно, но не навсегда.

– Почему? – с надеждой мысленно спросил зэк.

– В тебе достаточно силы быть независимым. Вспомни, ты хоть когда-нибудь был при ком-то.

– Ну, как фишка ляжет.

– Ой, ли! – голос в его голове зазвучал серьезнее. – В вашем мире иногда говорят о человеке, что у него за душой ничего нет.

– Имеешь в виду харизму?

– Называй, как угодно. По сути, это не просто сила, позволяющая выкарабкиваться за счет кого-то, отнимать и подчинять. Вампирить в самом широком смысле. Я говорю о способности найти в себе силу. Это дар… Для стада всегда существовали пастухи – Зевс, Перун, Один, Ра, Христос. Некоторые умело к ним примазывались, но были и другие.

– Кто не верил ни в бога, ни в черта? – усмехнулся зэк.

– Нет, такие только разрушали. Я говорю о тех, кто верил в себя, и находил в себе силу. Причем, сколько нужно.

– Ну, не знаю… У нас тут тоже приход соорудили. Народ молиться ходит.

– Это слабые ищут защиты. При ком-то быть выгодно. Он казнит и милует, и он за все в ответе. Цена за такую «крышу» известна. Одни отдают душу богу, другие – дьяволу. Евреи это честно назвали. Договор. Но толмачи перевели это для стада чуть иначе. Завет.

– Так всегда было.

– Нет, – голос в голове Аркана зазвучал, как сталь. – Если у кого что-то есть за душой, он все может сам.

– А кому не дано? Кто, как все? – настаивал Аркан.

– Такие рано или поздно запаникуют и сдадутся, – голос стал грустным. – Одни просто так, не за понюшку табаку, иные на сделку пойдут, условия выторговывать станут. Тут их и высосут.

– Вурдалаки? – шутливо переспросил он.

– Я не знаю точных названий, но поверь, мало не покажется. Сначала они питаются страхом, потом всю энергию из души вытягивают, а под конец и саму душу возьмут. Тут это в цене.

– А в глаз могут дать? – он все еще пытался бравировать.

– Это в твоем мире люди бьют друг другу морды и рвут горло. Тут целят внутрь. Энергию высосут и рабом сделают. Дойной коровой. Будешь из падали последнее вытягивать на помойках, а хозяин тебя потом отымеет. Когда созреешь.

– И ты хочешь сказать, что эти вурдалаки сейчас тут?

– А ты не чувствуешь? – усмехнулся голос. – Да, голодных тут немерено. Только и ждут.

– Чего? – искренне удивился он.

– Когда разрешишь… Или рукой на все махнешь по широте души русской, или поторгуешься за каждый грошик. Заветы у всех разные, но им верны.

– И что потом?

– А ты в глаза братве не заглядывал? – вопросом на вопрос ответил голос. – Пустые, бездушные, даже прозрачные какие-то. Таких по зонам толпы. Их высосут и отпускают на волю пастись, а сюда новых нагонят. Конвейер такой…

– Ты стала другой, – с сожалением проговорил Аркан мысленно.

– Я быстро учусь… Однажды попалась, пока тебя искала. Едва выкрутилась.

– Что значит – попалась?

– Хмырь один предложил махнуться информацией за услугу. Знал, где ты маешься. А услуга простая – помочь пройти через грань.

– Что, не все могут оттуда проходить в наш мир? – удивился зэк.

– Представь себе, что это не всем дано. Тут разные касты, и своя иерархия. Хотя, по большому счету, скопилось одно дерьмо. Отказники. Их никуда не пускают, вот они и толкутся по помойкам. Проникать сквозь грань между мирами могут такие, как я, у кого долги там, в вашем мире. Остальные ищут проводника, и только тогда насосаться энергии смогут, чтобы куда-нибудь подняться.

– И как же ты… Выкрутилась?

– Вовремя догадалась и замкнула двоих голодных друг на друга. Пока они с собой бодались, сделала ноги. Теперь стала хитрее.

– А я могу тебе чем-то помогать? – неожиданно спросил Аркан. – Отсюда.

Последовала некоторая пауза. Девушка словно размышляла.

– Да. Если почаще будешь вспоминать что-то хорошее из нашего общего прошлого.

– Не вопрос! – встрепенулся он. – И тогда ты сможешь быть сильнее?

– Если разрешишь, я буду через тебя дотягиваться к своим.

– Без базара, – начал, было зэк, но осекся. – Извини, тут все только на фене…

– Тебе нужно четко разделить в себе два понятия. Зона и воля должны существовать отдельно, тогда будешь своим и там, и там. Всему свое время.

– Предлагаешь стать Штирлицем и в шпионов поиграть?

– Как хочешь, но выкручивайся! – Светкин голос стал жестче. – Я вообще в чужой мир попала, где ничего общего с вашим. В темноте уроды одни друг друга на куски рвут из-за энергии, а я в купальнике одном. Просто свежая выпечка в море дерьма…

Она замолчала, но сказанное произвело впечатление. Аркану стало стыдно. Ему представилось, как по огромному полю бежит красивая девчонка в купальнике, а за ней гонится толпа разъяренных мужиков. Каково той девчонке! Сознавать, что вот сейчас ее настигнут, собьют с ног и…

– Ну, хватит! – резанул голос внутри. – Не хватало, чтобы сюда еще и озабоченные сбежались. Им только подавай ваши сексуальные бредни. Такого иногда насочиняют, что мне тут страшно становится – как я там среди таких маньяков жила!

– Свет… – он не успел сказать.

– Ну, ты же был нормальным мужиком. Я же видела твои глаза. Подумала тогда еще – вот ведь какой! Да, такого полюбить не страшно и все отдать. Без оглядки. Любить без памяти. Кинуться с разбега навстречу, чтобы души слились… Вокруг меня ведь тогда много всякого народу крутилось, кому только тело подавай. Глазами просто обдирают одежду, а на берег приходили, чтобы в купальнике увидеть. Слюни аж до колен распускали…

– И ты во всем этом жила?

– А куда ж я денусь! – голос стал ироничным. – Мужики вообще создания тривиальные, хотя мнят себя царями природы. Им кто-то написал на папирусе, что женщина не человек, они и возрадовались. Одни нацарапали это перышком – в Торе, другие – в Библии, третьи – в Коране. Объявили женщину исчадием ада, греховным сосудом и сделали своей собственностью. Возомнили, что теперь могут с руки кормить. Из милости.

– Да, ты стала мужененавистницей? – удивился зэк.

– Нет, дорогой! Я стала реалисткой.

– Дорогой? – переспросил он.

– Ну, по сравнению с окружающими, ты просто ангел. Признаться, я и сама не заметила, как стала тебя так называть… В своих беседах. Наедине.

– Мне казалось, так обращаются друг к другу супруги, прожившие в браке много лет.

– Ну, наконец-то ты стал говорить на нормальном языке. Это хороший признак. Хотя, до сих пор мыслишь шаблонами. Понимаю, что мужчинам так удобнее. По рождению – в князья или, хотя бы, в команду, которая штаны носит. Среди них есть такие, кто настолько ограничен интеллектуально, что надевает красные штаны. Ну, чтобы все издалека замечали и понимали, что царь природы идет. В армии же только красные лампасы полагаются. Некоторым этого маловато.

– Слушай! – едва не в голос, вскрикнул Аркан. – А в прошлой жизни ты, случаем, не была амазонкой?

– Нет, дружок. Я была пиратом. Причем не раз!

– Хочешь сказать, что видела свои прошлые жизни… Там…

– Да, и ты про себя все знаешь, только вспомнить не можешь… Хотя, прислушаться мог бы.

– Прислушаться к чему?

– Аркаша, – ее голос звучал почти нежно, – ты ведь любишь анализировать, связи выстраивать… Поищи зацепочки-то. Сам многое поймешь. Иногда так красиво мыслишь!

– Подслушиваешь? – с упреком спросил он.

– Да, ваши мысли так гудят по этим стенам, что только глухие мимо проходят… Открою тебе страшный секрет – между мирами нет тайн, но много ограничений.

– Почему по стенам?

– Не только по стенам, – пояснил голос. – Переход есть везде, где грань существует – вода, камень, зеркало…

– А огонь?

– Нет, ты мне сегодня определенно нравишься, дорогой! Мыслишь правильно. Огонь – самая сильная грань. Динамичная. Переходы в нем нетривиальные, только мастерам подвластны. Но зато энергия бешеная.

– Ты еще не умеешь?

– Новичкам не под силу. Тут долго учиться нужно. Думать. Обжигаться и пробовать. А для этого еще и энергию насобирать надобно.

– Мне вспомнилась фраза из одного мистического фильма – первые сто тысяч лет трудно, но потом привыкаешь.

– Ну, уж нет! – почти закричала Светка. – Времени у нас мало. Того гада нужно наказать еще до того, как он из твоего мира уйдет. Скользкий он, вывернуться может, ищи потом… А такого прощать нельзя!

Голос умолк, и тюремная тишина навалилась на зэка, но теперь Аркан был чуть сильнее, чем прежде. У него появился друг.

Глава VII

Аркан решился на побег, отмотав три года. Психологи утверждают, что для мужчины этот срок критичен и на работе, и в семье, и в каком-нибудь деле. Начинается переоценка себя и окружающих, поиск чего-то нового. Кто- то заводит романы на стороне, кто-то перебирается в другой офис, а большинство просто меняют машину.

К тому времени Аркан пообвыкся на зоне. Приспособился держать нейтралитет и быть полезным для блатных в роли шута, готового по команде рассмешить публику. Эта «крыша» давала некую свободу, которая была использована для анализа ситуации и выработки плана. Изначальная позиция одиночки сохранялась и в долгих размышлениях о побеге. В группе блатных, подавшихся в бега, он был бы вьючным животным и живыми консервами. Да и нескольких беглецов искать станут большими силами, им затеряться труднее. Ведь главное, после того, как перемахнешь «колючку», рассуждал зэк, скрытно и быстро бежать. Козырь одиночки в непредсказуемости маневра и независимости в принятии решений. Отстреливаться, конечно, надежнее впятером, но где взять столько стволов, а одному сподручнее в самую узкую щелочку забиться. Ведь сила всегда на стороне погони будет, но главное – время. Каждый час беглеца вне зоны увеличивает площадь поиска в разы. И незримый «покер» с главным «гончим» есть игра интеллекта, где ставка – жизнь. Решившиеся на побег редко сдаются.

Впрочем, без Светкиного голоса, навряд ли, что получилось. Длинными зимними ночами они обсуждали каждый шаг дерзкого замысла, и план постепенно вырисовывался. Основу составлял факт наметившейся стройки. Администрация лагеря получила распоряжение начать весной строительство второго блока. Эта новость морзянкой быстро облетела все хаты, вызвав самые разные толки у зэков. Кто-то возмущался предстоящей работой, кто-то планировал откосить по болезни, а кто-то втайне сознавался, что стройка будет хоть каким-то разнообразием в тягостном однообразии зоны. Возможно, кто-то, как и Аркан, обдумывал план побега, но первым решился бывший ныряльщик. Его психология была не сломлена, а месть подталкивала к тому, чтобы нырнуть в неизвестность и плыть в темноте столько, сколько потребуется.

Впрочем, Аркан не был слепым котенком. Едва зона затихала в ночи, голос девушки начинал звучать в его голове, описывая в деталях все переходы и двери на зоне, правила хранения ключей, расписания внутренних работ, смены караулов и прочие мелочи, без которых рисковать не было смысла. Используя терминологию шулеров, они кропили колоду, которой собирались сыграть со всей Федеральной системой исполнения наказаний. Конечно, сомнений было немало, и на главный вопрос зэка голос девушки ответил:

– Не бойся, на тебя никто не обратит внимания. Я отведу им глаза.

Звучало неправдоподобно, но он поверил. И вот настал тот теплый апрельский день, когда все должно было решиться. После обеда «КАМАЗ» привез кирпич, и группа зэков под охраной пятерки конвоиров аккуратно разгружала его. Каждый разбитый кирпич приравнивался к диверсии, каравшейся карцером. Работали медленно, но к ужину управились. Когда же зэки были построены на проверку, Арик, согласно разработанному плану, направился к машине. Он медленно забрался в кабину, и никто не окликнул его. Водила сел рядом и спокойно поехал. На всех КПП охранники проверяли «КАМАЗ», осматривая потаенные уголки с помощью зеркал на длинных ручках, но зэка не видели в упор. Затем, на пару с молчаливым водилой, они, молча, проехали километров сто, пока тот не остановился по нужде. Уже стемнело, и Аркан спокойно вылез из теплой кабины и шмыгнул в кусты у обочины, а затем и в лес.

Прихваченный бушлат из «КАМАЗа» помог бороться с холодной апрельской ночью. Впрочем, беглец не ощущал ни холода, ни голода. Пропетляв сначала на всякий случай, чтобы сбить со следа собак, которых «гончие» берут с собой на поиски, он наткнулся на речушку, по которой прошел с километр. Страх гнал его подальше от трассы, вдоль которой начнутся поиски. Только безумец мог рассчитывать пройти сотни километров без ночлега, еды и оружия. Выходить к какому-нибудь поселку или жилью было очень опасно, уже завтра его начнут искать. Светкин голос обещал приложить все свои неведомые силы, чтобы никто не заметил отсутствия беглеца до рассвета.

Размеренным широким шагом Аркан отмерял километр за километром, стараясь не переходить на бег. Он экономил каждую толику своей энергии, направляя все только на движение прочь от зоны. Строго на север. Абсурдность этого плана заключалось в том, что спасительная трасса, оставалась в противоположном направлении. В покере это называется «женским сносом» на мизере, то есть, когда на руках явная пара взяток, но эти карты не сбрасываются в слабой надежде, что противники будут играть по правилам обычной логики, исключая саму возможность оставить крупные карты на руках. Они начинают ловить играющего мизер совсем в другой масти и проигрывают. Но в покере все сидят за одним столом. Глаза в глаза. Там можно почувствовать, «проинтуичить». Беглец же играл втемную. Он даже никогда не видел своего противника и не мог хоть что-то прогнозировать, исходя из своих наблюдений за объектом. Были только подсказки Светкиного голоса. А еще жажда мести.

Доверившись своему опыту в погружении на глубину, Аркан начал напевать баллады о рыцарях из далекого детства. Вместе с ними он сражался за святую веру с полчищами врагов. И чем дальше беглец удалялся на север, тем меньше оставалось шансов просто выжить. Апрельская ночь была морозной, и отсутствие каких-либо облаков позволяло четко ориентироваться по звездам. Главное было не свалиться и не заснуть.

Часам к десяти утра он так устал, что, напившись дождевой воды из лужи, тут же уснул, провалившись в темноту сна, как в бездну. Пролежав, свернувшись в клубок, не менее часа, Аркан проснулся от какой-то тупой боли в боку. Резко встал, чтобы стряхнуть остатки короткого сна и нащупал что-то твердое в кармане бушлата. Очень бережно, словно тонкую работу из стекла, беглец извлек из бокового кармана банку с потертой и надорванной этикеткой.

«Свиная тушенка»!

К такому подарку судьбы он не был готов и так растрогался, что чуть не заплакал. Кто-то заботился о нем, пропащем, и вел по тайге. Эта мысль придала уверенности, и на душе стало очень спокойно. Припас ли сам водила банку консервов, чтобы закусить после долгого рейса или чья-то заботливая рука сунула их в карман мужику, теперь было неважно. Главное, что этой еды могло хватить на пару дней. Нужно было только умело распорядиться ею. Решив открыть консервы, только когда найдет подходящее место, Аркан отправился дальше.

На закате он вышел к небольшой речушке. Петляя среди невысоких лесистых холмов, она медленно текла в низине, где уже начинала просыпаться природа. Зеленели первые ростки и листочки, чирикали птицы. Отыскав большой валун у воды, беглец решил немного поесть. Вспомнив, как открывают консервы, стирая закатанные ребра банки о камень, он принялся аккуратными круговыми движениями елозить по широкой спине валуна. То и дело, переворачивая банку, чтобы не упустить момент, когда круглые края ребер будут сточены, и крышку можно будет приподнять, он работал все аккуратнее и аккуратнее.

Запахло пряностями. Тонкие следы юшки, просочившиеся из банки на камень, заставили мужчину остановиться. Отыскав соломинку, он высосал весь сок из банки. Ничего вкуснее в его жизни еще не было. Запив холодной водой из речушки свой первый перекус на воле, Аркан решил больше не притрагиваться к еде. Вытряхнув из кармана бушлата какие-то крошки, он аккуратно опустил в него почти открытую банку и для верности придавил ее там рукой. «НЗ». Он будет есть по кусочку, когда сможет обильно запить водой. А пока нужно было раздеться и перейти речушку вброд голышом. Впереди была холодная апрельская ночь, а костер разводить было никак нельзя. Коробок спичек, это единственное, что позволил себе иметь в кармане зэк, готовясь к побегу. Даже несколько сухарей могли бы вызвать подозрение у вертухаев.