Темница миров. Пробуждение

Вновь фальшиво рассмеявшись, он всё же убрал руку от ее губ, но зато теснее прижал к себе. Склонившись, Йоран быстро зашептал на ухо.

– Поворковали и будет. Теперь к делу. Как только ратильов закончится, мы станцуем следующий танец. Думаю, уже все гости присоединятся к нам. На следующий ратильов Сиган наверняка собирается пригласить тебя. С недовольством я, конечно, великодушно окажу хозяину дома такую честь – позволив ему потанцевать с тобой. Но только ему. Этот урод испытывает наслаждение, когда барон Улин ревнует Карму. Танцуя с тобой, он наверняка будет постоянно смотреть на меня, чтобы наблюдать мою злость. Твоя задача увлечь его так, чтобы он забыл про меня. Я должен встретиться с Азалией. Она проведет меня к возможному тайному кабинету. Если мне не удастся вернуться за время танца, отвлеки Сигана так, чтобы он про меня не вспомнил вовсе. Поняла?

– Да, – коротко ответила Лия.

– Хорошо.

Роксалию с самого детства поражала эта удивительная способность Йорана просчитывать чужие действия и еще не случившиеся события. С возрастом она стала до пугающего точной. Как он и сказал, на следующем танце к ним присоединились другие пары. Они кружились среди смеющихся и болтающих баронов, маркизов, виконтов и графов, продолжая разыгрывать из себя влюбленных голубков. Когда же быстрая мелодия раттана́ра вновь сменилась на плавную ратильова, к ним подплыл Сиган, масляно блестящий своими пошлыми глазёнками. После драматичной игры Ньёрда в ревнивого собственника, он всё же с мрачной физиономией передал руку Лии графу.

Траз довольно осклабился, когда на короткий миг прижал к себе Роксалию. Его зрачки нездорово расширились, словно он накурился запрещенных дурманных трав. Так близко Лия его еще не рассматривала. Впечатление, надо сказать, не из приятных. Худые пальцы Сигана, словно гигантские пауки поползли по ее спине, ощупывая каждый изгиб. От него резко пахло сладким жасмином и пряной гвоздикой. Роксалию со всех сторон окутал этот приторный аромат, взяв точно в душный кокон.

Граф метнул свой нездоровый потемневший взгляд в сторону белой статуи полуобнаженной Эсфирии, где стоял Йоран, изображающий на лице мрачность. Поддавшись своей трусоватой натуре, Сиган ослабил спрутские объятья, отстранившись от Лии на расстояние ладони.

– Ваш супруг так влюблен в вас, баронесса.

Роксалия обернулась через плечо, быстро сцепившись с синими глазами взглядом. Йоран коротко кивнул, давая отмашку на начало работы. Собрав всё свое мужество и превратив отвращение, гадливость и глубинное омерзение к этому человеку в крошечную бусину, Лия очаровательно улыбнулась. Она в совершенстве изучила и отработала каждое выражение своего лица, часами упражняясь перед зеркалом с другими Бабочками. Знала все свои самые выгодные и обольстительные ракурсы. Как знала, что граф с упоением отмечает изгиб ее полных губ, белоснежную ровность зубов, глубокие ямочки, красиво обрисовавшиеся на персиковых щеках и сделавшие улыбку еще обворожительнее. Она знала, что сейчас Сиган поднимет свой порочный взгляд, поэтому слегка изменила изгиб выразительных бровей на более хищный и прикрыла длинными ресницами темные омуты глаз.

– Да. Его любовь так… неистова. Думаю, лучшего супруга пожелать просто невозможно, – медовым голосом произнесла Лия. – Мне, конечно, не с чем сравнивать. Но уверена, такого, как Вил, днем с огнем не сыщешь.

Лицо графа прямо-таки засветилось. Роксалия даже удивилась, когда не услышала из его приоткрытых уст аханья.

– Хотите сказать, дорогая баронесса, что кроме барона в вашей жизни не было других мужчин? – с придыханием спросил он, прильнув ближе, будто боялся, что кто-то может спугнуть такую удачу (в его причудливом нездоровом понимании).

Лия негромко рассмеялась, точно выверяя тембральный бархат и серебряную звонкость.

– Конечно, граф. До шестнадцати я жила под строгим надсмотром родителей, в Эде́йле, – кружась в танце и стойко не замечая блуждающие по спине прикосновения «пауков», непринужденно ответила она. – Вил приехал к управляющему города. Его дочь Инис – моя подруга. Я как раз гостила у нее. Мы столкнулись с Вилом в коридоре и, с его слов, он влюбился в меня с первого взгляда, хотя даже сказать ничего не смог в тот момент. Я, конечно, тоже отметила его ладность, но не придала особого значения этой встрече. А он, оказывается, седмицу не ел и не спал. Ему пришлось уехать обратно в Не́бру. Но он быстро вернулся, разыскав родителей и попросив моей руки.

Роксалия без запинки рассказала заранее заготовленную историю. Сиган начал было оборачиваться в сторону статуи, где уже, разумеется, никто не стоял, поэтому Лия спешно прижалась грудью к сластолюбцу. Его взгляд тут же прыгнул на ее лицо, а дыхание слегка сбилось, вместе с очередным шагом в танце.

– Если коротко, то Вил оказался самым расторопным, хотя сын местного маркиза собирался свататься ко мне. Но не успел.

– Барон очень молод, моя прекрасна баронесса, – приблизил Траз свои губы-вареники почти к самому уху, опаляя неприятным шепотом. – Должно быть, его любовь действительно неутомима. Но вряд ли к своим годам он успел проникнуть в глубины истинной любви.

– Что вы имеете в виду, граф? – так же шепотом спросила Лия, изображая запретный интерес.

Почувствовав отклик своей «жертвы», Сиган оживился, начав пальцами дотягиваться до кожи Роксалии, лаской забегать на изгиб ребер, подбираясь к опасной близости полной груди.

– Древние афина́ры являлись почитателями богини любви – Эсфирии. Они пытались приблизиться к своей богине. Ее можно было встретить лишь на пике любовного наслаждения. Поэтому афинары неустанно изучали тайны тел и всевозможные способы довести нашу бренную плоть до этого небесного пика. Я тоже являюсь почитателем Эсфирии…

Роксалия слушала этот горячечный бред в пол-уха, обеспокоенно поглядывая на выход. Ратильов близился к завершению, и, как только он закончится, граф, с упоением пытающийся соблазнить баронессу Карму похабными намеками на какой-то просто отвратный вид близости, непременно вспомнит про Йорана.

Она знала, что происходит между мужчинами и женщинами. Но, как оказалось, далеко не всё. Человеческая фантазия безгранична. От одного только разговора Лия хотела помыться.

Вышло так, как и говорил Ньёрд. Музыка закончилась, а он еще не вернулся в зал. Бездна!

– Это был очень волнующий танец, моя неотразимая баронесса, – на секунду прижал граф к себе юное тело. – Надеюсь, мои слова заставят вас немного задуматься над истинным предназначением мужчины и женщины.

Лия с отвращением ощутила, как возбудился Траз от собственных рассказов. Мечтая пнуть этого блудника по его «истинному предназначению», Бабочке пришлось сделать всё ровно наоборот. Сиган уже собирался обернуться к статуе, как она чувственно сжала худые плечи и горячо прошептала:

– Вы уже заставили задуматься, граф. И прошу, зовите меня просто Карма.

Улыбка, что расплылась на загорелом лице, вызывала лишь острую тошноту. Но Лия без труда с ней справилась, искренне надеясь, что Йоран вернется с хорошими новостями. Оркестр заиграл следующий танец, но Траз этого даже не заметил, с пламенным восторгом взирая на «баронессу».

– В таком случае, и вы зовите меня просто Сиганом. К сожалению, мы не сможем так называть друг друга на людях, но надеюсь, очень скоро я услышу это имя, сорвавшееся с ваших губ криком.

Испытывая гадливость и такую яркую злость, что даже щеки заалели, Роксалия смущенно улыбнулась, пытаясь выдать отвращение за жар неуверенности.

– Но как это возможно? Мой супруг не отходит от меня ни на шаг… Сиган.

Ноздри графа затрепетали, а глаза заблестели нездоровым блеском.

– Я что-нибудь придумаю, моя дорогая Карма…

Он резко замолчал, подняв взгляд. Роксалия быстро обернулась, с облегчением заметив лавирующего между танцующими парами Ньёрда.

– Барон, простите, мы немного увлеклись столь дивными звуками моего оркестра, – приторно заулыбался Сиган, поражая своей гаденькой натурой. – У вашей супруги необычайно легкий шаг.

– Я знаю, граф. Она вся у меня – необычайная, – с притворной хмуростью ответил Йоран, приобнимая Лию за талию. – Прошу нас простить, но на сегодня мы откланиваемся.

– Как? Уже? – синхронно вместе с графом вопросила проплывающая мимо в танце маркиза Оцнар с явным неудовольствием в голосе. – Вы, право, нас огорчаете, барон.

– Ничего не могу поделать. Дела, – слегка склонил голову Ньёрд, медленно выводя Роксалию под руку. – Обещаю, что мы обязательно будем на пикнике пятого числа.

– Ах, непременно! Непременно вы должны быть! – запричитала маркиза.

– Разумеется. Прощайте, – непринужденно усмехнулся Йоран.

– До новой встречи, – раздался им в спину хор веселых голосов.

Молча пройдя по галереям и коридору, фальшивые супруги вышли в холодную ночь. Лия с отвращением передернулась, до сих пор ощущая этот мерзкий запах жасмина и гвоздики. Он словно облепил ее с ног до головы и намертво впитался в платье. Роксалия с предвкушением представляла, как будет драть себя жесткой мочалой, когда окажется в ванной.

У двери караулил всё тот же мажордом, немедленно встрепенувшийся и посеменивший вперед, к белой карете. Роксалия мельком глянула на лицо Хранителя, отметив на нем сосредоточенную задумчивость. Нашел ли он что-то или нет, пока было непонятно.

Стоило спуститься с розовых ступеней, в тусклом свете факелов казавшихся пыльно-коричневыми, Йоран стянул с себя тяжелый черный пурпуэн с длинными рядами золотых пуговиц на рукавах. Каким-то механическим движением, будто даже и не заметил, он накинул его на плечи Лии. Насыщенный аромат сандала и зеленого чая прибил противный запах графа. И если изначально Роксалия хотела гордо сунуть пурпуэн в нос благодетелю, то поняв, что так ей теплее и легче дышится, благоразумно передумала.

– Ты долго, – держась за руку Хранителя, проворчала она, забираясь в темноту открывшейся кареты.

Йоран молчал пока не влез следом и не сел напротив, а мажордом не закрыл дверь.

– Ты заметила мое отсутствие? Я польщен. У тебя была такая занимательная компания, – насмешливо протянул он.

Роксалии даже огрызаться не захотелось. Общение с графом вытянуло из нее все соки.

– Меня будто вываляли в соплях тролля, – с отвращением передернула она плечами. – Ты что-нибудь нашел?

Йоран тихо посмеялся, но быстро прекратил, разглядев в резком помидорном свете промелькнувшего уличного фонаря выражение лица Бабочки.

– Да. В северном крыле действительно что-то есть, – негромко ответил он. – Тщательно осмотреть я не смог, там постоянно патрулирует стража, но между стеной и полом есть зазор, оттуда тянет. В панели же я заметил небольшое отверстие в стене в виде цветка. Форма очень напоминает медальон, что таскает на себе граф…

Лия сразу вспомнила серебряный круг с лепестками, на которых, словно роса, блестели бриллианты. Она его запомнила, так как он показался ей очень странным и неподходящим ни к одному туалету графа.

– Ой, только не говори, что доставать его буду я, – прекрасно зная ответ, поморщилась Роксалия.

– Я бы с радостью тебя подменил, но вряд ли Сиган обрадуется моей персоне больше, чем твоей.

– Хронов вонючка… – расстроенно пробормотала Лия, откидывая голову на спинку сидение, ощущая в носу свербящий запах гвоздики.

– Я или он? – веселился Ньёрд.

– Это как тебе больше нравится, – без особого выражение отозвалась она.

После своих слов Роксалия зло выругалась про себя. За всей сегодняшней паршивой мишурой, она забыла, что не разговаривает с Йораном. Поэтому на следующий вопрос о том, что ей там заливал в уши Сиган, Лия не ответила.

Осталось потерпеть Хранителя еще немного. До дома Птички – Зу́ри, являющейся снабженкой фиктивных баронов, обеспечивая их всем необходимым для поддержания легенды. Там они переночуют и уже через день вернутся в Школу, где видеть Йорана придется значительно реже.

Глава 4

Договор

Отания

Долина озёр

От этой истории с графом Тразом Роксалия отходила четыре дня. Даже обучающаяся Птичка – Тереза, последний год пребывающая в Школе, отметила зажатость каждой мышцы Лии. Красоту Бабочек поддерживали всеми доступными средствами в Долине. Одно из таких средств – массаж тела, чем, собственно, и занималась кудесница Тереза. Ей даже пришлось назначить Роксалии дополнительные сеансы, чтобы не возникли ненужные гипертонусы, способные вызвать асимметрию, а следовательно, подпортить красоту. Случись такое, наказание понесла бы именно Тереза.

Ладно хоть Йоран отправился на новое задание, покинув Школу. Если бы он постоянно мелькал перед носом, являясь невольным напоминанием прошедшего графского ужина, забывала бы Лия всю эту грязь значительно дольше. Впрочем, предстоящий Обряд помог заглушить мысли о Сигане и его рассказах.

Лия негромко постучала в глухую дверь светло-кремового цвета. В Черную башню, возвышающуюся над остальными – серыми, можно было попасть лишь по вызову. Из кабинета главного Высшего раздался низкий голос:

– Входи, Роксалия.

– Доброго дня, отец Горн, – попав в ярко освещенное полуденным Орияром помещение, поприветствовала Бабочка.

За тонким столом в форме вытянутого, мерцающего блестящей голубизной, месяца сидел сурового вида мужчина с резкими чертами лица и тяжелой челюстью. В его коротких смоляных волосах тонкими струйками бежали седые ручейки, превращаясь в широкие полосы на висках. Жесткий рот обрамляли четкие линии аккуратно выстриженной бороды, оттеняющей своей чернотой янтарный цвет глаз с тяжело нависшими веками, делавшими взгляд усталым.

Пройдя по мягкому ковру теплого оливкового цвета, Лия села на низкий табурет, обитый изумрудным атласом. Слева стоял стул с высокой спинкой, а справа изящное кресло. Однако Бабочкам разрешалось сидеть лишь на чем-то, что не имело опоры для спины. Якобы для постоянного поддержания осанки. Лия всегда считала это откровенной глупостью, тянущейся из далекого махрового прошлого. Впрочем, как и многие другие традиции, до сих пор поддерживаемые Школой.

– Вы хотели меня видеть, Горн-маньё́р? – с легким волнением поинтересовалась Роксалия.

Обычно Высшие никогда не вызывали к себе для чего-то хорошего. Как правило, это означало, что адепт либо провинился, либо ему предстоит нечто неприятное.

Без лишних слов отец Горн подвинул к краю стола блестящий серебряный поднос, на котором лежало треснутое стеклянное яйцо и желтоватая бумажка, свернувшаяся своими концами, точно испуганный ёж. Лия неотрывно следила за коротким путешествием нового Имени Рока. Все адепты знали эти шары, приносившиеся Рекой Истины. В них находились имена жертв, что должны отправиться в объятья Аминариса.

Под ложечкой противно засосало. Лия подняла взгляд на Высшего, замершего в ожидании. В голове за пару секунд пронеслась тысяча вопросов. Зачем она понадобилась отцу? Ее никогда прежде не вызывали, чтобы раскрыть имя жертвы. Еще и лично Горн. Цели озвучивались Наставниками просто как факт. Это кто-то очень важный? О нем нельзя рассказывать? Назначена баснословная сумма? В чем причина?

Чтобы не заставлять ждать ни Высшего, ни себя, Лия поднялась и подошла к столу, понимая, что именно этого он от нее ожидает. С внутренней дрожью она взяла кусок рваного пергамента и развернула.

«Принц Куаш Сахну́р»

Роксалия прочитала косую надпись три раза, прежде чем поднять на отца удивленный взгляд. Река принесла имя повторно? Хотелось задать именно этот вопрос, но Лия слишком боялась главного Высшего, поэтому ждала, что скажет он.

– Такого еще не бывало, Роксалия. Река никогда не приносила Имя Рока дважды. Тем более не приносила трижды.

Брови Бабочки непроизвольно подпрыгнули. Это уже третья бумажка с именем Куаша?

– Это может означать лишь одно – Школа слишком медлит, – продолжил объяснять Горн своим глубоким чистым голосом, не сводя с непонимающего лица Лии ястребиных глаз. – Куаш уже давно должен был предстать пред Аминарисом. Знаю, я говорил, что мы не торопим тебя с решением Открыться, но, как видишь, сам Аминарис требует иного. Ты должна ответить, Роксалия, желаешь ты взять это задание или нет? Если да, то в ближайшие дни тебе придется пройти Обряд.

Лия почувствовала, как кровь отливает от ее лица. Да, она собиралась пойти на эту жертву, но не думала, что так скоро. Еще раз посмотрев на кривую «царапульку» с именем Куаша, девушка попыталась вернуть себе способность говорить. Сто двадцать три тысячи дрантов! Она не могла упустить такую возможность… Как не могла упустить другие выгодные контракты, что вероятно появятся за последующие шесть лет. Люсирия, Кисара, Эми, Ги́са уже прошли Обряд. Да, они говорили, что ничего приятного в Открытии нет, но это вполне всё терпимо, к тому же естественно.

– Да, – еле протолкнула Лия сквозь одеревеневшее горло крохотное слово.

– Хорошо, Роксалия. Тогда мы организуем для претендентов Кровавое ристание, – кивнул отец Горн. – Думаю, дней пять понадобится на подготовку и проведение. Так что к концу седмицы будь готова к Открытию.

Единственное, что Бабочка смогла сделать – заторможенно мотнуть головой.

– Йоран-ним проинформировал меня о новых сподвижках в вашем деле с графом Тразом. Он сказал, что на следующей седмице вы должны были вновь отправиться в Дорант. Придется вашу поездку отложить. После Обряда ты отправишься в Шилир. Когда душа принца Куаша вернется в объятья Аминариса, вы благополучно закончите задание Траза.

Лия вновь согласно кивнула. Отец Горн пристальней посмотрел на девушку. Уйти без разрешения она не могла, поэтому стояла молча, всеми силами давя мерзкое чувство подкатывающей к горлу дурноты.

– Ты уверена, Роксалия? Мы можем поручить эту миссию другой Бабочке. Умба́ра вполне может заменить тебя. Ты же знаешь, Открытие – добровольный обряд. Если тебе страшно, то не стоит спешить.

– Нет-нет! – выпалила Лия, испугавшись, что Высшие отдадут задание Умбаре. – Я абсолютно готова, Горн-маньёр.

Хмуря густые брови, отец откинулся на спинку кресла, внимательно что-то ища в ее лице. Спустя бесконечно долгие мгновения он тяжело вздохнул и, словно проиграв какой-то своей внутренней борьбе, устало произнес:

– Хорошо, Роксалия. Тогда ступай. Готовься.

– Благодарю, Горн-маньёр, – постаралась ответить Лия совершенно бесстрастно, желая показать, что она прекрасно умеет справляться со своими эмоциями, даже после потрясения. – Доброго дня.

– Доброго дня, Роксалия, – донеслось ей вслед.

Что ж, хоть новость и отвратительная, Лия пришла в себя довольно быстро, стоило закрыть за собой светлую дверь. Она ведь уже несколько месяцев внутренне готовила себя. Просто не думала, что всё произойдет так скоро.

Проходя по пустынному коридору, освещенному светом Орияра сквозь небольшие окна, рассекающие тени пространства круглыми золотыми цилиндрами, Роксалия с каждым шагом восстанавливала внутреннее равновесие.

Она расспрашивала каждую Бабочку своей группы, как только они возвращались с Обряда. Выглядели девушки слегка притихшими, но подробностями делились вполне охотно. Как объясняли Наставники, Школа справедливости заботилась о своих адептах. В особенности о Бабочках. Ведь именно они всегда подвергались самой большой опасности. Только у них имелись Хранители, что охраняли и в пределах Школы, и на заданиях. Бабочки играли на самом опасном мужском чувстве – страсти. Оно слишком яркое и непредсказуемое, как само пламя. Страсть и желание могли толкнуть мужчину на применение силы или агрессию. Именно поэтому на заданиях рядом с Бабочками всегда находился Хранитель, чтобы подавить вспышку этого пламени, если сама девушка не справлялась.

Однако существовали контракты, куда не мог попасть Хранитель, и, соответственно, ему не под силу было предотвратить последствия мужской горячности. Их и называли «Открытыми». Разумеется, они имели очень высокую оплату. Соглашаясь на такое задание, Бабочка осознавала все риски. Понимала, если события пойдут не по сценарию, может статься, что придется отдаться своей же жертве. В Школе девушкам было строго запрещено вступать в отношения до двадцати пяти лет. За нарушение этого запрета адептов изгоняли из братства. А изгнание приравнивалось к смерти, так как никто не мог уйти с тайнами Школы Спящей справедливости. Их просто-напросто убивали, стоило миновать вулканы.

Однако Бабочкам, учитывая сложность их миссий, с семнадцати лет разрешалось пройти Обряд Открытия. Никто не посылал невинных девушек на Открытые задания. Именно в этом заключалась «забота» Школы. Бабочки должны добровольно лишиться девственности. Но и здесь без заморочек древних традиций не обошлось. Они не имели права сами выбирать кандидата для сего интимного дела, ведь это могло спровоцировать дальнейшие нежелательные последствия в виде влюбленностей и нарушения запрета отношений. А также они должны были понимать, каково это – оказаться с совершенно незнакомым человеком в одной постели.

Поэтому среди Вершителей, Карателей и Соколов проводилось нечто вроде конкурса под названием Кровавое ристание. Звучало жутко, но на деле, это было не что иное, как обыкновенный мордобой. В основном, он происходил между Карателями и Вершителями, Соколы редко решались выходить с умелыми убийцами на арену. Разве что тайно влюбленные в ту или иную Бабочку. Да, желающих стать первым мужчиной столь красивых и недоступных девушек находилось много. Порой, очень много. И ристание растягивалось на несколько дней. Ведь каждый из молодых мужчин понимал, что без этого традиционного мордобоя, им вряд ли когда-нибудь удалось бы обладать столь желанной многими красавицей. Положа руку на сердце, Роксалия искренне не понимала, как после того, как бедного парня превращали в огромную котлету, он мог думать о чем-то, кроме обезболивающего. Что уж говорить о каких-то дополнительных физических нагрузках.

И вот когда победитель определялся, на следующий вечер происходил Обряд. Девчонки рассказывали, как он проходил, и Лия была, мягко говоря, не в восторге. То ли в целях безопасности, чтобы Бабочка не видела своего первого мужчину, то ли чтобы она не боялась и не смущалась, а может, всё сразу, – девушкам завязывали глаза. Ладно, это куда ни шло, гораздо больше у Роксалии вызывало недоумение то, что им привязывали руки. Она даже спрашивала у Наставницы Тэи, зачем нужно такое варварство. И опять же всё упиралось в прошлое. Якобы когда-то там давно одну из Бабочек в самом процессе перемкнуло, и она убила Карающего-победителя. Почему? Из-за чего? Что ей так сильно не понравилось? Никто, конечно, уже ответить не мог. Но чтобы больше не возникало подобных случаев, Бабочек привязывали.

Однако не это вызывало самое большое недовольство Роксалии, впрочем, как и других девушек. После первого ритуала Открытия, через пару седмиц, проходил второй. Основатели древней Школы это как-то связывали с физиологической необходимостью для женского организма. После всей этой унизительной истории, от них наконец отставали. Вот только самое смешное, что запрет на отношения оставался. Лия отчаянно пыталась постичь логику людей, что нагородили всю эту кучу правил, но ей это так и не удалось. Она по сей день жила с уверенностью, что думали Основатели не головой, а каким-то другим местом. А может, принимали чего и дико хохотали, когда записывали всю эту чушь в свод законов, которому на полном серьезе строго следовали их потомки. В любом случае повлиять она ни на что не могла.

Выйдя из самой высокой Черной башни, вокруг которой грибами росли восемь поменьше – пепельного цвета, Лия направилась в сторону своей – Рассветной, чтобы поговорить с Люсирией. В Рассветной башне жили Бабочки и Моли. В остальных семи – Закатной, Полуденной, Ночной, Северной, Южной, Восточной и Западной, обитали другие группы адептов. Кроме, естественно, Высших и Наставников. Они жили в Черной.

С тренировочного полигона, что растянулся за Восточной башней, по всей округе разносились команды Ро́муда-мита, стальные удары и выкрики Карателей. В мужские голоса и песнь клинков проскальзывали нежные звуки арф, флейт и скрипок, что дивной мелодией вытекали из окон-бойниц высокого зала-паруса. Звонкое сопрано тонкой нитью вплеталось в порхающую по воздуху музыку. Кто там занимался, Лия не знала. Скорее всего, на инструментах – Моли, а пел кто-то из Бабочек. Обогнув маленькое стадо белых, точно пух одуванчика, кудрявых овец, бессистемно пасущихся по всей Долине, Роксалия забежала в Рассветную башню.

На самом деле, эти строения больше походили на огромные многоэтажные дома, просто имели круглую форму. На первом этаже располагались три зала, обеденная комната и комната для чтения. На втором и третьем, спальни разновозрастных групп Молей. Всего спален было двадцать девять. Четвертый этаж принадлежал Бабочкам. Здесь находилось пятнадцать комнат, огромная ванная и мастерская красоты, где девушки проходили самые разные процедуры от массажа до эпиляции.

Когда Лии принесла послание от отца Горна маленькая Птичка, Люсирия и Колирия как раз вместе с ней обедали запеченным цыпленком в кисло-сладком соусе. Своего Роксалии доесть так и не удалось. Она оставила сестер в обеденном зале и надеялась найти их там же. Впрочем, Лия была в этом уверена. Слишком редко Высший вызывал к себе. И Бабочек наверняка разрывало от любопытства.