Древние города

Огромные ящеры, жарящиеся над огнем, распространяли изумительный аромат жареного мяса и приправ. Костры трещали, большой барабан гудел. Люк наконец увидел свою мать с сестрами и отцом Мэй и махнул им рукой. Значит, все в сборе и пора начинать.

И, словно в ответ на эти мысли, гудение барабана утихло. Забили в небольшие бубны, созывая людей, и совсем скоро вокруг костров собрались все семьи клана. С одной стороны мужчины – отцы клана были только в штанах, и татуировки на их голых торсах угрожающе скалились драконьими мордами. С другой стороны женщины и дети.

Молитву начали Зик и Рик. Едва замолчали бубны, как их низкие торжественные голоса разорвали ночную тишину. Призывали Настоящую Мать и отца неба Ким-Кигана.

Просили о защите, мудрости и покровительстве. О здоровье, хорошей охоте. О новых детях и новых драконах.

О богатстве и силе. О долгих годах жизни. И еще о том, чтобы никогда не иссякал источник Живого металла.

– Да пребудет с нами благословение твое, Настоящая Мать. Чтобы твоя жизнь наполняла нас и текла в наших жилах. И чтобы твой источник всегда гудел, наполняя Храм Живым металлом, – просили отцы клана.

– А проклятых Городских оставь ни с чем, чтобы не было у них ни силы, ни здоровья, ни удачи, – заговорил Рик хриплым голосом и выразительно посмотрел на отца Мэй, стоявшего вместе с женщинами и детьми.

Люк нахмурился. Таких молитв раньше не возносили, и Городских раньше не проклинали. К чему сейчас этот раздор? Разве не к миру призывала всегда Настоящая Мать? Разве не она придумала правило трапезы, чтобы даже заклятые враги могли примириться?

Но отец Мэй никак не отреагировал на эти слова. Он стоял спокойно и уверенно и вовсе не смущался того, что его причислили к женщинам и детям. И только Люк уже начал понимать: у Городских даже женщины бывают героями и умеют не только рожать детей. Разве не избрала Настоящая Мать Мэй? Разве Мэй не стала Той, Кому Подчиняются Драконы? И Люк улыбнулся.

Он еще напомнит людям своего клана о геройстве девушки из Города. Время придет, совсем скоро.

3

Наконец, когда все молитвы были вознесены, пришла пора делить мясо. Тут уже управлялись женщины. Принесли стопки глиняных мисок и чашек, пузатые кувшины с кинелем, огромные блюда с лепешками. Все это было устроено на низких каменных столешницах так, чтобы каждый мог угоститься. Мужчины разделили мясо, и Люк первым делом угостил Мэй.

Протянул ей миску, в которой лежали, наколотые на острые палочки, сочные куски мяса, и сказал:

– Раздели со мной трапезу, Мэй.

Светловолосая глянула удивленно, и тогда, не дожидаясь вопроса, Люк пояснил:

– В День Затмения принято мириться с врагами, разделяя трапезу. Я тоже хочу, чтобы между нами не осталось никакой вражды. Теперь ты мой друг через трапезу, теперь я всегда буду помогать тебе и заботиться о тебе.

Люк протянул миску, и Мэй, сложив ладони лодочкой, осторожно приняла ее. Сказала очень серьезно, без тени улыбки:

– Теперь мы друзья по трапезе, а не только через Енси?

– И через Енси тоже. И через трапезу. Мы завязали наши узлы так крепко, что никакой ветер не сможет их разорвать. Но это еще не все. Сейчас ты увидишь. Ты хочешь? Ты хочешь быть связанной со мной?

Люк смотрел в глаза Мэй, и ему казалось, что мир сужается и теряется во взоре светловолосой. Не остается ничего – ни белого, яростного Буймиша, ни огромных шумных костров, ни мягкого песка под ногами. Лишь только внимательное лицо Мэй с ее сияющими глазами.

– Я хочу быть с тобой связанной, – совсем тихо проговорила она.

– Тогда я завяжу все узлы. Раздели со мной дорогу, девушка. – Последняя фраза была ритуальной. Ее произносили тогда, когда выбирали невесту. Мэй об этом не знала, но она догадывалась. Люк это понимал. Она угадывала сейчас сердцем, она не дрожала, не боялась и не волновалась. Взгляд ее удивительных глаз был тверд, как никогда.

– Я разделю с тобой дорогу, – ответила она.

И тогда Люк направился к одному из музыкантов. Еда была почти съедена, и люди жаждали песен и танцев. Почему бы не начать сейчас?

Забили узкие тоненькие барабанчики, заиграли толстые струны игонов, загудели имузы, разливая мелодичные звуки в фиолетовой темноте. И Люк запел.

У него был низкий, глубокий бас, идеально переплетающийся с музыкой. Слова песни складывались сами собой. О храбрых мальчиках, что оседлали отцовского дракона. О мужчине из Города, который не оставил мальчиков в беде и сразился с коварными Вурногами. О дочери Городского, девушке со светлыми волосами, которая не побоялась сесть на дракона и помочь своему отцу. О славной охоте, о лекарствах, могущих избавить от песчаной лихорадки.

Люк пел, и его слушали. Молчали женщины, согласно кивали головами мужчины. Язык песен был понятен всем. Истории о храбрых любили, и отважных людей уважали. Неважно – Городской или Всадник. Человек показал себя храбрым, сильным и честным. И эти качества всегда ценились у Всадников.

После Люка затянули песни другие Всадники. Каждый мог рассказать о своей семье что-то хорошее. Кто-то пел о новых детях, кто-то о новой жене. Кто-то о силе своего дракона и об успехе своих охот.

Но самую первую песню Люка будут помнить долго. Наверное, всегда. Потому что еще никогда в песках Камлюка не пели о храбрости Городских.

Глава 6

Мэши. Ритуальные танцы, планы на будущее и новая угроза

1

Люк шел к ней через целую толпу людей. Мимо покрытых свирепыми татуировками мужчин, мимо разодетых в яркую одежду женщин. Мимо снующих под ногами детей. Он смотрел на нее, и Мэй не могла оторвать глаз от высокого черноглазого Всадника.

Белая рубашка как нельзя лучше оттеняла смуглую кожу Люка. Пояс подчеркивал стройный торс, черные волосы доставали до плеч. Еле заметно блестел крохотный красный камушек в единственной сережке.

Мэй нравилось в Люке все, каждая черточка, каждая линия. Его голос, его жесткие ладони, его манера кривить губы и показывать пятерню. Только что он пел о Мэй. Восхищался ее храбростью и называл Владычицей Драконов. А сейчас, когда фиолетовая темень наполнилась быстрыми звуками музыки, когда ритмично и весело застучали барабаны, сейчас Люк шел навстречу Мэй, и это значило, что пришло время танцев.

– Пусть молодые воины выберут себе невест, – объявили отцы клана.

Вокруг костров образовался большой круг, у самого края которого поместились музыканты с барабанами, бубнами и незнакомыми струнными инструментами. И воздух задрожал от музыки, и захлопали в ладоши женщины, собирая вокруг себя девушек.

Люк приблизился, поклонился и тихо велел:

– Просто повторяй все движения за мной.

Возможно, он был не совсем уверен в Мэй. Но здешние танцы оказались несложными. Люк двинулся внутрь круга, отступая назад и поднимая руки вверх. Пару раз подпрыгнул, и Мэй повторила за ним. Раз, еще раз. Тело стало гибким и послушным, музыка увлекла. Каждое движение Люка отдавалось в конечностях электрическим разрядом, каждый удар барабана разгонял и без того разгоряченную кровь.

Мэй хлопала в ладоши, подпрыгивала, поворачивалась, двигала бедрами и улыбалась, глядя в глаза Люка. Все быстрее и быстрее били барабаны. Все ритмичнее и ритмичнее музыканты ударяли по струнам. Люк приблизился, и его дыхание опалило щеки. Его ладони легли на талию, заставляя сердце стучать в бешеном ритме, его глаза оказались совсем рядом.

Мэй двигалась без остановки, и танец захватил ее всю. Движения становились все откровеннее, все быстрее. Бедра, грудь, руки. Летящий в лицо песок, взметающийся за спиной костер. Хлопающие ладони множества людей.

И Люк, совсем рядом, совсем близко. Вот ритм стал замедляться, музыка утихать. Люк прижал ее к себе, заглянул в глаза без улыбки, без сомнений. И поцеловал в губы.

Мэй ответила, впуская в себя новое, странное чувство, и поняла, что пропала.

Она целовала Люка на виду у всего клана и чувствовала себя счастливой.

2

После им долго хлопали и что-то кричали. Но ни Люк, ни Мэй уже не прислушивались. Мелькнуло удивленное лицо отца – видимо, он все понял.

Мэй тоже слишком хорошо все понимала.

Она не сможет оставить Люка. Уже не сможет. Она попала слишком крепко.

Да разве и могло быть по-другому?

Все было предрешено, предопределено и запечатлено. Качался на груди Третий Ключ, теплый и живой. Стучало внутри сердце, пылал в небе белый Буймиш. Настоящая Мать все знала, и в тот день, когда Люк первый раз увидел Мэй – именно в тот день, – протянулась первая ниточка между ними двоими. Тогда, когда рука Мэй первый раз легла на шею Енси, уже тогда все было ясно.

Мэй и Люк сбежали от людей и костров и укрылись у теплого бока дракона. Того самого дракона, что так странно и непостижимо соединил их. Оба молчали. Слишком многое произошло, чтобы можно было это так просто оформить в слова.

Да Мэй и не желала сейчас разговоров. Она прислушивалась к своим ощущениям и понимала, что счастлива. Именно этого ей и хотелось на самом деле. Дикий танец на горячем песке под белым светом Буймиша. Под звонкие хлопки и гулкие удары барабана. Ей хотелось по-новому почувствовать свое тело, открыть новые и необычные ощущения. Стать взрослой – а эта ночь была ночью взросления.

Стать взрослой и самостоятельной. Много раз Мэй думала об этом, когда жила в Первом Городе. Тогда она считала, что взрослость – это хорошая работа, ответственность, возможность приносить пользу Городу и возможность заниматься любимым делом. Так их учили в школе, так им объясняли учителя.

А на деле оказалось, что взрослая жизнь – это необъяснимые, мощные эмоции, накрывающие с головой. Это возможность танцевать под Буймишем с тем, кого любишь. Это бешеная, яростная свобода, возможность уйти ото всех и сидеть с любимым человеком под боком огромного робота-дракона и чувствовать на своей талии его руку.

Взрослая жизнь – это возможность любить и быть любимой.

И это Мэй нравилось! Это очень сильно нравилось!

Потому она улыбалась в темноте и, с трудом переводя дыхание, глядела на Люка.

Люк молчал. Загадочно улыбался и слегка сжимал ее руку. Мэй заговорила лишь тогда, когда сердце успокоилось и перестало выскакивать из глотки.

– Что теперь? – тихо спросила она.

Люк задумчиво почесал подбородок, хмыкнул и бесцеремонно заявил:

– Я тебя люблю. По-настоящему. Не по договору. Ты сводишь меня с ума, светловолосая Мэй.

– Мог бы и не говорить. Это и так ясно. Я тоже втрескалась в тебя по самые уши. Мы сошли с ума, да?

Люк засмеялся, прижал Мэй к себе и проговорил с явной хрипотцой в голосе:

– Ты все еще хочешь уйти в Плавающие дома?

– Я не уйду от тебя, Люк. Видимо. Даже думать об этом не могу. И я хочу летать на драконе, слышишь, Люк?

– Отлично. Я тоже хочу, чтобы ты летала на драконе.

– Но! – Мэй подняла указательный палец и потрясла им в воздухе. – Я не собираюсь целыми днями сидеть в ваших этих палатках и прясть шерсть. Не собираюсь доить мьёков и пасти их. И не собираюсь рожать каждый год по ребенку. У твоей мамы сколько детей? Семеро? Я даже имен столько не смогу запомнить.

Люк засмеялся. После проговорил:

– Остановимся на пятерых.

– Сидеть с ними в палатке я не стану, не надейся. Дракон, который выведется, будет мой. И я привяжу своего первого ребенка к себе в рюкзачке или сумке и полечу. Слышишь? Даже если у нас будут рождаться только девочки – они все будут летать на драконе.

– Отлично! Мэй, это же отлично! Что может быть лучше такой женушки? А ткань нам и мои сестры наткут. Главное, что мы будем с тобой летать.

– Мы точно сошли с ума, сидим тут и обсуждаем наших будущих детей. А мне еще нет и семнадцати Буймишей. Отец меня отругает и назовет дурочкой…

– Твой отец и сам вовсе не так ровно поглядывает на мою мать, я видел. Гляди, как бы на следующий год твой отец не станцевал ритуальный танец с моей матерью. Ничего не бывает зря, поверь.

– Тогда мы оба с ним будем сумасшедшими. Но отец точно не пожелает летать на драконах. Он не того склада. Вот придумать вам что-нибудь дельное он может. Новую печь сложить, еду готовить и много чего другого может. Но только не полеты, это не его стихия.

– Это неважно. Важно, что ты останешься со мной и у тебя будет свой дракон. Хотя я предпочел бы, чтобы ты летала вместе со мной на Енси.

– Мне тоже нравится, когда мы вместе.

В этот момент Мэй показалось, что она что-то слышит. Звуки песен, барабанов и людской гул долетали до них с Люком, но слабыми отголосками, так, что казались просто далеким фоном. А еще она сейчас услышала хлопанье крыльев. Очень тихое, очень осторожное. Хлопанье множества крыльев.

Она подняла голову, выбралась из-под крыла Енси и пробормотала:

– Сдохнуть можно… Посмотри, Люк, это же…

Люк поднялся, встал рядом и тут же дернулся к сумке:

– Энергики! У меня есть энергики! Вставляй в Енси, и я поднимаюсь в небо! Надо поднять тревогу! Надо дать отпор! Сейчас ночь, и наши драконы не поднимутся на крыло!

– Я с тобой!

– Нет! Тебе надо спрятаться в Костровой Башне, куда уйдут все!

– Я с тобой! – И Мэй взлетела в седло.

Люк метнулся к драконьему хвосту, а через мгновение уже сидел в седле за ее спиной.

Над их головами в залитом призрачным светом небе длинными рядами пролетали пангусы с Городскими на спинах. Это было нападение. Это была война.

В этот раз Мэй придется воевать против своих.

Глава 7

Мэши. Там, где нет Настоящей Матери

1

Ополченцев было столько, что казалось, будто фиолетовая темень неба дробится на части, рождая новых и новых воинов на ящерах. Хорошо выдрессированные животные летели молча, и лишь сухие хлопки крыльев возвещали об их присутствии.

Расчет был верен. Ночью драконы не летают, и мощное войско Всадников не сможет дать отпор.

Мэй растерялась, не зная, что теперь делать.

Послушный Енси тихо взмыл в небо вертикальной, резкой линией и мгновенно набрал высоту. В него полетели стрелы, но Костровая Башня оказалась хорошим укрытием, и дракон остался невредимым. Он залетел за спасительные стены, стал подниматься вверх и, как только оказался над пангусами, издал свирепый хриплый крик, наполнив воздух яростным огнем из глотки.

– Ты будешь жечь? – задохнулась Мэй.

– Иначе они будут жечь нас! – крикнул Люк.

– Нет, лучше стрелять по ящерам! Пусть падают в песок, а воины уже сумеют с ними сразиться. Люк, они все совсем молоды, они еще дети! Я тоже могла бы быть на этом ящере, если бы отец меня не увел!

Люк не ответил. Мэй почувствовала, как напряглись его руки. Вот появился арбалет, вот легла в паз стрела. Люк не промахивался. Каждый его выстрел нес смерть пангусу: длинные стрелы попадали прямо в головы.

Ополченцы падали вниз под короткие хрипы погибающих животных. Некоторые из них поняли, что враг над головой, но стрелять в того, кто летел гораздо выше, было неудобно. Хотя увидеть – проще простого. Свет Буймиша, слабый, ровный, заливал и фигуры ополченцев, и грозного Енси. Но он был один против сотни, и его не боялись. Пусть несколько пангусов рухнуло вниз, остальные летели к самому костру – и тишину разорвали взрывы.

Песок вздрогнул, темнота озарилась желтыми всполохами. И Мэй поняла, что ополченцы кидают взрывательные шары прямо в гущу людей. Не жалея, не выбирая. Туда, где находились Ник и Жак, малышки Гимья и Ейка. Там, где совсем недавно нарядные женщины хлопали в ладоши, а Люк приглашал танцевать Мэй.

– У меня нет выбора, Мэй, – жестко и горько проговорил Люк. – Прости, но у меня нет выбора. Енси, огонь на поражение, всех!

И дракон изрыгнул пламя. Огромное, мощное, всепоглощающее пламя, охватывающее одного пангуса за другим. Спасения не было для тех, кто попадался на пути дракона. Никому. Видимо, ополченцы не рассчитывали, что останется дракон, способный летать. Такого раньше не случалось. Потому ровные ряды охватила паника. Крики боли звучали теперь не только внизу, но и в воздухе.

А Енси не останавливался. Его чешуя вибрировала от ярости, его глотка издавала яростный рев, его пламя бушевало. Теперь воняло горелым мясом и раскаленным песком. Свистел в ушах воздух, и трепались за спиной волосы. Один на сотню пангусов – это слишком мало, но только если ты не огромная машина-робот, не знающая страха, не испытывающая усталости, не колеблющаяся при виде опасности.

Пангусы не выдержали. Их инстинкты оказались сильнее дрессировки, и они стали снижаться, ломать строй и уходить. Некоторые сбрасывали с себя ополченцев-наездников, и те летели вниз. Некоторые ящеры, охваченные огнем, издавали жуткие, страшные крики и пытались хоть как-то спастись.

Мир пылал. Внизу горели костры и ямы от взрывов. Вверху горели люди и ящеры. И над всем этим реял огромный яростный дракон.

Не совсем скоро, но пангусы убрались: видимо, ополченцам отдали приказ отходить. Многие остались внизу, обугленные и страшные…

Люк наконец посадил машину и кинулся помогать тем, кто выжил. Мэй осталась сидеть на драконьем седле. Перед ее глазами расстилалось страшное пепелище, на котором горе людей смешивалось с болью и страхом.

– Почему? Почему? – шептала Мэй.

Ей казалось, что земля вот-вот разойдется и появятся мощные корни Деревьев-Гигантов, которые наведут тут покой и порядок. Вот если бы они появились, если бы они помогли!

Не появятся. Тут же песок! А Гигантам для жизни нужна земля. Нужна Настоящая Мать.

А здесь нет Настоящей Матери, здесь люди живут, как сироты, и убивают друг друга. Здесь их ничто не сдерживает…

2

Отец Гайнош, мать Еника и все девочки остались живы. Возможно, это было чудо. Ник получил довольно сильные ожоги – его руки по локоть были покрыты ранами. Он кричал, пока отец обрабатывал его раны.

Мэй и Люк слетали за лекарствами, теми самыми, что удалось наворовать в Третьем Городе. Но их было так мало, так мало!

Никто не покидал место у Костровой Башни, все ждали восхода. Обрабатывали раны, особо тяжелых уносили в Башню. Отец ходил от одного человека к другому, очищая, перевязывая ожоги, поддерживая уцелевших и закрывая глаза умершим. Он лишь коротко обнял Мэй и проговорил в самое ухо:

– Береги себя, Мэши… – и все.

И больше никаких разговоров. Ни слов утешения, ни слов ободрения. Ободрять было нечем, как и утешиться. Погибло слишком много людей, и среди них тот славный и храбрый воин с драконом на груди, назвавший Мэй избранницей Настоящей Матери.

Погибших складывали прямо на песок, у все еще пылающих костров. Мэй не подходила к ним, потому что в этот самый момент ее охватил ужас. Она поняла, что никогда – никогда! – не услышит голосов погибших людей. Не увидит их блестящих глаз, не почувствует их тепло и дружбу.

Те самые люди, которые совсем недавно хлопали ее танцу, сейчас мертвы.

Почему? Почему это случилось?

Ответа не было. Сама война казалась чудовищным, несправедливым злом, которое невозможно было остановить. Как называлась та штука, которая открывалась Третьим Ключом?

«Смертельная Опасность» – вот как это называлось. «Смертельная Опасность» поглощает все живое на планете Эльси. И людей поглощает тоже. Люди сами становятся «Смертельной Опасностью» и несут гибель друг дугу. Люди становятся вирусом. Страшным, опасным вирусом злости и ярости, не имеющим жалости, не имеющим милосердия.

Но почему? Почему?

Никто не сможет ответить на эти вопросы. Никто не знает. Никто не ведает.

Все они заложники своей сущности, как Цемуки стали заложниками своей звериной сути.

И может быть, все они такие же звери, как Цемуки, только имеют вид людей, а на самом деле внутри – жуткие монстры. Только монстры могли оставить после себя обгорелые трупы женщин, детей, мужчин.

И Мэй только что, совсем недавно летела на драконе, который сжигал людей. Живых людей. Сжигал огнем, сеял смерть и ужас.

Все повязаны в страшном клубке войны, нет ни правых, ни виноватых.

Люк сказал, что ополченцам нужен источник Живого металла, что только ради этого они совершили ночной налет.

– Пока наши драконы бессильны, они надеялись попасть внутрь Костровой Башни.

– И что это даст?

– Подземный ход, ведущий в Храм Живого металла, начинается там. Его непросто найти, но они бы взяли кого-то в плен и выпытали. Верное дело, они все рассчитали.

– У них не вышло.

– Да, не вышло. Зато они умудрились уничтожить нескольких драконов. Для клана это большая потеря. Если сейчас уцелевшие отцы отыщут платы, оставшиеся от машин, мы вырастим новых роботов. Но если чей-то дракон не успел оставить плату, то клан окажется в бедности и слабости. У нас не будет достаточно машин, чтобы остановить нападение в случае войны.

– Нам надо привезти еще лекарств, на всех не хватит, – ответила ему Мэй, чувствуя, как расползается внутри пустота.

– Надо еще лекарств. И слетать и проверить, как там остальные кланы. Еще много чего надо сделать.

Люк замолчал, посмотрел на Мэй черными, полными горечи глазами и тихо добавил:

– Агинья погибла. Та самая, которая приезжала ко мне. Мэй не ответила ничего. Сухой и жесткий ком встал в горле, но слез не было. Только горечь и песок на губах. Только сажа и пепел. Только жар и пустота.

Люк убедился, что сестренки в порядке и младшие девочки уже укрыты за стенами Костровой Башни, а после сказал, беря Мэй за руку:

– Нам надо наведаться в соседние кланы. Вот-вот наступит рассвет, и тогда драконы встанут на крыло. У нас есть еще энергики для машины. Я рассказал отцам клана, как можно заставить машины летать ночью, у них тоже есть энергики. Они останутся тут защищать народ. А мы полетим в соседние кланы и узнаем, как у них дела. Вдруг там тоже нужна помощь. Я… – Люк замялся, тревожно всмотрелся в лицо Мэй и продолжил: – Я хотел бы, чтобы ты осталась тут, под присмотром отца, и тогда мне было бы спокойнее… но ведь ты не останешься.

– Нет. Я буду с тобой. – Мэй сжала ладонь Люка. – Я буду только с тобой. Так будет спокойнее.

– Значит, летим.

3

Енси снова поднялся в небо, оставив позади пепелище и смерть. Мэй боялась смотреть вниз, но от жуткого зрелища негде было укрыться. Мертвые тела ополченцев, опаленные огнем и слегка присыпанные песком, казались беззащитными и печальными. Среди них могли быть знакомые. Друзья, может, даже одноклассники. Те, с кем когда-то Мэй дружила, играла, общалась.

Внизу лежала часть ее жизни, уничтоженная навсегда.

И у Мэй просто не было выбора! Она не могла ничего сделать!

Зачем, ну зачем они прилетели в Камлюки?

Ради Живого металла? Опять война за драгоценный металл, рождающий могущественных роботов? Только Городским-то он зачем? Что это даст? У них ведь нет плат кроме леков, они не смогут вывести ни одной машины. И создать тоже не смогут!

Енси между тем обогнул длинный оранжевый отрог горной гряды, и в слабом розовом свете восходящего Светила Мэй увидела еще одно пожарище. Разрушенные стены Костровой Башни, развороченные части драконов. Мертвые тела людей и все еще догорающие костры.

– Это был клан Мигайев, – тихо проговорил Люк.

Навстречу им вынырнул неповоротливый дракон: ему едва хватало розовых лучей Светила, чтобы немного подняться над землей. Махнув рукой, Всадник приказал Люку и Мэй спускаться.

Енси сел в песок, и к ним тут же направились мужчины – те, кто уцелел. Их было не много, раненных, уставших и почерневших от горя.

– Да будет к нам милостива Настоящая Мать, – проговорил Люк, спускаясь вниз. – Я из клана Рика-Им-Наи. Нам удалось отбить нападение, наши машины уцелели. Почти все.

– У нас большие потери. Половина драконов обездвижена, но их можно восстановить. Трое взорваны, из них лишь один успел оставить плату, – пояснил человек с перевязанной головой и ярко-оранжевой накидкой на оголенных плечах.

– Что это за девушка у тебя на драконе? – спросил еще один, высокий и худой воин.

– Это моя невеста Мэй, она избрана Настоящей Матерью, – поторопился пояснить Люк.

– Мы слышали о ней, – сказал воин с повязкой на голове, и остальные мужчины закивали. – Предсказания сбываются. Часть предсказаний. Осталось только увидеть белых зверей – и война вернется. Она уже возвращается, война за Живой металл. Напали на все кланы, и на Вурногов тоже, и их источник захвачен. Мы не пришли на помощь, потому что вынуждены были защищать наших жен и детей.

– Мы тоже не смогли прийти на помощь. Драконы наши не летают по ночам. Только мой дракон – и то, потому, что Мэй-Си сумела прочесть знаки на его хвосте и воспользоваться камнями энергии. Драконы могут летать, если есть энергики. Достаточно вставить в пазы у хвоста несколько штук, – устало проговорил Люк.