Темная страсть

Язык Париса снова прошелся по белым ровным зубам.

– А я еще думал, что становлюсь дураком, когда дело касается женщин. Откуда тебе знать, кто она на самом деле? Она сказала тебе, а ты ей сразу и поверил? – насмешливо протянул Парис.

– Она ангел, деспот ты эдакий! Это она наблюдала за мной.

Эти слова моментально стерли презрительное выражение с лица Париса.

– Настоящий ангел? С небес?

– Да.

– Как Лисандр?

– Да.

Парис медленно окинул девушку взглядом. Будучи знатоком женщин, он, вероятно, сразу же узнал о ее теле все, что можно. Размер груди, охват бедер, точную длину ног. Аэрон тем временем пытался убедить себя, что его не трогает такое пристальное внимание к Оливии со стороны Париса. Ведь она для него ничего не значит. От нее одни неприятности.

– Кем бы она ни была, – произнес Парис куда более спокойным тоном, – это не означает, что она не работает на нашего врага. Не мне тебе напоминать, что Гален, этот величайший в мире хвастун, называет себя ангелом.

– Да, но он лжет.

– А она лгать не может?

Аэрон потер лицо, чувствуя, как на него наваливается усталость.

– Оливия, ты помогаешь Галену, чтобы причинить нам вред?

– Нет, – пробормотала она, и Парис отшатнулся, как прежде Аэрон, прижимая руку к груди.

– Боги всемогущие, – ахнул он. – Этот голос…

– Знаю.

– Она не наживка и не помогает Галену. – В устах Париса это уже звучало как утверждение.

– Знаю, – повторил Аэрон.

Парис тряхнул головой, словно пытаясь привести мысли в порядок.

– Как бы то ни было, Люсьен захочет проверить, нет ли на холме охотников. На всякий случай.

Это одна из многих причин, по которым Аэрон в свое время последовал за Люсьеном. Владыка, одержимый демоном Смерти, умен и осторожен.

– Когда он закончит, созови всех, кто сейчас в крепости, и расскажи им о той, другой женщине, которую я встретил на улице.

Парис кивнул, и его голубые глаза вдруг блеснули.

– Тот еще вечерок у тебя выдался, да? Интересно, кого еще ты сегодня повстречаешь?

– Да избавят меня боги от новых встреч, – пробормотал Аэрон.

– Не стоило дразнить Кроноса, приятель.

Желудок Аэрона сжался, а взгляд метнулся к ангелу. Неужели Верховный бог действительно ответил на его вызов? Была ли Оливия той, за которой ему придется побегать? Он почувствовал, что сердце его гулко колотится в груди, а кровь вскипает в жилах.

Аэрон стиснул зубы. Не важно, является Оливия той, о ком он просил, или нет. Она может попытаться его соблазнить, но потерпит поражение даже с этим своим водопадом шоколадных волос, невинными голубыми глазами и губами в форме сердечка.

– Я не сожалею о сказанном, – заявил Аэрон, не зная, говорит ли правду или лжет. Вряд ли Кронос обладает властью над ангелами. Возможно, он не имеет к происходящему никакого отношения.

Опять-таки не важно. Аэрон не только не даст ангелу прельстить себя, но и выгонит из крепости прежде, чем она начнет доставлять неприятности.

– К твоему сведению, – продолжил Парис, – Торин засек ее на холме с помощью своих скрытых камер. Сказал, что она выбралась из-под земли.

Из-под земли. Означает ли это, что ее действительно низвергли в ад и ей пришлось буквально ногтями прокапывать себе дорогу на свободу? Аэрон не мог представить, чтобы такая хрупкая на вид девушка сумела осуществить подобное, да еще и выжить. Но затем вспомнил, как решительно она бежала к крепости. Что ж, возможно.

– Это правда?

Он посмотрел на Оливию по-новому. У нее грязь под ногтями и руки испачканы в земле. Зато платье абсолютно чистое, за исключением пятен крови на спине.

Прямо на глазах разорванная им ткань сошлась, подобно тому, как его собственное тело заживляет раны. Кусок ткани, умеющий исцеляться? Эти чудеса когда-нибудь закончатся?

– Оливия, ответь мне.

Она кивнула, не отрывая лица от подушки. Аэрон услышал всхлипывания. Ну точно, плачет.

В груди кольнуло, но он проигнорировал боль. «Не важно, кто она такая и что вытерпела. Черт возьми, не раскисай. Она отпугивает Легион и причиняет ей боль и потому должна уйти».

– Настоящий, живой ангел, – с благоговением произнес Парис. – Я заберу ее в свою комнату, если ты не против, и…

– Она слишком изранена для любовных игр, – отрезал Аэрон.

Парис бросил на него странный взгляд, затем ухмыльнулся и покачал головой:

– Я и не собирался с ней развлекаться, так что оставь свою ревность.

Это даже ответа не заслуживало. Аэрон никогда не ревновал прежде и не собирался начинать сейчас.

– Зачем тогда ты предлагаешь перенести ее к себе в комнату?

– Чтобы перевязать ее раны. Ну, и кто из нас деспот?

– Я сам о ней позабочусь.

Интересно, подходят ли ангелам человеческие лекарства? Или они лишь навредят? Аэрон хорошо знал, как опасно давать одной расе то, что предназначено для другой. Эшлин, к примеру, едва не умерла, попробовав амброзию – вино бессмертных.

Можно было бы спросить у Лисандра, но избранный ангел-воитель в настоящее время живет с Бьянкой на небесах, и, если и есть какой-то способ до него достучаться, Аэрону о нем не сказали. Кроме того, Лисандр его не любит и едва ли по доброй воле станет делиться информацией о своей расе.

– Хочешь сам нести за нее ответственность? Изволь! Но признай, – ухмыльнулся Парис, – что уже предъявляешь на нее права.

– Ничего подобного.

У Аэрона не было ни малейшего желания это делать. Просто Оливия ранена, не может о себе позаботиться и уж тем более не в состоянии с кем-либо переспать. А это все, что нужно от нее Парису. Секс. Что бы он там ни болтал про раны.

Кроме того, она звала именно Аэрона. Выкрикивала его имя.

Ничуть не смутившись, Парис продолжил:

– Ты же понимаешь, что технически ангел – не человек. Ангел – это нечто большее.

Аэрон щелкнул зубами. «И это все, что ты запомнил из нашего разговора?»

– Я сказал, что не предъявляю на нее прав.

Парис рассмеялся:

– Как пожелаешь, дружище. Наслаждайся своей женщиной.

Аэрон сжал кулаки, раздраженный насмешками друга.

– Иди и передай Люсьену все, о чем мы говорили, но ни в коем случае не рассказывай женщинам, что здесь находится раненый ангел. Иначе они сбегутся в мою комнату, желая ее увидеть, а сейчас не самое подходящее время.

– Почему? Собираешься с ней перепихнуться?

Аэрон стиснул зубы с такой силой, что испугался, как бы не стереть их в порошок.

– Я собираюсь ее допросить.

– Вот, значит, как это теперь называется! Что ж, желаю хорошо повеселиться.

Продолжая ухмыляться, Парис вышел из комнаты.

Вновь оставшись с девушкой наедине, Аэрон посмотрел на нее. Ее безмолвный плач наконец прекратился, и она снова встретилась с ним взглядом.

– Что ты здесь делаешь, Оливия?

Звук ее имени не должен был повлиять на Аэрона – в конце концов, он произносил его раньше, – однако это случилось. Кровь его вскипела. Должно быть, всему виной ее глаза… такие пронзительные…

Оливия прерывисто вздохнула.

– Я знала о последствиях, знала, что лишусь своих крыльев, способностей, бессмертия, но все равно пошла на это. Просто… моя задача изменилась. Я больше не дарила радость. Только смерть. И ненавидела то, что они заставляли меня делать. Я не смогла исполнить приказ, Аэрон. Просто не смогла.

То, как она произнесла его имя – так привычно, – выбило его из колеи, и у него перехватило дыхание. Что с ним такое творится? «Соберись. Стань тем хладнокровным, жестким воином, каким был всегда».

– Я следила за тобой, – продолжила она. – За тобой и за всеми, кто тебя окружает, и это… причиняло мне боль. Я желала тебя и всего, что у вас есть, – свободы, любви и веселья. Я хотела развлекаться. Хотела целовать тебя и касаться твоего тела. Хотела наслаждаться жизнью. – Она посмотрела на него потухшим, сломленным взглядом. – В конце концов мне пришлось выбирать. Пасть… или убить тебя. Я решила пасть. И вот я здесь. Рядом с тобой.

Глава 3

«Рядом с тобой». Не следовало ей это говорить. Оливия застыла от ужаса, и вес мысли в голове затмило понимание: она только что все разрушила.

Надо было попытаться смягчить для Аэрона правду. В конце концов, каждый раз, когда на протяжении этих нескольких недель она приближалась к нему, он угрожал ей мучениями и смертью. То, что она невидима, не имело для него значения. Он знал, что она рядом. Оливия так и не сумела понять, как ему удавалось ее почувствовать. Она ведь должна быть неосязаемой, словно бестелесный призрак в ночи. А теперь, когда она лежит здесь во плоти и выбалтывает свои секреты, Аэрон, вероятно, сочтет ее еще большей угрозой. Врагом.

Вероятно? Оливия безрадостно рассмеялась. Так и есть. Его вопросы хлестали ее, словно бич, раня до глубины души. Да. Она проиграла. Аэрон теперь не захочет иметь с ней ничего общего. Разве что подвергнет мучениям и смерти, как и собирался.

«Не затем ты с боем пробивалась из глубин ада, чтобы быть зарезанной в крепости». Она прошла через все это ради шанса быть с Аэроном. Несмотря на вероятность быть им отвергнутой.

«Ты можешь это сделать». Она так долго тайком наблюдала за ним, что возникло ощущение, будто хорошо его знает. Он дисциплинирован, держится особняком и безукоризненно честен. Не доверяет никому, кроме друзей. Не терпит слабости. При всем при этом он добр, внимателен и заботлив с теми, кого любит. Ставит их благополучие превыше собственного. «Вот бы меня так любили».

Ах, если бы Аэрон увидел Оливию до того, как ее вышвырнули из единственного дома, который она когда-либо знала! До того, как у нее отняли способность летать. Прежде, чем из ее памяти стерли новоприобретенное умение создавать оружие из воздуха. Прежде, чем она утратила способность закрываться от зла этого мира.

А сейчас…

Она сделалась слабее простого смертного. За всю свою долгую, насчитывавшую несколько столетий жизнь Оливия привыкла больше полагаться на крылья, чем на ноги, и теперь даже не знала, как правильно ходить. Что, если у нее вообще не получится подружиться с собственными ногами?

Она всхлипнула. Она променяла свой дом и друзей на боль, унижение и беспомощность. Если и Аэрон ее вышвырнет, ей просто некуда будет пойти.

– Не плачь, – процедил Аэрон сквозь зубы.

– Не могу… ничего… с собой поделать, – ответила она, сотрясаясь от рыданий. Прежде Оливия плакала лишь однажды, причем тоже из-за Аэрона – когда поняла, что чувства к нему полностью затмили инстинкт самосохранения.

Масштаб того, что она натворила, с трудом укладывался в голове. Она оказалась одна, заключенная в слабом теле, с которым не умеет обращаться, и зависит от милости мужчины, который время от времени сеет смерть и разрушения среди ничего не подозревающих людей. Людей, за счастье которых она, будучи вестником радости, некогда отвечала.

– Попытайся, черт тебя дери.

– Не мог бы ты… возможно… не знаю… обнять меня? – с трудом выговорила она.

– Нет! – Казалось, сама мысль об этом привела его в ужас. – Просто немедленно прекрати плакать.

Оливия разрыдалась пуще прежнего. Будь она дома, ее наставник Лисандр заключил бы ее в объятия и ворковал над ней до тех пор, пока не успокоил. По крайней мере, она думала, что он именно так бы и поступил, хотя шанса проверить теорию на практике никогда не представлялось.

Бедный милый Лисандр. Знает ли он, что она пропала? И никогда не вернется? Ему известно лишь, что его подопечная очарована Аэроном и проводит каждую свободную минуту, тайком наблюдая за ним, будучи не в силах выполнить свое ужасающее задание. Но Лисандр и предположить не мог, что она пожертвует всем ради мужчины.

Если честно, Оливия и сама не думала, что когда-нибудь на такое отважится.

Впрочем, нечто подобное можно было предположить, ведь все ее проблемы начались еще до того, как она впервые увидела Аэрона.

Несколько месяцев назад в ее крыльях появился золотой пушок. Золотой – это отличительный цвет воителей, а Оливия никогда не стремилась пополнить собой их ряды, даже ради повышения ранга.

Вспомнив о своих несчастьях, Оливия вздохнула. Существует три уровня иерархии ангелов. Семеро Избранных, куда входит и Лисандр, подчиняются непосредственно Единому Истинному Богу. Их выбрали еще в начале времен, и с тех пор они неукоснительно исполняют свои обязанности: обучают других ангелов и отслеживают проявления зла. Следующими идут воители, в чью задачу входит уничтожение демонов, сумевших сбежать из огненных тюрем. И последние – это вестники радости, к которым некогда принадлежала и Оливия.

Многие из ее собратьев испытали мимолетный укол зависти при появлении в ее крыльях золотого пуха – ничего серьезного, разумеется, – но впервые в жизни она засомневалась в том, как быть дальше. Почему именно ее избрали для подобной задачи?

Работу свою Оливия любила. Ей нравилось нашептывать людям красивые слова, даря радость и уверенность в себе. Мысль о том, чтобы причинить вред другому живому существу, пусть даже и заслуживающему наказания… заставляла ее содрогаться.

Именно тогда Оливия впервые задумалась о падении и начале новой жизни. Сначала мысли эти были вполне невинны. «Что, если» и «может быть»… Взявшись следить за Аэроном, она стала размышлять об этом все чаще. Что, если бы они были вместе? Возможно, смогли бы жить долго и счастливо.

На что это вообще похоже – быть человеком?

Так что к тому времени, как Высший Небесный Совет – внушающее страх собрание, куда входят ангелы – представители всех трех категорий, – вызвал ее в зал суда, она ожидала наказания за отказ уничтожить Аэрона. Вместо этого ей выдвинули ультиматум.

Она стояла в центре просторной белой комнаты с куполообразным потолком и образующими идеальный круг стенами, вдоль которых тянется ряд белоснежных колонн, увитых плющом совершенного, непорочно-белого цвета. Между колоннами установлены троны, на каждом из которых восседает величественная фигура.

– Ты знаешь, зачем тебя сюда призвали, Оливия? – спросил звучный голос.

– Да. – Хоть она и дрожала от страха, ее длинные грациозные белоснежные крылья с вплетением между перьями лунного золота не прекращали плавно двигаться. – Чтобы поговорить об Аэроне, Владыке Преисподней.

– Мы терпеливо ждали несколько недель, Оливия. – Бесстрастный голос эхом отдавался в ее голове, словно бой предвещающего войну барабана. – Мы предоставили тебе множество возможностей проявить себя. И каждый раз ты терпела неудачу.

– Я не предназначена для подобного, – ответила она дрожащим голосом.

– Твое предназначение именно в этом и заключается. Нет лучшего способа принести радость, чем избавить людей от зла. Это тебе и нужно сделать для завершения задачи. Даем тебе последний шанс. Ты убьешь Аэрона, или мы убьем тебя.

Она понимала, что на самом деле решение Совета вовсе не жестокое. Просто на небесах такие порядки. Одна-единственная капля яда способна отравить океан, поэтому необходимо уничтожить ее прежде, чем она попадет в его волны. Однако Оливия все равно возразила:

– Вы не можете убить меня без одобрения Единого Истинного Бога.

Которого Он не даст, так как является воплощением нежности и доброты. Он заботится о своем народе, обо всех живых существах. Даже о своенравных ангелах. Проще говоря, Он есть любовь.

– Но мы можем изгнать тебя, прекратив твое нынешнее существование, – проговорил безликий голос, принадлежащий, однако, женщине.

На мгновение у Оливии перехватило дыхание, и перед глазами заплясали яркие искры. Неужели они пойдут на подобное? Она ведь только что прикупила себе новое большое облако. И пообещала подменить одного из друзей – вестников радости, чтобы тот мог взять отпуск, – а она никогда прежде не нарушала обещаний. Тем не менее она продолжала упорствовать:

– Аэрон не зло. Он не заслуживает смерти.

– Это не тебе решать. Он нарушил древний закон и должен понести наказание, иначе другие сочтут, что могут поступать так же, не боясь последствий.

– Сомневаюсь, что он вообще сознает, что натворил. – Оливия умоляюще простерла вперед руки. – Если бы вы позволили ему увидеть меня, услышать мой голос, я бы поговорила с ним и объяснила…

– В таком случае древний закон нарушим мы сами.

Истинная правда. Вера зиждется на принципе принятия сердцем того, что недоступно глазу. Лишь Семерым Избранным время от времени дозволяется являться на землю в своем истинном обличье, чтобы вознаградить людей за их веру.

– Прошу прощения, – проговорила Оливия, опустив голову. – Не следовало мне просить о подобном.

– Ты прощена, дитя, – ответили ей в унисон.

Прощение здесь всегда даровали очень легко. Кроме тех случаев, когда нарушались заповеди. «Бедный Аэрон», – подумала она, а вслух сказала:

– Благодарю вас.

Дело в том, что… ее просто влечет к Аэрону. Со своим покрытым татуировками телом он выглядит абсолютным демоном, и все же, впервые увидев его, Оливия испытала желания слишком сильные, чтобы их игнорировать. Что она почувствует, если дотронется до него? А если Аэрон дотронется до нее? Познает ли она сама счастье, которое приносит другим?

Поначалу она стыдилась подобных мыслей. Но чем лучше узнавала Аэрона, тем сильнее становилось ее желание, – и в конечном итоге стремление пасть и быть с ним вытеснило все остальные.

Наконец Оливия приняла свою сильнейшую привязанность к Аэрону, потому что, несмотря на внешность и даже на решение Совета, он отличается честностью и добротой. А раз ему присущи эти качества, значит, и ей позволительно делать то же, что и он, и при этом оставаться честной и доброй. Более того, ей ничто бы не угрожало, потому что Аэрон прирожденный защитник, который сумеет уберечь ее от всего на свете. От других и от нее самой.

Убив его, ей пришлось бы прожить остаток вечности, так никогда и не узнав, насколько… восхитительно было бы почувствовать его во всех смыслах этого слова. Она раскаивалась бы и скорбела о нем.

Однако спасти его Оливия могла лишь ценой собственного изгнания, что означало отказ от привычного образа жизни, как и постановил Совет. Мало того что она потеряет дом и крылья, ей еще придется существовать в мире, где нечасто находится место прощению, терпение редко вознаграждается, а грубость и вовсе является образом жизни.

– Убийство Аэрона – первое для тебя задание такого рода, поэтому твое нежелание вполне понятно, Оливия. Однако нельзя позволить чувствам разрушить свою сущность. Нужно пересилить себя, иначе будешь расплачиваться вечно. Что ты выбираешь?

Это была последняя отчаянная попытка Совета спасти ее. Но Оливия вскинула голову и произнесла вслух слова, которые несколько недель кипели внутри ее и в конечном итоге привели ее сюда. Прежде чем страх заставит ее передумать.

– Я выбираю Аэрона.

– Эй, женщина?

Грубый голос вырвал Оливию из воспоминаний, голос глубже и звучнее чем у кого бы то ни было и… такой нужный ей. Оливия заморгала, и окружающий мир медленно приобрел четкие очертания. Она находится в спальне, обстановку которой знает наизусть. Просторная комната с серебристыми каменными стенами, завешанными изображениями цветов и звезд. На полу темный сверкающий паркет, застеленный мягким розовым ковром. Стоящие здесь комод с зеркалом, туалетный столик и кушетка больше подходят для спальни юной девушки.

Многие посмеялись бы над женственной обстановкой, в которой обитает этот сильный и гордый воин, но только не Оливия. Мебель просто-напросто доказывает всю силу любви Аэрона к его Легион.

Есть ли в его сердце место для кого-то еще?

Оливия перевела взгляд на Аэрона, по-прежнему стоящего у кровати, на которой она лежала, и смотревшего на нее… безучастно и разочарованно, отметила она. Разве можно его в этом винить? Она, должно быть, являет собой жалкое зрелище. Слезы на щеках высохли, отчего кожу стянуло, и она стала чувствительной. В волосах колтуны, тело перепачкано грязью.

В то время как Аэрон выглядит великолепно. Высокий, с потрясающей мускулатурой и с самыми восхитительными на свете глазами фиолетового цвета в обрамлении длинных черных ресниц. Глядя на его темные, коротко остриженные волосы, Оливия задалась вопросом, укололи бы они ее ладонь, проведи она по ним рукой?

Только вряд ли Аэрон позволит ей себя погладить.

Все его тело – и даже идеальные скульптурные черты лица – покрыто татуировками, каждая из которых изображает что-то отвратительное. Резня, удушение, поджоги, кровь – очень много крови! Все похожие на черепа лица искажены мукой. Среди этого океана насилия выделяются две особенные татуировки-бабочки: одна распростерла сапфировые крылья на ребрах, а другая – на спине воина.

Оливия заметила, что у других Владык всего по одной татуировке-бабочке, символизирующей метку демона, которым они одержимы, и частенько гадала, почему у Аэрона еще и вторая наколка? Не похоже, чтобы в его теле были заключены два демона или что-то в этом роде.

Более того, он презирает слабость. Может быть, бабочки служат напоминанием Аэрону о его безумии? Или, наоборот, все остальные татуировки, изображающие насилие, являют собой ужасные деяния, которые заставлял его совершать демон?

Оливия никак не могла понять, почему этот мужчина не вызывает у нее отвращения, как у других ангелов, почему продолжает восхищать ее?

– Женщина, – нетерпеливо повторил Аэрон.

– Да? – с трудом прохрипела она.

– Ты меня не слушала.

– Прости.

– Кто хотел моей смерти? И почему?

– Сядь, пожалуйста, – взмолилась она вместо ответа. – У меня затекает шея от необходимости смотреть на тебя снизу вверх.

Поначалу она решила, что он и не подумает выполнять просьбу, но он удивил ее, присев на корточки. Выражение лица его немного смягчилось. Когда их глаза наконец оказались на одном уровне, Оливия заметила, что у Аэрона расширены зрачки. Странно. Обычно такое случается, если люди счастливы. Или сердятся. Но едва ли Аэрон испытывает одну из этих эмоций.

– Так лучше? – спросил он.

– Да. Благодарю.

– Хорошо. А теперь ответь на мой вопрос.

Прирожденный командир! Впрочем, Оливия не возражала, так как чувствовала себя вознагражденной сполна. Сейчас она может, не прикладывая никаких усилий, любоваться восхитительно зловещим Аэроном и разговаривать с ним, о чем мечтала много недель.

– Высший Небесный Совет приговорил тебя к смерти, потому что ты помог демону сбежать из ада.

Он нахмурился.

– Ты имеешь в виду мою Легион?

Его Легион? Поморщившись, Оливия кивнула. Прежде она никогда не испытывала боли – ни душевной, ни физической, – поэтому понятия не имела, как с ней справляться. По крайней мере, не знала, удается ли скрыть свои переживания.

Может, и удастся. Тела людей вырабатывают адреналин и другие гормоны, которые каким-то образом притупляют чувства. Возможно, теперь, став человеком, она тоже на это способна. Она все отчетливее ощущала, что отдаляется от своего нового тела и его непонятных болей и переживаний.

– Не понимаю. Когда мы встретились, Легион уже выбралась на свободу. Я не сделал ничего, чтобы заслужить чей-то… гнев. – На последнем слове губы его плотно сжались.

– Вообще-то сделал. Без тебя она не смогла бы выбраться на поверхность, потому что была связана с подземным миром.

– И все равно не понимаю.

Внезапно веки Оливии налились тяжестью, а глаза, в которые словно песка насыпали, закрылись – хоть бы сменить тему! – но она заставила себя снова посмотреть на Аэрона.

– По большей части демоны способны покидать ад, только когда их призывают на землю. Это маленькая лазейка, о которой мы до поры до времени не знали. Как бы то ни было, когда демонов призывают, их связь с адом разрывается, и вместо этого они привязываются к тому, кто их вызвал.

– Еще раз тебе повторяю: я не призывал Легион. Она сама пришла ко мне.

– Возможно, ты действовал бессознательно, но, приняв ее как свою, именно это и сделал.

Аэрон снова и снова сжимал и разжимал кулаки – признак того, что он пытается вернуть себе самоконтроль. Возможно, он в самом деле злится.

– У нее есть полное право ходить по земле. Я сам демон и нахожусь здесь уже не одну тысячу лет. И никто меня за это не наказывает.

Что верно, то верно.

– Но твой демон заключен внутри тебя. Следовательно, ты и есть его ад. Легион же теперь свободна и может разгуливать где пожелает. Получается, у нее нет ада, что идет вразрез с небесными законами.

Оливия видела, что Аэрон намерен оспорить ее слова. Вероятно, имеет смысл разъяснить ему основы устройства ада.

– Самые сильные демоны некогда были ангелами. Затем они пали. Стали первыми падшими. Их сердца почернели и утратили все доброе и хорошее, что ранее хранили в себе. Вместо того чтобы лишиться крыльев и сил, демоны оказались обреченными на вечное страдание. Та же участь постигла и их потомков. В этом правиле не может быть исключений. Демоны должны быть привязаны к аду, не важно к какому. Тех, кто разрывает эту связь, убивают.