Полная версия
В другой раз повезет!
Джулия Клэйборн Джонсон
В другой раз повезет!
Папе, который немного работал ковбоем, и маме, которая всегда была врачом
Выходить замуж надо исключительно по любви. Столько раз, сколько потребуется – пока не найдешь настоящую.
Жа Жа ГаборЧудесно, что существует институт брака. Но кому захочется жить в институте?
Граучо МарксПролог
Штат Теннесси, 1998 год
Да-да, вы не ошиблись. Доктор Говард Стоваль Беннет-третий к вашим услугам!
Посмотрим, что вы там принесли – только передайте, пожалуйста, лупу. О да! Вот он я, в потрепанной ковбойской шляпе в окружении дам. Помню, мне пришлось переехать шляпу дилижансом, чтобы придать ей должный вид. Сколько мне тут лет?.. Двадцать четыре, двадцать пять… Даже не верится!.. Беден как церковная мышь, зато молод и красив. Великая депрессия, работы нет… Я хватался за все подряд. Нанялся на ранчо для разведенных женщин в окрестностях Рино. Изображать ковбоя гораздо лучше, чем рыть канавы для канализации, уж поверьте.
Некоторые мужчины – прирожденные дамские угодники, а меня жизнь заставила. Я любил так отшучиваться, когда медсестры или доктора хвалили мою обходительность с пациентами. Некоторые идиоты утверждают, якобы этому нельзя научиться. Чушь собачья! Дело нехитрое, если иметь каплю мозгов и немного сострадания. Просто посмотри больному в глаза и дай пожаловаться. И – ради всего святого – если у тебя холодные руки, потри их хорошенько или согрей в горячей воде перед осмотром!
Хотя я шучу про дамских угодников. И уж точно я не альфонс! Ковбои на ранчо «Скачок в будущее» служили лишь украшением. Да и нам связи с гостями были категорически запрещены и карались увольнением. Мы вели хозяйство, однако основной нашей обязанностью было сопровождать обычно убитых горем состоятельных клиенток в Рино, таскать пакеты из магазина в магазин, а также организовывать конные прогулки по пустыне. А также болтать о погоде, при необходимости сочувственно выслушивать жалобы и при всяком удобном случае делать комплименты. По-моему, для врача – самые необходимые навыки.
Да вы лучше возьмите стул, присядьте! С удовольствием расскажу все, что помню. Записывать? Записывайте, я не возражаю. Мне только в радость – после многолетнего-то молчания! Я предпочитал не распространяться о прошлом – ковбои обычно вызывают ассоциации из бульварных романов, и не объяснишь, как оно на самом деле было. Хотя сам я не лучше, тоже иронизировал, а зря. Мы делали важное дело, помогали пережить нелегкий период. Именно там я познал все тонкости человеческих страданий и суть доброты. Бесценный опыт!
Посмотрим, кого я еще узнаю на фотографии… Имена и фамилии, говорите? Ну я попробую. Вот этот ковбой – мой напарник, Сэм. Напоминает Гэри Купера в фильме «Ровно в полдень», правда? Что? Не видели? О, вы много потеряли! Хороший фильм! Только на прошлой неделе его показывали поздним сеансом. Я полночи не спал. Один из плюсов пенсионного возраста – не надо рано вставать. Хоть весь день проспи, никто не хватится.
Фамилия у Сэма была Виттори, насколько я помню. А вот этот джентльмен в строгом костюме – Макс. Максвелл Грегори. До ранчо владел бизнесом в Чикаго. Потом устал от большого города и переехал в Рино в поисках новых бизнес-проектов и свежего воздуха. А эта кудрявая брюнетка с ямочками, как у Ширли Темпл, – Маргарет, его спутница жизни и деловой партнер. Она управлялась с хозяйством, вела бухгалтерию и служила эталоном житейской мудрости. Между прочим, именно она вычитала о «бракоразводном ранчо» в телевизионном журнале, подала идею Максу, они купили ферму, и началось… Идея расторгать неудавшиеся браки и начинать жизнь с чистого листа была тогда сравнительно новой, и все желающие ехали за свободой в Рино. Дело в том, что после шести недель непрерывного пребывания вы становились гражданином Невады и по закону штата получали развод. Можете снова попытать счастья на семейном поприще, если хотите. С первой попытки не удалось, удастся со второй… или с третьей… Кто не рискует, тот не пьет шампанского, верно?
О чем это я? Так вот, Макс выписал из Голливуда художника по декорациям, чтобы оформить ферму в стиле Дикого Запада. Как в кино – гигантские валуны, полынь, деревянная изгородь и всякое такое. Маргарет переименовала ферму в «ранчо» и установила современные удобства, без которых наша клиентура вряд ли согласилась бы обходиться – электричество, водопровод, телефон. В общем, Макс и Маргарет были на редкость радушными хозяевами, и наши обеспеченные поклонницы института брака возвращались в «Скачок в будущее» после каждого последующего развода. Если Маргарет пускала…
Блондинка по левую руку, которая с меня ростом, – одна из постоянных клиенток, Нина O’Малли. Макс и Маргарет ее обожали. Сэм тоже. Да и я ее полюбил… правда, не сразу. А это Эмили Соммер – они с Ниной вместе бедокурили. Странно, Эмили сейчас уже старушка, если вообще… Дайте минутку, может, вспомню, как звали остальных дам.
У меня ведь была точно такая же фотография! Забавно, иногда не ценишь вещь, а потом потеряешь, и жалко… Вы не торопитесь? Тем летом столько всего творилось – вам на несколько книг хватит. Случилась эта история под самый конец моего пребывания на ранчо, и я помню все до мельчайших подробностей. А ведь уже пятьдесят лет прошло. Не верится…
Глава первая
Штат Невада, июнь 1938 года
Забирать Нину с аэродрома я должен был на дилижансе.
Этот дилижанс гнил под брезентом в амбаре где-то в Вирджинии-Сити. Макс с декоратором его откопали, когда искали атрибуты для ранчо. Макс тут же решил, что это хитрый рекламный ход – встречать на нем гостей. Потом скрипучую колымагу подремонтировали, подкрасили и нарисовали на дверях пегаса. Да-да. Пегаса, прыгающего через надпись в форме кольца. Надпись гласила: «“Скачок в будущее” – настоящее ковбойское ранчо». Макс еще собирался добавить слоган: «Не отчаивайтесь! В другой раз повезет!» (как говаривал судья из Рино, когда ударом молотка превращал очередную замужнюю даму в разведенную), однако разумная Маргарет запретила.
Уж не знаю, сколько Макс заплатил, но наш ретротранспорт окупился сполна. Когда гостьи видели, какой экипаж за ними прибыл, их лица всегда светлели. В глазах читалась надежда: не все еще потеряно, раз на платформе ждет красавчик-ковбой, который погрузит меня и гору чемоданов в карету и увезет за горизонт. Макс величал нашу колымагу «социализатором» – утверждал, что час немилосердной тряски в дилижансе сближает дам, изначально имеющих мало общего – кроме богатства и неурядиц на семейном фронте. Они вылезали уже подружками, пусть не на всю жизнь, но хотя бы на время пребывания (дальнейшее нас не особо интересовало).
В день приезда Нины я, скинув рубашку, запрягал в дилижанс четыре из шести имеющихся в хозяйстве лошадей. Матушка в обморок упала бы, застукай она меня в таком виде (не дай бог кто-то из дам увидит!). А Макс велел всегда работать голыми по пояс, если только погода позволяла, – в качестве приятного бонуса для клиентуры. Некоторые состоятельные гостьи никогда раньше не видели играющих мускулов… и физического труда как такового.
В тот день я совсем не возражал слегка раздеться, так как жара стояла немилосердная. К тому же дам поблизости все равно не наблюдалось – Сэм вызвался отвезти всех в город на «Шевроле». Маргарет была в доме, как всегда по уши в делах – поди обслужи восемь клиенток сразу, а у нас меньше, как ни крути, не бывало. Макс отправился в суд в качестве свидетеля с одной отъезжающей гостьей – клясться на Библии, что Сюзи не пересекала границу штата в последние шесть недель. После чего судья провозгласит ее полноправной жительницей штата Невада (причем разведенной), и ей ничто не помешает тут же сесть на поезд и отправиться домой, в Чикаго.
Оказалось, в город уехали не все…
Эмили прибыла из Сан-Франциско несколько дней назад, прикатила одним прекрасным вечером на автомобиле марки «Пирс Эрроу». Она отмахала в одиночку больше двухсот миль, подложив на сиденье большую подушку – иначе дорогу из-за руля не видела. Въехала во двор незадолго до темноты – верх поднят, непокрытые волосы всклокочены ветром. В это время года темнеет в районе девяти, и ее появление вызвало настоящий переполох среди наших гостей, а также куриц – и те и другие как раз собирались ложиться спать. Как только багаж забрали и остывающий мотор перестал потрескивать, несколько куриц устроились на лобовом стекле, а амбарные кошки пришли поточить когти о сиденья. Я выгнал живность и поставил седан в амбаре рядом с дилижансом, затем накрыл его брезентом – тем самым, под которым когда-то хранился «ретросоциализатор».
Все восхищались смелостью Эмили – проделать в одиночку столь долгий и опасный путь.
– Это не смелость, – ответила та. – Это отчаяние. Если бы не уехала сейчас – никогда уже не решилась бы.
Манера речи у нее была интеллигентная – не иначе как училась во всех колледжах «Семи сестер» сразу, а голос неожиданно громкий и резкий, особенно при ее миниатюрности.
– Дорогуша, что с вашим голосом? – спросила одна из дам. – Это, наверное, от стресса?
– О, это мой обычный голос, – ответила Эмили. – Когда мне было пять, все умилялись, а сейчас… – Она пожала плечами и помотала головой. – Как гвоздем по стеклу царапаешь… так утверждает мой благоверный. И да – я ужасно перенервничала.
За пару дней под крылышком у Маргарет Эмили вполне оправилась. Я как раз заканчивал запрягать лошадей, чтобы ехать на аэродром, когда она неожиданно возникла рядом.
– Настоящий Кэри Грант в ковбойских сапогах, – сказала она.
На ней тоже были сапоги и свободное летнее платье. Сейчас такое часто можно увидеть, а тогда было в новинку. Эмили всегда выделялась на фоне остальных: богатые дамочки носили высокие сапоги и брюки для верховой езды (узкие снизу, широкие сверху – на манер индийских шаровар) или же купленные в Рино модные одежки а-ля Дикий Запад, которые ни за что не надели бы дома. Прически тоже были однотипные – все залакированные, волосок к волоску, и все, вопреки законам природы, блондинки. Сэм говорил, «маскировочный окрас», потому как неизвестно, что за ним скрывается. Эмили же ходила с копной непослушных темных кудряшек – тугих, как пружинка матраса, так и тянуло распрямить и отпустить, чтобы свернулась обратно. У нее были широко посаженные карие глаза и кукольные губки, которые в сочетании с маленьким ростом придавали ей вид не по годам умного и мрачного ребенка. Образ распадался, как только она открывала рот и слышался ее далеко не ангельский голосок. Меня чуть удар не хватил, когда она со мной заговорила, – я-то думал, гости уехали в город.
– Простите, – смутилась Эмили. – Не хотела напугать.
– Да, мэм, признаюсь, застали врасплох…
Я задумался, пока запрягал лошадей, – вспоминал одну залакированную блондинку, ради которой рискнул работой прошлым летом. Как же ее звали?.. То ли Рэйчел, то ли Митси. Нет, кажется, Лора… или Лори… Забавно, а еще собирался помнить до самой смерти! Как бы не так… Помню только круглые изумрудные сережки размером с дверную ручку. Сережки подходили под цвет глаз, и она их не снимала ни днем, ни ночью. Я тогда подумал, что стоят они, как дом родителей до Черного четверга.
Эмили нарочито не сводила глаз с моего шейного платка – видно, голый торс ее смущал. Я отвязал от пояса и поспешно натянул рубашку, предварительно вытерев рукавами пот с лица.
– Чем могу быть полезен, мэм?
– Это и есть знаменитый дилижанс? И куда же вы едете?
– Встречать новую гостью.
– Возьмете меня с собой?
– Я еду не на вокзал, – сказал я. – На аэродром – в другую сторону. Если хотели в Рино, надо было ехать с Сэмом и остальными.
– В Рино я уже была. Вчера. Купила сапожки…
Сапожки были красные с причудливой вышивкой и наверняка стоили, как целый семестр обучения в одном из университетов Лиги плюща[1].
– Я, в принципе, не собиралась, но продавец убеждал, что на ранчо без них не обойтись. Мол, сапоги – лучшая защита от гремучих змей и прочих ядовитых тварей. Я не нашла, что возразить против «ядовитых тварей». И потом, у дочки тот же размер ноги. Вернусь домой, подарю ей. Я уже отправила открытку с подробным описанием. Она грозилась рвать письма, поэтому я купила открытку. Ее все равно пробежит глазами, пока будет выкидывать…
Эмили кашлянула раз-другой, потом с усилием сглотнула. Сейчас будет рыдать. Я к тому времени уже знал, чего ждать в подобных случаях.
– К тому же «остальные» собирались по магазинам или в казино, – с напускной беззаботностью продолжила Эмили, – а я осталась: не люблю магазины и терпеть не могу испытывать судьбу.
«Как же вас тогда угораздило выйти замуж?» – подумал я, однако промолчал. К лету 1938 года я уже достаточно повидал и убедился: брак – дело рисковое. Работа на «бракоразводном ранчо» кого угодно избавит от романтических иллюзий. Глаза Эмили наполнились слезами, и я успел выудить из кармана еще один платок и протянуть ей. Макс нам достаточно раздал бандан в веселую клеточку специально для критических ситуаций.
– Как зовут дочку? – спросил я.
– Порция. Я уговаривала ее поехать со мной, но… – Эмили покачала головой и отвела глаза. – Тринадцать лет. Этим все сказано…
Я тогда не очень понял, что именно этим сказано, но на всякий случай покивал.
– Порция. Как у Шекспира. Фунт плоти и все такое, – заметил я.
– О! – удивилась Эмили. – Вы знаете эту пьесу? Мне она нравится! Там все получают по заслугам. Как будто в мире есть справедливость… А вас как зовут, мистер ковбой?
– Вард.
– А сколько вам лет? Извините за бестактность…
– Двадцать пять, мэм. Скоро будет.
Она улыбнулась:
– Двадцать пять. Скоро будет. Помню этот возраст… Хотя смутно. Порции тогда было три. Значит, три года бессонных ночей – она все время просыпалась. Надо же, теперь я даже скучаю по ней маленькой…. В детстве она плакала, стоило мне выйти из комнаты, а теперь – знать не желает. Перед отъездом заявила, что никого скучней меня не встречала. Якобы всегда наперед догадывается, что я скажу, и лучше мне вообще молчать. Представляете, собственной матери?!
– Нет, мэм. Не представляю! – искренне ответил я.
Я с мамой, Памелой, был очень близок. Правда, она жила в Теннесси, а я в Неваде, и междугородкой тогда пользовались только в самых крайних случаях – как смерть родственника, например.
Эмили слабо улыбнулась:
– Вот так-то… Можно мне с вами на аэродром? Столько разговоров о дилижансе. А я еще не каталась.
Я-то предвкушал поездку в одиночестве. Сидишь себе на козлах, за ухом свернутая Сэмом сигаретка, в руках поводья… Кругом ни души, лишь проплывают мимо иссушенные солнцем равнины. Помнится, я даже накропал на эту тему что-то вроде стихов. Искренне надеюсь, что мое творение не сохранилось…
И я сказал:
– В следующий раз обязательно. А сейчас в дилижансе жарко, как в бане. – Поставил ногу на переднее колесо и вспрыгнул на козлы. – Прошу прощения, мэм, мне пора. Опаздываю.
– А я сяду рядом! – сказала Эмили. – Обещаю молчать! Вы меня и не заметите.
Не хватало еще, чтобы Маргарет доложили, как я отказал гостье в совершенно невинной просьбе.
– Ладно. Поставьте ногу на спицу, как я, и запрыгивайте.
Я наклонился и подал руку. Эмили оказалась легонькой, а я не рассчитал силу (видно, свободное платье ввело меня в заблуждение) и чуть не перекинул ее на другую сторону. В результате она приземлилась практически мне на колени.
– Простите, – пробормотал я, усаживая ее на сиденье рядом. – Вы легче, чем я думал… А голова вроде бы большая…
– Просто волос много. Сбросила я в последнее время. Не специально…
Понятно. Душевные страдания. Стол ломится, а аппетита нет. Многие дамы приезжали к нам истощенными. Поначалу, признаться, я очень их осуждал: вертят нос от еды, когда народ кругом голодает. Однако быстро научился всерьез им сочувствовать. Счет в банке и крыша над головой ничуть не умаляют сердечной боли. Болит у всех одинаково.
Я выудил из кармана еще один платок.
– Не надо, я уже наплакалась, – сказала Эмили.
– Нужно закрыть лицо от пыли, – пояснил я. – И кстати, еще головной убор не помешал бы. Продавец не уговорил купить в комплекте с сапогами?
Скоро ей голову напечет, и придется отдавать свою шляпу… Вдобавок вдруг она передумает, пока будет ходить туда-сюда. Осталась бы дома, пусть лучше Маргарет с ней возится.
– Нет, шляпу не купила. А далеко ехать?
– Мили четыре.
– Всего-то? Обойдусь!
– Солнце сейчас злое, – сказал я. – Наденьте тогда мою. Будет как раз. У меня тоже голова немаленькая.
– Нет-нет! – сказала она. – А как же вы?
– Не волнуйтесь! Я привычный. Наденьте, пожалуйста. А то обгорите – Маргарет меня убьет.
– Что ж, ладно.
Шляпа слегка пропотела, и я подложил внутрь платок, прежде чем водрузить ее на Эмили. Села хорошо. Потом я научил повязывать бандану на манер разбойников, чтобы не дышать пылью из-под лошадиных копыт.
– Спасибо! – поблагодарила Эмили, затягивая узел. – Значит, новая гостья прилетает на самолете? Как интересно! Я ни разу в жизни не летала. А вы?
– Не чаще, чем вы ездили на дилижансах, мэм.
Я взялся за поводья и вырулил на дорогу. Солнце пекло нещадно, я жмурился, перед глазами вспыхивали цветные контуры предметов.
Эмили коснулась моего локтя, и я даже подпрыгнул от неожиданности.
– Простите, я опять вас напугала, – сказала она. – Надо было сначала окликнуть. Сказать: «Вард». Имя как у сироты из английских романов. Которого приютили богатые родственники…
– Типа того, – буркнул я.
Глава вторая
Думаю, Эмили влюбилась в Нину с первого взгляда. Неудивительно – я и сам был ослеплен.
Впрочем, до знакомства Эмили была настроена враждебно.
– Наверное, брачная аферистка? Я еще понимаю – похоронить трех мужей, но трижды развестись!.. Она же примерно моего возраста… У меня много подруг, которые вообще ни разу не разводились!
По дороге Эмили, как обещала, не проронила ни слова, лишь оглядывала окрестности карими глазищами да изредка хмурила лоб. Времени осмотреться было предостаточно, дилижанс развивал сумасшедшую скорость – аж шесть миль в час. Однако, едва я успел остановить лошадей, Эмили посмотрела в упор и спросила:
– И что эта Нина из себя представляет?
Когда я задал подобный вопрос Сэму, тот прищурился, сдвинул шляпу на затылок и ответил:
– Нина-то? Зажигалка!
Нина появилась на ранчо с первым потоком пережидающих положенные шесть недель почти разведенных дам, ей тогда было чуть меньше двадцати. Потом приезжала еще. Макс и Маргарет явно к ней благоволили, иначе не разрешили бы гостить повторно. Регулировать пребывание гостей – работенка еще та, скажу я вам. Снимаю шляпу перед Маргарет – она отлично справлялась! Хотя, конечно, бывали и накладки с бесконечными приездами-отъездами, отменами в последний момент и листом ожидания длиной с лошадиный хвост.
Чтобы не запутаться с бронированием (а позднее – отсеять нежелательных клиенток), Маргарет завела специальную книжицу, которую хранила в секретном ящичке стола. Надписи напротив имен гласили: «склочная», «пьяница», «хамка», «болтушка», «идиотка» и самая ужасная характеристика в устах Маргарет – «зануда». Однажды я услышал, как Маргарет, даже не сверившись с книжицей, рекомендует кому-то остановиться в другом месте.
– Нэнси Каспер из Денвера, – объяснила она в ответ на мои удивленно приподнятые брови. – Не желаю тратить время на эту девицу. Жизнь слишком коротка!
– Я с Ниной еще незнаком, – ответил я на вопрос Эмили. – Сэм сказал, она зажигалка.
– Что значит «зажигалка»? – спросила Эмили.
– Сэм толком не объяснил. Зажигалка, и все. Ну, в смысле, механизм для высечения огня. Типа того.
Эмили кивнула и добавила после некоторого раздумья:
– Она, наверное, актриса. Голливудские знаменитости женятся по четыре-пять раз, даже глазом не моргнув. Не понимаю, как это вообще возможно. Впрочем, я-то не актриса…
Я остановил дилижанс на приличном расстоянии от взлетной полосы, чтобы лошади не пугались, заблокировал колеса, намотал поводья на специальный крюк и стал вытаскивать из заднего ящика мешки с зерном.
Сидевший на перевернутом ведре у дверей ангара долговязый паренек тут же подскочил и предложил помощь. Мальцы вроде него обычно дежурят у больших отелей и на вокзалах, подкарауливая богатых туристов с багажом. Я оценил предприимчивость и вручил мальчишке монету в пять центов – неплохая сумма, учитывая мои финансовые возможности: солидную часть зарплаты я отправлял домой, в Теннесси.
– Это что? – спросил он.
– Чаевые.
Паренек указал на буйвола на монете:
– Это, по-вашему, чаевые?
– Ну конкретно это, по-моему, буйвол.
– Понятно, что буйвол! Монетка-то в пять центов!
– И?
– Вы так звенели, пока выуживали пятицентовую, что даже буйвол разнервничался.
– Больше предложить не могу, – сказал я.
Мальчишка вздохнул, однако все равно помог с мешками.
Я предложил Эмили руку, но она отвергла помощь и спрыгнула сама, не свернув шею и не выставив на всеобщее обозрение панталоны. Вернула шляпу (которую я тут же надел) и устроилась в тени дилижанса.
Я посмотрел вдаль – не летит ли Нинин самолет.
– Наверное, приятно кого-то изображать и еще получать за это деньги, – сказала Эмили. Заметив мое смущение, добавила: – Я имела в виду актрис…
– А, понятно… – протянул я и, задрав голову, медленно повернулся вокруг своей оси. Нина могла появиться откуда угодно – гости съезжались со всех концов света. Однажды был даже настоящий индийский махараджа – один из немногих постояльцев мужского пола. Мы не знали, где его разместить, однако он заявил, что всегда мечтал быть ковбоем, и без малейших претензий заселился к нам в барак. Мы с Сэмом заняли одну комнату, а он – другую. И попросил называть его «мистер Смит». Всегда безупречно одетый, махараджа отличался изысканностью манер. Однажды, когда он уже освоился, я спросил:
– Зачем вам разводиться? Разве махарадже нельзя иметь сколько угодно жен?
Он ответил с произношением, которому сам Шекспир позавидовал бы:
– А ковбоям разве не положено круглые сутки сидеть на лошади и играть на этих ваших странных маленьких ситарах? Банджо, кажется?
Махараджа – хороший парень, мы не обиделись. Мы из Соединенных Штатов, он из Азии – одним словом, братья-южане. Он взял с нас обещание, что мы обязательно заглянем в гости, если окажемся в его краях.
– А вы? – вдруг спросила Эмили.
– Что я?
– Вы тоже актер?
– Я? Актер?
– Ну вы знаете Шекспира, вот я и подумала…
– Нет, мэм.
– Все актеры вестернов выглядят примерно как вы. Если мужчина слишком красив для настоящей работы, он идет сниматься в кино. – Повисло неловкое молчание, потом она сказала: – Я не то имела в виду.
– Не объясняйтесь, – махнул рукой я. – «Слишком красив» – не самое страшное оскорбление.
Она же не добавила «и слишком глуп».
На горизонте появилась и стала приближаться маленькая точка. Послышался нарастающий шмелиный гул мотора.
– Смотрите, – с удовольствием перевел тему я, – кажется, самолет Нины!
Мимо пронесся двухместный самолетик с оранжевым корпусом и серебристыми крыльями, сел и проехал к ангару на дальнем конце взлетного поля. Внутри подпрыгивали от тряски две фигурки – пилот в черном и пассажир на переднем сиденье – пониже ростом.
Я от сердца оторвал еще одну пятицентовую монетку и попросил долговязого присмотреть за лошадьми, пока мы пойдем встречать Нину. Мальчишка скривился и сказал:
– Вот здорово! Вдруг этот буйвол влюбится в предыдущего и они начнут чеканить монеты? Тогда я разбогатею!
Мы с Эмили издалека увидели, как вылез из кабины пилот, ловко сполз с верхнего крыла на нижнее. Затем спрыгнул на землю. Я побежал навстречу.
Когда я был ярдах в ста, пилот уже стоял у носа самолета. Заметив меня, он ослепительно улыбнулся и помахал рукой. Поджарый, ростом футов шесть, не меньше, бледный, с лукаво-ангельской улыбкой. Мисс Пэм сказала бы: «симпатичный мальчик». Из тех, что остаются «симпатичными мальчиками» лет до пятидесяти. Так я думал. А потом летчик снял очки и шлем и потряс головой, рассыпав по плечам каскад длинных светлых волос. Передо мной стояла высокая блондинка с черным от сажи лицом – за исключением белых участков вокруг глаз.
– Здоро́во, ковбой! – прокричала она, хотя я был на расстоянии вытянутой руки. – Это ты меня встречаешь?
– Да! – машинально крикнул я в ответ (как переходишь на шепот, когда собеседник охрип). Почему я принял Нину за парня при первом знакомстве? Вероятно, наряд ввел в заблуждение: просторная рубашка не первой свежести, небрежно повязанный шейный платок, парашют за плечами, кожаная куртка и кобура на поясе.
