Память льда

– Разверни нам карту Паннионского Домина. Сам знаешь какую, – велел Каладан Бруд Хурлокелю.

Тот разложил карту. Все подтянулись к столу.

– Эта карта намного подробнее наших, – признал Дуджек. – Гляжу, вы нанесли расположение паннионских войск. Это последние сведения?

– Трехдневной давности, – ответил Бруд. – Сородичи Карги постоянно летают над их позициями. Все, что касается устройства паннионской армии и применяемой ею тактики, почерпнуто из разных источников. Как видите, войско Домина намерено осадить и взять Капастан. Им понадобилось всего четыре месяца, чтобы подмять под себя Маурик, Сетту и Лест. Силы Паннионского Провидца сосредоточены на южном берегу реки Серп, но уже начались приготовления к переправе.

– Армия Капастана сумеет помешать переправе? – спросил Дуджек. – Если нет, то осада города может начаться очень скоро. И местным силам Капастан не удержать.

– Там все не так просто, – сообщил Каладан Бруд. – Городом правят принц Джеларкан и коалиция верховных жрецов, а эти две фракции всегда были на ножах друг с другом. В Капастане идет постоянная борьба за власть. Положение осложняется еще и тем, что принц усилил свою ничтожную дружину – она называется Капантальский гарнизон – полком наемников.

– Что за полк? – заинтересовался Скворец.

– «Серые мечи». Слыхал о таких, командор?

– Нет.

– Я тоже, – сказал Бруд. – Говорят, они родом из Элингарта. Их больше семи тысяч. Скоро узнаем, достойны ли они того непомерного вознаграждения, какое затребовали у принца. Представляешь, их годичное жалованье почти в два раза выше, чем у Багровой гвардии.

– Просто их командир сумел воспользоваться положением, – вяло вставил Каллор, всем видом своим показывая, насколько ему здесь скучно. – Денег у принца Джеларкана больше, нежели солдат, но от паннионцев ему не откупиться. Те воюют не за деньги. Паннионский Провидец объявил эту войну священной, а большего полуголодной оголтелой толпе и не требуется. Такие фанатики полезут куда угодно. Дело усугубляется еще и тем, что у верховных жрецов при каждом храме имеется свой полк хорошо обученных и до зубов вооруженных солдат. Их почти три тысячи, и они не идут ни в какое сравнение с жалким Капантальским гарнизоном Джеларкана. К тому же принц издал закон, ограничивающий численность гарнизона двумя тысячами человек. Совет масок – так в Капастане называется сообщество храмов – год за годом переманивает из этого гарнизона лучших солдат. Разумеется, не во имя служения богам.

Мхиби подозревала, что, если Каллора не остановить, его брюзгливо-снисходительный монолог продлится до вечера. Скворец, видимо, тоже это почувствовал и, едва тот умолк, чтобы набрать воздуха в легкие, тут же вклинился в его речь:

– Стало быть, принц Джеларкан обошел закон, призвав в город наемников?

– Да, – быстро ответил Каладан Бруд. – Однако Совету масок удалось протащить другой закон, запрещающий «Серым мечам» сражаться за пределами городских стен. Так что войска Паннионского Домина смогут спокойно переправляться через Серп. Никаких боев на северном берегу реки не будет.

– Ну и дурачье! – рявкнул Дуджек Однорукий. – Уж кому-кому, а жрецам должно быть хорошо известно, что такое священная война. Тут уж надо забыть все разногласия и выступать единым фронтом против Паннионского Домина.

– Жрецы не так уж глупы, – вновь вступил в разговор Каллор. Его зубы были оскалены в язвительной усмешке, которая могла в равной мере предназначаться и Дуджеку, и капастанским жрецам, а может, и всем вместе. – Кроме войны с Паннионским Домином, им ведь еще нужно следить, чтобы власть принца не превысила их собственную.

– Я уже говорил: там не все так просто, – напомнил ему Каладан Бруд. – Правительница Маурика сумела обойтись малой кровью. Она арестовала в своем городе всех жрецов и выдала их паннионским тенескариям. Знаете, кто это такие? Крестьянское ополчение. Умная женщина, надо отдать ей должное. Одним махом решила сразу несколько проблем: и город уберегла, и сундуки свои набила добром из храмов, а заодно и избавилась от вечной занозы в боку. Да, кое-чем пришлось пожертвовать: она лишилась прежней власти, Паннионский Провидец сделал ее всего лишь наместницей. Однако это намного лучше, чем если тебя разорвут на куски и сожрут озверевшие тенескарии: именно так они и поступили со жрецами.

– То есть как… сожрали? – испуганно переспросила Мхиби. – В буквальном смысле?

– А ты думала, я это ради красного словца ввернул? Толпа нищих, голодных крестьян с замутненными мозгами страшнее обученной армии. Паннионский Провидец не тратит ни гроша на содержание тенескариев, но зато позволил им любым способом добывать себе пропитание и оружие. Если слухи не преувеличены, в списке их зверств людоедство значится где-то на последнем месте.

– До нас эти слухи тоже доходили, – кивнул Дуджек Однорукий. – Сейчас нужно решить главный вопрос: намерены ли мы спасти Капастан или позволим городу пасть? Провидец должен узнать о нашем приближении к границам его империи. Последователи у этого безумца имеются не только в пределах Паннионского Домина. Их хватает повсюду: в Даруджистане, в Сольтане и даже здесь, в Крепи. То есть он будет знать, что рано или поздно мы переправимся через Серп. Если армия Паннионского Провидца возьмет Капастан, в его руках окажется также и самый широкий и удобный брод через реку. Тогда нам придется переправляться западнее Сольтана, там, где прежде был каменный мост. Теоретически, саперы могли бы соорудить нам наплавной мост, но в тех местах нет лесов. Так что доски и все прочее придется захватить с собой. Кроме перемещения по суше, есть еще две возможности.

Великая ворониха, примостившаяся на краю стола, громко каркнула:

– Нет, вы только его послушайте!

– Да что тебе все неймется, Карга? – покосился на нее Дуджек Однорукий.

– Ты очень похож на Бруда! Как и он, думаешь вслух! И мысли ваши похожи! О, недаром вы в последние двенадцать лет постоянно сходились в бою, словно два отточенных клинка, если мне будет позволено столь поэтическое сравнение!

– Угомонись, Карга! – прикрикнул на нее Каладан Бруд. – Капастану все равно не избежать осады. Паннионцы направили против города значительные силы. Мы узнали, что армией противника командует Кульпат, а он, пожалуй, самый даровитый из септархов Паннионского Провидца. У него в подчинении пятьдесят тысяч беклитов, как у них называют регулярные пехотные части. И это еще не все. Провидец дал ему дивизию урдов – а это самый цвет их пехоты. Добавим сюда разные вспомогательные части, обозы и прочее. Капастан – не ахти какой большой город, но принц Джеларкан усердно потрудился над его обороной. В Капастане возвели несколько колец заградительных сооружений. Если «Серые мечи» устоят в первом сражении, город сумеет какое-то время продержаться. И тем не менее…

– Мои черные моранты смогли бы перебросить в Капастан несколько взводов, – перебил его Дуджек Однорукий, оглядываясь на Меченого, до сих пор не проронившего ни слова. – Но нужно, чтобы власти Капастана попросили у нас помощи, иначе это чревато нежелательными последствиями.

– Какая наивность! – фыркнул Каллор. – Неужели ты думаешь, что в Генабакисе найдется хотя бы один город, который согласится по доброй воле впустить малазанские легионы? Я больше скажу: о пропитании вам придется позаботиться самим. В Капастане вас никто кормить не будет. Имей в виду, верховный кулак, что малазанцы столкнутся там с откровенной враждебностью, если не с явным предательством.

– Разумнее всего будет предварительно наладить отношения с местным принцем, – сказал Скворец.

Серебряная Лиса прыснула со смеху:

– Зачем ты разыгрываешь нас, дядюшка? Ты ведь уже начал осуществлять свой замысел, тщательно продумал все наперед вместе с одноруким полководцем. Вы намереваетесь освободить Капастан. Но не в открытую. Вы никогда и ничего не делаете открыто, правда? Вы хотите держаться в тени событий. Извечная особенность малазанцев.

Двое полководцев, как и надлежит опытным игрокам, сохраняли полную невозмутимость. Негромкий смешок Каллора был похож на грохот костей в мешке.

Мхиби всматривалось в лицо Скворца.

«Я чувствую твою тревогу, малазанец. Клянусь тебе нашими духами, это дитя часто пугает даже меня, а ведь я знаю дочь намного лучше, чем ты».

– Ну что ж, – по-прежнему спокойно продолжал Каладан Бруд, на лице которого не дрогнул ни один мускул, – рад слышать, что мы достигли согласия. Капастан не должен пасть. Если городу можно помочь, то лучше действовать исподволь, хитроумно. Естественно, мы не станем тайком пробираться в Капастан. Пусть все видят наши армии, движущиеся по суше: это позволит септарху Кульпату определиться с началом осады. Я бы даже сказал, мы в какой-то мере будем диктовать ему сроки. Но, думаю, все вы согласитесь со мною: Капастан не должен быть единственной нашей целью.

Дуджек задумчиво кивнул:

– Возможно, наши усилия не уберегут Капастан, и город падет. Но если мы собрались разбить Паннионский Домин, нужно ударить в самое его сердце.

– Согласен. Скажи, Однорукий, какой город вы избрали главной своей мишенью в первый сезон Паннионской кампании?

– Коралл, – мгновенно ответил Скворец.

Все опять склонились над картой. Каладан Бруд не скрывал улыбки:

– Мы и в самом деле мыслим одинаково. Нам бы только достичь северных границ Домина. А там… это будет словно быстрый удар копья. Мы освободим захваченные города… Сетту, Лест, Маурик – даже если его правительнице и понравилось жить под гнетом Паннионского Провидца… Последним станет Коралл. За один сезон кампании мы уничтожим плоды четырехлетних усилий этого безумца. Я хочу, чтобы от его религии не осталось и воспоминаний, чтобы этот его ужасный культ рассыпался в прах.

– Полностью согласен с тобой, Воевода. Значит, передвигаемся по суше? Никаких кораблей. Это подхлестнет Кульпата. Но нужно прояснить еще одну деталь… – Пока Скворец говорил, его серые глаза поочередно останавливались на каждом из участников встречи, за исключением Меченого, так до сих пор и не раскрывшего рта. – Мы должны знать, ждать ли нам помощи от Аномандера Рейка. Скажи, Корлат, тисте анди будут сражаться на нашей стороне?

Женщина улыбнулась, но промолчала. Вместо нее ответил Каладан Бруд:

– Как и вы, мы тоже предприняли кое-какие шаги. Семя Луны летит в сторону Паннионского Домина. На подлете к владениям Провидца базальтовая крепость станет… невидимой.

– Впечатляет, – заметил Дуджек Однорукий.

Карга насмешливо каркнула.

– Нам почти ничего не известно о чародействе, лежащем в основе могущества Паннионского Провидца, – продолжал Воевода. – Мы знаем только, что оно существует. Как и ваши черные моранты, Семя Луны предоставляет нам тактические возможности, которые глупо было бы не использовать. – Улыбка Каладана Бруда стала еще шире. – Подобно вам, верховный кулак, обдумывая свои маневры, мы стремимся избежать предсказуемости. – Он кивнул в сторону Корлат. – Тисте анди, как известно, обладают мощнейшей магией.

– Этой магии недостаточно, – вдруг перебила Воеводу Серебряная Лиса.

Тисте анди наградила ее суровым взглядом:

– Дитя мое, здесь не место для голословных утверждений.

– Да что вы слушаете какую-то девчонку? – прошипел Каллор. – Бруд свидетель: я с самого начала считал ее присутствие на нашей встрече глупой затеей. Тоже мне нашли союзницу! Попомните мои слова: да она предаст нас всех. Предательство – ее давний спутник. Слышите? Я обращаюсь ко всем. Это создание, эта… тварь – просто недоразумение какое-то.

– Каллор, ты и дальше намерен говорить в том же духе? – по-взрослому вздохнув, спросила Серебряная Лиса. – Тебе нравится меня обижать?

– Воевода, признаться, я тоже в недоумении, – промолвил Дуджек. – Позволь тебя спросить: что делает на нашей встрече эта девочка? Кто она такая? Ее слова – отнюдь не детская болтовня. И хотя у нее облик десятилетнего ребенка, она явно владеет сверхъестественными знаниями.

Каллор с нескрываемой ненавистью смотрел на Серебряную Лису:

– Ты не до конца ее раскусил, Однорукий. Взгляни-ка на дряхлую старуху, что стоит рядом с девчонкой. На самом деле ей едва исполнилось двадцать, а этого так называемого ребенка почти четыре месяца назад вырвали из ее чрева. Это создание сосет жизненную силу матери… Вернее, нет, не матери, а несчастного сосуда, который понадобился для вынашивания плода. Недавно вы с ужасом рассуждали о людоедстве тенескариев. А что вы скажете о чудовище, пожирающем саму душу женщины, что произвела ее на свет? Но если бы все ограничивалось только этим! – Верховный Король спохватился и замолчал, опасаясь сболтнуть лишнее. А затем угрюмо заключил: – Девчонку нужно убить. И немедленно, пока ее сила не превзошла нашу.

В шатре воцарилась гнетущая тишина.

«Будь ты проклят, Каллор! Раскол в нашем лагере – это ты хотел показать новообретенным союзникам? Духи предков, вы свидетели, как же он жесток!.. И будь ты вдвойне проклят за то, что раскрыл девочке правду. Я так надеялась, что она никогда ее не узнает…»

Мхиби едва отважилась взглянуть на дочь. Серебряная Лиса стояла с широко распахнутыми глазами, полными слез.

– Мама, это правда? – прошептала бедняжка. – Неужели я вытягиваю из тебя жизненные соки?

Мхиби закрыла глаза. О, если бы она могла навсегда утаить эту правду от дочери. Но, увы, отпираться слишком поздно.

– Ты не виновата, милая. Это не твой выбор. Это часть твоей сущности. Смирись и прими сие, как я сама… В тебе, Серебряная Лиса, живет древняя и неукротимая сила, и тебе о ней известно, как и мне.

«Но я не могу сказать ей всей правды – признаться, что иногда меня охватывает слепая ярость и я ропщу на жестокость духов, избравших меня своим орудием».

– Древняя? Неукротимая? Жалкая состарившаяся дикарка, да ты не знаешь и половины всей правды! – вновь послышалось змеиное шипение Каллора.

Он протянул руку, схватил девочку за одежду и почти вплотную притянул ее к себе.

– Ты же здесь, да? – угрожающе произнес бывший тиран. – Я чую, что здесь. А ну вылезай, сука!

– Отпусти ее, – тихо, но властно приказал Каладан Бруд.

Зловеще ухмыляясь, бывший Верховный Король разжал руку и привалился к спинке стула.

У Мхиби бешено колотилось сердце. Дрожащей рукой она прикрыла лицо. Когда Каллор схватил ее дочь, у бедной рхиви внутри все заледенело от ужаса. Материнский инстинкт требовал броситься на защиту девочки, но его заглушило собственное бессилие. Разве она способна противостоять Каллору? Хотя нет, это не довод. Она струсила, испугалась за свою жизнь, и ее малодушие видели все. Мхиби заплакала от стыда, и слезы катились по впалым щекам.

– Только посмей еще раз тронуть девочку, и я изобью тебя до беспамятства. Ты, Каллор, меня знаешь, – все так же тихо произнес Каладан Бруд.

– Воля твоя, – усмехнулся Каллор.

Скворец порывисто встал, звякнув кольчугой. Лицо малазанца потемнело от гнева, а серые глаза стали почти черными.

– Если бы ты не осадил его, Воевода, то это сделал бы я. – Он впился взглядом в бывшего Верховного Короля. – С ребенком воевать надумал? Я бы не стал избивать тебя до беспамятства. Я бы просто-напросто вырвал твое поганое сердце.

– Да неужели? – осклабился Каллор. – Я прямо весь дрожу от страха.

– Ну смотри, сам напросился, – пробормотал Скворец и левой рукой с размаху ударил древнего тирана по лицу.

Голова Каллора запрокинулась. Из раны, нанесенной кольчужной перчаткой, хлынула кровь, пачкая стол и карту. Когда первое оцепенение прошло, Каллор вскочил на ноги и схватился за меч… да так и замер, лишь наполовину выдвинув его из ножен.

Пальцы Каладана Бруда, словно клещи, сжали Каллору оба запястья. Бывший Верховный Король делал отчаянные, но безуспешные попытки высвободиться. На шее и у висков проступали синие жилы. Должно быть, Воевода усилил хватку. Рукоятка меча выскользнула из пальцев Каллора, и оружие со звоном вернулось в ножны. Каладан Бруд низко наклонился к строптивому воителю, однако Мхиби услышала его слова:

– Прими то, что заслужил, Каллор. Я устал от твоей надменности. Если ты и дальше вздумаешь испытывать мое терпение, я тоже пройдусь по твоему лицу. Но уже не кольчужной перчаткой, а своим молотом. Понял?

Каллор буркнул что-то невразумительное. Воевода отпустил его. В шатре по-прежнему было тихо. Все смотрели на окровавленное лицо Каллора.

Дуджек Однорукий вынул из поясной сумки платок со следами мыльной пены и бросил его древнему тирану:

– На, утрись.

Мхиби подошла к бледной растерянной дочери и опустила ей руки на плечи.

– Умоляю, больше ни слова, – прошептала она.

Для Скворца Каллор, похоже, вообще перестал существовать. Повернувшись к Каладану Бруду, малазанец спросил:

– И все-таки, Воевода, что это за ребенок?

Серебряная Лиса дернула плечами, сбросив с них материнские ладони. Рхиви показалось, что дочка вот-вот бросится из шатра прочь. Но девочка вытерла рукавом глаза и с шумом втянула в себя воздух:

– Я сама отвечу на твой вопрос, дядюшка. – Она мельком взглянула на мать, потом обвела глазами остальных. – И вообще, за все должна ответить я, и только я.

Мхиби потянулась было к ней, но потом опустила руку.

– Надо принять все как есть, доченька, – с горечью сказала она, ощущая новую волну жгучего стыда.

«Девочка моя, ты должна простить… простить себя. Ох, духи нижнего мира, я не осмелюсь сказать это вслух. Я лишилась права что-либо тебе говорить. Потеряла его только что, когда не бросилась на твою защиту…»

Серебряная Лиса встала перед Скворцом:

– А теперь слушай правду, дядюшка. Я родилась от душ двух женщин. Одну из них ты знал очень хорошо. Ее звали Рваная Снасть. Другая душа принадлежала высшей имперской колдунье по имени Ночная Стужа. От нее самой остались лишь обгорелые куски плоти и обломки костей, но душу уберегли охранительные заклинания. Смерть Рваной Снасти… она наступила в пределах магического Пути Телланна… куда ее забросил один т’лан имасс.

Похоже, только Мхиби заметила, как вздрогнул знаменосец Артантос.

«Что, воин, услышал знакомые имена?» – промелькнуло у нее в голове. Однако у рхиви не хватало сил раздумывать сейчас над такими вопросами.

– А потом, дядюшка, – продолжала Серебряная Лиса, – случилось нечто неожиданное. Из далекого прошлого явились заклинатель костей и древний бог. Там был еще и третий, кто-то из смертных людей, но его душу я не помню.

Платок, которым Каллор все еще зажимал кровоточащую рану, немного заглушил его язвительные слова:

– Ха, Ночная Стужа! Ну никакого воображения… Неужели даже К’рул ее не узнал? Забавно…

– Они втроем, дядюшка, собрались, чтобы помочь моей матери – молодой рхиви, которая вдруг обнаружила, что носит в чреве необычного ребенка. Я родилась одновременно в двух местах: здесь, в племени рхиви, и в пределах магического Пути Телланна. – Девочка умолкла, словно бы ее оставили силы. Так она стояла несколько мгновений, плотно обхватив себя руками, а затем шепотом добавила: – Мое будущее принадлежит т’лан имассам.

Серебряная Лиса повернулась к Корлат:

– Т’лан имассы вновь собираются на Слияние, и в грядущей войне вам понадобится их могущество.

– Нечестивые домыслы! – прохрипел Каллор. Он отшвырнул платок. Окровавленное лицо бывшего Верховного Короля было совсем бледным. – Этого-то я и боялся, глупцы. Ох, до чего же вы глупы. Причем абсолютно все!

– Слияние, – произнесла Корлат, равнодушная к его злобствованиям. – Но зачем они собираются? Ради какой цели? Ты это знаешь?

– Мне еще предстоит это решить. Я родилась, чтобы повелевать ими. Всеми и каждым. Мое рождение и возвестило о Слиянии. Зов был обращен к каждому т’лан имассу. И теперь те, кто может, собираются. Они идут сюда: Слияние началось.

Голова у Скворца шла кругом. Раскол в ближайшем окружении Каладана Бруда. Тревожная новость. Но она не шла ни в какое сравнение со словами этой странной девочки… Мысли лихорадочно разбегались в разные стороны, и штабной шатер словно бы вдруг отступил в туман, а сам командор очутился в совершенно ином месте – в мире хитроумных планов, мрачных предательств и их непредсказуемых кровавых последствий – в мире, который он от всей души ненавидел.

Ему вспомнилось многое: осада Крепи, гибель сжигателей мостов, неудавшиеся попытки уничтожить Семя Луны. Битвы зримые и невидимые. Мерзостная паутина хитроумных ухищрений, которая только разъедала армию.

А’Каронис… Беллурдан… Ночная Стужа… Рваная Снасть… Скворец не сомневался, что их гибель целиком лежала на совести высшего имперского мага Тайскренна. Эх, швырнуть бы этот начертанный кровью список к его ногам и потребовать от мерзавца объяснений. Хотя какие там объяснения? Тайскренн покинул армию, ищи теперь ветра в поле. По правде говоря, Скворец (да и не только он один) ничуть не сожалел о бесследном исчезновении этого скользкого типа.

«Все думают, что Ласин, объявив войско Дуджека вне закона, полностью развязала нам руки… На самом деле это был изощренный ход, умело замаскированная ложь».

Только они с Одноруким знали правду; остальные верили, что их бросили на произвол судьбы: хитроумная уловка императрицы сработала.

Солдаты и офицеры были беззаветно преданы верховному кулаку. Командор от души надеялся, что и ему они тоже по-прежнему доверяют.

«А девчонка-то, похоже, тоже в курсе истинного положения вещей», – подумал он.

Скворец ничуть не усомнился, что перед ним – возродившаяся колдунья Рваная Снасть. Чародейка, которую он прежде знал, проглядывала тут и там: черты лица Серебряной Лисы, ее мимика и манера двигаться, этот сонный, все понимающий взгляд. Открытие было столь ошеломляющим, что командор пребывал в растрепанных чувствах. Ему требовалось время, чтобы свыкнуться с новой реальностью.

«Рваная Снасть… Будь ты проклят, Тайскренн! Преднамеренно или нет, но это ведь ты ее погубил!»

С Ночной Стужей Скворец знаком не был и знал о ней лишь по чужим рассказам. Возлюбленная теломена Беллурдана, Ночная Стужа владела силой Высшего Рашана, магического Пути Тьмы, и была среди избранников покойного императора. Подобно сжигателям мостов, она тоже стала жертвой чудовищного предательства…

Говорили, что характером Ночная Стужа напоминала лезвие меча: зазубренное, местами заржавленное, покрытое пятнами запекшейся крови. И это, безусловно, передалось девочке. Иногда мягкий, сонный взгляд, доставшийся ей от Рваной Снасти, вдруг становился жестким и колючим. И пусть жесткость в глазах Серебряной Лисы была адресована не ему, Скворец невольно поежился.

Он поежился и сейчас, вспомнив, как девочка посмотрела на Каллора.

«Боги, простите нам наши глупые игры».

А в Крепи его ждал Ганос Паран.

«Последний из тех, кого любила Рваная Снасть. Что я скажу капитану? Поверит ли он мне? Я и сам впервые про такое слышу: взрослая женщина мгновенно превратилась в новорожденного младенца, а тот за считаные месяцы стал десятилетним ребенком. Но я видел Серебряную Лису собственными глазами. Еще несколько месяцев – и ей будет все двадцать! Ох, Паран, может, это тоска по Рваной Снасти и горечь утраты гложут тебя изнутри? Только вот обрадуешься ли ты моим новостям?»

Малазанец еще некоторое время тщетно старался уяснить значение слов, произнесенных Серебряной Лисой, и что-то прочитать на ее лице, а затем мысли командора переключились на Мхиби. Несчастная женщина. До чего жестоко обошлись с нею боги. Двадцатилетняя старуха, которая не протянет и года, отдав всю себя дочери. Вот она, скрытая и страшная сторона материнства, о которой он вплоть до сегодняшнего дня даже и не подозревал.

В его воспаленном сознании всплыла последняя фраза Серебряной Лисы.

«Стало быть, т’лан имассы идут сюда: Слияние началось. Как будто нам и без них не хватало забот, – посетовал в душе Скворец. – Кому я должен верить? Только не Каллору. Этот мерзавец сам заслуживает слов, которыми пытался оскорбить Серебряную Лису. „Тварь“, „чудовище“, „недоразумение“… Будь у него возможность, он убил бы девчонку. Однако, как ни противен мне Каллор, в одном он прав: Серебряная Лиса только внешне кажется ребенком. На самом деле она – возродившаяся колдунья Рваная Снасть, женщина храбрая и честная. А также чародейка Ночная Стужа, служившая императору Келланведу. И в то же время она – новая правительница т’лан имассов, и вот это-то больше всего удивило и насторожило всех присутствующих на переговорах».

Скворец несколько раз моргнул, выбираясь из лавины мыслей, как из тяжелой дремы… В шатре сохранялась гнетущая тишина. Командор мельком взглянул на Серебряную Лису, все такую же бледную, с дрожащими руками, и сразу же поймал на себе взгляд Корлат. Их глаза встретились.

«А она на редкость хороша, эта женщина. Когда видишь такую красавицу, поневоле жалеешь, что зря ухлопал лучшие годы жизни. Почему она так на меня смотрит? Строит глазки? Вряд ли я интересую Корлат как мужчина. Она пытается сказать мне что-то совсем другое… – Вскоре он догадался. – Серебряная Лиса… она пока еще совсем ребенок. Кусок чистого пергамента, на котором можно написать все, что угодно. Я понимаю тебя, тисте анди».